До самой смерти и даже дальше

Как только оглушающий вой стихает, Тэхён напуганной добычей смотрит волку прямо в глаза. Он видит в них знакомые, но не может до конца поверить, что Чонгук и правда здесь, пришел с охоты и сумел найти их первее всей стаи. А через мгновения омега краснеет щеками и отворачивается от обнаженного мужчины перед собой, закрыв ладонями глаза. Чонгук обходит его — омега слышит это, — и присаживается к волчонку. — Что случилось? — Голос у альфы непривычно строгий. Должно быть злится из-за прерванной охоты. — Его мама на завтраке сказала, что волчонок потерялся. Стая ищет, а я… Я просто пошел собрать ещё ягод, чтобы заготовить на зиму побольше. Когда собирал, услышал, как стая выла, а им недалеко от меня откликнулся малыш, вот я и бросил ягоды, забрал его и… Чуть-чуть потерялся? Чонгук не отвечает, а Тэхён робеет развернуться и увидеть нечто не предназначенное для его взгляда. Решается на это только когда слышит знакомый грудной рокот — это Чонгук, обратившись в волка, лег за спину волчонка и облизывает тому шерсть. Успокаивает. Слабо улыбнувшись, Тэхён опускается на мох, вытягивая уставшие от ходьбы ноги. Чонгук прекрасно выглядит рядом с детьми, а надвигающиеся сумерки перестали уже казаться ему угрозой. До того, как волк резко вскидывает голову и оборачивается себе за спину, начиная тихо рычать. Со своим слухом омега не замечает никого, но подсаживается ближе к малышу, готовый прикрывать его собой или быстро поднять на руки, пока Чонгук — Тэхён не сомневается в этом, — будет защищать их. После вдалеке он замечает большой силуэт лошади и всадника на ней, скачущих совсем с противоположной от того, куда шел Тэхён. Через быстрые мгновения уже знакомый конь — именно он ластился к Чонгуку, — приближается до пары шагов и замирает, а с него легко спрыгивает Хосок с его мешком с лекарствами на плече. — Святые угодья, ты-то что тут делаешь, Тэхён? — Кинув мимолетную улыбку Тэхёну, Хосок присаживается около Чонгука и ласково проводит между ушей малыша. — А я ягоды собирал… Он не двигает задними лапами и скулил, когда я касался их. — Спасибо, — альфа кивает и легко соскальзывает рукой по позвоночнику волчонка до лап. На его прикосновения малыш не скулит или отвлекается на снова вылизывающего ему уши Чонгука. Пальцы Хосока легко парят над шерстью, иногда зарываются в нее, а после он отстраняется и легко хмурится. — Что-то плохое? — А Тэхён только и может вспомнить, как волчонок скулил, когда он перекладывал его на себя. Ведь из-за Тэхёна малышу было больно, а может и вовсе стало хуже, чем было. — Вы двое тут — уже не хорошее дело, — хмыкнув, Хосок поднимает на Тэхёна взгляд. — Лапа вывихнута. На нахмуренный взгляд омеги Хосок больше ничего не объясняет и выуживает из сумки одну стеклянную колбу, наполненную темной жидкостью. Без труда альфа одной рукой открывает волчонку пасть и приподнимает голову — Тэхён запоздало помогает удерживать её навесу ладонями, — и вливает прямо в глотку малышу ярко пахнущий отвар. Даже Тэхён морщится от него, а малыш поджимает уши и скулит, под усилившимся вылизыванием старающегося его отвлечь Чонгука. — Я вправлю сустав, но он не сможет ходить. Тебе нужно помочь мне взять его на руки, когда я сяду на лошадь, — Хосок на пробу касается лапы и чуть дергает ее, на что маленький скулит. Цокнув, мужчина садится рядом и просто ждет, рассеяв взгляд о шерсть волчонка, пока Тэхён неловко садится рядышком и почти что дышать боится. Чонгука такое словно не устраивает, он вскидывает морду — Тэхён клянется! — с вопросительным взглядом, который лекарь просто игнорирует. — Вы… Вы прервали охоту из-за того, что он потерялся? — Вернулись только я, Чонгук и ещё один волк, чтобы послать его рассказать остальным, что случилось. Мы услышали сигнальный вой и сорвались сюда. Чонгук выслеживал его запах и, видимо, наткнулся на твой. Охоту не прервали, но настроение уже совсем не радостное, — Хосок усмехается и треплет шерсть на боку ребенка. Он не выглядит таким злым, каким был Чонгук в воплощении человека — да и волка, честно говоря, — напротив, Хосок выглядит так, словно всё вокруг это абсолютно нормально. — Любопытно, что случилось. Но в ближайшие дни он не сможет вернуться в человека, поэтому не узнаем. — О, а почему не сможет стать человеком? — С ранами обращаться больно, потому что тело меняется. Свежая рана может открыться при перевоплощении, перелом станет сильнее. Но они заживают дольше простых ран, поэтому при переломах нужно обратиться через боль в человека. Хотя в обличии волка легче переносить боль, чем в человеческом. Тэхён кивает ему и даже слабо улыбается, когда Чонгук как-то иначе рокочет. Черный волк настолько огромен, что волчонок рядом будет едва ли больше одной его задней лапы, но его нежность, рокот для малыша выглядят так естественно и правильно. Шерсть малыша уже заметно влажная, но обоих словно это вовсе не интересует — Чонгук воркует над ним, сильнейший хищник леса, которого нежные действия красят еще сильнее, а волчонок замер с прикрытыми глазами и точно наслаждается теплом вожака. Обратив на волков внимание, омега пропускает момент, когда Хосок снова касается волчонка. — Тэхён, поймай коня, — лекарь просит мягко и кивает на отошедшего достаточно далеко коня. Тэхён сразу же подскакивает, чтобы поймать его, ведь вдруг тот решит убежать, но замирает, как вкопанный, когда слышит громкий хруст и раздавшийся следом скулеж. Резко обернувшись, Тэхён видит, как Хосок легко двигает лапой малыша в разных направлениях, а после опускает ту и ласково гладит его по боку, пока Чонгук прижал собственной головой голову малыша к мху, силой удерживая его на месте. А ещё чем-то смутно знакомым Тэхёну, но наваждение и слабый туман в голове почти мгновенно проходят. — Можем ехать в деревню, — оповещает Хосок с солнечной улыбкой и совсем не замечает грусти на лице омеги, так легко давшего себя отвлечь от важного. А когда Хосок свистит и конь сам подбегает к нему, бросив обнюхивание мха, Тэхён чувствует себя по-настоящему обманутым. — Ты бы переживал сильнее, чем ему было больно, — Хосок говорит с легкой усмешкой и поднимается с волчонком в руках с земли, пока Чонгук, словно страж, поднимается следом и не сводит взгляда с ребенка в руках лекаря. Омега уже уверено принимает ношу с рук альфы, тепло гладит малыша по шерсти и улыбается ему, когда тот с появившимся любопытством осматривается. Ему стало легче, даже несмотря на пережитую боль, это видит даже Тэхён. После того, как запрыгнул в седло, Хосок легко наклоняется и забирает волчонка к себе, словно он не весит столько, что омеге приходилось с ним в руках отклоняться, чтобы нормально его удержать. Устроив его на седле и своих бедрах, альфа оборачивается к Тэхёну. — Чонгук проводит тебя до деревни, не переживай. Мы поскачем, увидимся в моем доме, — Хосок на недолгое прощание кивает ему и отклоняется, дав лошади команду идти быстрым шагом. Проводив их взглядом, Тэхён оборачивается на стоящего позади Чонгука. Словно восприняв его взгляд, как команду, волк ворчит что-то себе под нос, а после проходит мимо омеги, задевая его густой шерстью. Тэхён снова отмечает, насколько Чонгук огромен — больше Хосока да и возможно всех альф, — достает омеге по грудь и выглядит жутко сильным. Возможно, он бы легко смог унести Тэхёна верхом на себе. Идти по лесу на двух ногах за бодро шагающим на четырех волком оказывается сложно. Тэхён чувствует навалившуюся усталость слишком ярко, отчего едва переставляет ноги, в отличии от быстрого Чонгука перед собой. Альфа временами оборачивается на него и, будь человеком наверняка хмурился бы, но в обличии волка лишь укоризненно смотрит на омегу, заставляя того каждый раз смущаться своей нерасторопности. Через долгие минуты, когда Тэхён уже поддерживает себя о некоторые сосны и чувствует болящий живот от ставшего непривычным голода, но правда старается шагать быстрее, игнорировать тянущую боль в ногах, Чонгук в очередной раз не просто оборачивается — он тихо рычит, глядя Тэхёну в глаза. От него снова начинает веять угрозой. А Тэхёну много не надо, чтобы испуганно замереть и уставиться на него. Пожалуй, во второй раз за время их знакомства он видит в этом черном вихре шерсти не Чонгука, а настоящего волка. Едва не плача от усталости, что тянет в ногах, спине и животе, давит на голову болью, Тэхён упрямо идет к волку, старается не сбавлять темпа и не обращать внимания, когда Чонгук вновь рычит на него. Деревня, показавшаяся уже в последних лучах солнца почти заставляет Тэхёна упасть на колени и по-настоящему заплакать. Этот, наверное, час наедине с злым волком Чонгука окончательно его разбил, а ведь омега вымотался ещё переживаниями за маленького волка, пока строил планы по его спасению. Но Чонгук не сбавляет шага, достигнув деревни. Он, во все ещё не ставшей привычной манере, подгоняет Тэхёна — рычит на того, заглядывая в глаза. Вернулись они не стороны дома Хосока — Тэхён в этой части деревни оказывается впервые, но не будь Чонгук таким, он бы остался тут на ближайшее время, чтобы хоть немного отдохнуть. Но омега заставляет себя, кусая губы, идти следом за альфой по протоптанным стаей тропам, от которых ногам чуточку легче. Через несколько пройденных домов Тэхён начинает замечать, что из домов выглядывают оборотни, а заметив Чонгука — начинают собираться за ними толпой и провожать. Со слабой, вымученной улыбкой Тэхён вспоминает свое знакомство со стаей. Они точно также с Чонгуком собрали оборотней вокруг себя, пока шли до центра деревни. Только тогда Чонгук поддерживал и оберегал его, а сейчас словно избегает, скрывшись за ликом рычащего волка. С каждым домом людей за спиной становится всё больше, а Тэхён уже не позволяет себе слабости на их глазах, держится через крепко сцепленные зубы от боли в ногах и голове. Наконец ему проглядывается знакомый двор — та самая площадь, докуда его и тогда довел Чонгук. Только сейчас на ней уже столпилась почти вся стая, заняв пространство вокруг и даже между рабочих домов. Тэхён замирает в небольшом свободном круге перед колодцем и упирается взглядом в ходящего туда-обратно Чонгука. Тот неистово машет хвостом, ударяясь им о собственные задние лапы и периодически топорщит шерсть на холке под собственный рык, а Тэхён отчего-то не решается двигаться. Ему снова становится сложно дышать, а сердце заходится в груди. Напряжение не прерывают даже волчата, жмущиеся к ногам родителей и, как и Тэхён, боящиеся тявкнуть или двинуться. Вся стая словно замерла в ожидании вожака, а тот успокаивается лишь когда один из мужчин выбивается из толпы и подходит к волку, набрасывая на его спину большой плащ. В опускающихся со слабым туманом сумерках Тэхён даже не замечает, как именно на месте черной шерсти появляется человеческая кожа. Он лишь следит за силуэтом сильного альфы, поднимающегося с одного колена и запахивающего на себе плащ одной рукой, скрывая наготу обращенного в другую плоть тела. Тэхён пытается выдохнуть, ведь теперь он дома, в безопасности, и спас волчонка, которого искала стая. Конечно, он чуть-чуть заблудился, но ведь не бросил чужого малыша в беде, искренне пытался помочь, и ведь вышло, раз волчонок сейчас с Хосоком. Тэхён молодец и хотел бы сказать стае, что готов на такие подвиги хоть каждый день в благодарность за принятие, но у него снова едва ли получается просто дышать. Словно его тянет невидимой ему силой к земле, а головная боль только растет. — Тебе говорили, — но голос Чонгука вместо теплой благодарности звучит наполовину рыком. Тэхён сглатывает ком в горле и переводит на того взгляд, как пораженный замирая — у Чонгука почти всю радужку заволокло черным зрачком, пугая этим юного омегу. — Что нельзя выходить в лес, Тэхён? — О, — говорить оказывается еще сложнее, чем дышать. Положив руку на шею, Тэхён против воли чувствует в глазах влагу, словно от сильного ветра — только внутри души. Его словно выжимают чем-то изнутри, прямо в разрывающейся от боли голове. — Я… Наверное. — Ты даже не можешь учуять границу территорий, так какого бога ты сунулся в лес, Тэхён? — Я… Ягоды. Нашел, — слова даются болезненным хрипом, а Тэхён с каждым новым словом едва ли не плачет от непонятной боли. А еще от огромной обиды за строгость вожака. — Даже маленьким волчатам понятно, что нельзя соваться в лес. Ты совсем не думал, когда уходил? Тэхён, ты заблудился. Как бы ты обратно шел, без знания леса, без нормального нюха и слуха? — Чонгук, нагоняя ужас в кровь, совсем теряет карий цвет в глазах и медленно движется прямо на омегу. А Тэхён сам собой пятиться назад, по-настоящему чувствуя себя добычей, которой для волка не составит труда перегрызть шею. Теперь Чонгук пугает его не только волком, но и человеком, а сказать ему об этом у Тэхёна не находится сил. — В-волчонок… — Я не знаю, куда смотрела Тэлике, приведя к нему такого слабого, как ты. Вы оба могли погибнуть, если бы медведь нашел вас. А если бы изгнанный из стаи волк? Тебя бы задрали, Тэхён. Ты умирал бы под скуление ребенка, пока от тебя отдирали бы конечности. — Н-не- — Не говорить? — Альфа совсем нехорошо усмехается, всё наступая, пока Тэхён напротив — отступает. Да и так далеко, что члены стаи за спиной уже разошлись, давая ему места. Вспомнив о них, омега гонит кровавую картинку от глаз и озирается в поисках помощи. Но каждый, мужчины и женщины, альфы и омеги, молодые и пожилые, смотрит на него, но не показывает сострадания. Не желают помочь. Оставляют один на один с разъяренным волком. А ведь верно — волком. Таким же, как они сами. Тэхён не сдерживает боли в слезах, когда понимает простое — он всё ещё чужой, чтобы его защищали, чтобы пошли против своих. Он абсолютно один здесь и едва стоит на ногах от боли, пронизывающей всё тело. Но собравшись с силами, он замахивается и ударяет ладонью Чонгука по щеке, когда тот подходит ближе. Совсем слабо, кожа даже не краснеет от удара и уж конечно вожак даже не отворачивает головы, но Тэхён противится, как может. — Я, — слова даются ужасно тяжело и каждое вызывает вспышку боли в голове, подобно молнии, но Тэхён продолжает, несмотря на текущие ручьем по лицу слезы и явную дрожь в голосе. — Случайно нашел ребенка. Не бросил. На себе тащил. Спасти пытался, а вы найти нас даже не смогли. Он хотел сказать ещё, о том, что ждал приема, что его ведь приняли в стаю и он должен быть одним из них, а не все против него, но не может. Боль перекрывает даже зрение, Тэхён теряется вокруг себя, словно в пучине воды, отдаленно чувствуя, что ударяется коленями и руками о землю. Темнота вокруг, как и оглушающая боль, проходят также неожиданно, а вместе с их отсутствием Тэхён чувствует крепкую руку, что легко поднимает его с земли. Только столкнувшись со снова карими глазами Чонгука, омега понимает — это он так его давил. Тэхён громко всхлипывает и из последних сил вырывает руку из хватки вожака, а после разворачивается и пытается убежать, но ноги не держат и он снова летит на землю. В этот раз ни Чонгук, ни кто-то другой из стаи не помогают ему подняться, но Тэхёну совсем это уже не важно. Он снова чужой среди чужих. Закусив до крови губу, чтобы отвлечься от всей остальной боли, он кое-как поднимается и едва перешагивающими ногами старается скорее скрыться от позора, скрыть себя, перепачканного в грязи и с облитыми слезами щеками. А хочется просто упасть и громко завыть от боли повсюду. Через пару домов Тэхён падает на колени, тяжело глотая воздух открытым ртом. От давления Чонгука голова до сих пор словно молниями пронзается на каждый вдох, а от обиды слезы выжигают глаза. Чонгук словно считает, что Тэхён был абсолютно счастлив заблудиться с раненым волчонком на руках. Но ведь он сам испугался, не только за себя, защищать собирался, как мог, без волчьих клыков. А для Чонгука это всё — словно бы пустой звук. Ладони неприятно саднят от удара о землю, но Тэхён не обращает никакого внимания на боль и на то, что стараясь вытереть слезы лишь размазывает кусочки мха по лицу. Он плачет навзрыд, так, как очень давно не плакал, потому что искренне больно. Омега ведь по-настоящему доверял Чонгуку и даже не смел сомневаться в том, что он теперь вожак и для него — будет всегда беречь, заботиться и переживать, как все вокруг говорят. А Чонгук оказался не лучше людей, от которых прячет стаю. Тэхён даже усмехается над эдакой шуткой богов, но замирает снова напуганным зверьком, когда слышит — даже его никчемный слух способен на это, — как члены стаи приближаются со спины, только отпущенные Чонгуком. Из последних сил Тэхён давит в себе рыдания, поднимается на дрожащие ноги и настолько быстро, насколько только может, уходит прочь. Ноги сами его несут в сторону окраины, к реке, а замерев на ее берегу, куда привела общая тропинка, Тэхён вскидывает взгляд выше по течению. Там Чонгук был с ним ласков и поделился сокровенным — никто не заходит в то место. Горько усмехнувшись от боли, что кольнула сердце при воспоминаниях нежности альфы, Тэхён глотает слезы и семенит прямо на то самое место. В голове даже мелькает мысль осквернить его. Но Тэхёну не хватит на такое сил, да и ему жаль портить лес гневом, направленным совсем на другого. Так что омега просто падает на мох и подтягивает колени к груди, упираясь взглядом в течение реки, едва различимое в опускающейся ночи. Вода успокаивает, но почему-то не останавливает собственной, что сочится из глаз. Тэхёну даже к Хосоку не хочется, ведь тот наверняка также примет сторону вожака. Чимин может и посмел бы огрызнуться в его защиту, но вряд ли бы Юнги ему позволил — и правильно. Им еще жить в этой стае, а Тэхён… Тэхён может попробовать уйти. От этой мысли сердце режет еще сильнее. Тэхён ведь верил, чувствовал, что нашел свое место, что его здесь если не любят, то хотя бы чуточку ценят. — Что я сделал в прошлой жизни, чтобы в этой было так больно? — Он хрипит и вскидывает взгляд на небо с первыми загорающимися звездами. Боги, должно быть, уже отправились спать и не слышат его вопросов. А может не могут ответить. — Простых предупреждений ты не понимаешь. — Или отвечают, но вовсе не так, как Тэхён ожидал. Тэхён резко оборачивается назад, сталкиваясь с привычными глазами Чонгука, взявшего с собой небольшую лампу. Альфа стоит совсем близко — чертов слабый человеческий слух! — и совсем не выглядит тем, кто безжалостно растоптал одно юное, распахнутое миру сердце. Хотел бы Тэхён быть волком, чтобы зарычать с угрозой, как это делал Чонгук — у Тэхёна аж губа дрожит! — но он лишь человек. А еще омега. Пожалуй, поэтому глаза предательски сильно влажнеют и снова обжигает болью внутри. Чонгук выглядит совсем так же, как в тот вечер. — Оставь меня в покое, — вместо силы, которую Тэхён хотел вложить, его голос пропитан горечью и дрожью. Он сам с себя неприятно поражается и еще горьче усмехается. Слабак, даже один на один заступиться за себя не может. Чонгук молчит и даже не двигается. Решительно вернув взгляд в темноту, где должна быть река, Тэхён трет руками лицо и снова утыкается в колени. Мысль о том, чтобы вернуться домой к Хосоку, выворачивает изнутри: придется рассказать ему обо всем, если он не услышал всё сам, а после… — Хиджун, волчонок, в порядке. Заснул сразу, как Хосок опоил его отварами, родители уже сидят с ним, — словно не услышав слов омеги, Чонгук опускается рядом с ним на мох и ставит перед их ногами фонарь. — Вдруг тебе интересно. Хосок останется здесь, чтобы приглядеть за ним, а я скоро уйду обратно на охоту. Тэхён шмыгает носом. То ли соглашаясь, что ему правда интересно, как там малыш, то ли просто шмыгая. Глаза сильно жгутся от выплаканных слез, но, как назло, их едва ли становится меньше — от слабых волн тепла, исходящих от альфы, Тэхён в который раз чувствует, насколько сильно он устал телом, голоден — пропустил ведь и обед, и ужин, — и, оказывается, замерз. — Тэхён, — вожак, словно читая мысли, сжимает его колено своей горячей ладонью. — Поведай мне причину твоей грусти. — Не понятно, да? — В этот раз голос слушается, звучит весьма грубо, как и хотелось Тэхёну, только последовавший за этим всхлип сбивает будто бы всю спесь. — Я понимаю, почему ты грубишь мне. За то, что я отчитал тебя перед стаей. Но отчего ты плачешь? — У Чонгука же, напротив, голос пронизан теплом. Альфа сжимает пальцами его колено плотнее и наверняка едва заметно улыбается, но с теплотой, с той же, с которой любуется волчатами. — Я, — Тэхён хотел бы не говорить, держать в себе, хоть что-то впервые в жизни самому сделать и решить. Но не может, слова требуют быть услышанными, пусть произнесенные вслух они режут его душу еще сильнее. — Чужой здесь. Все против меня… — Вот как. Послушай, — но Тэхён не особо слушает. Он старается свернуться калачиком, спрятаться сам даже не знает от чего. Как будто если он сожмется телом, то и боли станет меньше помещаться в него. Но проверить это он не успевает — Чонгук обвивает теплыми руками его за спину и легко перетаскивает, чуть оторвав от земли. Опешив от такой наглости, Тэхён не сразу начинает сопротивляться, но когда Чонгук опускает его на землю между своих разведенных бедер, омега сильно толкает его ладонями в грудь. Из-за слез, застилающих взор, ему не разобрать эмоций на лице альфы, но даже на миг не становится страшно. Хотя вообще-то Чонгук его предал, но сердце отказывается не доверять альфе. Тэхёну хочется уйти, а не сделать больно ему. Он даже не боится, что Чонгук сделает ему силой больно — хотя меньше получаса назад мужчина делал это своей магией. — Послушай другое, пока не сможешь понять слов, — альфе, правда, его брыкания ничего не доставляют. — Отпусти меня! Уйди! Чонгук легко ловит руки Тэхёна и прижимает их одной своей к животу. А остальные поползновения пресекает ногой, которую перекидывает через омежьи и прижимает их к земле, пока свободной рукой крепко цепляется за бок и ударяет омегу о себя. Словно связанный путами, Тэхён не может пошевелиться и мочит влагой рубаху вожака, что оказалась под его щекой. После очередного своего почти завывающего в голос всхлипа, Тэхён слышит размеренные удара сердца Чонгука. Он прислушивается, затаивает дыхание, наконец немного успокаивая истерию. — Ты чужой здесь, это верно, Тэхён, — Чонгук, не чувствуя более сопротивления, аккуратно отпускает его запястья и пальцами трет их в местах, где крепко держал, разгоняя мурашками кровь по колющим от холода пальцам. — Но не потому, что кто-то против тебя, а потому, что ты не волк. Мне следовало обратить на это больше внимания, извини меня. Я поступил так с тобой, чтобы ты навсегда запомнил, что даже брошенные вскользь слова оборотней могут стоить тебе жизни. Лес опасен, Тэхён, а ты вышел за границу стаи. Знаю, ты не специально сделал этого и действовал во благо стаи, но если бы на тебя тоже кто-то напал, ты бы принес в стаю только боль и страх потерять тебя. Не смей выходить в лес дальше ста шагов от любого из последних домов. Пусть сегодняшний день заставит тебя замереть и вспомнить об этом предупреждении, когда ты снова последуешь зову леса. Тихий шепот мужчины заставляет Тэхёна едва ли не задерживать дыхание, чтобы разобрать его слова. Омега сам не замечает, как за небольшими уловками альфы почти перестает плакать в его руках, а обида сменяется страхом, что Тэхёну и правда здесь не место, что ему следует уйти. — Никто не против тебя, Тэхён, — вкрадчивый голос заставляет вздрогнуть, и Тэхён жмурится, боясь, что Чонгук может сказать нечто, что снова окунет его в боль. — Ты полноправный член стаи. Для всех вокруг ты как волчонок — такой же несмышленый и милый. За тебя стая жизни будет готова отдать, потому что ты теперь наш. Я не дам им этого сделать, сам костьми лягу, если будет нужно. Но, Тэхён, ты нужен здесь. — Чонгук? — Голос снова дрожит, но Тэхён осмеливается поднять на вожака глаза. Он, как ни странно, понял и простил за мгновение. А еще понял, что действительно повел себя как глупый ребенок: вспылил, сбежал, обижался, пинался. За собственные действия стыд красит щеки румянцем, но Тэхён воинственно заглядывает Чонгуку в глаза. А он улыбается. Едва заметно, но для него, Тэхёна, показывает улыбку, смотрит с невообразимым теплом в глазах. В мудрых, в отличие от омежьих, красных от слез. — Что, Тэхён? — Ладонь мужчины неожиданно оказывается на щеке и растирает влагу, согревая кожу собственным теплом. — Ты злишься на меня? — Слова срываются едва слышным шепотом, но оборотень однозначно с его чутким слухом все должен был услышать. Чонгук поджимает губы и соскальзывает ладонью в волосы омеги, выбивая из того дыхание. Тэхён замирает перед ним, всё тем же волком, как добыча — но в этот раз не чувствует, что его растерзают. В этот раз ему нравится, что не вдохнуть полной грудью воздуха, что сердце бьется запертой в клетке птицей. — Нет, нисколько. Я испугался, когда почуял, что ты ушел в лес, — словно кто-то пытается отобрать омегу из его рук, Чонгук давит ему на затылок и привлекает обратно к крепкой груди, отогревая теплом. — Мне было страшно, что ты испугаешься или пострадаешь. Спасибо богине, что ты оказался в порядке. — Прости меня, — Тэхён шепчет ему прямо в рубашку и легко улыбается от приятных поглаживаний по волосам. Укутанным в объятия Чонгука ему до небес приятно и тепло. — Прости, что помешал охоте… — Ты не виноват в этом. Один Хиджун виновен. И его тоже ждет выговор перед стаей и наказание. Он знал про границы и специально пересек их. Спасибо, что ты не бросил его одного в лесу. Не представляю, как тебе было сложно нести его, но ты сделал это, — ласковые прикосновения неожиданно замирают. Тэхён хотел было поднять голову, чтобы увидеть то, что отвлекло Чонгука от столь важного — по-скромному омежьему мнению, — занятия, но не успевает, как Чонгук сам с осторожностью одной рукой отстраняет его лицо и заглядывает в глаза. — Прости, что давил на тебя. Я не хотел сделать больно. Волки не так остро чувствуют такое давление. — О, я в порядке! Только голова немного болит, — Тэхён чуть морщит один глаз, указывая с какой именно стороны ноет голова, а Чонгук легко усмехается и снова привлекает его к себе, именно там водя рукой по волосам и иногда пробираясь глубже, массируя кожу. В наступившей ночи Тэхён лишь изредка слышит шум воды и шуршание в лесу, но в руках вожака ему даже не приходит мысль бояться. Тэхён со слабой улыбкой понимает, что всё сегодняшнее довело его совсем не из-за обиды или боли, как он думал — а из-за страха лишиться новой семьи и никогда больше не почувствовать защиты от Чонгука. В вымотанном, ускользающем в сон сознании успевает мелькнуть последняя мысль, которую он на утро точно забудет, но сейчас она приятно красит губы улыбкой — уйдя, Тэхён больше всего тосковал бы по теплу этого альфы.