Пока весна не наступит вновь

      Джеймс нередко слышал голос Сириуса в своей голове и ничего против этого не имел. Но только не тогда, когда он целовал Лили Эванс.       Губы Лили были теплыми, мягкими и карамельными на вкус. Не было ничего лучше, чем обнимать её, целовать, чувствовать тепло её тела, ощущать изгибы её фигуры, когда он прижимал её к груди, неся на маленькую кровать.       Он хотел её, не только её тело, всю её. Хотел занять нишу в её сердце, ту же, какую она занимала в его. Он хотел до скончания веков делить с ней поцелуи, смех, радость, всю жизнь. Ему казалось, он любил её целую вечность, задолго до того, как узнал, что такое любовь. Их новая встреча, спустя столько лет казалась знаком того, что его жизнь может пойти лишь по этому пути.       Джеймс был безумно благодарен за эти странные совпадения, которые привели их друг к другу.       Его тело горело, когда он уложил её на постель. Выражение лица Лили лишь усилило желание. Её зеленые глаза сияли темным огнем, а губы припухли от его поцелуев. Это был лишь один из тысячи моментов, которые Джеймс хотел с ней разделить. Он нежно погладил её лицо, потом провел по подбородку, шее, отчаянно желая ощутить её всю. Тогда-то он и услышал в голове голос лучшего друга.       «Ради бога. Ты хоть пальцем её тронешь прежде чем жениться?».       Голос заставил его остановиться. Он вспомнил, как Сириус говорил нечто в этом духе несколько месяцев, когда они обсуждали чувства Ремуса к Нимфадоре Тонкс. Сириус ехидничал, что Ремус никогда ничего не предпримет, пока Сириус не выступит сводней. Тема разговора отличалась от ситуации, в которой очутился Джеймс, но слова застряли в памяти.       Это было бы… неуместно.       Это было бы… не по-рыцарски.       А Лили… она заслуживала большего. Он знал, что никогда не сможет дать ей всего, чего она достойна – комфорт, безопасность и, конечно же, титул. Её руку обещали какому-то дворянину, человеку, который наверняка намного лучше него. Это чудо, но все же Лили хотела быть именно с ним.       «Может, она сможет остаться», − вновь прозвучал в голове голос Сириуса, разумное предположение.       Он был прав. Джеймс никогда бы не признал этого вслух, но Сириус был прав. Джеймс мог сделать только одно, потому он впервые за много лет строил планы, серьезные планы на будущее. Это будет нелегко, но он был уверен, что, если они будут вместе, он и Лили, они смогут справиться с чем угодно. − Лили, − прошептал он, дав волю чувствам. Он не хотел скрывать их от неё. – Ты выйдешь за меня замуж?       Она моргнула, теперь по-настоящему разнервничавшись, впервые с тех пор, как он пришел. − Я… я не понимаю, о чем ты, Джеймс. − Выходи за меня замуж, − снова попросил он, усаживаясь на кровать и протягивая ей руку, чтобы она тоже могла сесть.       Её глаза расширились, он видел сотни мыслей, пронесшихся в её голове. Он хотел, чтобы решение она сейчас приняла только одно.       Он коснулся её шеи, пальцами мягко перебирая её волосы. Лили потянулась к его ладони. − Я не могу, − прошептала она, но он прочел страх в её глазах. Она не хотела ему об этом рассказывать. – Я уже… − Ремус рассказал, что Реддл обещал твою руку лорду, − он чуть поколебался. Ремус сказал ему, что Лили не хочет этого брака, но что если он неверно все понял… Джеймс ничего не мог ей предложить, кроме своей любви. – Я пойму, если ты предпочтешь выйти замуж за… − Нет, − отрезала она, и на этот раз в её голосе не было колебаний. – Я никогда не хотела выходить замуж ни за кого другого.       «Ни за кого». В сердце загорелась надежда, он держал её руку в своей, умоляюще глядя на неё, убеждая поверить в него. − Я знаю, у меня ничего нет, Лили. Я понимаю, что живу неподходящей жизнью… И отдаю себе отчет в том, что недостоин тебя. Я хотел бы встать на колено, сделать тебе предложение, надеть на палец самое красивое кольцо и посулить богатую жизнь, которой ты заслуживаешь. Но у меня нет ничего. Единственное, что я могу обещать, – это любить тебя всю свою жизнь.       Её дыхание прервалось, а глаза горели, как самое яркое созвездие на небе. Лили с обожанием смотрела на него, её губы дрожали, когда она вновь потянулась к нему. Когда она поцеловала его, он почувствовал вкус её слез. Её поцелуй был требовательным, отчаянным, он ответил ей, всем сердцем надеясь, что это её «да». Но, когда она оторвалась от него, то отодвинулась, встала и накинула халат поверх нижнего белья, избегая его взгляда. − Мы не можем пожениться, Джеймс, − решительно сказала она, вытирая слезы. – Я вернусь в Гриффиндор и выйду замуж за того, на кого укажет Реддл. − Но… ты же сказала, что не хочешь. − Я и не хочу. Это последнее, чего я хочу, особенно сейчас. Но это не имеет значения. Я выполню свой долг. − Долг? Выйти за нелюбимого человека? − Это… это к лучшему, − произнесла она с ноткой сомнения в голосе, но это было все, что было нужно Джеймсу сейчас.       Он встал перед ней, взял её за подбородок, чтобы Лили могла его рассмотреть. Её глаза покраснели. − Это сделает тебя счастливой? − Нет, но это неважно, − она глубоко вздохнула. – Они были правы. Брак со слизеринцем поможет мне освободиться из-под ига Реддла, и тогда я смогу начать рушить его планы. − Мы можем сбежать, − в отчаянии предложил он. – Мы отправимся далеко, за море. Будем жить жизнью, полной приключений, только ты и я. Мы можем покинуть Хогвартс, и Реддл никогда до тебя не доберется. − Не доберется до меня? Джеймс, а как же Гриффиндор? − Ты оттуда уже ушла! − Чтобы защитить! Я не брошу Гриффиндор!       На краткий миг он увидел в её глазах обвинение, и у него перехватило дыхание. Он отступил, защищаясь. − Ты хотела сказать – как это сделал я?       Лили тяжело вздохнула. − Я этого не говорила, Джеймс. Я… я больше не хочу с тобой ссориться, не из-за этого. − А чего же ты хочешь?       Она опустила глаза. − Я уезжаю завтра, − прошептала она. − Я думал, ты хочешь остаться, − «со мной», − додумал он. «Я думал, ты так выбираешь меня. Я думал, наш поцелуй что-то значит». – Значит, ты просто хотела поразвлечься напоследок?       Лили вздрогнула, вид у неё сделался уязвленный. − Я просто последовала твоему совету. Шалость удалась, так ведь? Жить сегодняшним днем, не думая о завтра. − Я мог бы быть твоим завтра. − В другой жизни, Джеймс, − прошептала она, беря его за руку. Их пальцы переплелись с легкостью, от которой у него перехватило дыхание.       Его разрывало на части от понимания того, как легко и хорошо им может быть вместе. − Жизни, в которой я все еще принц? Или даже король?       Она молчала, но ему был не нужен ответ. Джеймс знал, что прав, и знал, что дело не в титуле. Дело в выборе, который он сделал и который так далеко увел его от неё.       Свободной рукой Лили взяла кольцо на своем ожерелье. − Мальчик, который подарил мне это кольцо, верил, что поступает правильно. Он никогда ни от чего не убегал, − она пристально смотрела на него. – Именно с этим мальчиком – не с принцем, которым он был, – я пообещала разделить жизнь. Я видела его внутри тебя, Джеймс. − Этот мальчик… он умер в день смерти своего отца, но я все еще здесь, Лили. Пожалуйста. Останься со мной.       Он увидел отрицание в её глазах, которые никогда не забывал и которые тщетно искал везде. На миг ему показалось, что она вновь попросит его вернуться, стать королем Джеймсом. − Я не убегу от своего долга, − прошептала она, и Джеймс вспомнил, что Лили всегда была более ответственной, нежели он.       А поскольку с одиннадцати лет он только и делал, что убегал, он отпустил её руку и схватил свой плащ. − Прощай, Лили, − прошептал он, их глаза встретились в последний раз. Это было прощание, которое не состоялось семь лет назад, и теперь он гадал, может, так было лучше? Сегодня расставаться с ней было гораздо тяжелее.       Но другого выбора не было. Она станет лишь еще одним призраком, который Джеймс никогда не сможет по-настоящему забыть.       Он развернулся и молча вышел. ***       В Хогсмиде было чересчур людно.       Очутившись на улице, Джеймс замер. У него кружилась голова, а в груди было тяжело. В деревне повсюду горели огни, кругом гуляли люди, разъезжали экипажи, слишком громко звучали пьяные разговоры и играла музыка из трактира.       Ему нужно было уйти.       Не только из «Трех метел» или из Хогсмида. Ему нужно было уехать из Хогвартса. Он отделился от толпы и направился в сторону окраины, отчаянно вороша планы и надежды. Ему нужно было разыскать Ремуса и Сириуса, вернуться в Хижину и собрать вещи. С первыми лучами солнца они отправятся на юг, в порт королевства Хаффлпафф. Уже почти весна, если им повезет, они найдут продовольственный корабль, который скоро отплывет.       Неважно куда, это будет новая земля, новый шанс на приключения и безопасный способ для него не возвращаться, способ… оставить Лили.       Составление этих планов не помогало справиться с тяжестью в груди.       Он шел быстро, почти бежал, расталкивая людей со своего пути. Он порадовался, очутившись на пустынной улице, когда почувствовал, как кто-то схватил его за руку.       Он стремительно обернулся, уже сжимая рукоять кинжала, но остановился, узнав Сириуса. − Полегче, Сохатый, − его дразнящая ухмылка исчезла, когда он взглянул на лицо Джеймса и опустил взгляд. – Почему ты голый?       Джеймс обернул плащ вокруг торса. − Я не голый. − Ну, меня-то ты не одурачишь. Где твоя рубашка? − Неважно. Где Ремус? − Понятия не имею, я только что вернулся в город, − Сириус остановился, вид у него был неуверенный и нерешительный, что для Джеймса было в новинку. – Я виделся с братом.       На миг это прояснило сознание Джеймса. − С братом? − Да, знаешь, − на лице Сириуса появилась мягкая улыбка. – Он, оказывается, не придурок. − Ага… − Джеймс не знал, как реагировать. На его памяти Сириус лишь несколько раз упоминал своего брата. Семья не была любимой темой Сириуса, прямо как прошлое не было любимой темой Джеймса. – Это что-то меняет? − Нет, но все равно приятно. Он производил впечатление человека, способного поладить с твоей подружкой. − Она не… − Джеймс осекся, боль усилилась. – Что ж, скоро они станут соседями, так что хорошо, что они поладили. − Соседями? − Неважно. Надо найти Ремуса и собрать наши вещи. − Зачем? − Завтра утром мы уезжаем.       Сириус вздохнул, на его лице появилось странное покорное выражение. − Я знаю. − Знаешь? − Пришло время, да? – он по-собачьи наклонил голову, внимательно глядя на Джеймса. – Ты уверен? − Больше, чем когда-либо.       Сириус улыбнулся. − Хорошо. А то я думал, что ты не захочешь. − Ты ошибался. Если мы уедем завтра на рассвете, то успеем до наступления темноты добраться до Холма Хельги хотя бы. − Холма Хельги? – переспросил Сириус, явно сбитый с толку. – Что мы будем делать в Хаффлпаффе? − Сядем на корабль… погоди, а куда, по-твоему, мы направляемся? − В Гриффиндор, − от одного упоминания у Джеймса по спине побежали мурашки. На миг он закрыл глаза, отчаянно желая оказаться там, где это название не будут произносить и он освободится от его хватки.       Там, где он мог бы свободно быть Джеймсом, а не тенью того, быть кем ему прочила судьба. − Нет! Зачем нам туда? Что ты собрался там делать? К тебе это не имеет никакого отношения.       Сириус скрестил руки на груди, на его лице появилось упрямое выражение. Джеймс пожалел, что в его жизни так много упрямцев. − Не имеет, − согласился Сириус. – Но когда нас волновала причастность к чему-то? Когда мы вломились к Смиту в кладовку, чтобы раздать еду выздоравливающим от чумы, это не имело к нам никакого отношения. У нас было достаточно еды. Когда мы совершили ограбление Гринготтса, это было сделано для того, чтобы помочь слизеринским семьям, потерявшим дома во время пожара. Сколько раз мы помогали семьям, сиротам, просто людям, нуждавшимся в помощи? − Мы лишь хотели набедокурить, − ответил Джеймс, впрочем, в голосе его не слышалось веры. – Мы веселились, когда Смитам пришлось отменить семейный ужин или когда тот лорд хотел выжить торговцев, а обнаружил их дома отстроенными заново. − Мы помогаем людям и ненавидим притеснителей, − напомнил Сириус. – Я вижу, что в Гриффиндоре люди отчаянно нуждаются в помощи, а притеснитель у власти. − Сириус, мы говорили об этом, это не… мы не можем… я не могу туда вернуться. На лице Сириуса не было удивления. − Я знаю. Я бы никогда тебя об этом не попросил.       Джеймс замер, когда до него дошел истинный смысл слов Сириуса. Сириус был его спутником уже почти семь лет, единственной уверенностью в завтрашнем дне, он был его братом. − Ты отправишься без меня?       Сириус безрадостно кивнул. − Если понадобится. Полагаю, твоя подружка уезжает завтра, я поеду с ней. − Она не собирается бороться, − выплюнул Джеймс. – Она едет, чтобы подчиниться решению короля и выйти замуж за какого-то слизеринского лорда. − Лили выходит замуж за другого? – Сириус в замешательстве приподнял брови. – А, теперь понятно, чего ты так расстроен. − От твоего отъезда мне не легче. − Я знаю, но позже я вернусь. Один, − Сириус серьезно смотрел на него, − если тебя это не устраивает, езжай с нами и сорви церемонию. Когда священник спросит, может ли кто-нибудь возразить против брака. − Очень драматично, Сириус, − заметил Джеймс, а его друг лишь беззастенчиво пожал плечами. Сириус любил такие штуки. – Но я не явлюсь принцем на белом коне, чтобы увезти её прочь. − Тебе и не надо. Я не говорю о возвращении тебе трона, лишь о помощи Гриффиндору. Никому не нужно знать, кто ты. − Я не могу вернуться, Сириус. Я слово дал. − Когда тебе было одиннадцать, и ты толком не понимал, что к чему! – воскликнул Сириус. – Тебя правда не волнует, что сейчас творит твой дядя? Потому что я уверен: если бы речь шла о другой стране, ты бы не был таким равнодушным.       Этого Джеймс отрицать не мог. − Я не поеду, − решительно сказал он. – Удачи тебе там.       Сириус покачал головой, а затем впервые на памяти Джеймса посмотрел на него взглядом, напомнившим ему взгляд отца. Давным-давно, когда король примчался, чтобы спасти Джеймса и Лили от опасности, в которую его сын их вовлек.       «Ты разочаровал меня, Джеймс».       Сириус никогда ни за что его не осуждал. До сих пор. − Тебе не надоело убегать, Джеймс? – тихо спросил он. − Нет, − просто ответил тот.       Так же, как было с Лили, он развернулся и ушел. ***       Джеймс бесцельно вошел в лес. Он хотел лишь одного – оставить Хогсмид и друзей. Была темная ночь, над головой сияли лишь звезды, но Джеймс не мог на них смотреть, не хотел искать путь. Он хотел только…       Он сам не знал, чего хотел.       В этом и дело. Он думал, что уедет, но не мог представить, как садится на корабль без Сириуса. И знал, что Ремус тоже не сможет. Они слишком долго были вместе, слишком многое пережили, им удалось построить дружбу, которую не так легко разрушить. Это значило, что Джеймсу лучше остаться здесь, ожидая возвращения Сириуса.       А он был не из тех, кто может остаться и ждать. Но и отправиться с ними он тоже не мог. Он не мог перестать гадать: собираются ли они свергнуть короля, которого когда-то Джеймс посчитал идеальным для страны…       Пока не ошибся.       Если ситуация и в самом деле была столь ужасна, как говорила Лили, если Реддлу плевать на Гриффиндор… Но ведь это именно Джеймс освободил ему путь, Джеймс отказался от трона, позабыл о долге…       «Будь королем, дядя», − сказал Джеймс, и ему никогда не хотелось забрать свои слова обратно.       Ему никогда не хотелось быть королем. Ведь он ничего не сделал, чтобы заслужить трон. Джеймс отдавал себе отчет в том, что он не понимает, как нужно править. Когда-то отец сказал ему, что научит его, поможет, но он умер, не успев подготовить Джеймса, умер слишком рано, и все потому, что…       «Сперва мать, теперь отец», − сказал Реддл, и чувство вины, такое знакомое, ужасное, давящее, − затопило Джеймса. Ему хотелось лечь на землю, поджав ноги, отрешившись от всего. Но это чувство ничто не могло по-настоящему облегчить… Он мотнул головой, отгоняя прочь мысли. Почему он тревожится? Это неважно. Реддл мог быть плохим королем, но другого у них не было, он был единственным наследником трона. Джеймса это не касается, он отрешился от этого…       На земле хрустнула ветка.       Джеймс поднял голову. Впереди кто-то стоял, но было слишком темно, чтобы разглядеть. Однако тут животное пошевелилось, и при свете звезд он увидел рога. Олень.       Он побежал за ним, отчаянно желая, чтобы олень принес ему ответ и помог найти выход, как это произошло в тот день, когда он убежал. Однако Джеймс не мог найти оленя, он слышал лишь хруст ломающихся ветвей, такой близкий и такой далекий…       Впереди была поляна. Уверенный, что теперь он доберется до животного, Джеймс побежал быстрее, но очутился на окраине леса, а свет, который он видел впереди, исходил из караванных палаток. Он очутился там, где накануне караваны устроили импровизированную ярмарку.       Теперь поляна изменилась, караваны готовились отправиться в путь. Джеймс нахмурился, размышляя. Если он не ошибся в расчетах, через пять дней состоится Весенний фестиваль. За это время караваны как раз успеют добраться до гриффиндорской деревни.       Он взглянул на фургоны, на опустевшую площадку, где вчера ночью он танцевал с Лили. Как будто это было в прошлой жизни. Он до сих пор слышал песню, которую играли музыканты, чувствовал Лили в своих объятиях, вспоминал, как мечтал её поцеловать.       И все же реальность оказалась другой: он оказался не готов к сладкому вкусу лесных ягод, к прикосновению её теплых рук к его лицу, рукам, груди. И, прежде всего, он оказался не готов к тому, что её поцелуи помогут понять, как сильно она ему нужна. Джеймс и прежде сталкивался с опасностями, избегал смерти, попадал в приключения, взбирался на самые высокие башни и видел лучшие виды. И все же ничто не заставляло его чувствовать себя таким живым, как она рядом.       Его сердце принадлежало ей навсегда.       Как он мог её отпустить? Как он мог продолжать жить, зная, что любовь всей его жизни выходит замуж за другого? Почему не смог поступить правильно? Джеймс знал ответ, и это было больнее всего. Лили заслуживала принца, короля, а не уличного бродягу вроде него, слишком трусливого даже чтобы просто вернуться.       Он закрыл глаза. Мягкий ночной ветерок, мелодия любовной баллады… можно притвориться, что они все еще танцуют, навсегда запертые в том моменте, который не закончится разочарованием. Но Лили оказалась просто еще одним человеком, которого он подвел… − Откройте глаза, а не то упадете, ваше величество.       Джеймс открыл глаза – хоть он и не видел обладательницу этого голоса последние семь лет, он легко узнал её сквозь призму воспоминаний, несмотря на желание забыть.       Ну конечно перед ним стояла та старая гадалка, которую он однажды видел на Весеннем фестивале в королевстве Гриффиндор. На ней был тот же пурпурный капюшон, а лицо было испещрено морщинами. Голубые глаза были такими же огромными, какими он их помнил, а позади стояла знакомая палатка.       На миг Джеймсу показалось, что ему вновь одиннадцать. Он почти понадеялся увидеть позади Лили и Питера, вновь попасть в тот день, когда трое беззаботных детей пришли на фестиваль. − Вы, − сбитый с толку, прошептал он. – Мадам Кассандра Трелони.       Она почтительно поклонилась. − Ваше величество.       Он вздрогнул. − Нет, не «ваше величество».       Никто никогда так к нему не обращался. Это был титул короля, а Джеймс не король.       Мадам Трелони лишь моргнула в ответ, её ресницы невинно трепетали, пока она тасовала карты. − Разве не умер старый добрый король Флимонт?       Он вновь вздрогнул. − Да. − И разве его сын не был прямым наследником трона? − Да. − Значит, вы король, ваше величество. − Я не король. Почему все указывают мне, кем я должен быть? − Не должны. Вы им уже стали. − Я Джеймс! Без имени. Без титула. Без прав. − Боюсь, кое-чего вы изменить не в силах, − сказала мадам Трелони, глядя на свою колоду. В раскладе лежал перевернутый король. – Принц уйдет, но его сменит король. − У них есть король, Реддл. − Я сказала «король», а не змей, − перебила она, стремительно тасуя карты, и вытянула карту с изображением змеи. – В вас есть король, и ваш отец это знает.       Он неуверенно моргнул. − Вы знали моего отца? − Знала. Знаю. Не видя кого-то, вы перестаете его знать? Вы же узнали свою девушку даже спустя столько лет? − Девушку? Лили… Я… Я знаю, кто она… − Видите? Вот и я по-прежнему знаю вашего отца. Он заглянул ко мне в палатку семь лет назад. Мы говорили о вашей силе. Он сказал, что вы заставите его гордиться собой.       Джеймс провел рукой по волосам, еще раз пожалев, что не может просто убежать. − Он ошибался. Я не оправдал его ожиданий, я все время боюсь… − Каждый король должен бояться, иначе он плохой король.       Джеймс неуверенно моргнул. − Он так мне и сказал, − прошептал он. – Откуда вы знаете?       Она улыбнулась, указав на плакат у своей палатки. − Ваше величество, мне по роду деятельности положено знать прошлое, настоящее и будущее. Я всё вижу. Я предвидела ваше будущее много лет назад. Кое-что я тогда рассказала вашей девушке. − Лили предупредила меня о змеях, − вздохнул Джеймс. – Надо было к ней прислушаться, но в тот день много чего надо было сделать по-другому, − он на миг прикрыл глаза, у него разболелась голова, чувство вины продолжало давить. Старый спор, возвращавшийся в кошмарах. – Не надо было мне проситься в Запретный Лес, надо было лучше контролировать своего коня, надо было следить за ним. − Не надо было. Надо было. Надо. Что бы тогда произошло, уже не важно. Единственное, что имеет значение, – это настоящее. − И я живу в настоящем, где мой отец мертв, и… − он понизил голос, его затопили стыд и сожаление, − это моя вина. − Он все еще жив, − заверила она, её голос был мягок, как ветер. Он вдруг вздрогнул, его сердце забилось быстрее, хотя он знал, что она говорит неправду. Джеймс видел кровь и звал отца, это была молитва, которая так никогда и не была услышана. – Однажды вы пообещали ему, что всегда будете вместе. − Д-да. Но он сказал, что это невозможно, что… что однажды он уйдет далеко и будет за мной присматривать, но его нет. Я знаю, что нет. Он не может…       Его голос затих из-за вспыхнувшего в сердце сомнения. Он не мог представить, каково это – встретиться лицом к лицу с отцом, взглянуть в глаза и увидеть обвинение, которого он боялся всю жизнь. Отец возненавидел бы его – «сначала мать, теперь он»…       Даже если каким-то чудом отец его не возненавидит, наверняка он, как и остальные, будет разочарован выбором, который сделал Джеймс. Он потерял Лили, Сириус и Ремус покинут его, и Джеймс останется один потому, что не может взглянуть в лицо своему прошлому… − Он жив, − прервала его размышления мадам Трелони. Она отодвинула полог палатки и вошла. – Я могу его вам показать, если хотите.       «Если хотите?» − Джеймс много раз видел отца во сне, зная, что он… там. Иногда ему даже снился камень, запятнанный его кровью. Но он никогда не мог встретиться с ним лицом к лицу. Он знал почему: он не достоин… − До самого конца, Джеймс, − донесся из глубины палатки голос мадам Трелони.       Он взглянул на звезды – они тихо светили, не давая никаких ответов, – и вошел в её палатку.       Внутри было странно пусто. Джеймс ожидал увидеть стол с хрустальным шаром, расстеленную ткань для гадания на картах, дым и прочую мистику. Вместо этого он очутился в большой палатке, освещенной свечами, которые будто парили в воздухе, и увидел огромное, великолепное зеркало в золотой раме. На раме была надпись, которую он не мог прочесть в тусклом свете. Он никогда не видел зеркало такой красоты. − Встаньте напротив, − Джеймс вздрогнул, услышав голос мадам Трелони. Он не заметил, как она обошла палатку и задула почти все свечи. Единственная горящая свеча осталась прямо над зеркалом.       Джеймс направился к зеркалу, чувствуя себя будто во сне. Он видел свое отражение, а кругом была темнота. − Я вижу лишь себя. − Зеркало показывает гораздо больше, − заверила она.       Джеймс услышал какой-то звук и понял, что остался один в палатке.       Это было не ново. Он уже чувствовал себя одиноким, когда вошел. Лили оставила его, Сириус к ней присоединился, он не знал, где Ремус, много лет не видел Питера, а его отец… отца он больше не увидит никогда…       Джеймс смотрел на свое отражение. Его лицо мерцало в золотистом свете свечи, но он знал: если бы мог разглядеть свои глаза, то увидел бы такой же цвет, как у отца.       «У тебя мои глаза, − однажды сказал отец, когда Джеймс застал его перед портретом королевы Юфимии. − И волосы… Поверь, Джеймс, когда-то они были черными. Но остальное – нос, черты лица, характер, наконец – тебе досталось от матери».       Джеймс никогда не видел этого сходства. Теперь, став старше, он стал кое-что замечать. Возможно, отец был прав, а может, став взрослым, Джеймс надеялся найти признаки связи с матерью, которую никогда не знал. «Ты так мне её напоминаешь», − однажды сказал ему отец.       Повзрослев и отчасти избавившись от этого детского чувства, Джеймс обнаружил, что отчаянно хочет стать таким же, как отец. Благородным, достойным, впечатляющим, воином, достойным баллад.       Похож ли он хоть немного на своего отца? Все эти годы он об этом никогда не думал, разумом блокируя воспоминания о нем, чтобы избежать боли, которую они приносили. Но теперь, глядя на собственное отражение в тускло освещенной палатке, он видел некоторое сходство. У них обоих были вытянутые лица, одинаковые растрепанные волосы, а глаза… Джеймс не думал, что он такой же мудрый, как отец, однако в отражении он видел ту же тяжесть, ту же боль, которую всегда замечал в глазах отца, когда тот думал о королеве.       Боль, вызванная утратой дорогого человека.       А потом отражение в зеркале моргнуло, и Джеймс себя больше не видел. Он видел своего отца. Король Флимонт смотрел на него с тем же выражением, какое Джеймс видел на его лице много лет назад, когда они стояли в каменном круге под светом тысячи звезд. − Джеймс, − расстроенно окликнул его отец. – Почему?       Глаза Джеймса наполнились слезами. Ему хотелось сбежать, но он не мог пошевелиться. − Мне так жаль, папа, − прошептал он. – Я не хотел, я оступился на миг, а потом… Я должен был вернуться, я должен был спасти тебя… − Джеймс, − прервал его отец. – Почему ты забыл меня?       Джеймс моргнул. − Я… никогда… я бы никогда… − Ты забыл Гриффиндор. Ты забыл, кто ты, и значит, ты забыл меня. − Я… я думал, это будет легко, что я не заслуживаю… − Сынок, неважно, чего ты заслуживаешь, − отец вздохнул, в его глазах была вся вечность звезд. – Важно поступать правильно, занять свое место и взять на себя ответственность за это. − Папа, я никогда не умел брать на себя ответственность, − прошептал Джеймс. – Я знаю лишь, как от нее убегать. − Ты же знаешь, что это неправда. Сердце у тебя всегда было на месте, − отец по-доброму улыбнулся. – Поверь в себя. В тебе есть король. − Как это возможно? – в отчаянии спросил Джеймс. – Ты так и не научил меня, как быть королем. − Я научил тебя всему. Научил смотреть в лицо своим ошибкам и учиться на них. Научил тебя быть храбрым. − Я могу быть храбрым, лишь когда боюсь, − прошептал Джеймс, вспомнив, что говорил отец. − Будь храбрым, Джеймс. Будь настоящим гриффиндорцем. Помни, кто ты.       Его отец улыбнулся улыбкой, в которой читались гордость и печаль, и протянул руку. Джеймс коснулся зеркала, как никогда желая, чтобы отец был там, живой, как никогда веря в то, что все возможно. − Помни, − повторил отец, и Джеймс вздрогнул, увидев, как в зеркале появляется его собственное отражение. − Нет! – разрыдался он, когда лицо отца начало растворяться. – Не покидай меня снова, только не это… − Мы всегда будем вместе, − услышал он ответ, хотя в зеркале уже почти ничего не было видно. – До самого конца. ***       Лицо Джеймса было залито слезами, когда он вышел из палатки гадалки. Стояла поздняя ночь, другие палатки были закрыты, поляну окутывала тишина. Он взглянул на небо. Тихо светили звезды, луна была едва видна.       Мирная картина. Он мог бы остаться здесь и вечно на неё смотреть, но он никогда не был создан для мира.       Он был человеком действия, а между тем слишком долго пребывал в состоянии летаргии. − Вы нашли ответы, которые искали? – раздался тихий голос. Обернувшись, Джеймс увидел мадам Трелони. − Думаю, все это время я их знал. − И теперь вы знаете, что делаете?       Джеймс ухмыльнулся. − О, понятия не имею. Планировать заранее у меня никогда не получалось, но, к счастью, мои друзья умнее меня.       Она улыбнулась, и он заметил, что у неё не хватает нескольких зубов. − Я могу показать, что вас ждет, если хотите. − Спасибо, но однажды один мудрый король сказал мне, что лучше не знать, − он вновь взглянул на небо, безмолвно прощаясь. – И я надеюсь на свои силы. − Что ж, тогда я желаю вам удачи, ваше величество, − она слегка поклонилась ему. Она была на пути в свою палатку, и тут Джеймс вспомнил о вопросе, который хотел ей задать. − Зеркало… что оно показало? Это было… по-настоящему?       Мадам Трелони повернулась и подмигнула. − Зеркало показывает лишь желания вашего сердца, − ответила она и оставила Джеймса одного.       Он улыбнулся про себя, покачал головой и обернулся на восток. Пришло время возвращаться домой.