Ocean Drive

«Я бы пришел за тобой. А если бы не смог идти, то приполз бы, и какими бы сломанными мы ни были, мы бы пробили себе путь на свободу вместе - с острыми кинжалами и раскалёнными пистолетами. Потому что так мы и поступаем. Мы никогда не перестаем бороться»

Ли Бардуго©

Достоевский по привычке проснулся рано утром, когда солнце только начинало подниматься. Яркие лучи пробирались в окна, освещая пол и всю квартиру. Федор не торопился вставать сразу, а позволил себе еще несколько минут поваляться, раскинувшись звездочкой на кровати. Нужно было восстановить планы в голове, продуманные ещё вчера, и привести их в действие. Но кроме этих мыслей, появились и другие, которые тоже желали внимания. Достоевский сел на мягкую койку, скрестив ноги по-турецки. Он прошел взглядом по своей небольшой студии. Стояла тишина. Если раньше Федор не особо задумывался о красоте, эстетике и всех прочих мелочах в квартире, то сейчас неосознанно описал приятную атмосферу «красотой». Достоевский почувствовал некий уют и попытался понять, с чем он был связан. Единственным звуком, нарушающим эту тишину, было сопение Сигмы, едва слышное спокойное дыхание. Федор не понимал, как докатился до того, что делил квартиру с незнакомым ему человеком, да еще и не раздражался. Ощущение, что в Сигме есть что-то особенно, никак не хотело проходить. Да и понаблюдав за действиями парня своим проницательным взглядом, Достоевский начал замечать немного необычное мышление. Казалось, что внутри Сигмы есть что-то необыкновенное, яркое, может неоднозначное и противоречивое, но светлое, прекрасное и заманчивое... Какой-то совершенно другой мир, где нет ни плохих, ни хороших, есть просто люди, ну или какие-нибудь существа, которые не думают о понятиях, существующих в реальном мире... Федор не мог дать точное описание, того, что он считал необычным. Но надеялся, верил и чувствовал, что оно есть. Он встал с кровати, не посмотрев на часы, зная, что было 8 утра, и направился в ванную комнату, мельком взглянув на Сигму и убедившись, что парень спит. Достоевский посмотрел на свое отражение лица в зеркале, подмечая, что его вид стал чуть лучше. Само лицо будто говорило, что умирать еще рано, и Федя совсем не похож на живого трупа. Даже умываясь и чистя зубы, Федор не переставал думать и гадать. Часть его жизни проходила в голове, в идеях и целях, которые он был готов достичь любой ценой, в мыслях, которые изредка залетали и которые приходилось рассматривать со всех сторон. Может даже были мечты... Детские и несбыточные... Вытерев лицо полотенцем, Достоевский вновь взглянул на себя. Ну, может все действительно не так плохо. Брюнет вышел из ванной и пошел на кухню. Оставив чайник кипятиться, он отправился заправлять постель. Возможно, если бы Федор рос в обществе тех самых мальчишек, бегающих по улице с палками, то вовсе с кровати не вставал. Но Достоевский с детства был перфекционистом и любил порядок. Но не тот порядок, который был принят где-то там, а свой. Федор все делал по своим правилам. И вряд ли кто-то смог бы убедить его поступать иначе. Закончив с постелью и оценивающе на нее посмотрев, Достоевский вернулся к кухне. Чайник вскипел, и Федор налил воду в кружку. Положив пакетик черного чая с бергамотом, он вдохнул приятный аромат напитка, прикрыв глаза в наслаждение, и чуть улыбнулся, подмечая, что сегодняшнее утро не такое ужасное. Допив чай, брюнет подошел к шкафу в другом конце квартиры и начал доставать одежду, после закрыл белую дверцу и повернулся. Несколько секунд Достоевский смотрел на сонного парня, лежащего на диване. Сигма спал на левом боку, почти до плеч укутавшись одеялом. «А ведь у него не было раньше возможности спать также спокойно, наверняка приходилось постоянно быть начеку и следить, чтобы не напали. Но раз сейчас он такой расслабленный, может ли это значить, что он мне хоть немного доверяет?», — предположил Федор с маленькой надеждой. Брюнет вернулся к кровати и бросил одежду на покрывало. Переодевшись, он аккуратно сложил вещи и направился к входной двери. Он попытался бесшумно выйти, чтобы не разбудить Сигму, что у него, собственно, хорошо получилось. Достоевский спустился на первый этаж, коротко кивнул консьержу и вышел. Ясная погода немного радовала, заставляя забыть, что это последние теплые деньки в мегаполисе. На улицах не было людно, ведь все отсыпались в своих комнатах после веселой ночи, проведенной в переулках, барах, игральных домах и прочих местах. Тем не менее несколько магазинчиков были открыты, в один из которых Федор отправился за продуктами. Дома еды почти не было, а питаться как-то надо было, особенно тощему Сигме. Достоевский не мог допустить, чтобы парень страдал недостатком веса и дальше. Супермаркет находился недалеко от дома, и хоть в нем не было большого выбора, как в Центре, найти все необходимое было вполне реально. Федор прошел вдоль улицы, после чего завернул в переулок, где сразу же был вход в магазин. Внутри находились от силу человек пять, и Достоевский с радостью ограничивался пересечениями с людьми. Предпочтения Сигмы в еде узнать так и не удалось. Не исключен вариант, что парень вовсе был всеядным, живя не совсем в благоприятных условиях. Федор долго думать не стал. Взял батон, кусочек бекона и сыр. Также несколько коробок риса и крама*. Достоевский вышел из магазина с небольшим бумажным пакетиком и оглянулся, чтобы прочитать объявление на стене. Ничего интересного, всего-то очередная реклама об акциях. Брюнет хотел уйти, не дочитав несколько строчек, но его окликнули: — Федор, давно не виделись! — прозвучал звонкий знакомый голос. Достоевский повернул голову. Перед ним стоял парень в широких джинсах и джинсовой куртке, из под которой виднелась светлая кофта. Темные короткие волосы, которые он обычно пытался убрать на бок, оставались растрепанными. Яркие, карие глаза, как и всегда блестели, хитро смотря на визави. Дирикс совсем не изменился за несколько лет. — Привет, — спокойно ответил Федор с привычным холодом. — Как обычно. Все никак не могу понять, ты по природе такой или просто ненавидишь людей вокруг... — немного грустно подметил Дирикс. Достоевский не ответил, продолжая бесстрастно смотреть в сторону парня. Иногда его бесило, что Клауд мог видеть его насквозь, зная причины всех его действий. От части, он был прав. Достоевский по природе не разговорчив, скорее он просто безразличен к другим, а вот так называемая «холодность» как раз служила специально для того, чтобы вызывать страх у остальных и отгораживать себя от какой-либо боли. Но Федор также осознавал, что Дирикс хотел стать его другом, может даже наставником, дать пару советов как выжить в Рэйксторе и даже рассказать об остальных преступниках. Клауд один из немногих, кто интересовался Достоевским. Только вот если Брэгг решил не мучить парня своей разговорчивостью, то Клауд так просто не отстал. Дирикс был одним из лучших преступников Уэйна. Его характер был схож с Лоренсом: такой же харизматичный и активный. И как бы Федор не возмущался, Клауд помог ему освоиться в городе. — Слышал о недавней схватке, вроде целый стоишь, но не удивлюсь, если под одеждой у тебя будут царапины, — продолжил Дирикс, снова угадывая правду, будто у Достоевского все на лице было написано. Клауд не имел той проницательности, что Лоренс, тем не менее ему хватило трех лет, чтобы запомнить некоторые мелочи, да и прекрасная интуиция всегда попадала в нужную точку. Федор хмыкнул, чуть смягчив взгляд. Дирикс надеялся, что Достоевский скажет хоть слово, но брюнет упорно молчал. — Примерно через месяц Оуэн встанет на ноги, не исключено, что снова полезет на тебя, — Клауд сделал паузу, и в один миг Федор ясно прочитал в глазах Дирикса надежду на его ответ. — Знаю, ты не станешь меня слушать и уж тем более что-то говорить, просто будь готов, если вдруг все снова повториться. Достоевский отвёл взгляд, делая метки в голове. Проверять верность информации не приходилось, ведь Клауд никогда ему не врал, напротив, пытался всячески предостеречь. Дирикс не из тех везунчиков, которым проходило все даром, он знал, что такое поражение, боль и растоптанные надежды. Достоевский видел несколько раз, как Клауд, разбитый морально и физически, приходил домой... — Я приму к сведению твои слова, — мягче произнес Федор. Дирикс тут же просветлел и улыбнулся. Достоевский был готов позавидовать такому характеру, ведь даже после всех травм и падений Клауд оставался веселым с надеждами на будущее. Федор так не умел. И пусть даже он смог чего-то добиться в жизни, смерть брата тяготила, не давай понадеяться на что-то действительно светлое. Брюнет отмахнулся от этой мысли. Не хотелось унижаться перед Дириксом. — Я все думаю, стоит ли переходить в другой район или лучше остаться тут... Мне пришла идея вовсе пойти в совет, но мест пока нет, а Лоренс мне толком ничего не сказал, лишь посоветовал решать самому. Но я ведь старый, что мне тут делать? — немного печально закончил Клауд. Федор знал, что парень на время закончил со сражениями. Дирикс был профессиональным взломщиком, который спокойно мог выведать нужную информацию, найти то, что ему нужно, и заодно сломать несколько костей мешающим людям. И несмотря на то, что Клауд был почти одного возраста с некоторыми преступниками, он считал себя забытым, никому не нужным, старой легендой... Достоевский был совершенно не согласен с его словами, но понимал, что пройдет год, два, и Дириксу действительно будет не место среди остальных. Проблема так же заключалась в том, что парень сам не знал, чего хотел от жизни. А сражаться ради денег и прочих вещей стало скучным. Специальных заданий было немного, да и все одинаковые. Общий разговор Клауда с Лоренсом, Федор не знал, но понимал, что Брэгг вряд ли будет так легко отпускать Дирикса на все четыре стороны, ведь он действительно был лучшим в Уэйне. По статистике Достоевский шел либо третий, либо же второй, выдвигая Ричарда и Кевина. Но Клауд всегда оставался первым. Не сказать, что в нем было что-то особенное, и в определенных направлениях могло показаться, что он и вовсе лузер, но базовых знаний хватало, чтобы отвернуться от бомб и пуль, защититься от ножевых ранений и одержать победу в кулачном бою. Тут скорее было дело опыта. — Я не хочу уезжать и оставлять это место, ведь все для меня оно стало родным... Но и без дела сидеть тоже не хочется. Лоренс пообещал найти какого-нибудь купца или инвестора, который может даст что-нибудь интересное, но пока известий нет, — Дирикс вздохнул. Достоевский не был безразличным с Клаудом, напротив, мог подставить плечо в нужный момент. И Дирикс понимал, что совет — самое большое, что мог предложить ему Федор. Но в этой ситуации Достоевский совершенно не знал, что посоветовать, кроме как решать проблему самому. — Скучно-о, адреналина не хватает, — протянул Дирикс и нажал кнопку на автомате, стоящим рядом со входом в супермаркет, через несколько секунд в его руке оказалась газировка. Федор никогда не понимал, почему Клауд был с ним таким открытым и эмоциональным. И ведь черт, он был таким с самого начала их знакомства. Достоевский мог разбить и уничтожить парня чуть ли не одним щелчком пальца, зная абсолютно все о нем. Судя по всему, Клауд просто надеялся на человечность Федора и действительно хотел стать его другом. Пусть Достоевский никогда не говорил приятных слов, но в душе был очень благодарен Дириксу за все, что он ему сделал. — Ну, рассказывать что-то ты вряд ли будешь, — Дирикс взглянул в глаза визави, сделав глоток из железной банки. — Так что, я пойду, удачи тебе. Федор задался единственным вопросом в голове, мог ли он каким-нибудь образом показать, что его жизнь изменилась? Иногда Клауд читал его как открытую книгу, что хотелось провалиться сквозь землю. Но ведь если бы он и узнал, молчать явно бы не стал, а захотел завести разговор по этой теме. Достоевский мысленно обрадовался, что Дирикс не стал выпутывать из него ответы и пошел в сторону дома. Всю дорогу Федор прокручивал разговор или скорее монолог парня, анализируя полученную информацию. Клауд имел сильный дух, вот только брюнет видел, как тот начал медленно расклеиваться. Дириксу действительно не хватало эмоций и приключений. Да что там, у парня друзей толком не было, что сильно сказывалось на его личности. Нет, были конечно люди, с которыми можно было пойти сыграть в карты, выпить вина и пошутить, как в Равенске снова повысили налоги, потому что королю не хватило на корабль. Но настоящих товарищей среди них не было. Насколько Федор знал, был только он и Лоренс, которым парень мог высказать свои переживания. Хотя, насчёт Брэгга он сомневался. Достоевский напрочь отказывался видеть в Лоренсе хотя бы что-то хорошее и светлое, и уж тем более верить, что Брэгг способен на понимание. Но судя по словам Клауда, они действительно были хорошими друзьями. И единственное, на что сейчас мог рассчитывать Федор, была как раз эта дружба. Лоренс умён, наверняка найдет способ вернуть парню прежний боевой настрой...

***

«Decisions as I go to anywhere I flow,

Sometimes I believe, a time where we should know.

I can't fly high, I can't go long,

Today I got a million, tomorrow, i don't know»**

Сигма проснулся с различными мыслями в голове, что даже не сразу начал осознавать всю реальность. В помещение было так светло, будто кто-то включил тысячу лампочек. Парень натянул одеяло до подбородка, прикрыв глаза. И только через секунду до него дошло, что в квартире было тихо. Сигма приподнялся и посмотрел на заправленную постель, после прошел взглядом по всей площади студии. Федора нигде не было. «Наверное, по делам ушел», — подумал Сигма и лег обратно, — «Федя достаточно интересный человек, удивительно, как быстро он меняет маски перед окружающими, но все еще не понятно, о чем он думает на самом деле... Вчера он немного расстроился, а может просто был усталым. Неужели у него тоже есть плохие воспоминания? Действительно, я ведь не знаю ни где он вырос, ни как раньше жил. Вдруг его тоже когда-то предали и оставили?.. Федя говорил, что понимает какого мне, не значит ли это, что у него был похожий случай? Может был человек, который смог его поддержать в нужный момент... Но даже так, что мне теперь делать? Я ведь не буду лежать целыми днями. Может Федя что-нибудь придумает». Реальность — место, где проходит вся жизнь. Никто не может предсказать будущее и оценить насколько прекрасное было прошлое по сравнению с остальной частью жизни. Но иногда хочется просто верить, что будет именно так, как ты представлял в голове. Сигма всегда хотел только одного — найти дом. Нет, не надежное здание с теплом и уютом. А место, куда он хотел бы вернуться, где он ощущал бы себя в безопасности и где мог бы почувствовать уединение с самим собой... Для него было важно найти такой кусочек мира. Не обязательно, чтобы это было какой-то участок, ведь дом можно найти и в человеке, и в хобби, и даже в своих мыслях... Сигма был готов выбрать любой образ, главное ощутить эту атмосферу, это особое приятное чувство, когда ты просто счастлив, что живешь в этом мире, и тебе есть куда вернуться... Дверь открылась, и Сигма чуть вздрогнул, отрываясь от мыслей. Он увидел Федора с бумажным пакетом. Тот в свою очередь быстро снял кроссовки и перевел взгляд на парня. — Доброе утро, — произнес Достоевский, а через секунду добавил: — Я тебя разбудил? — Доброе. Нет, я давно проснулся. Федор потупил взгляд об пол, после тяжело вздохнул, остановился и на несколько секунд прикрыл глаза. Сигма наблюдал за выражением лица Достоевского и, заметив не совсем хорошее настроение, испугался и посчитал, что Федора сейчас лучше не трогать. Достоевский подошел к кухне и поставил пакет на стол, после повернулся к нему спиной и, сложив руки на груди, о чем-то задумался, чуть прикусив нижнюю губу. Пометав взглядом по нескольким предметам, он снова прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Примерно через минуту к Федору вернулся прежний настрой, он расслабился и выглядел уже не таким напряженным. Сигма выдохнул. Достоевский подошел к парню и, замечая остатки небольшого испуга, мысленно усмехнулся. — Как спалось? — спросил он спокойным голосом, попытавшись немного разрядить обстановку. Пугать Сигму совсем не хотелось. — Хорошо, — ответил парень и решил рискнуть. Он понимал, что может об этом пожалеть, но все таки задал интересующий его вопрос. — У тебя что-то случилось? Достоевский чуть подвинул простынь, чтобы не запачкать уличной одеждой, и сел на край дивана. — Нет, просто встретил одного знакомого, — Федор продолжил кусать губу, потом взглянул на вопросительное лицо Сигмы и, чуть улыбнувшись, добавил: — Не волнуйся за меня. Достоевского немного тронуло, что Сигма за него переживал. Наверное, как раз этого он ожидал меньше всего. Федор не соврал, дав такой ответ. Единственное, он никак не ожидал услышать, что Дирикс подумает об уходе из Уэйна. И эта новость несильно, но все же заставила задуматься. Нет, Достоевский действительно не был привязан к Клауду, скорее его заботило то, как сильно все может измениться, стоит Дириксу официально покинуть Уэйн. Сигма думал, Федор рассердиться, что он лезет не в свое дело, но Достоевский продолжил мягко на него смотреть, а после взглянул на руку. — Раны начали заживать, — сделал вердикт Федор, слегка обрадовавшись. Сигма посмотрел на свою кисть, действительно та выглядела лучше, и парень не сомневался, что и другие части тела оживились. Достоевский встал с дивана и подошел к своей кровати, начав стягивать с себя кофту и футболку. — А как твоя рука? — спросил Сигма, подвинув одеяло. — Скоро пройдет, — бросил Федор, показывая, что привык. Парень не стал смотреть, как Достоевский переодевался, лишь широко зевнул, прикрыв рот рукой. Ему все также было жалко Федора, но он догадывался, что брюнет все прекрасно понимал, когда выбирал такую деятельность. И, скорей всего, Сигме часто придется созерцать не совсем приятную картину. — Ты закончил школу? — неожиданно задал вопрос Достоевский, подходя к кухне. — Нет, последний год не доучился, — ответил Сигма, вставая с дивана и подтягиваясь. Федор начал доставать продукты, купленные в магазине. Парень подошёл к нему, с интересом разглядывая провизию. — Планируешь закончить? Сигма немного недопонял, почему Достоевский задал такой вопрос, как будто можно было не учиться. — А разве это не обязательно? Федор резко вспомнил, что парень совершенно не знал, как все устроено в Рэйксторе. А ведь даже система обучения отличалась. — Ага. Работу в Рэйксторе можно найти и без образования, правда некоторых знаний будет не хватать. Люди здесь обычно учатся больше для саморазвития в определенных направлениях. Но даже если ты надумаешь получить образование, посещать каждый день занятия не обязательно. Хоть здесь также проводят определенные проверки, оценки за них не ставят. Ты можешь дома изучить все темы, а потом сдать экзамен, и тебе выдадут диплом. И тогда у тебя будут открыты дороги абсолютно во все области и тебя будут ждать с открытыми дверями. Сигма удивился. Во всей стране учеба было обязанностью, и без образования тебя никуда бы не взяли. Но видимо, Рэйкстор совсем не подчинялся законам государства. Парень еще несколько секунд стоял в задумчивости. — Так что решай сам, — подытожил Федор, снимая упаковку с бекона. Парень думал, что Достоевский будет настаивать, чтобы он ходил на занятия и учился на отлично, но похоже, Федору было либо все равно, либо он просто не хотел давить. Достоевский посмотрел на задумчивое выражение лица Сигмы, спросив: — У тебя есть мечта? Стать кем-нибудь знаменитым или значимым? — Нет, — ответил парень. — Я никогда не задумывался об этом, просто знал, что рано или поздно придется сделать выбор, куда пойти. В Федоре снова проснулись чувства сожаления, жить без какой-либо мотивации, все равно что себя насиловать. Даже у него была безумно глупая, детская мечта... А у Сигмы не было. Это насколько надо быть жестоким, чтобы вбить в голову человеку, чуть ли не ребенку, что жизнь это жизнь и никаких прелестей в ней не будет? Нет, ну, конечно, живя в Равенске, хочешь не хочешь, а учиться и работать придется. Причем у тебя, по сути, даже нет выбора в профессии, так как только на высоких должностях можно получить достаточное количество денег для проживания. У Сигмы не было элементарной возможности в чем-то себя попробовать, откуда он должен знать, что сможет действительно дарить ему радость? — Подумай, может найдется занятие и тема, которую ты бы хотел изучить, — мягко произнес Достоевский с заботой посмотрев в глаза. — А пока, надо приготовить завтрак. Хочешь бутерброды? Сигма кивнул. — А можно с тобой? — спросил он. — Ты никогда не готовил? — удивился Федор, вопросительно взглянув на парня. — Не-а, — ответил Сигма. Достоевский против воли задумался, как вообще этот человек жил, что даже бутерброды не готовил, с другой стороны классно, когда тебя кормят, что не приходится даже знать, как что-то готовить. Вот только Федор очень сильно сомневался, что живя в семье так называемого «друга», Сигма мог увидеть что-то действительно изысканное и вкусное. — Можно сделать что-нибудь необычное. — Например? — спросил парень. — Проявить фантазию, — улыбнулся Достоевский. — Необязательно же делать все бутерброды одинаковыми. Брюнет подошел к холодильнику, вынудил оттуда еще помидоры, огурцы и листья салата и поставил их на стол. Возможно, в любой другой ситуации, Федор вовсе питался бы целыми днями одними хлопьями, но с Сигмой нужно было иметь разнообразие, да и фантазию развить не помешает, тем более, что парень сам захотел помочь. Достоевский быстро идеально ровно нарезал все ингредиенты, и те аккуратно легли на доску. Сигма восхищенно смотрел. — Где ты так научился делать? — Сам дома, за длительное время руки привыкли, — пояснил Федор. Закончив нарезать овощи, он достал сковороду и начал жарить бекон. После парни начали складывать продукты в разном порядке и количестве на хлеб. Достоевский налил чай, придя к выводу, что с Сигмой его жизнь явно приобретет некую эстетику, если они будут проявлять воображение в разных мелочах. А вообще, Сигма был достаточно творческий человек и умел находить что-то необычное даже в обычной луже или на белой стене. Поэтому и оценил предложение Федора. С парня постепенно сползал страх и недоверие, ведь Достоевский с каждым часом казался все менее опасным и страшным. Сигма даже на секунду поверил, что и следующие дни будут такими же прекрасными, вот только привычный пессимизм все равно не давал считать это окончательной точкой. — Федя, а у тебя есть образование? — поинтересовался Сигма. Федор замер. Точно. Он же совсем забыл об учебе. То-то у него стало много свободного времени. — Пока нет, но может скоро будет, — «Если я продолжу нормально учиться», —мысленно добавил Достоевский. — А на кого ты учишься? — спросил Сигма, догадываясь, что Федор вряд ли школьник. — На филолога, — ответил Федор, а потом немного пожалел, что сказал, ведь Сигма мог задать один вопрос, на который Достоевский просто бы не нашел ответа, а говорить правду совершенно не хотел. Сколько еще вещей он не был готов ему сейчас сказать? Сигма удивился. Если раньше под убийцей он представлял жестокого, ничего не знающего парня, то сейчас он понимал, что в Рэйксторе от преступников можно ожидать чего угодно. Вдобавок к опрятности и добродушию, Федор был еще и образованным. — А какой год? — спросил Сигма. — Второй. — Получается, тебе 20 лет? — Ага, — Достоевский укусил бутерброд. — Угадал. После завтрака Федор убрал продукты обратно в холодильник, пока Сигма складывал постельное белье. Потом брюнет помог разложить купленные вчера вещи по полкам. Все это время Сигма думал над своим будущем, которое продолжало его немного пугать, особенно своей неизвестностью. — Ты что-нибудь решил? — спросил Достоевский, подходя к парню. — Не знаю... Я хотел бы доучиться, — неуверенно ответил Сигма. Любознательность выдавала себя даже на уроках, которые иногда казались ужасно скучными, и поэтому Сигма считал, что закончить школу и поступить куда-нибудь было бы не плохо. Федор подошел ко второму шкафу, где обычно стояли книги, а на полках чуть выше были тетради и папки с разными проектами. Он достал ноутбук и поставил на кофейный столик, замечая, как Сигма с интересом следил за его действиями в ожидании. Федор несколько секунд рылся в рюкзаке, а после вынул файл с документами. — В таком случае, подам заявку, чтобы тебе оставили место в классе, — Достоевский сел рядом с парнем, включая ноутбук. Сигма молча стал наблюдать, как Федор вбивал данные с документов, параллельно разглядывая его профиль со стороны. Достоевский казался таким спокойным и уверенным. Человеком, знающим, чего хочет от жизни, и чего обязательно добьется. Сигма хотел понять, почему Федор стал преступником, почему не выбрал другое занятие в жизни. Ему было интересно узнать о Достоевском больше, познать самую глубину его души. Сигма любил изучать людей, ведь они все были такими разными. Только эти люди ранили парня, оставляя огромные душевные раны. Сигма надеялся, что когда-нибудь мир станет лучше. Но каждый раз его надежды разбивали в дребезги, топтали и ломали, как какой-то жалкий мусор. Парень не знал, действительно ли все становится намного лучше, но хотел верить, что Федор сможет дать ему безопасность, понять тонкость его мировоззрения, подарить хотя бы малейшую надежду на счастливый исход этой неоднозначной и сложной жизни. Парень не заметил, как погрузился в мысли, и точно также не заметил, как Достоевский закончил отправлять заявку. Он редко моргал, а его взгляд был направлен куда-то в пустоту. Федор помахал рукой перед носом, обеспокоено смотря на Сигму. Тот перевел внимание на него, думая, не пропустил ли вопроса. — Все хорошо? — спросил Достоевский, продолжая проницательно изучать парня. — Да, — чуть слышно ответил Сигма, сам не понимая, почему его голос прозвучал так тихо. — Ты уверен, что хочешь пойти учиться? Парень кивнул. Федор все еще не мог понять причину такой озадаченности, но спрашивать и давить не стал, осознавая, что Сигма вряд ли ему что-то скажет. Но маленькая надежда оставалась, и брюнет продолжил сидеть, вбивая в поиск сайт университета. — А на сколько сложные будут экзамены? Их ведь вроде бы еще выбирать нужно... — начал говорить Сигма. — Здесь их выбирать не придется. С марта до конца мая подаются отдельные заявки на сдачу экзаменов. Всего их три, и проводятся они обычно три дня подряд, иногда меняют, когда большое количество учеников. Делят их по разным категориям. То есть в первый день математика, и все связанное с цифрами, вычислениями, во второй гуманитарные предметы, а в третьей вроде природоведение, — начал объяснять Достоевский. — В принципе, экзамены не сложные, но очень отличаются от тех, что сдают в другой части страны. С одной стороны, они как раз таки проще, а с другой, люди привыкшие к тому, что нужно знать формулы, правила и даты, путаются во время сдачи. Ты можешь знать все, но если ты не умеешь пользоваться этими знаниями, то высокий балл тебе не видать. Сигма напрягся. Он представил довольно страшную картину. Заваливать экзамены не хотелось, а значит, придется усердно готовиться. Федор заметил, что парень начал волноваться и попытался успокоить: — Не переживай, одного года вполне хватит, чтобы все понять. Поскольку кроме теории, здесь будет полно практики почти на каждый предмет. В крайнем случае, поступить даже с низким баллом можно на любой факультет, это никак не отразиться на следующем этапе обучения. Но если усердно заниматься, то можно получить достаточно большой опыт в жизни, — Достоевский подпер лицо рукой и посмотрел на Сигму. Парень внимательно слушал, пытаясь представить, что его ждет. — А что за практические уроки? — после недолгого молчания уточнил он. — Это то же самое, что и обычный урок, просто называется по-другому. Допустим, объяснили тему по физике, потом вас, скорей всего, поведут либо в какой-нибудь исследовательский центр, либо прямо на улице будут доказывать тот или иной закон. А на третьем проверят, как хорошо ты усвоил тему. Только не в письменном варианте, — продолжил объяснять Федор, тыкая по клавишам. — А в каком? Достоевский повернул голову, видя, что Сигма снова впал в панику. — Посмотрят, как ты используешь, к примеру, гравитацию или притяжение в своих целях. Парень вопросительно посмотрел на Федора, как бы спрашивая, в чем суть, но Достоевский молчал. Сигма снова задумался, предполагая, что можно сделать с гравитацией. — То есть нужно соединить какие-то два тела, тем самым создать для себя более удобную позицию? Федор усмехнулся. — Именно, ну или что-нибудь еще. И как раз такие задания будут на экзамене, — подытожил Достоевский и подметил. — А ты смышленый парень. Сигма улыбнулся. Его редко хвалили, да и тем более было особо некому. — А в истории и литературе тоже есть практические задачи? — Да. В литературе обычно пишут сочинения, но не по картинам и произведениям, — Федор откинулся на спинку диван и несколько секунд смотрел на потолок, думая, как сформулировать мысль. — Смотри, вы прочитали произведение какого-нибудь писателя, потом выделите главную мысль, смысл, все остальное. А потом вам скажут написать сочинение, и основная задача заключается в том, чтобы проникнуть в стиль написание этого творца. Наверное, самое сложное из всех практических уроков, — сказал Федор. — А сюжет ты полностью придумываешь сам, и то это не обязательно должно быть огромное произведение, можно просто описать какой-нибудь предмет или порассуждать над тем же произведением. — Но ведь копировать стиль очень сложно, да и разве можно вот так брать чужую работу... — Именно, что сложно, а что самое главное — нереально. Сколько не пытайся, сколько не ломай голову, максимум, что ты сможешь сделать, это понять, как мыслит другой человек, может получится представить себя на его месте, но написать с тем же настроем, чувствами и, думая абсолютно также, ты не сможешь. Люди индивидуальны и, даже несмотря на некоторые схожести, повторить точь-в-точь не получится. — Тогда в чем смысл? — В том, чтобы была возможность научиться копировать информацию и использовать ее. А еще развивается когнитивная эмпатия. Сигма молча анализировал приведенные примеры. Федор же продолжил читать список изученного материала за две недели, мысленно вздыхая. Тема их разговора сползла немного не туда, почему Достоевский немного расстроился. Он так и не узнал, о чем думал парень до этого. — А какой предмет тебе нравился больше всего в школе? — поинтересовался Сигма, на время закончив со своими размышлениями. Федор призадумался, не ожидая услышать такой вопрос. Он никогда не думал о том, что ему нравится или не нравится. Единственная цель на тот момент заключалась в том, чтобы сдать экзамены и идти развиваться дальше. Да и времени на тот момент думать о таких вещах не было. Хоть год был не такой уж плохой, назвать его прекрасным язык тоже не поворачивался. Достоевский использовал школу, чтобы забыться и почувствовать себя другим. Оказавшись в Рэйксторе, в голову постоянно лезли воспоминания о брате. И каждое буквально резало тело. Федору хотелось, чтобы Миша был рядом, чтобы помог и поддержал в нужный момент, и ведь именно в этих вещах на тот момент Федя нуждался больше всего. Огромный мегаполис вынуждал восхищаться, но и бояться, сковывая черными цепями. В школе было спокойно. Друзей Достоевский так и не нашел и даже не пытался искать. Со всеми предметами он справлялся на отлично, но были парочку, которые буквально радовали сердце... — Литература, наверное. Я люблю читать разные произведения, а после анализировать их, — спокойно ответил Федор. — А были еще какие-нибудь? — М-м, ну, мне нравилось решать логические задачи по математике, их всегда было очень много. Еще... Искусство, — продолжил говорить Достоевский, а потом сообразил, что Сигма не знает об этом уроке, и пояснил. — На нем показывают разные виды творчества и учат правильно расшифровывать задумки творцов. — Здорово. Сигма любил, по сути, те же самые вещи. Ему нравилось проявлять свой ум, разглядывать разные картины или скульптуры. Он никак не ожидал, что у него с Федором будет так много общего. Даже не смотря на то, что брюнет занимался не совсем добрыми делами, это была далеко не основная часть жизни. Сигма даже не подозревал, что у Достоевского есть какие-то другие дела, кроме воровства, насилия и убийств, но так было только в начале. Теперь же он смотрел на Федора совершенно иначе. Достоевский не был монстром. Он простой человек, поступающий таковым образом по определенным причинам. — Ну, школьные дни обычно надолго запоминаются. Может здесь, в последний год, ты найдешь себе друзей. Хотя, ты вроде как не особо любишь людные места, — Достоевский встал с дивана и направился на кухню. Сигма не думал, что так легко читаем. Поэтому подметил в голове, что Федор достаточно проницателен. — Может будешь учиться дома? — предложил Достоевский. — Не знаю... Просто я привык ходить по классам. Да и воспринимать информацию легче, когда тебе объясняют... — снова задумался Сигма. — Как хочешь, главное не переусердствуй, — заботливо произнес Федор, а потом поставил греться чайник и спросил. — Будешь чай? Сигма кивнул и чуть улыбнулся. Весь оставшейся день он думал и представлял свой первый день в школе. А ведь Федор прав, там скорей всего будет много людей. Находиться в большой компании не особо хотелось, но найти себе друга было бы действительно не плохо. Может даже дорого человека, но в этом Сигма сомневался. Вряд ли его кто-то сможет понять и уж тем более полюбить... Но даже так, жизнь ведь не закончилась, и Достоевский подарил возможность прожить ее иначе...