Другие

      В раннем детстве смерть была для него довольно размытой концепцией, хотя Изуку, возможно, повзрослел в этом отношении даже чуть раньше, чем остальные.       До какого-то момента он едва задумывался о ней: в его детском уме она казалась ему чем-то далеким и, возможно, даже обратимым. Не имеющим к нему особого отношения.       Общение со своим необычным другом достаточно сильно запутало его понимание этого явления: в конце концов, по словам Шо, он уже «родился мертвым» и это явно не помешало его дальнейшему существованию.       С другой стороны, именно из-за Шо он впервые столкнулся со смертью непосредственно, когда однажды вечером отправился поиграть с ним на условленное заранее место и нашел Шото на одной из веток высокого дерева с окровавленным ртом и безжизненным комком перьев, которые еще совсем недавно были самой что ни на есть настоящей живой птицей.       Завидев его, Шо небрежно отбросил трупик в сторону и спрыгивает на землю, в то время как ноги Изуку приросли к земле. Спустя мгновение он оттолкнул друга в сторону и бросился к кустам, пытаясь найти среди веток хрупкое тельце, пускай даже знал, насколько это на самом деле было бесполезно. Шо лишь недоуменно наблюдал за ним, спрашивая, в чем дело. Изуку дрожал, по его лицу текли слезы, нужные слова никак не приходили на ум, поэтому в какой-то момент он просто бросился на Шото, требуя объяснить, зачем он это сделал.       Немного обидно, что его удары казались настолько слабыми, что Шото даже не пытался отбиваться: только мягко удерживал его руки и смотрит с беспокойством. Изуку пытался объяснить, потому что он знал, что причинять вред кому-то настолько маленькому и беззащитному — это неправильно.       Шото с искренним недоумением ответил, что был очень голоден и не хотел вредить Изуку, забирая у него больше, чем он может дать — в конце концов, Изуку был для него гораздо важнее какой-то там птицы. Это слегка сбило последнего с толку, а когда Шо спросил у него, чем его «охота» отличается от всех тех живых существ, мясо которых Изуку и его мама используют для еды, то и вовсе сдулся. Казалось, что ответ очевидный и находился где-то на поверхности, но в то же время и нет — в конце концов, кто и как определил, что одних животных можно убивать и использовать для еды, а других нет?       Тем более если речь идет о Шото, который… просто другой? Даже еще более «другой», чем сам Изуку.       Изуку чувствовал себя сбитым с толку, погрузился в раздумья, даже отказывается на какое-то время приближаться к чему-либо из мяса, чем заставил изрядно попереживать маму, в то время как Шото даже не обиделся на него, как будто в его вспышке не было ничего необычного, но случившееся, вероятно, оставило на нем свой отпечаток, потому что после этого случая он никогда больше не позволял Изуку поймать себя за своей «охотой» и никогда не вдавался в подробности, когда разговор как-то касался её.       Другой важный этап случился, когда Изуку едва исполнилось шесть, когда мать взяла его с собой в больницу к пожилой родственнице, которую он совсем не помнил, «для прощания». Сочетание хорошо знакомого стерильного больничного запаха, к которому он успел привыкнуть за последние годы, и слабой, истощенной женщины, напоминающей живую мумию, лежавшей на койке, напугало его тогда до слез. Изуку устроил истерику, когда скелетообразная рука, на которую словно просто натянули морщинистую тонкую кожу, накрыла на его собственную. Матери пришлось торопливо вынести его из палаты и успокаивать на протяжении почти получаса.       Мама пыталась объяснить ему, почему так важно провести время с этой старушкой и почему она находится в таком состоянии, говоря что-то о том, что для неё просто настало время «уходить» и в этом нет ничего страшного, и каким-то чудом ему удалось выдержать это испытание и провести немного времени с этой пугающей женщиной, единственной живой частью которой казались немного подслеповатые добрые глаза.       Тем же вечером он взволнованно рассказал обо всем Шото, но тот не казался особенно удивленным и объяснил, что женщина скорее всего умирает от старости. Изуку, вероятно, не стоило бы удивляться этому «всего лишь», потому что Шо, кажется, знал об этом предмете куда больше, чем он.       Да и относился к таким вещам он совсем иначе, если уж на то пошло.       Но что до Изуку… Изуку впервые в полной мере осознал, что смерть — это нечто, что происходит с животными, но и с людьми. Очевидно, это то, что случается, когда человек проживает достаточно много лет, пока не приходит его время уйти, рассуждал он вслух, и Шо молча слушал его размышления, не соглашаясь, но и не споря с ним. — Папа говорит, что вы, люди, вообще довольно слабые, — сказал он с оттенком извинения за чужие слова, а потом пристально посмотрел Изуку в глаза и тихо добавил удивительно твердым для своего возраста голосом. — Поэтому, Зуку, тебе нужно беречь себя и быть особенно осторожным, потому что… я не знаю, что я буду делать, если с тобой что-то случится.       Изуку рассеянно кивнул, не придавая этому слишком много значения. Он даже не вспомнил об этом разговоре, когда спустя полтора года его «случайно» столкнули с лестницы.

***

      В младшей школе самым настойчивым из его хулиганов стал, по иронии судьбы, мальчик, который был едва ли на шаг выше его в «иерархии». Изуку хорошо помнил Цубасу по совместным играм в детстве — тогда, когда вся ватага радостно носилась за Каччаном, самопровозглашенным лидером их банды.       С другой стороны, он не мог отрицать, что понимает причину, по которой он это делал. Мальчику доставалось от сверстников разве что на самую чуточку меньше, чем Изуку, и отыгрываясь на более слабом, он пытался заслужить уважение других. Кроме того, демонстрация сочувствия или жалости к Изуку могла в итоге привести лишь к тому, что Цубасу начали бы травить вместе с ним.       Так что Изуку понимал. И это понимание никак не помогало ему, когда на его парте появлялись оскорбительные надписи, а в его сторону бросались грубые насмешки и издевательства, особенно связанные с его внешностью или движениями, которые и правда выглядели несколько неестественно и неуклюже.       Временами в такие моменты он ловил на себе задумчивый хмурый взгляд Каччана, но по выражению его лица было сложно сказать, как тот относится к происходящему: Кацуки не слишком часто присоединялся тогда к другим, но и никак не мешал остальным смеяться над бывшим другом детства — по большому счету, между ними к тому моменту уже существовала дистанция, и Изуку уже не уверен, хочет ли он сам её преодолевать.       В школе между тем наиболее часто его любили дразнить, называя «зомби», за странноватую походку вперевалочку, уродливые фиолетовые мешки под глазами и привычку засыпать буквально на любой ближайшей горизонтальной поверхности, даже на уроках. Однажды учителю даже пришлось разбудить его, сделав посмешищем всего класса, и Изуку даже не мог обвинить его в этом, потому что сладко пускать слюни во все, положив голову на вытянутую руку — это явно не то, чем должен заниматься примерный ученик в средней школе.       Но к тому моменту подобное поведение с его стороны продолжалось уже на протяжении долгого времени, и у Изуку, если честно, не было особых возможностей исправиться.       Прежде всего, конечно, причина была в том, что его вечерние и ночные часы — это то время, когда он мог увидеть своего друга и это последнее, от чего он мог отказаться. По крайней мере тот непроницаемый пузырь одиночества, в котором Изуку томился в Альдере, казался сносным, потому что Изуку знал, что вечером он скорее всего сможет провести немного времени с Шото, который почти наверняка заглянет к нему на огонек после заката.       Во-вторых, как бы ни было стыдно в этом признаться, кровь, которую давал ему Шото, теперь становилась для него почти жизненно необходимой: Изуку не знал как, но она оказалась способна замедлить течение его болезни, помогая Изуку чувствовать себя лучше, даже если эффект этот является кратковременным и явно не мог сулить ему полного излечения в будущем.       К счастью, Шо, казалось, поставил перед собой задачу убедиться, что Изуку будет получать его кровь в достаточном объеме.       Если бы только эта самая кровь не влияла на него еще и иными способами, потому что с тех пор, как Изуку попробовал её впервые, ему почти не удавалось поспать так, чтобы не увидеть во сне вещи, которые заставляют его ворочаться и просыпаться ночью в холодном поту.       Его кошмары — это блуждание в кромешной темноте в поисках крупицы света.       Его кошмары — это могильный холод, унылое перешептывание ветра на кладбище и зияющая пустота в душе.       Его кошмары — это устрашающее присутствие огромного мужчины с ледяными жестокими глазами и вечное отвержение со стороны женщины со светлыми волосами и усталыми серыми глазами, которые никогда не наполняются теплом, когда она смотрит на него.       Но главное — его кошмары: это жажда, которую никогда нельзя утолить.       Потребность, которой кажется невозможным сопротивляться. Сила, которая заставляет его корчиться и кричать внутри своей черепной коробки.       Желание, способное лишить кого угодно остатков человечности, превратить в одержимого хищника и отправить искать ближайшую жертву, которой можно будет вцепиться в горло и разорвать, так чтобы воздух наполнился восхитительным металлическим запахом крови, которая вот-вот наполнит его желудок, заставляя хотя бы на мгновение почувствовать себя живым.       Его кошмары были слишком реальны, чтобы быть плодом его воспаленной фантазии, и Изуку в точности знал, кому они принадлежат. И, какими бы пугающими они ни были, это привязывало Изуку к своему странному малоэмоциональному другу только сильнее — кем бы ни являлся и как бы сильно он не отличался от любых других сверстников Изуку, да и, если уж на то пошло, от любых людей, которых он когда-либо встречал.       Потому что иногда, в этих самых снах, он видел и себя глазами Шото, чувствовал, как сильно тот заботится о Изуку, насколько на самом деле привязан к нему и как много Изуку для него значит.       Человек или нет — Шото был его другом, и то, с какой силой ему приходится бороться в своей душе, лишь заставляло Изуку уважать Шо еще больше: он не думал, что смог бы справиться с чем-то настолько же пугающим и подавляющим глубоко внутри себя. Благодаря Шото Изуку чувствовал, что в мире могут быть вещи гораздо хуже и страшнее, чем смерть или длительная болезнь, как бы странно это не звучало.       На фоне этого даже собственные школьные будни и проблемы со здоровьем начинали казаться не такими значительными. По крайней мере, у него была любящая мама, был Шото и школа, если уж на то пошло, временами бывала почти сносной.       По крайней мере, он так думал до тех пор, как «ненамеренный», как он надеялся, толчок со стороны Цубасы в спину и неудачное падение со школьной лестницы не привели его в больницу. Каким-то чудом избежав удара головой, Изуку, к счастью, отделался только переломом, а к тому моменту, когда мама забрала его домой, уже и вовсе успокоился настолько, чтобы начать успокаивать и утешать заливающуюся слезами женщину.       Шо, навестивший его той же ночью, узнав о случившемся, казался особенно взволнованным и раздраженным одновременно. Уставший за весь этот длинный, бесконечный день, физически и морально, потративший весь имеющийся запас терпения на то, чтобы успокоить маму и не позволить её эмоциям взять вверх на ним самым, Изуку тогда невольно принял злость Шото на свой счет, что в какой-то момент переросло в ссору, которая прервалась в тот момент, когда Шото надвинулся на него с явным намерением напоить своей кровью — добровольно или нет.       После того инцидента с птицей, это, вероятно, был второй раз, когда Шото напугал и оттолкнул его настолько сильно, потому что Изуку не узнал в нем того мальчика, которого нашел тогда на улице много лет назад. Глаза Шо казались потемневшими, жесткими, лицо при слабом уличном свете, льющемся из окна, бледным, как полотно, кончики клыков отчетливо проступали под верхней губой: он напоминал скорее хищного зверя, чем человека.       Шо тогда пришел в себя быстрее, чем что-либо случилось, и извинился, как Изуку в свою очередь. Конфликт был почти улажен, хотя случившееся оставило его с тревожным чувством и множеством беспокойных мыслей. Кровь, которую тогда всё-таки уговорил его принять Шо, почему-то казалась той ночью неприятно горькой, а во снах, которые он видел той ночью, Изуку ощущал смятение и страх: свой или чужой — он едва ли мог разобрать.       Из-за случившегося Изуку на какое-то время пропустил школу, а когда вернулся обратно, то парта Цубасы уже оказалась пустой. Какое-то время он искренне полагал, что мальчика могла исключить школа или перевести куда-то родители, и лишь спустя полгода он случайно узнал, что одноклассник пропал без вести вскоре после того инцидента с лестницей.       Никто, включая Изуку, не связал эти два события вместе.       Изуку тогда так и не узнал, что это был первый раз, когда он столкнулся со смертью сверстника.