Другие

– Деку, тащи свою задницу побыстрее – ты всех задерживаешь!       Крик Каччана доносился откуда-то далеко впереди – он и остальные мальчишки уже давно скрылись из виду, но Изуку всё еще пытался безуспешно догнать их, даже если ему едва удавалось удерживать себя на ногах. Еще сложнее было оттого, что вокруг был такой большой и страшный лес, уже вовсю надвигались сумерки, а им всем уже давным-давно нужно было быть дома!       И ведь дело было вовсе не в том, что он не старается, как остальные, как считал Каччан! Старался, даже очень, но его ноги… просто не двигались так, как у других. Но что бы он ни делал, но оставался таким же медленным и неуклюжим, часто падал и ломал себе конечности, и с этим просто нельзя было ничего поделать, как бы сильно не ругал его за лень Кацуки!       Иногда Изуку думал, что если бы он рассказал лучшему другу о своих "особенных" обстоятельствах, то отношение к нему Каччана могло бы смягчиться, но что-то каждый раз останавливало его от этого.       То ли мысль о том, что Каччан потом будет жалеть его и смотреть такими же грустными и несчастными глазами, как это делала мама. То ли страх, что после этого Кацуки ничего не поймет и начнет смеяться над ним только сильнее.       Потому что каким "деку" нужно быть, чтобы получить настоль редкую болячку, а?!       И как и следовало ожидать, погруженный в свои мысли, Изуку не заметил корягу на пути, споткнулся и полетел вниз, уже готовясь к болезненному удару о твердую землю, когда чья-то сильная рука внезапно схватила его за футболку сзади, останавливая и удерживая на ногах.       Изуку облегченно выдохнул, довольный тем, что ему не грозит очередной ушиб или перелом и неприятный поход к врачу, а потом осторожно, уже догадываясь, кого он там увидит: и действительно, будто материализовавшись из воздуха, за его спиной стоял тот самый мальчик с двухцветными волосами, которого он нашел однажды на улице. – Шо-чан, – улыбнулся ему Изуку – как с благодарностью, так и от радости, что ему удалось увидеть его. – Я опять не слышал, как ты появился. Как давно ты тут?       Мальчик только пожал плечами, стоя неестественно неподвижно и молчаливо рассматривая Изуку. Одно время такая манера поведения сильно нервировала его, но со временем Изуку привык к этой и многим другим странностям его знакомого.       Сейчас, к примеру, он больше радовался тому, что рядом не было остальных ребят, потому что на их фоне то, насколько грязным, потрепанным и поцарапанным выглядел Изуку, было бы еще более очевидным. У него были сильно разбиты коленки и основательно содрана кожа на локтях и ладонях, потому что сегодня он падал больше раз, чем мог подсчитать, его желтая футболка оказалась к вечеру вся вымазанной в грязи, так что казалась почти грязно-горчичной, да весь он выглядел взъерошенным и чумазым.       Смех да и только.       Только Шото не смеялся – только смотрел неодобрительно, слегка поджав тонкие бескровные губы. – Они опять тебя бросили, – сказал он наконец сухо.       Изуку издал неловкий смешок – в основном, потому что сделать это казалось лучше, чем начать плакать, потому что Шо был прав. К этому моменту Изуку даже не надеялся, что Кацуки вернется и будет искать его, потому что он уже давно перестал это делать.       Но с другой стороны, по крайней мере так он мог провести время с другим своим другом, потому что Шото по какой-то причине наотрез отказывался появляться перед другими детьми или взрослыми, включая даже маму Изуку.       Она, мама, например, считала его поэтому воображаемым другом Изуку, хотя это, конечно, не могло быть правдой. Воображаемые друзья не оставляют реальных следов укусов на коже. – Всё нормально, – отозвался Изуку с неохотой. – Я понимаю. Я слишком медленный, наверное, и они быстро от этого устают.       Шото нахмурился и покачал головой, потом протянул Изуку руку, а когда тот её принял, то повел его в сторону выхода из леса. Его хватка была крепкой, а ладони, пусть и прохладными, но приятно сжимали руку Изуку. Кроме того, Шото стоял достаточно близко, чтобы его плечо слегка подпирало второго мальчика, помогая ему идти. – Это не оправдание, – заговорил он вновь, когда они прошли какую-то часть пути. – Разве ты сам не говорил, что друзья должны поддерживать друг друга во всем?       Изуку замялся. – Ну… это… Всё сложно, – произнес он фразу, которую любили в последнее время повторять ему взрослые, когда он задавал вопросы, на которые у них не получалось найти ответы сразу.       Вроде: "Почему это происходит со мной?" и "Когда я смогу быть как остальные мальчики?". – Я просто… другой, – добавил Изуку после небольшого размышления.       Холодная рука Шото чуть сильнее сжала его ладонь, заставляя Изуку чуть поморщиться. – Я тоже другой, – произнес мальчик задумчиво. – Но ты всё равно помогаешь мне.       Изуку досадливо выдохнул, не зная, что ему сказать. Он не мог придумать, как объяснить другу то, что едва понимал сам, поэтому дальше они вновь продолжили идти в молчании.       Лес, обступавший их со всех сторон, тоже казался тихим и молчаливым – Изуку заметил, что такое часто происходит, когда он находится рядом с Шото. Впрочем, он также заметил, что когда он и Шо были вместе, то ему уже не было так же страшно, как если бы он оставался один.       Изуку был рад, что в ту ночь выбрался из дома, чтобы найти его. С той самой их встречи успело пройти чуть больше года, этот необычный мальчик не переставал поражать его, потому что он не был похож ни на кого, кого бы Изуку знал раньше.       А ведь после той первой встречи Изуку уже был уверен, что никогда не увидит его больше. Он даже почти начал сомневаться, что их знакомство вообще было реальным, потому что его мама, к примеру, была убеждена в обратном, так что какое-то время он тоже жил с мыслями о том, что ему что-то привиделось.       Однако со временем он начал чувствовать это – глаза, которые следили за ним откуда-то со стороны, особенно в темное время суток. Изуку даже не мог объяснить откуда он знал это, но ощущение чужого взгляда казалось слишком реальным, чтобы быть плодом его воображения.       Потом он начал замечать тени – вернее, чужую тень, чья форма очень напоминала ростом и "телосложением" мальчика его возраста: она то и дело появлялась где-то сбоку, на краешке его зрения, там, где он не мог её как следует рассмотреть. Временами что-то просто мелькало рядом с ним на улице, на прогулке в лесу, во время поздних игр с Каччаном и друзьями, но когда Изуку смотрел туда, то никогда не находил того, что изначально привлекло его внимание.       Потом как-то в один из вечеров ребята позвали его гулять, а когда радостный Изуку выбрался на улицу и пришел на детскую площадку, то никого из них уже не было: ребята либо изначально не собирались проводить с ним время, либо просто устали ждать и разошлись, хотя Изуку собирался так быстро, как только мог.       Несчастный и обиженный таким тяжелым по детским меркам предательством, он просто забрался в небольшой домик на самом её краю: маленькое и укромное пространство, где можно было спрятаться и всласть поплакать, прежде чем пойти домой, чтобы не расстраивать слезами маму там.       Именно тогда тот самый мальчик появился рядом с ним вновь. Так же, как и Изуку в первый день знакомства, он тихо забрался к нему и молча уселся рядом.       Это был первый раз, когда они заговорили по-настоящему. Ну, в основном говорил, конечно, Изуку, потому что его новый друг был довольно замкнутым и молчаливым. Он мало что рассказывал о себе, и даже имя своё назвал с неохотой. Потом объяснил, что сбежал тогда из дома из-за отца. Рассказал, что шрам на его лице появился из-за его мамы, потому что она не хотела иметь ничего общего с "чудовищным отродьем".       Слова звучали грубо и неправильно, и хотя Шото отказался объяснять их смысл, Изуку знал, что это значит что-то очень нехорошее и матери ни за что не должны говорить такое своим детям. Изуку даже сказал ему, что если Шото хочет, то Изуку с мамой могут забрать его себе. Конечно, он не был котенком, но Изуку был уверен, что его мамочка не откажется помочь маленькому мальчику в беде.       Почему-то эти слова вызвали у Шото улыбку, которая, даже будучи маленькой и слабой, сделала его лицо куда более приятнее и дружелюбнее, так что Изуку обещал себе, что постарается сделать всё, чтобы тот делал это чаще.       Даже если Шото в итоге и отказался от его предложения.       С тех пор их встречи начинали становиться всё более частыми, и нередко заставали Изуку врасплох. Изуку почти никогда не мог уловить тот момент, когда его друг приближался к нему: в одно мгновение его не было, а потом он появлялся рядом, словно из воздуха. Когда он впервые возник таким образом на балконе Изуку, а потом как ни в чем не бывало попросил разрешения войти внутрь, тот буквально сломал себе голову, пытаясь понять, как у Шото это вышло.       Шо-чан тогда просто сказал, что он прилетел, и Изуку, в силу своего возраста, нашел это лишь слегка странным. В конце концов, это не было более необычным чем то, что его другу время от времени нужно было пить кровь, чтобы чувствовать себя хорошо – и если Изуку мог справиться с этим и даже помогал ему, предлагая свою руку, то почему бы не принять всё остальное?       Шото просто был другим.       Как и по-своему другим был Изуку.       Он всё еще размышлял обо всем этом, не сразу замечая, что Шото почему-то остановился, вынуждая Изуку остановиться тоже. По неясной причине, его друг выглядел сегодня каким-то особенно задумчивым, и Изуку терпеливо смотрел на него, ожидая пояснений. – Тебе ведь больно? – сказал ему вдруг Шото, и вопрос был больше похож на утверждение, потому что он и знал, что это так.       Не считая его родителей, Шото, вероятно, был единственным, кому Изуку рассказал о своей болезни. Что-то подсказывало ему, что Шо-чан не стал бы над ним смеяться или относиться иначе. В конце концов, зная, как он не любил остальных людей, Изуку даже не уверен, есть ли у Шото другие друзья, кроме него самого.       Перед тем как ответить Изуку подумал о том, как часто ноют его руки и ноги. О том, с каким трудом ему приходилось в последнее время подниматься с земли, тяжело опираясь на колени, будто он старый дед – над чем Каччан и остальные никак не могли перестать смеяться. О том, как часто он бывал неуклюжим и падал, ломая себе то руки, то ноги, так что другие дети порой не хотели проводить с ним время, потому что он был таким вот слабым и бестолковым – постоянно требующим к себе внимания и присмотра, когда всем остальным просто хотелось беззаботно и играть и развлекаться.       Однако говорить обо всем этом Шо как-то совсем не хотелось, даже зная, что тот не скажет ничего дурного или обидного. Изуку казалось, что если он произнесет всё это вслух, то это сделает его лишь еще более жалким и слабым.       Тем не менее, это как будто и не было нужно, потому что глаза Шото становились всё более решительными. – Тогда я могу помочь тебе, – сказал он твердо, не дожидаясь ответа. – Если только ты примешь мою помощь.       Мальчик слегка склонил голову, словно задумываясь о чем-то, прежде чем успокаивающе сжать ладонь Изуку. – Потому что отказываться от помощи плохо, верно, Зуку? – добавил Шо, глядя ему в глаза.       Изуку, который уже готов был начать отнекиваться замер с открытым ртом, потом неуверенно кивнул, потому Шо-чан говорил его собственными словами.       Однако когда Шото отвел его в сторону, проткнул клыками собственное запястье, а потом протянул покрытую кровью руку Изуку, тот начал сомневаться в своём решении. – Это? Шо-чан, зачем?       Шото только смотрел на него, а потом шагнул ближе, вновь поднося руку к его лицу. – Просто доверься мне, – сказал он. – Ты делал это для меня так много раз. Будет только правильно отплатить.       Изуку сомневался, что ему, в отличии от Шото, будет какая-то польза от такого предложения, но что-то подсказывало ему, что этот жест почему-то очень важен для его друга: он нерешительно прижался губами к открытой ране и сделал несколько глотков густой холодной крови.       Когда он выпрямился, то успел заметить, что Шото наблюдает за ним со странным блеском в глазах. Он казался до крайности довольным, почти счастливым даже.       Но что было еще более удивительным… на несколько следующих недель Изуку действительно стало немного лучше – так, что он почти смог почувствовать себя вновь нормальным, обычным мальчиком.