В вечности

Альфред не мог дождаться момента, когда солнце окончательно скроется за горизонтом, и луна станет править над землей. Он ходил по комнате, брал книгу и тут же откладывал её, не в силах сосредоточиться на тексте. Он даже набрал себе полную ванную и попытался полежать в ней дольше, чем обычно, но вода остыла слишком быстро, а принимать ванную дважды за вечер казалось идеей напрочь лишенной смысла. Тогда, хорошенько вытеревшись и поплотнее закутавшись в домашний халат, Альфред, взяв блокнот с собственными записями и карандаш, занял наблюдательный пост на подоконнике. За окном догорал багровый закат, и последние лучи солнца, прощаясь, целовали надгробия и гранит могильных плит. Альфред отсчитывал минуты: скоро кладбище должно было ожить, а значит к этому времени граф должен был вернуться в замок, даже если день провел в склепе. Едва на темном небе стала ясно видна луна, Альфред захлопнул блокнот и спрыгнул с подоконника. Пора! Нетерпение покалывало кончики пальцев – так хотелось как можно скорее оказаться рядом с графом, поделиться с ним своими наблюдениями (чудо ли – он вывел несколько закономерностей!) и спросить, обязательно спросить, неужели Кролок не видел этого? Ведь часть разгадки лежала на поверхности все эти годы. Или же он и сам давно пришел к этому же выводу, но на практике это знание оказалось бесполезным? Альфред спешил – почти бежал – по замку. Он, единственный по-настоящему живой человек, не боялся теперь, что может повстречаться в коридорах не только с виконтом и его отцом. Но для редких гостей из свиты Кролока человек – живительный источник крови – был тем, кого нельзя было трогать ни при каких обстоятельствах. И тем более нельзя было принуждать добровольно отдавать свою кровь. Авторитет графа и его сила были слишком велики, чтобы кто-либо рискнул попытаться поспорить и не подчиниться. На мгновение замерев у спальни графа, чтобы немного отдышаться, Альфред решительно распахнул дверь и сделал шаг вглубь комнаты. Заходить без стука было неприлично – но они давно были не чужими людьми друг другу, и комната графа в каком-то роде была и комнатой Альфреда (по меньшей мере Альфред проводил в ней времени едва ли не больше, чем граф). Возможно, именно сегодня надо было постучаться. Альфред так и замер посреди комнаты, открыв рот, чтобы что-то сказать (спросить?), но все слова вылетели из его головы. Он, конечно, видел Его Сиятельство и в исподнем, и даже – стыдно подумать – полностью обнаженным, не единожды. Но к такому был все равно не готов, привыкнув к несколько иному облику возлюбленного. Несомненно, то, во что граф был одет, шло ему. Чулки плотно облегали икры, а их край прятался под черными кюлотами, блестящими и отражающими блики, будто черную ткань покрыли лаком. Альфред, краснея, невольно задержал взгляд на обтянутых тканью ягодицах графа. – Альфред? Ты сегодня рано, – казалось, граф вовсе не был удивлен этим фактом. Он повернулся к Альфреду вполоборота, смотря на него с легкой улыбкой и неприкрытой нежностью во взгляде. Тонкая черная батистовая рубашка была застегнута лишь на пару нижних пуговиц, и в глубоком вырезе отливала серостью и синевой нежная кожа. Альфред сглотнул, невольно вспомнив мягкость холодной груди под своими пальцами. Мысли спутались окончательно, и он уже не мог точно вспомнить, что именно хотел сказать (показать?) Кролоку. Ему удавалось гипнотизировать без слов и какого-либо сверхестественного влияния. – Я…да. Я помешал? – Ничуть. Я почти закончил. Альфред постарался отвести взгляд, но в результате только заметил, что граф обут в туфли на каблуке вроде тех, что чаще предпочитал носить его сын. И что в этом освещении кожа просвечивает под тонкой тканью. А волосы графа – так непривычно – подхвачены бархатной лентой в низкий хвост. Кролок смотрел на него, хитро прищурившись, будто довольный сытый кот, задумавший какую-то шалость. Хотя конкретно этот кот скорее всего был голоден – Альфред, ведя заметки, помнил, что последний раз граф пил кровь несколько дней назад, если только не успел уже подкрепиться этой ночью. Альфред подошел ближе и вложил – точнее ткнул блокнотом Кролока в грудь. Только вот граф, вопреки ожиданиям, взяв драгоценный блокнот, отложил его в сторону и притянул Альфреда к себе за талию. Ткань халата едва ли смягчала лед его пальцев. Особенно когда второй рукой граф чуть раздвинул полы халата, касаясь уже своими холодными руками теплой чувствительной кожи. – Я думаю, это подождет, – граф едва заметно кивнул в сторону, куда отложил блокнот, и, склонившись над Альфредом, взял его руку в свою, поднес к губам и нежно поцеловал, оставляя на запястье темный след от помады. Альфред подумал, что исследования в самом деле могут подождать.