Пасквилянт из Долины Призраков

Щедра к вам, грешникам, земля, А небеса полны угрозы. И что-то там еще тра-ля-ля-ля, Перед грозой так пахнут розы. “Песня Арамиса”

К вечеру третьего дня они добрались до Кале и сразу отправились любоваться на английский канал. Вэнь Кэсин с нечитаемым лицом смотрел на Чжоу Цзышу, который с такой же непроницаемой миной наблюдал за морем. Кричали чайки, серые волны накатывали на берег, вокруг, насколько хватало глаз, простиралась прибрежная равнина. Не самое жизнерадостное зрелище. Кроме них здесь не было никого. – Говорят, в ясную солнечную погоду даже невооружённым взглядом можно увидеть английский берег. Как ты смотришь на то, что мы поженимся, поедем путешествовать и заглянем к нашим соседям? Медовый месяц, романтическое путешествие. Кажется, там гонят неплохой виски. Чжоу Цзышу повернулся к нему, порыв ветра внезапно сорвал с его головы ленту, волосы рассыпались по плечам тяжёлой копной. Очередным движением воздуха их закрутило, сделав его похожим на сказочное существо, русалку, сирену, медузу Горгону, которая привлекала моряков и вела на погибель. Вэнь Кэсин зачарованно замер и потянулся рукой к чужому лицу, убирая “перечеркнувшую” щёку прядь. – Ненавижу виски, как и портвейн. Предпочитаю вино. – А…? – Ненавижу англичан. Предпочитаю родину. – А…? – Предпочитаю милых девушек. – А-Сюй! Я предпочитаю тебя, а ты разбиваешь мне сердце. Но если хочешь, я достану женское платье и оденусь для тебя милой девушкой. У меня даже косметика есть! Чжоу Цзышу почему-то даже не сомневался. Он страдальчески возвел глаза к небу, затем приблизился к мужчине на расстояние вздоха. Дразняще провёл большим пальцем по губам, по щеке, а потом выжидательно замер. – Придурок. Кто сказал, что мне нравятся мужчины в женской одежде? – и втянул расстроенного было собеседника в поцелуй. Тот что-то бормотал, шипел слова, в которых угадывалось “А-Сюй”, но его язык исправно выполнял свои обязанности по сведению Чжоу Цзышу с ума, и потому он не возражал. Когда на мгновение их губы разомкнулись, Вэнь Кэсин взглянул в пьяные глаза, подхватил мужчину на руки, поражаясь его хрупкости и лёгкости, и потащил в сторону гостиницы. ---- Раздевались они медленно и вдумчиво. Пока добирались до номер, первоначальный жар стих. Осталось только хрупкое, недозволенное любопытство, зудящее где-то внизу живота, слабое, некомфортное, но мешающее мыслить адекватно. Наверно, именно поэтому Цзышу даже не задумавшись сдернул рубашку, обнажая плечо с татуировкой сливовой ветки, а когда услышал сзади ошарашенный вздох, одеваться было уже поздно. Он обернулся, готовый как драться, так и изобретать небрежные оправдания, но застал только полный нежности взгляд. – А-Сюй, так это был ты… та “красавица” из Менга. Чжоу Цзышу открыл рот, закрыл рот, проглотил рвущиеся на язык слова и шумно выдохнул. – А-Сюй, та… та шпилька всё ещё у тебя? Чжоу Цзышу поморщился, чувствуя себя невероятно глупо, роясь полуголым в карманах скинутого камзола. Всё равно, похоже, всё отменяется. Так какой смысл держать лицо. – Бери, – сунул он в протянутую ладонь тонкую, изящную безделушку из тёплого нефрита. Пальцы бессмысленно сжались над ней, как будто ему не хотелось расставаться с этой, ставшей привычной его волосам шпилькой. С каким недовольством последние дни он пользовался неудобной лентой вместо неё, ожидая, когда же эта миссия закончится. Когда это он стал таким сентиментальным? – Письмо я сжёг, оно не представляло для меня интереса. Всё остальное… Просить прощения не буду, ты сам напросился, вломившись ко мне в комнату. Цзышу отвернулся и потянулся за рубашкой. Вот и стоило так торопливо раздеваться, клял он себя. Горячая ладонь легла на плечо, палец заскользил по нарисованным изгибам и цветам, легко и щекотно повторяя контуры сливовой ветви. Он дёрнул рукой, пытаясь прекратить смущающее действие, но мужчина сзади только придвинулся плотнее. – А-Сюй, развернись, – попросил Вэнь Кэсин, и Цзышу почему-то послушался, глядя на мужчину открыто, жадно и чуть виновато. Руки вдруг стали очень неудобными, какое бы положение он ни принял, они всё время казались лишними, пока другой мужчина не взял их в свои и не пристроил у себя на талии. – Вот так будет лучше. Ты не против, если я помогу тебе с волосами? Цзышу озадаченно кивнул, а Вэнь Кэсин продолжил: – Эта шпилька, единственное, что у меня осталось от родителей. Даже воспоминания стали размытыми спустя столько лет, мне было восемь, когда я остался один в… в… неважно. Мне пришлось бежать в том, что на мне надето, и шпилька сохранилась только потому, что была в волосах. Позднее я решил, что это будет моим первым подарком человеку, с которым я захочу связать свою жизнь. Моей родственной душе. Посмотри, тебе идёт, – мужчина развернул Цзышу к зеркалу. В полусвободном растрёпанном узле на макушке красовалась нефритовая шпилька. – Лао Вэнь, – начал Цзышу, осознавая звучащие в голосе слёзы, но совершенно игнорируя такой урон своему достоинству. – Лао Вэнь. Тебе кто-нибудь говорил, что из тебя ужасный парикмахер. Меня же засмеют, если я покажусь в таком виде на Елисейских Полях или поеду на приём в Версаль… – Уверен, ты что-нибудь придумаешь в своё оправдание, – хмыкнул довольный собой Вэнь Кэсин и обнял мужчину плотно-плотно, прижимая к себе, лаская обнажённые лопатки. – В крайнем случае скажешь, что я не выпускал тебя из постели всю ночь, и отвлекал во время расчёсывания. Извините за неровный почерк. Чжоу Цзышу вспомнил этот пошлейший анекдот, как раз сейчас разгуливающий по Парижу, и залился краской до корней волос. – Бесстыдник! – шепнул он в чужие губы и, с откуда-то взявшейся смелостью, вовлёк упомянутого бесстыдника в поцелуй. Цзышу никогда не был покорным, любые решения, что делать и чего не делать с собственным телом, всегда принимал он сам. И считал такой порядок вещей абсолютно незыблемым и единственно верным. Сейчас же другой человек раскладывал его на постели, сжимал его запястья и бёдра, заставляя выгибаться навстречу; другой человек зажимал ему рот своей ладонью, потому что собственные руки уже лежали над головой, цепко скованные чужим хватом; это другой человек целовал его жадно и требовательно, ловил пытающийся избежать наслаждения рот, выпивал дыхание и заставлял его скулить. И Цзышу вёлся, шёл на поводу, просил, умолял, стонал, лежал неподвижно, беспомощно раскинув ноги и закрыв глаза, пока его не заставляли двигаться. И ему не отказывали: чужие руки возникали именно там, где нужны были сильнее всего, чужие губы навёрстывали упущенное руками, обжигали желанием. Поначалу он даже пытался отвечать, тыкался губами в воздух, поворачивался невпопад, стукался зубами о зубы. Он никак не мог поймать ритм, хватался руками за рубашку на чужих плечах, скрёб ногтями по коже, но в какой-то момент он ощутил пронизывающую всё тело истому, опоясывающую его словно всемогущее божество, и перестал себя контролировать. Словно сквозь толщу воду он слышал свои вскрики, рыдания, жалобы и плач, ощущал как его тело словно катает тёплыми волнами, и не мог сообразить, кто он такой, где он и почему не чувствовал этого раньше. Цзышу догадывался, что охрипнет к утру, но ничего не мог с собой поделать. Тело впервые отказывалось повиноваться его блестящему уму, и это было прекрасно. Одуряюще, бестолково и освобождающе. – Лао Вэнь, нас не выгонят из гостиницы после такого? – прохрипел он, вслепую шаря руками в поисках объятий, просто будучи не в силах приподнять веки. – Пусть только попробуют испортить мне ночь любви с самым красивым человеком во вселенной. Спи, я обо всём позабочусь, – прошептал Вэнь Кэсин и поцеловал его в висок. – Люблю тебя, А-Сюй. Где-то на границе сознания всплыла мысль, что скорее всего почти половина Парижа выслушивала такие же признания после близости, но ему было плевать. Этой ночью он двигался, дышал и существовал только по воле Вэнь Кэсина. Даже если он сам всего лишь развлечение на одну ночь. Плевать. Ещё одна строчка в списке любовных побед главного столичного Казановы. Плевать. Очередной брошенный, безответно влюбленный в Вэнь Кэсина идиот. Это обидно. Больно, но логично, и потому плевать. Чжоу Цзышу закрыл глаза и едва слышно прошелестел: – Я тоже. ---- Кажется, это первый раз, когда он проснулся просто потому, что выспался, а не из-за агентов, слуг или чаще кардинала, который требует его к себе, потому что снова кто-то где-то не прав и не желает признавать этого перед Его Высокопреосвященством. Цзышу с жадным любопытством подсчитал, что за одну разнесчастную неделю у него накопилось этих «первых разов» больше, чем за всю сознательную жизнь. Первый поцелуй, первый букет, первое признание, первое купание в реке, первое свидание, первый секс… с мужчиной. Чем же ещё путешествие с Вэнь Кэсином способно удивить его, глупо загадал Цзышу и мысленно рассмеялся. Воспоминания заставляли смущаться, тело болело, мышцы ныли, даже те о чьём существовании он и не подозревал, но это была приятная боль. Он потянулся, упираясь руками в изголовье, кровать обиженно заскрипела, напоминая, как её терзали ночью, за окном о чём-то перегагакивались гуси, ругались слуги, солнце рисовало на занавесках абстрактные свето-тени, ветер трепал эти художества, а рядом с ним лежал и дышал ему в шею, закинув ногу поперёк живота, самый прекрасный в мире мужчина. Возможно даже во вселенной. – Господин Вэнь? – одновременно со стуком из-за двери раздался странно знакомый мужской голос. Цзышу вскочил первым, собирая разбросанную по комнате одежду. Вэнь Кэсин вздрогнул и сел на кровати, принявшись застёгивать рубашку, которую так до конца и не снял. – Кто? – Мы договаривались о встрече сегодня. – Так в полдень же. – Да… – такие знакомые рассеянные интонации из-за двери наконец сорвали печать с памяти Цзышу, но легче от этого не стало. Голос давно умершего человека… Либо у него проблемы со слухом после ночи любви, либо он оказался в раю. Обе версии оказались несостоятельными, когда он, неловко нагнувшись за штанами, чуть не застонал от боли в пояснице. Вэнь Кэсин успел зажать ему рот ладонью, впихнуть в руки одежду и, перекрываю всю суматоху, выкрикнуть: – Дайте мне минуточку, я оденусь. – Это… это кто? – кажется произнёс, но не услышал себя Цзышу. – А-Сюй, потом поговорим, а? – зашептал Вэнь Кэсин, умудряясь одновременно целовать и заталкивать Цзышу в нишу за портьерой. Среди полок и тумбочек, как раз мог уместиться один подросток или один очень худой мужчина. – Подожди здесь, ладно? Не шуми и не подслушивай. Обещаешь? Мужчина в ответ торопливо натянул рубашку и закатил глаза. Каким надо быть идиотом, чтоб просить главу шпионов кардинала не подслушивать. Боже, в какого же идиота он влюблён. ---- Цзышу беззвучно хмыкнул, ощущая себя любовником, едва не застигнутым ревнивым мужем, затем подобрал ноги, устраиваясь поудобнее. Опыт шпиона приучил, некомфортная поза грозит не только отсиженными мышцами, когда надо срочно бежать, но и неожиданной потерей равновесия со всем сопутствующим ущербом. – Господин Вэнь, могу я увидеть подтверждение? – в ответ раздался шорох, а затем мужчина чуть не задохнулся радостью, – как она? С ней всё в порядке? Кардинал не слишком тревожит её? – Не имею ни малейшего понятия. Я здесь только передать письмо… – Спасибо большое. – … и получить бумаги. Поэтому прошу, читайте быстрей и готовьтесь… у меня не так много времени на обратную дорогу. Если вам интересны новости из столицы, то кардинал… да, чудит в последнее время. – А вы, господин Вэнь…? Вы многих знаете в Париже? – Смотря, кто вас интересует. Пытался вступить в ряды мушкетёров короля, но парочка проходимцев стащила моё рекомендательное письмо по дороге в Париж, – в этот момент один не в меру любопытный человек за портьерой густо покраснел. – Теперь жду случая проявить себя. Собираю сплетни и женские сердца. Могу спеть вам парочку новых песенок про кардинала, – откашлялся Вэнь Кэсин и совершенно без паузы затянул про шампиньон и бульон. Чжоу Цзышу чуть не икнул от ужаса. Тогда в таверне он не вслушивался, и ему показалось пение слегка… неритмичным, но сейчас он слушал трезвым, выспавшимся, средь бела дня и без аккомпанемента, и это звучало… чудовищно. Как человек с абсолютном слухом и прекрасным голосом он не убил Вэнь Кэсина на месте только потому, что сидел «в засаде», ну и, потому что не хотел предстать перед Цзюсяо полуодетым, растрёпанным и в засосах по всему телу, откровенно объявляя на весь мир, чем он тут всю ночь занимался. – Ради вашей же безопасности, не исполняйте это в… в Париже. Кардинал крайне щепетильно относится к таким вещам. – Что за глупости? Пол-Парижа это поёт, а вторая половина подпевает. – Тем не менее. Я знаю, какими методами действует кардинал. Чжоу Цзышу изо всех сил прикусил губу, борясь с очередным желанием выйти из своего тайника и дать младшему брату подзатыльник. Докатились, чуть не растрепал всё «о методах кардинала». Сказать такое, это практически подписать себе смертный приговор. – Да неужели? Зашлёт ко мне пышнозадую красотку-шпиона, чтоб она со мной переспала, а потом подслушивала мои тайны? – хохотнул Вэнь Кэсин, а Чжоу Цзышу похолодел. Этот языкастый сердцеед даже своими идиотскими шуточками умудрялся попадать в цель. Паршивец. – Зашлёт к вам убийц, а потом представит всё как несчастный случай. Именно так он и поступил со мной. И именно поэтому я вынужден пользоваться вашими услугами, вместо того чтобы лично появиться в столице. Чжоу Цзышу словно окоченел. Пару минут назад он думал, что Цзюсяо просто захотел приключений либо поиграть в шпиона как его старший брат и потому так спешно и нелепо сбежал из Парижа, а новости о его смерти, доставленные агентами Тяньчуань, ну… просто какая-то ошибка, недопонимание, невнимательность, чудовищное совпадение, которое заставило его начать седеть раньше времени и скатиться в депрессию. Он как раз планировал выследить его чуть позже и как следует отшлёпать. По оплеухе за каждый седой волос. Но теперь… Он был вынужден согласиться с Шекспиром: «Прогнило что-то в Датском королевстве». Чжоу Цзышу всегда был реалистом. В его профессии без этого никак. Нельзя недооценивать оппонента или переоценивать себя, даже если очень хочется. Нельзя не видеть умных, изобретательных, расчётливых противников, называя их фантазёрами только потому, что они по ту сторону баррикад, как и закрывать глаза на невнимательность, медлительность и неумение делать выводы у собственных агентов, оправдывая их оригинальностью мышления, только потому что они свои. Так недолго “попасться на свою собственную пропаганду” как сказал кто-то умный по ту сторону Ла-Манша, поверить в свою непобедимость, непогрешимость и абсолютную поддержку населения. Вот и сейчас, как бы ему ни хотелось убедить себя, что Цзюсяо показалось, что кардинал не мог, что это всё ложь и наветы, он вспоминал мелкие нестыковки, и моменты, когда ловил себя на подозрениях и одёргивал. Как оказалось, напрасно. Как говорит трактат о логике, “когда вы исключите всё, что неправильно, останется именно то, что должно”. И именно так картина выглядит логичной, чёткой и структурированной. Все причинно-следственные связи на месте и даже собственная преданность играет на эту версию. Единственное слепое пятно – это причина, из-за которой кардинал решил избавиться от Цзюсяо. Хотя, если порыться в памяти, остальные братья из Поместья Четырёх Сезонов тоже слишком часто погибали в несчастных случаях. А тут ещё и принцесса Цзин Ань, давняя зазноба, запавшая в коварное кардинальское сердце. – А-Сюй! А-Сюй? Ты в порядке? Он уже ушёл, можешь выходить. Ты что, плачешь? – Прости, Лао Вэнь, задумался. Я хочу завтрак. – А-Сюй, ты всегда такой капризный по утрам? – А ты всех женщин по утрам прячешь за портьерой? – Что за чушь! Ты единственный с кем я провёл ночь за очень долгое время. – Ага-ага. А остальные тоже единственные? Или, если не всю ночь, не считается? Ах, они же женщины, это же другое! – Чжоу Цзышу и сам не понял, отчего так завёлся при воспоминаниях о распутной жизни своего… как же его назвать. Любовника? Партнёра? Объекта? Цели? В конце концов, ничего особенного в этом не было, более чем десятилетний опыт знакомства с парижской знатью подкидывал истории и похлеще. Вэнь Кэсин тут скорее болтался где-то в серединке рейтинга распутников, и уж никак не возглавлял. – Мне кажется, у тебя либо недотрах, либо ты очень голоден. Хочешь повторим по-быстрому пару раз? Нет? Тогда, если не возражаешь, я сам тебе приготовлю завтрак. Тебе же понравились мои толстолобики. Что желаешь? Бульон с шампиньонами? – У меня недодрых, Лао Вэнь, – хмыкнул Цзышу, чувствуя, что краснеет, и задался вопросом: как этому болвану удаётся так быстро отвлекать его от депрессивных мыслей? – Не пел бы ты эту песню на людях, а? – О! Я знаю ещё одну отличную про кардинала. Тебе понравится. Чжоу Цзышу вспомнил недавнее исполнение и подавился воздухом: – Уволь меня от прослушивания утренних серенад. Кто-то обещал завтрак. – Хорошо-хорошо, как А-Сюй пожелает. А на ужин нас пригласили в гости. Пойдёшь со мной? – Кто? – Мой адресат и его друзья. Я сказал, что приду со своим возлюбленным. – Иди ты! – глава шпионов кардинала зарделся как маков цвет и ткнул собеседника в плечо. – На кухню. Завтрак сам себя не приготовит.