Пасквилянт из Долины Призраков

О, наконец настал тот час, Когда я здесь и вижу вас, Едва надеясь на взаимность. В слепом неведеньи томлюсь, Я беспороден - это минус, Но благороден - это плюс. “Пёс в сапогах”

Цзышу уже собирался уходить, приближалось время назначенной встречи с помощником, когда трактирные двери распахнулись от удара ногой, и высокий мужчина в фиолетовой шляпе с роскошным пером шагнул внутрь. Цзышу с трудом узнал в этом изысканно одетом господине того ободранного и израненного дуэлянта из Менга, но звучный голос, а особенно легкомысленно-игривые интонации не оставляли места сомнениям. Тем более завсегдатаи тут же разразились приветственными речами. – О, кто пришёл, кто пришёл! – Шевалье Вэнь Кэсин собственной персоной почтил нас своим присутствием! – Тысяча чертей! Ты всё-таки забрался под юбку камеристке леди Винтер! – Хозяин! Ещё портвейна! Это надо отметить! – Самый известный сердцеед всего Парижа! Тут уже захохотали разносчицы, фривольно задирая фартуки и поигрывая плечиками. – Иветта! Лизетта! Мюзетта! Жанетта! Ох, Жоржетта! Чжоу Цзышу восхищённо взирал, как Вэнь Кэсин бросился расцеловываться с женщинами, называя по имени, выделяя каждую жестом, интонацией, поглаживанием по выпуклостям, и сокрушался, что этот развратник не числится среди его агентов. Такую бы энергию да в мирное русло. – Господа, я только что слышал на рынке новую чудесную народную песенку. Эти заезжие циркачи просто таланты стихоплётства. Не желаете ли послушать? И королевские мушкетеры, и гвардейцы господина кардинала одобрительно загоготали, когда высокий щёголь прошествовал к стоящему в уголке инструменту. Цзышу, получивший классическое дворянское образование, куда входило обучение игре на музыкальных инструментах до уровня восстановить всю мелодию по отрывочным фрагментам, сумел оценить и технику, и способности. Пальцами этот сердцеед владел виртуозно, и похоже не только с точки зрения кухарок и разносчиц. Но чем дольше Чжоу Цзышу слушал, тем сильнее у него шевелились волосы, и дело было не в жутком уровне вокального таланта исполнителя, неведомо как сочетающегося с прекрасной техникой игры на инструменте. Народная песенка оказалась бомбой похлеще куплетов про шампиньоны.

У нас в стране на каждом ли По сто шпионов Хэлянь И, Мигнет француз - известно кардиналу. Шпионы там, шпионы здесь, Без них не встать, без них не сесть. Вздохнет француз - известно кардиналу. Вот в птицу метишься - шпион! С девицей встретишься - шпион! Ты прочь – и что ж известно кардиналу? Пойдешь гулять, а там шпион! Нырнешь в кровать - и там шпион! И сны твои известны кардиналу!

На втором куплете Цзышу сначала вздрогнул и чуть было не начал озираться, почему-то подозревая слежку, а потом просто закрыл лицо руками и попытался не зарыдать от смеха. Кто бы ни был этим пасквилянтом, в таланте, воображении и наглости ему не откажешь. Дьявольски заразительная мелодия получилась. Спустя несколько минут он поймал собственный рот за подпеванием вместе с пьяной компанией:

Войдешь в трактир - сидит шпион. Войдешь в сортир - сидит шпион, А не войдешь - известно кардиналу. Нет ничего, чего б не знал О нас, о грешных, кардинал. Пошлёшь письмо - известно кардиналу. Дрожит и голь, дрожит и знать, И всем не терпится узнать: Что он дерьмо - известно ль кардиналу?

По крайней мере в этот раз у него появилась возможность разобраться с новой проблемой в зародыше, нужно только чтоб никто не ушёл живым из этого кабака, следует немедленно вызвать агентов и начать зачистку, решил Цзышу, а потом поймал взгляд трактирщика и сник. Слухам о нечеловеческой силе хозяина он не доверял, но то, что с господином Е опасался связываться даже английский герцог Чжао Цзин, который не побоялся открыто враждовать с Долиной Призраков, сам кардинал отзывался о нём с пугливым придыханием, а мелкие дворяне проходили мимо трактира на цыпочках, выметаясь по одному окрику вздорного старика, говорило о много. Проверять реалистичность сплетен на себе он не собирался. Цзышу прикинул, что отличным планом Б будет выцепить Вэнь Кэсина и после допроса с пристрастием узнать, кто зачинщик сего безобразия. Вряд ли его исчезновение заметит кто-то важный. Без письма с рекомендацией тот явно не смог попасть ни в гвардию, ни к мушкетёрам, а слава известного Казановы вообще не являлась какой-либо защитой от самоуправства Тяньчуань. Разве что он спал с некой высокопоставленной герцогиней, готовой поднять ради неудержимого члена, который она делит с сотней-другой подавальщиц, кухарок и горничных, все свои связи. Вот только взрыв смеха и повышенное внимание уже к его персоне внесли коррективы и в план Б. – В чём дело господа? – хмуро отозвался Цзышу, глядя исподлобья и нащупывая эфес. Драться в переполненном трактире так себе идея, ни один шпион не должен привлекать к себе такого внимания, но если выбора не останется… Он мысленно перебрал свои действия, пытаясь понять, где мог проколоться, но по всему выходило – нигде. Десять лет на шпионской службе не пропьёшь за три кружки пива и бутылку бургундского. Так что же за нездоровая атмосфера тут воцарилась на ровном месте? – Он…кх-кх-кх вытащил… кх-кх-кх фант, – задыхаясь от смеха прохрипел один из посетителей. И это ещё был членораздельный ответ. Остальные просто хрюкали и завывали в меру своей воспитанности, тыча пальцем в Вэнь Кэсина, дергаясь и обливаясь дешёвым портвейном. Чжоу Цзышу передёрнуло. – Я рад, что вам так весело, но мне нужно уходить, господа. – Куда собрался, малыш? – впервые подал голос хозяин и покровительственно поманил Цзышу пальчиком. – Он вытащил фант, а значит ты обязан его выполнить. Иначе… Лучше не спрашивай, что иначе. Можешь и головы не досчитаться. Все мы здесь большие мальчики. – Причём тут я? – оторопело замер главный шпион кардинала, припоминая, что где-то слышал об этом нездоровом развлечении. – Ты самый угрюмый в этом зале. Чжоу Цзышу моргнул и нахмурился ещё сильнее, что вызвало у посетителей новый нездоровый приступ хохота. – Вот если бы ты так не гримасничал, малыш, то ушёл бы отсюда нетронутым, – и протянул свёрнутую в трубочку полоску бумаги. Еженедельный фант гласил: «Самый весёлый посетитель должен поцеловать самого угрюмого посетителя». К такому карьера шпиона его не готовила. Соблазнения, секс, даже извращения его не пугали, но как тайные миссии, они всегда были скрыты от широкой публики. Никаких лишних глаз, любопытных, жадных до зрелищ. «Вот она, моя ватерлиния», – подумал Цзышу. Он обвёл взглядом трактир, чадящие светильники, тусклые замызганные украшения, втянул запах прогорклого жира с кухни, и с удивлением осознал… что ему всё равно. Он уже давно перестал понимать, что он делает в этом городе, на этой службе, с этими людьми, ему не было никакого дела до справедливости получаемых приказов и чужих порушенных судеб. Он просто двигался, переставляя ноги по давно вызубренному алгоритму, точно также отвечая на вопросы и составляя рапорты. Смерть Цзюсяо словно выжгла что-то внутри, потушила последнюю свечу, освещавшую закоулки собственной души, которая и до этого не очень-то отличалась от потёмок. Цзышу отстранённо отметил мелькнувшее в дверях лицо Хань Ина и выпустил уже успевший нагреться от ладони эфес. – Отлично! И кто у нас самый весёлый? Толпа одобрительно загудела и вытолкнула в образовавшийся перед стойкой круг… ну кто бы сомневался… Вэнь Кэсина. Чжоу Цзышу мысленно закатил глаза, оценивая самый неприятный вариант развития событий. Для педанта, который никогда не отступал от заявленных планов и никогда не совершал поступков просто ради развлечения и которому немыслимо было переспать только лишь ради секса, Вэнь Кэсин был человеком с противоположного конца спектра. Чересчур шумным, необоснованно жизнерадостным, показушником и бездельником, то есть именно тем, от кого следовало держаться максимально далеко. Именно тем, про кого сразу ясно, что встретил один раз и всё – достаточно. Всю оставшуюся жизнь лучше держаться от этого человека подальше. – Вэнь. Кэ. Син. К вашим услугам, уважаемый господин… – по-шутовски поклонился этот кретин и выжидательно замер. – Я же должен знать, чьим губам доставлю удовольствие сегодня. Ещё ни одна красавица не жаловалась, правда же, Жоржетта? Жанетта? Ив… Со всех сторон скабрезно загоготали. – Чжоу Сюй, – он был готов сказать что угодно, лишь бы прервать этот неконтролируемый фонтан дерьма. – Не сердись, Чжоу Сюй, я тоже бы предпочёл кого-нибудь с тонкой талией и выразительными лопатками, но сделаю всё возможное ну… с твоими губами…и… – Ну уж постарайся! И поскорей. Я спешу, – начал закипать Чжоу Цзышу, ловя очумелый взгляд Хань Ина, замершего в дверях. Нельзя чтоб Вэнь Кэсин его увидел. И зачем только этот придурок сюда сунулся! Ждал бы снаружи. – Не все имеют возможность кутить и предаваться разврату сутки напролёт, у некоторых ещё есть служ… Он ожидал грубых, обветренных, сальных губ с запахом ненавистного портвейна и жареного на прогорклом масле мяса. Жители Парижа вообще не отличались чистоплотностью, многие мылись всего два раза в жизни и предпочитали выливать помои прямо под ноги прохожим, повозкам, всадникам, экипажам, а те, в свою очередь, разносили эти дурно пахнущие массы повсюду. Что уж говорить о каком-то понаехавшем провинциале. Он ожидал, что над ним будут издеваться, демонстративно прикусывая и причмокивая на угоду публике. Что его жёстко схватят, дёрнут к себе, попытаются подавить разницей в росте, но всё оказалось совсем не так. К нему прижались мягкие податливые губы, еле уловимо пахнущие сливовым вином (Чжоу Цзышу отрешённо записал в памяти, спросить, где он его достал в Париже), чужой язык проскользнул к его рту, заставляя расслабиться и распахнуться навстречу, а потом он перестал анализировать. Это было опьяняюще и тонизирующе одновременно, чужой язык хозяйничал во рту как будто был рождён для этого, выпуклости и вогнутости чужих губ стыковались с его собственными, словно потерянные когда-то детали мозаики. Он вдруг почувствовал себя живым до кончиков пальцев, лёгким как тополиный пух, подвижным как ветка ивы, желанным и желающим. Желающим тянуться навстречу пока способен устоять на ногах. И только когда их губы разомкнулись, он осознал, что стонал от удовольствия. Цзышу распахнул глаза и уткнулся во взгляд напротив, такой же пришибленный и одурелый, как и его собственный. Словно мужчина по другую сторону вздоха сам не ожидал подобного результата. – Задание выполнено? Вынужден вас покинуть, господа, – сказал Цзышу с максимальной издёвкой, стараясь удержать голос от дрожи, и шагнул к выходу, совершенно позабыв про планы А, Б, В и всё, что он там собирался сделать с Вэнь Кэсином. Вслед неслись похабные шуточки и свист, но ему было все равно. Лишь чей-то жаркий взгляд буравил лопатки, но Цзышу даже плечом не повёл. Порцию информации к размышлению он сегодня уже получил. ---- – Цзышу, нужно решить эту проблему в первую очередь, – Его Высокопреосвященство вышагивал по комнате нервно перебирая чётки левой рукой, бусинки щёлкали друг о друга как высушенные человеческие кости, которые Цзышу видел чаще, чем все парижские палачи вместе взятые. И это не тот опыт, который он мечтал заиметь, пятнадцать лет назад покидая Поместье Четырёх Сезонов. – Мы выясняем происхождение первой песни. Распространение второй мы застали в самом начале и уже есть свидетель… В самое ближайшее время мы проведём допрос и… – Цзышу, какие песни? Забудь. То есть нет-нет, отложи на время. Наследная принцесса Цзин Ань завела тайный роман, и нужно кровь из носу выяснить с кем именно. Нельзя позволить какому-то безродному ублюдку даже мысли допустить об обладании ею. – Наследная принцесса Цзин Ань? – Чжоу Цзышу припомнил эту, лишь номинально наследную, совершенно не участвующую в придворной жизни, принцессу и в очередной раз безэмоционально удивился. Эта девушка, от которой ничего и никогда не зависело, поразительно часто всплывала в расследованиях Тяньчуань, и в большинстве случаев важны были именно её любовные связи, увлечения и прочие сердечные дела. Ни одна зацепка не играла ни малейшей роли в политической расстановке фигур, но любые «подозреваемые» устранялись решительно и безапелляционно. Цзышу старался не задумываться почему так, до одного момента. Последнее дело, которым занимался Цзюсяо, тоже было связано с принцессой Цзин Ань. – Ваше Высокопреосвященство, всё будет выполнено максимально скрытно. – Цзышу, к чему эти формальности. Зови меня братом. И если какие-то подвижки, сообщайте мне немедленно. В любое время дня и ночи. – Слушаюсь, брат.