Не Шахерезада.

      Трибуны взревели так, что песок под рукой завибрировал от мощи эмоций пресыщенной зрелищами публики, на глазах превращающейся в озверевшую толпу. Тяжело дыша, боец смахнул пот, стекающий по высокому лбу и выжигающий глаза, больше размазал оцарапавшись кожаным наручем. Стало полегче, но ненадолго. Тонкие струйки влаги стекали с мокрых волос, капая на лицо и обожженную шею. Кожу уже давно стягивало от соли, выступившей под палящим полуденным солнцем.       Выпрямившись, ретиарий вонзил трезубец в землю, застыл тяжело дыша, ища опору. Тело жгло огнем от порезов гладием противника. Он знал - никто и не верил, что победа достанется ему. Сплюнув на песок, мужчина прижал кулак ко рту и отёр кровь с разбитых губ. Теперь он вряд ли был настолько хорош собой, как прежде–один глаз заплыл после сильного удара, губы разбиты, а торс и руки покрывали десятки ран. Живая окровавленная кукла - вот кем он был в этот момент. Как и всё они, те кто до поры был скрыт от глаз жадной до крови толпы в переплетениях подземных ходов, за толстыми стенами амфитеатра.       Подняв голову, гладиатор устремил свой взгляд на трибуну, где скучая сидела рыжеволосая красавица. Вздёрнув острый носик, она с лёгкой усмешкой на подкрашеных кармином губах наблюдала за скандируещей имя победителя толпой. Поведя плечами, женщина сказала что-то, обернувшись назад и из тени вышел высокий воин. Его лицо было обезображено глубокими шрамами, пересекавшими щеку и подбородок. Склонившись к матроне, он ответил, неотрывно следя за стоящим посреди арены гладиатором. Матрона, вздёрнув бровь, кивнула и, встав из кресла, подошла к ограждению балкона.       Зрители стихли, ожидая решения. Жизнь или смерть? Всего одно движение руки отделяло гладиатора от края. Секунды текли медленно, как тени в солнечных часах, расположенных на краю арены. Всего миг, и зрители взорвались одобрительным и разочарованными возгласами, увидев вытянутый вверх палец.       Выдохнув, Максимилиан Брок Ромулус понял, что почти не дышал, ожидая решения, хотя победа ещё не гарантировала жизнь. Фортуна - своевольная девка. Неподвластная человеческим желаниям, она давала надежду, а после в один миг могла отобрать её, повинуясь всего одному жесту сидящего в сенаторской ложе человека.       Его бой окончен, жизнь продолжается, но только сегодня. Если красавица Наталия не решит иначе, его снова могли вышвырнуть под палящее солнце. Пока же, вступив в полумрак коридоров под Колизеем, Брок мог обработать раны и отдохнуть. А уже завтра будет новый день и другой патриций или сенатор займет место в ложе. Надеяться, что знатная римлянка по какой-то причине захочет выкупить безродного гладиатора, не стоило.       Каждый из них, попавший в Большую школу гладиаторов, становился безымянной, безвольной игрушкой, которая только и годилась, что играть в войну на песке, развлекая толпу и умирая под крики. Редко, слишком редко, но некоторым везло. Единицам. Им давали вольную, если количество заработанных на их схватках монет намного превышало стоимость выкупа. Чаще рабы-гладиаторы покидали подвалы, чтобы быть зарытыми на отдельном кладбище или выброшенными на свалку, где их останки растащат псы и крысы.       Поставив трезубец в стойку, гладиатор поморщился дёрнув зубами за ремень, закрепляющий металлическую броню на руке. Давление ослабло, позволяя прохладному воздуху проникнуть под плотный материал. Мокрая от пота кожа чесалась, доставляя мучений. Когда последний ремешок был расстёгнут, доспех занял место на полке, в ожидании чистки.       Смочив застоявшейся водой из деревянного ведра небольшую тряпку, Брок принялся обтирать торс и руки, очищая их от крови и пота. Влага уменьшала жжение в местах порезов ровно до того момента пока плохо смытая соль попадала в раны. Шипя и ругаясь на трёх языках, он попытался достать до парочки ссадин на спине. По ощущениям, именно они могли доставить ему максимум проблем.       Тряпка полетела в ведро, а Брок согнувшись осел на кособокий табурет. Если попросить у целителя мазь для ран, то он останется без еды как минимум на неделю. В животе заурчало, напоминая, что он и без того давно не ел. Возможно это было вчера? Да и та похлёбка, что им давали, не особенно утоляла голод, всего лишь поддерживая жизнь.Будь он чемпионом, как прежде, отношение было бы совсем другим– сытная пища, иногда рабыня для плотских утех или даже одна из богатых горожанок, купивших его на какое то время.       Опустив руку в воду, гладиатор поймал лоскут и, выжав, принялся обтирать лицо и тело. Ветошь скользнула по плечу и державшая её рука была перехвачена бесшумно вошедшим гостем. Оглянувшись, Брок криво усмехнулся. За его плечом стоял тот воин, что занимал почетное место в сенаторской ложе.       Коротко остриженные волосы блестели в редких солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели в стенах. Тяжёлый красный плащ лежал на широкий плечах, прикрывая белые рукава туники и нагрудник бронзового доспеха. Фелаты с изображением медузы Горгоны золотыми пятнами выделялись на фоне темной ткани. Вернее, тёмной она была только здесь, в подвале Колизея.       — Чем обязан, достопочтенный эвокат? — склонился в почтительном поклоне гладиатор.       Согнуться было проще, чем распрямить спину. Улыбка против воли превратилась в болезненный оскал. Желания показывать свою слабость не было, но израненое тело диктовало свои условия.       — Доминия Наталия выкупила тебя, раб. Пойдём.       Под ложечкой засосало, он надеялся, что эвокат не заметит его заблестевших глаз. Стало горько за свою жизнь– всего одно, не ко времени высказанное мнение, и патриарх семьи выкинул его прочь, несмотря на статус и возраст. Глупость юности и жадность мачехи вскоре привели его на рабский рынок. Теперь только и оставалось, что выживать, кочуя из рук в руки. Если повезёт, то его будут кормить каждый день и спать он будет не в вонючим подвале с сотней таких же пропахших потом и кровью мужчин. Вот что для такого, как он теперь было "везением".       Брок не боялся тяжёлой работы. Не чурался заработать кусок хлеба чисткой конюшен, постройкой дорог или чем то, в том же духе. Всё это он уже проходил, будучи одним из солдат вспомогательного легиона. Он мог многое, главное было запихнуть не ко времени проснувшуюся гордость и зарождающуюся надежду куда подальше.       Легионер шёл впереди, а Брок, окружённый четверкой таких же ветеранов — следом. Покинув арену, их группа, петляя по переулкам, дошла до богатой части города, где роскошные виллы патрициев утопали в зелени, отделенные от городской суеты высоким забором. Тенистые аллеи, журчание фонтанов и изредка доносившийся из за стен мелодичный женский смех. Так должно было выглядеть счастье, таким оно было в воспоминаниях Брока. Вернее, оно так и выглядело до определенного момента.       Калитка в глубине сада едва скрипнула, пропуская их процессию. Попадающиеся навстречу слуги почтительно кланялись воинам. Минуя сад, затем первый этаж, гладиатора повели прямиком в термы. Неслыханная роскошь для него нынешнего. Брок уже и забыл, каково это - иметь возможность в любое время воспользоваться услугами умелых банщиков, омыть грязь и пот теплой водой, пахнущей ароматными маслами, распластаться на мраморной скамье под сильными руками массажиста.       Ступая по выложенному мозаикой полу, гладиатор старался не глазеть по сторонам. За невесомыми занавесями, трепещущими от теплого воздуха, отчётливо слышались смех и плеск воды. Запах лавра, сосны и раскаленных камней наполнял всё вокруг. Странно. В Риме не любили влажный, обжигающий лёгкие воздух, предпочитая сухой и тёплый.       Когда они переступили порог аподитария, охранники задержались в коридоре, оставив его наедине с предводителем. Кивнув гладиатору, тот небрежно бросил:       — Раздевайся, тебя заберёт Парис. Когда приведешь себя в порядок, отведут к лекарю. Вечером домина ждёт тебя к ужину.       Переминающийся у стены парнишка подошёл ближе. Пока эвокат говорил, слуга помог Броку стянуть кожаный наруч и расстегнул пряжки на ремне, поддерживающим птеруги. Латная юбка упала на пол, а его конвоир, усмехнувшись каким то своим мыслям, вышел прочь. *Ретиарий — одна из разновидностей гладиаторов. *Эвокат — воин-ветеран. *Домина — уважительное обращение к хозяйке дома. *Фелаты — пластины из бронзы, серебра, реже золота, с изображением богов, животных или правящих особ; служили наградным медалями, изначально предназначались для конников и лошадей; позже стали использоваться как часть гардероба других легионеров. *Аподитарий — предбанник, комната для раздевание; *Птеруги — латная юбка из кожи.

***

      Борясь с усталостью, Брок внимательно следил за прислуживающим ему рабом. Судя по всему, тот был юрким, аккуратным и до тошноты правильным. Исполнял всё, о чем просил и не просил гладиатор. Обмыв его тело от пота и крови, он обработал раны и отправил новенького в сухую парную. Окунув в бассейн, уложил на массажный стол и размял всё тело. А услышав бурчание его голодного желудка, принёс хлеба, сыра и даже ветку винограда.       Сытый и вымытый, Брок чувствовал, что его разморенное тело хочет отдыха, а лучше - крепкого сна.Он уже и забыл, когда мог спокойно заснуть не боясь, что утром просто не проснется. Заметив, что гость клюёт носом, раб поманил его за собой в глубь дома. Шагая следом по широким коридорам, гладиатор удивлялся царившей вокруг тишине. Хотя хозяйка скорее всего ещё не вернулась, а её охрана отправилась в Колизей, чтобы вновь занять почетное место за её хрупкими плечами.       Мысли плавно вернулись к легионерам, и Брок покачал головой. Он тоже мог бы стать одним из элитных эвокатов, пока жизнь не сделала резкий поворот. Теперь, даже получи он вольную, вернуться на положенное ему по рождению место просто не сможет. Не дадут законы империи, которые раздражали до демонов.       Приоткрыв небольшую дверь, Парис впустил его в просторную, светлую комнату. У дальней стены стояло широкое ложе с зелёными плотными занавесями, балкон жилища выходил в сад.       — Я приду чуть позже, когда домина прикажет подавать ужин. Сегодня не будет гостей. Узкий круг приближенных, — сказав это, парнишка прикрыл за собой двери, оставив Брока наедине с его мыслями.       Осмотревшись, мужчина присел на край постели. Пальцы прошлись по бурому меху покрывавшему ложе. Несколько шкур разных цветов и размеров служили одеялами. Это удивляло, так как в этой части империи редко бывало настолько холодно. Отбросив сомнения, он лёг и, прикрыв глаза, прислушался к внутреннему голосу.       В голове было пусто. Переживания, неуверенность и страх испарились ещё на подходе к дому прекрасной Наталии. Её знал весь город: гордость Дома, искусная хозяйка, красавица, услада глаз мужа. Такая не будет покупать безродного раба, если уже не придумала, куда его пристроить. Оставалась ещё малая доля сомнений, ведь его вряд ли подпустят к наследникам из-за низкого происхождения. Если бы Брок был свободным, то, возможно, его могли бы взять учителем военного дела. Погруженный в раздумья, он и не заметил, как уснул.

***

      Музыка, смех и голоса толпы разбудили Брока. Он ещё немного полежал, вслушиваясь в темноту. Тихий шорох привлек внимание, и он перехватил руку, протянутую к нему. Раб, приставленный к нему, сдавленно ойкнул.       — Домина приглашает вас к столу. Все уже собрались.       Кивнув, Брок отпустил тонкое запястье. Сев на постели, он растёр лицо ладонями. Дверь скрипнула, и Парис принёс одежду, разложив её рядом. Белоснежная тога, красный плащ, а на пол упали сандалии.       — Домина просила надеть это. Вам помочь?       — Нет, справлюсь, — отмахнулся Брок, отсылая паренька.       Как носить эти вещи, он прекрасно знал. Не так давно эта одежда была привычной для него. Но теперь... Отмахнувшись от ненужных мыслей, он переоделся и вышел в коридор. Слуга стоял под дверью, ожидая. Он направился вперёд, убедившись, что гость следует за ним. Видимо прошли они другим путём, так как на сей раз оказались на террасе намного быстрее.       Приём был в самом разгаре. Гости ели, пили лёжа на покрытых коврами ложах. Перед столами, в центре зала, выплясывали акробаты, веселя публику. Музыка не могла перекрыть тот шум, что стоял в зале. Вино лилось рекой. Судя по тому, что некоторые гости уже пьяно шутили, хватали прислужников за руки и тянули к себе, пир начался довольно давно.       Центральное ложе занимал сенатор, а рядом с ним возлежала прекрасная Наталия. Она небрежно улыбалась, выслушивая сальные шуточки мужа и тех, кто был достаточно приближён к нему. Заметив появление Брока, она кивнула, скрывая лукавую улыбку за чашей с вином.       Брок достаточно повидал на своём веку, чтобы сразу понять, насколько противна домине окружающая обстановка. Она не ела, изредка делала пару глотков из чаши, которую держала в руках. Пила она явно не вино, иначе её взгляд не был бы настолько ясным. А вот веселящаяся толпа была неудержима. Они сметали всё, что было на столах, не обращая внимания на то, что едят, тут же щекотали в горле павлиньими перьями, извергая поглощенное. Брок никогда не мог понять этой тяги знати к обжорству. На таких празднествах иногда съедали столько, что бедняку хватило бы прокормить всю семью вместе со скотом пару месяцев.       Указав на свободное место, слуга быстро скрылся с глаз, но всего мгновение спустя появился снова с глиняной чашей для омовения рук. Вода едва уловимо пахла розовым маслом и Брок с плохо скрываемым раздражением опустил в неё пальцы. Его мачеха просто обожала этот запах. С её появлением приторно-сладкий аромат заполонил все уголки дома в считаные дни.       Исчезнув снова, раб принёс блюдо с закусками и поставил перед мужчиной. Потом было блюдо с жареным мясом, кувшин вина и простая глиняная чаша. Благодарно кивнув, он показал на вино:       — Принеси воды и кусок чистого полотна.       Слуга пришел спустя пять минут. Принёс воду и тонкое выбеленное полотно хорошего качества. Брок промолчал, ведь его и так принимали, как знатного горожанина. Не стоило забывать, кем он был буквально сегодня утром. То, что его жизнь снова совершила такой крутой поворот, было однозначно не к добру. Не привык он верить в доброту и бескорыстие, обычно от него обязательно что-то требовали взамен и это «что-то» могло плачевно для него закончится.       Пища была вкусной. Стараясь не спешить, Брок ел небольшими порциями, пробуя всё, что предложил гостеприимный дом. Так сытно его не кормили слишком давно. Жуя, мужчина не упускал возможности изучить гостей и присмотреться к тому, что твориться вокруг. А тем временем они уже дошли до той грани, что отделяла человека от скота.       Хотя какие могут быть приличия там, где о совести и нравственности забыли давным-давно? Где спокойно могли продать дитя, как скотину, на убой? Отдать в рабство единственного наследника, только потому, что тот имел неосторожность высказать своё мнение?       Сделав глоток прохладной воды, Брок бросил короткий взгляд на хозяйское ложе. Сенатор был занят, лаская смазливую рабыню, которая охотно отвечала на его жадные ласки. Поискав, гладиатор нашёл хозяйку стоящей у края террасы. Она разговаривала с тем легионером, который забрал его из Колизея. Воин пытался донести Наталии свою мысль и скупо жестикулировал, но повышать голос не пытался. Матрона отмахнулась от его речи и мило улыбнулась, заговорив, а воин рассерженно смотрел на неё. Вся его поза просто кричала о недовольстве.       Заметив взгляд Брока, домина хищно улыбнулась. Кивнув легионеру, она отправилась вглубь дома, подальше от чужих глаз.       Гладиатор вздохнул. Его заинтриговала эта пара. Не любовники, не родня. Разве что давние. Притершиеся друг к другу, понимающие моментально с полуслова желания друг друга. Интересно, а сенатор знал об этом? А если знал, то как относился к наличию любовника у хозяйки дома? Чужие секреты интриговали, но не были так интересны как когда-то.       Подхватив румяное яблоко с блюда, Брок встал. Ему нечего было делать здесь. Жадность, похоть и обжорство его не интересовали. Прошли те времена, когда чужое грехопадение было развлечением.       Стоило найти дорогу к комнате, а завтра поговорить с Наталии и понять, зачем он ей понадобился.       Оказалось, что идти в полумраке коридоров чужого дома намного интересней самому. Несколько раз ему попадались парочки, спрятавшиеся в укромных уголках. Заслышав шаги, они быстро ускользали из своих укрытий.       Брок усмехнулся. Помнил он такие празднества. Пока была жива его мать, в их доме часто собирались гости. Всё было намного приличнее, но и тогда влюбленные или увлечённые друг другом молодые люди убегали в темноту сада, чтобы побыть наедине.       Очередной поворот завёл его на небольшой балкон. За невесомыми шторами среди цветочных горшков были видны очертания тел. Мужчина возвышался над женщиной, ласково шепча ей на ухо. Раздался мелодичный смех, всего мгновение, и они поменялись местами. Воин упал на колени, а зазноба, обойдя его по кругу, встала за спиной и, помедлив, с шипением склонилась к его шее. Послышался болезненный стон, а затем — довольное воркование женщины. А Брок был не в силах сделать хотя бы один единственный вздох. Она пила его кровь. Гладиатор мог поклясться, что видел клыки, блеснувшие в лунном свете.       Нервно дернувшись, Ромулус чуть не сбил небольшой горшок, стоящий на железной треноге. Скрежет привлёк внимание обоих, и в считанные мгновения два оскаленных лица мелькнули перед ним, а следом пришла темнота.

***

      Назойливый солнечный луч не давал спать. Накрыв лицо рукой, Брок тут же дёрнулся, резко садясь на постели. Он был полностью раздет. Теплый мех приятно скользил по обнаженной коже, не скрытой слоями полотна. Голова была тяжёлой, хотя он точно помнил, что почти не пил вечером. От чего же ощущение жуткого похмелья не отпускало?       Мысли вяло шевелились, даже не пытаясь подсказать, когда, а главное - как он умудрился попасть в покои. Последнее, что всплывало в памяти — темный коридор и женский смех.       На кресле у кровати нашлась одежда, а на полу — обувь. Одевшись, Брок умылся используя небольшой таз, стоящий в углу комнаты. Стало легче, но память всё так же молчала. Помедлив, он открыл двери и, не обнаружив слугу, вышел.       Было ранее утро и хозяева, как кажется и рабы, спали после вчерашнего пира. На пути иногда попадались девушки и парни, дремавшие на соломенных тюфяках у стен. Удивлённо вздёрнув брови, Ромулус старался идти тише, чтобы не нарушить их сон.       Довольно быстро его поиски окончились в саду. В дальнем конце, почти у стены, выходившей на оливковую рощу, на небольшой площадке происходило странное. Легионер, забравший его с арены и доставивший в дом, раздетый до пояса, сражался с женщиной. Оба одетые в тонкие кожаные штаны, они использовали короткие мечи, отдаленно похожие на те, что были в ходу у дикарей хун-ну. Тонкие платки, покрывавшие головы, не давали поту, текущему по лбу, попасть в глаза, но скрывали, кто эта женщина.       Сделав обманный выпад, она проскочила под рукой мужчины и, проехав на колене по песку, вскочила за его спиной. Острие меча упёрлось под ребра соперника, замедляя движение. Усмехнувшись, он отскочил и в развороте задел её плечо. Воинственный клич амазонки удивил Брока, а та уже вскочила и, врезав рукоятью под дых, скользящим движением вскочила эвокату на плечи, пнула здоровяка полусогнутым коленом, и сдавила бёдрами его шею.       — Всё, сдаюсь, — просипел тот, задыхаясь.       — Вот и молодец, — хохотнула домина Наталия, спрыгнув на землю. — Я же сказала, что ты разжирел на дармовых харчах. Слишком расслабился.       Брок только удивлённо хлопал глазами, понимая, что такой способ борьбы был ему не знаком. Если мечи были понятны, то способ, которым знатная госпожа свалила огромного легионера, вызывал массу вопросов.       Заметив его в тени деревьев, Наталия махнула, подзывая ближе. Склонившись в почтительном поклоне, Брок остановился, не поднимая глаз.       — Если бы я любила мужчин, такой ты меня бы заинтересовал, — хмыкнула матрона, обходя его по кругу. — Ион, ты ему случайно ничего не прищемил? Что-то больно он тихий.       — Нет, госпожа. Видимо, отравился вчера на приёме.       От звука глубокого голоса мурашки побежали по коже. Вскинувшись, Брок взглянул в смеющиеся серо-зелёные глаза напротив. Они ещё о чем-то говорили, насмехаясь над ним, а гладиатор пытался вспомнить, почему чувствует, что давно знает этого легионера.       — Пойдём, — похлопала его по плечу домина, — вскоре слуги встанут. Не люблю, когда кто-то из этих крысят доносит сенатору о моих развлечениях.       Брок и пошёл вслед за парочкой совершенно непонятных ему людей. В голове не укладывалось, как знатная горожанка с такой лёгкостью общается в посторонним воином, мужчиной, не родственником. Мысли роились в голове, словно дикие пчелы в дупле трухлявого дерева.       Когда их путь окончился в покоях домины, он с удивлением понял, что той совершенно безразлично присутствие мужчин в комнате. Скинув сапоги, она сняла полотно с головы и, сбросив кожаное одеяние, как была - нагая и прекрасная, двинулась к небольшому бассейну находившемуся в середине зала.       Отвернувшись, Ромулус сипло выдохнул. Если слуги поймают его в покоях госпожи, удавка палача станет несбыточной мечтой .       — Расслабься, — кивнул ему Ион, устроившись в хозяйском кресле. — Сюда вход запрещен всем, кроме меня и девчушки-прислужницы. Та нема от рождения. Сам понимаешь - сплетни домине ни к чему.       — Я не понимаю, зачем я здесь. Я не интересен вам, как учитель боя, — кивнул он на оставленные у дверей мечи.       — Верно, — кивнул эвокат.       Подхватив кувшин, он жадно принялся пить. Тонкие струйки воды стекали по подбородку и груди, оставляя блестящие дорожки на загоревшей коже. Брок не менее жадно ловил каждое его движение, пытаясь вспомнить то, чего точно не мог помнить и знать.       — Ты станешь его игрушкой, — изрекла Наталия, накидывая халат из тонкой ткани на голое тело.       Ткань липла к влажной коже, но казалось, что женщине было плевать и на это. Устроившись в соседнем кресле, она закинула стройные ноги на небольшую скамью и мило улыбнулась, изучая реакцию Брока. Конечно. Она была хозяйкой. А он был лишь грязью у её ног.       Сердце пропустило удар, а сам мужчина напрягся, думая о том, насколько высока вероятность того, что он сможет сбежать. Не сможет. Пытались и более удачливые. А потом бесславно расставались с жизнью на песке арены или в пасти собак.       — Даже не думай, — покачала головой домина. — Найдут, и казнят так, что это будет в двое гаже того, что уже видели. Будь добр, присядь.       На деревянные ногах гладиатор преодолел несколько шагов, что отделяли его от мраморной скамьи. Сев, он с ужасом посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали.       — О, зря ты его так напугала. Посмотри на него, он стал белее мела, — хмыкнул Ион, внимательно следивший за Броком.       — Как по мне, лучше изначально знать, чего ждать, чем теряться в догадках. Разве нет? — пожала она плечами.       Через несколько минут в комнату вошла девушка с подносом фруктов. Поставив его на столик перед госпожой, она поклонилась. Следя за ней, Брок не мог отделаться от ощущения кошмарного сна. Что он в своей короткой жизни сделал такого, что боги на него разгневались?       Проблемы сыпались одна за другой, а жизнь иногда делала такие резкие повороты, что в пору было подумать о быстрой и безболезненной смерти.       — Могу предположить, что мысли на этот счёт у него не самые радужные, — склонив голову к правому плечу сказал Ион, посмотрев на подругу.       Подругу? Явно не госпожу, точно они были ближе чем подчинённый и хозяин. Явно менее близки, чем любовники… Зачем ему это? Зачем думать о бесполезном, если есть вещи значительно хуже? Ещё эта немая рабыня...       — Брок, тебе нечего бояться, — хмыкнула женщина.       Он недоуменно посмотрел на Натали.       — Ты думаешь не о том. Мы не такие, как те, с кем тебе приходилось иметь дело до этого. Мы не проливаем кровь почём зря, не убиваем невинных, мы просто живём.       Эвокат тихо хрюкнул, пытаясь скрыть смех. Домина посмотрела на него осуждающе.       — Идиот, что с него взять... ***       А ведь она была верна своему слову, пусть даже данному рабу. Брока не обижали. Он действительно жил отмеренную ему богами жизнь, только уже как слуга легионера. Хотя и служением это сложно было назвать. Гладиатор знал, что где-то в покоях Иона есть шкатулка, в которой лежала грамота на передачу раба от Наталии к легионеру. А ещё совершенно случайно узнал, что там же хранится и вольная на его имя. Он стал не столько слугой, сколько помощником. Но зачем он им?       Дни текли, а в его жизни ничего не менялось. Расписание, установленное хозяйкой, было неизменным. Утренняя тренировка с Ионом под присмотром Наталии, завтрак, выезд по служебным делам (иногда затягивающийся на пару дней), термы, званый ужин и сон. Необъяснимым было то, что после приемов знати он просыпался с тяжёлой головой. Только в те, немногие вечера, что проходили в тишине, он пытался вспомнить что с ним происходило, а воспоминаний не было вообще. Эта пустота пугала, но не напрягала особенно по сравнению с остальным.       Изменения случились неожиданно. После очередного выезда, вернувшись в дом госпожи, вместо званого вечера они застали притихшую домину в её покоях. Разморенные после массажа, Брок и Ион хотели бы забраться в постели, но, заметив состояние женщины, легионер кивнул служанке, стоящей в углу. Перед ними на небольшой столик сноровисто выставили закуски, пару кувшинов вина и фрукты. Привычно кивнув на прощание, служанка удалилась, повинуясь безмолвному приказу эвоката.       Поднявшийся к ночи ветер трепал невесомый занавеси, служившие преградой для солнечных лучей в жаркие дни. По небу плыли грозовые тучи, а вдалеке уже были слышны раскаты грома.       — Что с ней? — Спросил Брок, наблюдая, как, подхватив полную чашу вина, Нат усаживается на краю бассейна.       Свесив ноги в чистую воду, она бездумно выводила ступнями круги, будоража зеркальную гладь. Вино быстро закончилось. Перевернув чашу вниз, будто проверяя, а не спряталась ли там ещё пара глотков, Наталия повернулась к Иону:       — Ещё.       Тот молча исполнил приказание, наполнив чашу до краев. Вернувшись, он устроился рядом с Броком и молча принялся жевать, иногда поглядывая в сторону домины. Не получив ответа, гладиатор решил, что ему ответят позже, когда поймут, что он достоин знать правду. Действительно, после того, как они на пару выпили один из кувшинов, а госпожа осушила другой, Ион тихо сказал, всё так же глядя в темноту на сгорбленную фигурку на краю бассейна:       — В этот день погибла её семья. Вырезали всех, от мала до велика. Не пожалели никого. Её заставили смотреть на их смерти, привязав несчастную к позорному столбу посреди селенья. Думали, что она умрет так же, как и все… Не случилось. Каждый год в начале сезона дождей у неё… Воспоминания давят. Даже спустя столько лет не дают покоя.       Раскат грома прокатился по небу вслед за молнией, осветившей всё вокруг. Ещё один заглушила толща воды, потоком упавшая с неба на высушенную летним зноем землю. Задрав голову домина закричала на незнакомом Броку языке. Столько было гнева в этих словах, что даже не зная наречия, мужчина догадался, в чём она упрекает высших существ.       Ему и самому было впору выйти под дождь и орать о несправедливости мира. Вот только вино приятным теплом разлилось по телу, а уставшие за день ноги вообще отказывались нести его куда-либо. Устроившись среди подушек, он лениво наблюдал, как Ион идёт за госпожой, чтобы забрать под своды комнаты. Потянув за предплечье, эвокат приподнял хрупкую матрону, ставя на ноги. Та, выдернув руку, неверной походкой направилась на террасу, продолжая говорить сама с собой.       Мокрая ткань туники прилипла к точёному телу. Волосы неопрятными плетями облепили щёки и шею. Кривая усмешка не сходила с пухлых губ. Дикая, опасная кошка, готовая на всё. Видеть домину такой Броку ещё не доводилось. Да и не хотелось особо столкнуться с впавшей в ярость женщиной, потерявшей всё.       Скинув мокрые тряпки, Наталия забралась на лежак рядом с гладиатором. Устроившись на животе, она положила подбородок на сложенные на подушке кисти. Внимательно и пугающе трезво следя за выражением лица мужчины, госпожа промолвила:       — Расскажи мне сказку, воин…       Удивлённо распахнув глаза, Брок выдал первое, о чём подумал затуманенный вином разум:       — С какого Приапа?..       — Фи, мужлан. Успокой моё раненое сердце, путник, — улыбнулась печально та. — Мне нужно отдохнуть.       Чуть подумав, гладиатор прикрыл глаза, вспоминая истории которые рассказывала ему мать. Тихий голос из прошлого, даривший покой его истерзанной душе.       — В давние-давние времена, когда боги ещё ходили по земле, а среди людей рождались настоящие герои… Жила принцесса-воин, которой суждено было стать Легендой…       Ион принёс одеяло и накинул его на обнажённое тело подруги. Закутавшись в мягкий мех, Нат спряталась в тепло и, закрыв глаза, слабо улыбнулась. Легионер обошёл их импровизированное ложе и сделав пару глотков вина, забрался на лежак позади Брока.       Услышанная много лет назад история об амазонке, каким-то непонятным образом напомнила ему о Наталии. Хриплый голос всё разносился в ночной темноте, смешиваясь с приглушённым шумом дождя, а прекрасная домина уже видела десятый сон.       Брок перешёл на шепот не желая останавливаться на середине рассказа. Воспоминания, растревоженные старой легендой, помимо его воли вызвали счастливую улыбку, не сходившую с лица, даже когда губы Иона принялись выводить замысловатые узоры на его плечах и шее. Волна возбуждения, подстёгнутая ласками, окатила жаром, опускаясь в пах. Ему бы отпихнуть легионера и уйти, но уставшее от одиночества тело желало этих касаний даже без воспоминаний о его месте в этом мире. Не сопротивляясь, Брок ответил на поцелуй, когда чужие губы добрались до его рта.       Возможно в нём говорило выпитое вино, а может и долгое воздержание, но оказаться в кольце крепких, ласковых рук было приятно. В голове взрывались тысячи огней, а жар желания заставлял плавится, отдавая себя до последней капли.       Одежда давно валялась на мозаичном полу, а гроза перешла в тихий, успокаивающий своим шумом, дождь. Жаровни с согревающими в такую погоду углями давно потухли, а они ничего не замечали, поглощённые друг другом.       Ион был даже странно нежен, терпелив и ласков, что так не вязалось с его тяжёлым характером. Ладони скользили по груди, животу, бёдрам, а вслед за ними следовали губы и язык. Сцеловывая бисеринки пота на шее, он помечал тело Брока едва ощутимыми укусами. Перевернув его на живот, Ион, приподняв бёдра любовника, открывая себе доступ к самому сокровенному.       — Боги… — Выдохнул Брок, сдерживая сладостный стон.       Смешок легионера должен был бы взбесить, но отторжения не было. Сжав полушария, он поочередно прикусил нежную кожу на обоих. Язык скользнул дальше, увлажняя колечко мышц, а Брок, вцепившись зубами в подушку, зарычал, чувствуя, как желание, усиливающееся с каждой секундой, грозило вырваться наружу.       — Ион… Стой же… — Простонал он уже в голос, поддаваясь на жадные ласки. — Стой…       — Нет, сладкий, мы почти у цели, а ты собрался убежать? — Хмыкнул тот, собирая увлажненными пальцами слюну, чтобы легче протолкнуть их внутрь.       — А если она проснётся? — Выдохнул Брок, отдаваясь ощущениям.       — Утром. Не раньше, — успокоил Ион. Обхватив ладонью естество Брока, он продолжал двигать ладонью.       Волна оргазма оглушила, а Ион, не медля вошёл в расслабленное тело. Закусив губу, Брок пытался привыкнуть к дискомфорту, вызванному вторжением, но у его любовника были совершенно другие планы.       Широкая горячая грудь с золотистыми завитками волосков прижалась к спине, а правая рука упёрлась в лежак рядом с лицом Брока. Левая же продолжала ласкать его член, не останавливаясь ни на секунду. Поцелуи-укусы, сыпавшиеся на плечи, тут же были бережно зализаны языком. Когда он успел снова возбудиться, Брок даже не понял, со всё возрастающим остервенением насаживаясь на двигающийся в нем член.       Хриплые стоны, тяжёлое дыхание, шлепки влажной кожи о кожу заполнили всё вокруг. Ощущения ошеломляли, даря извращённое удовольствие от смеси боли и сладостного томления.       Перехватив Брока поперек груди, Ион приподнял его, меняя угол проникновения, и мир взорвался, оглушая новым оргазмом. В ушах шумело, но гладиатор мог поклясться, что слышал, как Ион шептал что-то на непонятном языке, продолжая двигаться в нём.       — Ты примешь меня? — Спросил он, целуя Брока в плечо.       — Да, — выдохнул тот в ответ, выгибаясь в новом витке наслаждения. — Да!       Новый укус был уже ощутимее, но мелкая дрожь, сотрясавшая тело, не позволила понять, что же это было. Мокрая дорожка пролегла вдоль изгиба шеи, а Ион ускорился, сильнее вбиваясь в податливое, разморенные ласками тело.       — Да… — Простонал он, уткнувшись носом в висок Брока. — Я принимаю тебя.