Глупо говорить о любви или «Де спіймав, там і кохай»

Депрессия — это когда к водке заказываешь что-то крепкое, но вместо официанта, с подносом к тебе приходит Вэй Усянь и в одном прыжке с орбиты нанизывается на твой… шест. Лань Ванцзи выдохнул, но сделал это так… печально, что и погода могла испортиться. То, что Вэй Усянь сам по себе был как бутылка водки — только со всей дури по башке — стало понятно сразу, как только он выперся из своего болота и приперся на блюдущую целомудренность гору… да, «блюдущую», так как эта «гора» прежде её всё же блюла… пока вдруг отчего не «выросла», ткнувшись в «разлом» так неожиданно нагрянувших «небес». И ты просыпаешься после этого столкновения не ограбленным, а «употребленным», а что хуже, эта бутылка с паленой водярой сама тебе находит, снова усаживается на колени, протягивает руки с наручниками и тоном великомученика тянет: «Всё, я пришел. Мсти!» Какой в этом смысл, если опять всё удовольствие получишь только ты! Лань Чжань выдохнул еще раз и прижмурил глаза. Как вспомнит эту первую их встречу, так сразу опять пойти под палки хочется. Депрессия оказалась куда более губительной, чем застой в штанах, который он разрядил. Потому что когда разрядил, то оказалось, что, похоже, разрядился и он сам. Не физически — психологически. Бедственное уныние накатило похлеще, чем чувство раскаяния, хотя и было за что. Нет, конечно же не на то, что, мол, использовал облик Вэй Усяня, чтобы была причина оттянуть резинку на штанах и нырнуть куда следует не ради помочиться, а для, как говорится, больших свершений, совсем нет. Потому что Вэй Усянь был бесом, которому в свете последних событий даже польстило бы, что он, мол, такой весь из себя, что аж Второй нефрит соизволил его личико на свои фантазии напялить. Лань Ванцзи сжал пальцы в кулак, но тут же расслабил руку. Какой в этом смысл? Он и так уже опорочил и свои глаза, и руки, и… поле целомудренности, если можно так выразиться. Вэй Усянь не только «в глаз» ему попал, он залез ему и под кожу, и на саму кожу, ворвался в его мозг и устроил там пикник «задним» числом, паразит такой. И ведь не прогонишь! Лань Ванцзи свидетель (и участник) — не прогонишь! Совет брата оказался хуже, чем это можно было себе представить (и как бы совсем не важно, что Лань Сичэнь имел в виду совсем не это), и Лань Чжань упал на такое дно уныния, что просто караул кричи. Он замкнулся в себе и молча переживал свой пододеяльный позор. На самом деле он даже не мог понять, что его сильнее пригибало к земле: то, что он сделал «это», или то, «как» это сделал. В том смысле, что, если исходить от интенсивности ощущений и того полнейшего многоразового разврата с рукой и Вэй Усянем, порхающего голым над ушами мозгами — и еще много чем, — до Лань Ванцзи доходила простая истина: он… — Нет, — он так сжал зубы, что те аж в десна вдавились, — я сказал нет! «Влюблен». Это вертелось у него в голове, но натыкалось на такой отпор, что никак не опускалось до уровня рта, так и оставаясь подвешенным где-то между балкой, на которой, связанный красными веревками, был подвешен Вэй Усянь, и стеной, где три тысячи правил были залеплены картинками недвусмысленного назначения, нарисованные всё тем же «висельником». Лань Ванцзи… был подавлен. Физически и морально. Секс с рукой ему не помог, только всё усугубил и еще ярче дал понять, что Лань Ванцзи совсем неровно дышит в сторону Вэй Усяня, причем еще более особенно в сторону его пороков. Тот его вид, распластанного голым на камнях, его такая твердая эрекция, пот на его груди, дрожащие бедра, даже его волосатые ноги и те не портили картину! А потом… та выходка с мечом, который так к нему и не вернулся… или не вернули. Лань Ванцзи не думал об этом. О мече. Вся его энергия, было направленная на мысленное словесное избиение Вэй Усяня, ушла в мастурбацию, а после… подвесила за ноги уже самого Лань Ванцзи. И вроде кровь отлила от срамных мест, пришла в голову… но от этого стало только хуже. Вэй Усянь… искал с ним встречи. Не сразу, но всё же начал. Лань Ванцзи не ходил с ним на общие занятия, не посещал тренировочные поля, редко показывался на общей территории в светлое время дня. Но была еще библиотека… которую стали запирать на внутренний засов в светлое время дня. Вэй Усянь аж офигел, когда, серьезно так собравшись с духом, всё же подошел к этим вратам в возможный ад (а Лань Ванцзи был импульсивен, его рука была очень тяжелой, Вэй Ин всегда знал это) и обнаружил, что нате, распишитесь поникшей мордой у порога — заперто! Заперто! У Вэй Усяня аж брови на лоб полезли. Он так и втыкал своими офигевшими глазами в закрытую дверь. Минуту. Вторую. На третью так очевидно тормозить было уже позорно, и он моргнул, слегка склонив голову. Он ведь видел… видел, как Лань Ванцзи туда заходил! Он, мать его, этого обиженного селезня уже какой день караулит, и ведь не без причины! «Лань Чжань, — долгие-долгие часы репетировал Вэй Усянь, — я признаю, я был неправ. Я не должен был… черт!» Он осекался, сжимал кулаки, останавливался, потом снова продолжал ходить туда-сюда по комнате. «Лань Чжань, — дубль номер хрен пойми какой, — это всё ошибка, твои глаза тебя обманули…» Нет, всё не то, всё фальшь. Не верю! Ах, как же ему было плохо, этой жертве драматических обстоятельств… не Лань Чжаню, конечно, он вообще везунчик — попасть на бесплатный порно-прокат, да еще и с обширным экранным временем восходящей звезды — собственного меча! Ну да, звезда была в заднице, ну и что? Многие звезды начинали с задницы, этим уже никого не удивить. — Лань Чжань, — прочистив горло Вэй Усянь не бросал попыток, — я чувствую (нисколько) абсолютную (никакую) вину за случившееся и… — Да черт тебя дери! — послышалось из какого-то угла. — Ты уже можешь наконец-то улечься спать?! — А? — вынырнул из своего «туда-сюда» (хотя «туды-сюды» и при других обстоятельствах было бы поприятней) Вэй Усянь и повернул голову. — Цзян Чэн, ты что-то сказал? — Харэ уже бубнеть свои любовные признания, ты о времени вообще думал? — Да я каждый день думаю о том, что время уходит! — разоткровенничался Вэй Усянь. — Он от меня прячется, и моя смелость от этого… падает. И мне плохо! — Если не закроешь рот и не ляжешь, то станет еще хуже! — Цзян Чэн, ты такой противный. — А ты с своим бубнежом типа предел мечтаний? Ну конечно, что еще послушать перед сном, как не песнопения о господине Лане. Тьфу! — Сам ты тьфу, — возмутился Вэй Усянь. — Лань Ванцзи хорошенький. Он, в конце концов, в мою мишень свою стрелу забил, чем же не хорош? — Тогда я буду плохим и забью тебе эту стрелу в глотку. Ложись спать, нам в пять утра подрываться! И твоему Ланю, кстати, тоже. — О, — светлая мысль неожиданно пришла в голову Вэй Усяню, — а у меня мысль. Я… Но тут в него полетело что-то тяжелое, наверняка трёхтомник правил с той проклятущей стены, и Вэй Усянь, едва избежав столь резкого поцелуя со своей возможной смертью (а томик был дофига тяжелым), наконец-то погасил масляную лампу и улегся на свою постель. Но не успели запеть первые петухи, как он тут же из неё выскочил и, выпрыгнув в окно, побежал по территории ордена. В сторону цзиньши! Лань Ванцзи тоже не особо спалось, и он встал с постели где-то около четырех, неспешно умылся, повздыхал на свою тяжкую судьбу и только-только снял свой спальный халат, обнажая хоть и худую, но довольно мускулистую грудь, только-только его соски, раздразнившись холодом, затвердели до состояния «я бы грыз эти вишневые косточки как конфетки», как гул каких-то спешных, но, казалось бы, пытающихся быть скрытыми шагов мигом пустил по телу разряд наэлектризованных мурашек. Лань Ванцзи замер, напрягся, уши навострил. Так и есть: кто-то крадется между кустов жасмина и цветов азалии. И этот кто-то несет крайнюю степень возбужденной энергии Ян! Это был мужчина! Лань Ванцзи вот просто не мог не знать «кто» это мог бы быть. Он не знал, достанет ли у этого сумасшедшего крайней степени наглости, чтобы врываться в чужой замкнутый мир (подумал человек, который сам таки влез в чужую приватную мастурбацию), но решил подстраховаться. Кстати, ему так ни разу в голову не приходило «кое-что» насчет той мастурбации. А ведь это было странно, ведь молния два раза в одно место не попадает, разве что ты был уж совсем «удачливым». И, видимо, Лань Ванцзи действительно был очень удачлив, что аж два раза на свою беду вляпался в такое страшное поветрие стреляющей спермы. Но всё же… если первый раз касался простого подглядывания, то во второй был уже реквизит. Его реквизит! И за эту порчу чужого имущества Вэй Усянь должен был заплатить самую высокую сцену! «Я его выгоню, — причем он не уточнял, из головы своей, ладони, или клана, — изгоню, выгоню, прогоню. Пойду в горы, проведу обряд, помолюсь предкам. Но он уйдет, я заставлю его, я…» Торопливые, но скрытные шаги приблизились к цзинши. Вэй Усянь вознамерился ждать Лань Ванцзи здесь, под самым порогом, пока тот выйдет. И ждал, усевшись на веранду. Ждал… и ждал. А потом вдруг… проснулся, когда солнце было уже высоко. Черт, он что, заснул?! Таки заснул! Лань Ванцзи, этот вегетарианец хитрожопый, проскользнул мимо него, пока он спал! Но на самом деле истина была в другом — Лань Ванцзи вышел в окно с другой стороны и последующие три дня его вообще не было видно, даже в цзиньши. Вэй Усянь был в таком бешенстве, что оно перекрывало весь его стыд, которым он маялся и который мешал ему вообще пойти искать с ним встречи. А поговорить нужно было! Ситуация оказалась совсем уж стрёмной, он должен был объясниться. Даже в мире Вэй Усяня ты не мог просто так взять меч товарища и прокатить на нем свой зад! — Лань Чжань, — Вэй Усянь сжимал губы, взгляд при этом имея страдающий, — я бы тебе объяснил… но разве я сам понимаю? И как мне вообще к тебе подойти, что сказать? «Лань Чжань, бро, все так делают, не принимай близко к сердцу (мой зад всё равно принял глубже)». Агх, да боже мой! И схватил себя за волосы, нервно переминая их зажатыми пальцами. — Я должен всё объяснить! — он и засыпал, и просыпался с этой мыслью. — Мы должны поговорить. Перестань убегать от меня, засранец! Однако поймать эту рыбу оказалось куда труднее, чем ухватить за хвост «селедку» Вэй Усяня. Потому что эта рыба… похоже, клевала только на один «крючок». Вернее, имея этот самый «крючок» могла попасться только тогда, когда селедка была на этом самом крючке. А «эта» селедка… да её и ловить не нужно было, сама прыгала, еще и хвостом подмахивала! Так прошло еще три дня, которые Вэй Усянь всё с меньшим страхом и всё с большим гневом тратил на то, чтобы переловить Лань Чжаня уже даже на публике. А тот, смекнув это, довольно быстро перестал прятаться за сотоварищей и вообще превратился в человека-тень, но даже тень эту поймать было трудно! Но Вэй Усянь не сдавался и решил пойти на крайние, самые нежелательные для себя меры — к Лань Хуаню. — Лань Чжань? — удивился Лань Сичэнь. — А что, он разве куда-то уходил? — Где он чаще всего бывает? — напряженно спросил Вэй Усянь. Лань Синчэнь улыбнулся. — Его маршрут не меняется уже много лет. — Я в курсе, — убедительно выставив ладонь, Вэй Усянь правил следующее: — Однако то, как он проходит этот маршрут… эм, как-то незаметно. Слишком. — Почему бы вам не переловить его в библиотеке? — Там заперто, — улыбкой на улыбку засиял на все тридцать два Вэй Усянь. Внутри, разумеется, бушевали бури. — Заперто? — Лань Сичэнь улыбнулся еще шире. Еще одна причина, по которой он реально был крайней мерой. Потому что был спокойным и положительным, а это капец как бесило напряжённого в нервах человека, которому хотелось побыстрее всё разрешить. — Не может такого быть. — Может, — голос предал Вэй Усяня, сделавшись низким и рокочущим. — Он там запирается и меня не пускает. А у меня, между прочим, перепись правил и пересдача этического сборника Лань Фуньцзи о предмете нравственного обучения за пределами границ ордена среди капитулирующих нравов подавляющего большинства представителей пропавшей интеллигенции в обществе главенствующих кланов и сети их влияния! Лань Сичэнь аж рот открыл от удивления. Вэй Усянь запомнил всё название? Хотя стоп: Вэй Усянь хочет отработать наказание? — Это… — Лань Сичэнь впервые был сбит со своей улыбающейся орбиты, — неожиданно. Заперто быть не должно. Я немедленно отчитаю Лань Ванцзи. — Не надо, — быстро остановил его Вэй Усянь, — не надо. Просто… сделайте так, чтобы дверь была открыта. — Простите? — захлопал ресницами Лань Сичэнь. Вэй Усянь выдавил из себя очередную улыбку. — Дверь, — он смотрел ему прямо в глаза, точно гипнотизировал, — должна быть открыта. Но Лань Ванцзи не должен знать, что для меня. Пусть… это будете вы. Скажите ему, что явитесь завтра в полдень, найдите причину. Но в полдень, — тут с его глазами что-то случилось, и они почти сверкнули, — к нему приду я. Лань Хуань моргнул. А Вэй Ин расплылся в довольной улыбке. — Ну вы только представьте, — увещевал он, — вы назначаете Лань Чжа… Лань Ванцзи приватное свидание, он на него приходит, ожидая вас, а тут я! То-то он обрадуется! — и он так счастливо, но всё равно как-то стрёмно засмеялся, что улыбка так неестественно приклеилась к обычно живому лицу Лань Сичэня, что аж жевалки заболели. А Вэй Усяня всё трясло, он был настолько возбужден своей идеей, что Лань Сичэнь понял: если он сейчас не согласится на это… чем бы это ни было, то могут начаться проблемы. Потому что если Вэй Усянь вот таким начнет бегать за ним и упрашивать его согласиться, то Лань Хуань уже сильно сомневался, сможет ли сохранить лицо и не сказать что-то, что в мгновение ока разобьёт его годами шлифованную операцию спокойного и рассудительного человека. Апчхи! — Лань Ванцзи так громко чихнул, и самое главное вместе с этим такой ледяной мороз прошелся по позвоночнику, что он аж огляделся, не притаилась ли где опасность в виде одного сумасшедшего. Спокойно, Лань Чжань, еще сутки спокойной жизни имеешь, а дальше всё, готовь капитуляцию. Потому что «оно» придет, нагрянет, упадет как снег на голову и фиг ты уже от него когда-нибудь избавишься. Да и захочешь ли? Уж в эту дверь войдет именно тот, кто и должен войти, и вот тогда… — Апчхи! — Лань Ванцзи аж пополам согнулся. — Боже… хоть бы к добру. — А точно ли всё в порядке будет? — спросил Лань Сичэнь. — Всё будет просто зашибись, — теперь уже вполне искренне просиял Вэй Усянь, правда… уж больно хитрым был его сверкающий оскал. — Я так ждал этого наказания… я же полон самых серьёзных намерений… исправиться. И Лань Чжань об этом знает, не может не знать. Нас уже били вместе палками, где я впервые узнал, насколько он может быть упрям, так что он ну просто не может не знать, как я смиренно принимаю… наказания. Неа, не знает… но уж точно не забудет. «Такое» не забудет никто… из них троих. Потому что, похоже, «вляпываться» глазами не туда, у братьев Лань в крови… или в карме. А Вэй Усянь… ну такой уже «анальный» катализатор. Меч Лань Ванцзи бы подтвердил.