Глупо говорить о любви или «Де спіймав, там і кохай»

Долбанные стрелы! Долбанные перышки! Долбанное «натянуть» по самые перышки! Хотя, если подумать о стреле как о «длинном и твердом», то в таком случае «перышками» в этом тандеме, то есть находящиеся на конце, который не бьет, а откуда этот самый конец начинается… — И мне вообще плевать! — сокрушался Вэй Усянь. — Плевать, оброс ли он теми самыми «перышками»! «Ой, Лань Чжань, давно хотел спросить, а ты бреешься? Нет-нет, ты о чем, я же не о лице». Да иди ты! Ты только и делаешь, что ходишь, ходишь себе с задумчивым видом и ничего не делаешь! Блин, кретин недальновидный, даром что ученик и член самого именитого ордена! Да какой из тебя вообще «член», ты им, наверное, как последний дурак только у горшка пользуешься! Агх, как же ты меня бесишь, бесишь-бесишь-бесишь! И он запустил ладони в свои волосы, начав нервно теребить их, не прерывая такую же нервную походку. Он бродил и бродил, как вино в жаркую погоду, и добродился до того, что зашел туда, не знаю куда, хотя занятый своими мыслями он не замечал ничего, ни гор растущих, ни зелени цветущей, не… — Лань Чжань, я же сказал не… А! — обернувшись, Вэй Усянь дернулся как в одно место «одним местом» ужаленный, и тут же схватился за сердце. — Боже мой, это вы… — Всего лишь я, — улыбка Лань Сичэня была скромной, как у монахинь в публичном доме. Само собой, ни с тем, ни с другим, он быть связан не мог… хотя, кто его знает, что он там делал, пока молчаливо улыбался. — Господин Вэй. — Господин Лань, — слегка с нажимом отвесил ответный поклон Вэй Усянь. — Прошу прощения, я весь извелся. — И видимо мой брат тому причина? В глазах Вэй Усяня читалось откровенное удивление. — Ну, я видел вас обоих на поле среди стрелков. Он хорошо стреляет, мой братишка, правда? «Еще как, — недовольно поджав губы, подумал Вэй Усянь. — Для него, похоже, всякая мишень не проблема… кроме одной конкретной». И тут же подумал, грубо ли будет сказать, как низко от экватора эта мишень находится? Собственно, а в чем была проблема? Лань Сичэнь — лицо добрейшее, сердце нежнейшее, язык… с языком сложнее, тут почва вне компетенции одного Усяня, однако, если судить по внешним слуховым признакам, язык там был то, что надо — подвешен на славу. Хотя пока и не висел на чьем-то «гвоздике», а так, где-то рядом облизывал… — Так что случилось? — снова спросил Лань Сичэнь. — Вы так быстро ушли, а Лань Чжань, напротив, остался. Я видел, как вы стреляли в мишени… ну, точнее в стрелы друг друга. Знаете, господин Вэй, я еще никогда не видел, чтобы кто-то сумел попасть в стрелу Ванцзи. Он очень меткий стрелок, он просто не способен промахнуться. Для него навострить стрелу и попасть ею точно в очко с одного захода — раз плюнуть. «И, видимо, «растереть» там, где сплюнул, — подумалось Вэй Усяню и вдруг гнев снова прилил к его лицу. — Да бог с тобой, Лань Сичэнь! Не во всякое «очко» этот дуралей попадет, скорее слепого изобразит, чем пальнет туда, куда нужно…» — Ваш брат, — Вэй Усянь выглядел ну очень задетым за живое, — нанес мне серьезное оскорбление! Лицо Лань Сичэня вмиг стало суровым. — Чем же он обидел вас? — на полном серьезе спросил Лань Сичэнь, даже слегка нахмурившись. — Не сомневайтесь, если свою вину он признает, я лично накажу его. — Он… — Вэй Усянь слегка подзавис на слове «накажу его», буквально чуть-чуть пустив слюнку на то, как бы это могло происходить. Там же… требовалось бы снять одежду? Ну, чтобы не вспотеть сильно, пока хлыстом по жопе тынц-тынц-тынц… или это «тынц» из другой, еще более раздетой оперы? Эх, для кого наказание, а для кого… ну не важно. — Он не хочет моего общества! Выпалив это, Вэй Усянь снова раскраснелся и, поджав губы, оскорбленно отвернулся. Взгляд его из злого сделался грустным, а потом и вовсе каким-то интимно-отчаянным. — И всё? — слегка удивленно спросил Лань Сичэнь. — Что?! — мгновенно вскипел Вэй Усянь. — А мало?! Лань Сичэнь нацепил на лицо свою фирменную улыбочку. Не то, чтобы он был неискренним, но ситуация… кхм, требовала терпения. Как и, впрочем, всё, что было связано с Вэй Усянем. То, что Вэй Ин буквально навязывал свое общество Лань Ванцзи, Лань Сичэнь знал, и уже давно, как и то, что Лань Ванцзи всегда отвергал его или держался осторонь… однако раньше Вэй Усянь никогда не жаловался, наоборот, большее сопротивление подстегивало его усилить напор и порой он так напирал, что однажды это закончилось их общим наказанием. Вэй Усянь тогда визжал и кричал под ударами ферул, а Лань Ванцзи был тих и покорен. Лань Сичэнь тогда сам отправил Вэй Усяня в источник к своему брату, считая Вэй Ина хорошей компанией, ведь а как же, юноше удалось совершить такой небывалый подвиг — сдвинуть эту ледяную гору с места и даже ввязать её в скандал! А на такое не каждый был способен. Так что же сейчас-то происходит? Когда это Вэй Усянь оскорблялся чьим-то невниманием к себе? Обычно он пер напролом, с преградами не считаясь, и был счастлив. Но вот он вернулся, и прежнее поведение Лань Ванцзи стало его… оскорблять? Словно между ними был подтаявший лед, давший какую-то надежду, а теперь он снова застыл? Лань Сичэнь ничего не понимал. — Но, господин Вэй, — Лань Сичэнь старался очень аккуратно подбирать слова, видя возбужденное, вот прям в глаза бросающееся состояние Вэй Усяня, — раньше это вас не заботило. Ванцзи… сложный человек, но ведь вы это понимали. — Тогда я был тупым, — достаточно откровенно ответил Вэй Усянь, — я… не понимал ничего и не мог правильно этого человека оценить. А сейчас я вернулся для работы над ошибками, однако Лань Чжань… не оценил мои благородные порывы, он… издевался надо мной. — Он бы не посмел. — Насмехался надо мной! — Ванцзи? — удивлению Лань Сичэня не было предела. — Да! — на резком толчке выдохнул Вэй Усянь, будучи в этот момент похожим на жалующегося ребенка. Ну, или на взлете к вершине своих театральных способностей, впрочем, наивно полагая, что это не сценарий хорош, а просто он актриса от бога, да. — Я к нему со всей своей беспредельной душой, а он… даже меч свой потрогать мне не дал! Он не дает мне трогать свой меч, не-да-ет! Казалось, если бы мог, то даже злобно пыхтел бы и подпрыгивал, но нет, статус не позволял, поэтому оставалось лишь зло поджимать губы и сжимать челюсть. Лань Сичэнь слегка задержал на нем таком взгляд. Слишком… эмоционально возбужденный, и действительно обиженный. Что же такого совершил Лань Ванцзи, чтобы вызвать такой праведный гнев? Речь ведь идет о Вэй Усяне, если что, с кем вот прям вообще без вариантов на такие вот темы. Ну, вел-то себя Ванцзи как обычно, но видимо в этот раз по-особенному отличился. Даже интересно… а как? Если уж Вэй Усянь так… закипел, то как же должен был выкипеть Лань Ванцзи, что даже Вэй Усянь обиделся? Тем более, что обычно Вэй Усянь всегда именно того и добивался, так как состояние кипения именно Лань Ванцзи ему порой не слишком адекватно нравилось… если понятие адекватности вообще уместно употреблять рядом с таким элементом, как Вэй Усянь, которому страх как захотелось подергать одному гусуланьскому тигру за… кхм, усы. — Так чего же вы хотите? — представляя, какой катастрофой это может обернуться для брата, Лань Сичэнь постарался купировать зарождающийся конфликт. — Ну, то есть… если обида в том, что он вас, эм… не хочет… — И моего общества тоже. — Э? — Лань Сичэнь немного потерялся, его мозг экстренно выбил ошибку 505, чтобы скорейше перезапустить мыслительный процесс. Вэй Усянь же, который уже был красным, как маков цвет, и тяжело дышал носом, изменил выражение лица, и теперь глаза его повлажнели, словно он и правда… собирался заплакать. — Он… — голос Вэй Усяня задрожал, губы поджались. Оскара, Оскара в Облачные глубины — реинкарнация величайшей актрисы явила себя! — Он… невежественный, глупый, ослепленный только своим эго человек! И, словно на свете больше никого не было, только он и его страдания, Вэй Усянь, задышав еще быстрее, убежал в лес, причем с таким видом, словно там его кто-то должен был ждать, и он явно спешил на эту встречу. Лань Сичэнь же, на которого это максимально странное поведение Вэй Усяня произвело неизгладимое и серьезное впечатление, поспешил в другую сторону, будучи и довольным, и сконфуженным тем, что человеком, который к этому вот всему причастен… был его брат. И Лань Синчэнь совсем себя не понял, когда его воображение выдало ему это «причастен» так, как если бы Вэй Усянь был девицей на сносях, а его брат очень даже «при чем» к этим самым сносям. «Да нет, — тут же одернул себя Лань Сичэнь. — Лань Чжань? Ну нет, не смешите мою ленту. Да, брат чудаковат, по-хорошему, но ведь он… хороший мальчик, тихий и скромный. А Вэй Усянь… такой Вэй Усянь. Да тормошит, дергает… но не до таких же последствий! Им бы друзьями стать, а то всё во враги метят…» И тут же, имея от природы хорошее чувство юмора (но прежде оглянулся, чтобы быть уверенным, что его никто не видит), поднял указательный палец и состроил одно конкретное лицо: — Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему! — полностью копируя речь и мимику своего дяди, спародировал Лань Сичэнь. Закончив, он рассмеялся, так как представил себе это «примкнуть» не совсем как «примкнуть». Ну, то есть, в том смысле, который запрещен правилами на стене. И снова одернул себя. «Я оскорбляю брата такими мыслями, — лицо Лань Сичэня вновь стало бесстрастным. Каким же он всё-таки был… солнышком, такой позитивный, понимающий и добрый, оптимистичный… особенно учитывая, что его воображение уже повязало брата с Вэй Усянем, и даже явило ему реакцию дяди. — Но не о том ведь речь. Если Лань Чжань и правда перешел черту, я просто обязан с ним поговорить. Не хотелось бы, чтобы младший брат потерял того единственного человека, который по каким-то фантастическим причинам находит его до смешного «болтливым» собеседником. Я сам лично слышал, как Вэй Усянь говорил, что так, как он выговаривается в присутствии Лань Ванцзи, он нигде так не выговаривается. А учитывая, что Лань Ванцзи молчит, слова его кажутся уже не фантастическими, а… настораживающими. Нет, не потому, что Лань Чжань молчит, а что… такие «разговоры» не один раз повторялись». /// — Ванцзи! — дверь цзинши открылась. — Нам надо поговорить. Лань Ванцзи не сидел за своим рабочим столом, не медитировал, даже не читал — он уже второй час ходил взад-вперед по одному и тому же маршруту, будучи полностью погруженным в свои мысли, а когда услышал приход брата, да еще и такой стремительный, резко вскинул голову, словно подсознательно чувствуя, что его приход связанный с темой его размышлений. — Ты что сделал с Вэй Усянем? — в лоб спросил Лань Сичэнь, и, не дожидаясь первой словесной реакции, продолжил: — Когда я его переловил, он выглядел… ужасно задетым и оскорбленным, а когда убежал от меня, не имея сил больше говорить о тебе, то почти что плакал. «Плакал? — сердце Ванцзи моментально сжалось. — Вэй Ин плакал? Из-за меня?» — Что ты сделал? — Я… не знаю. — Вэй Усянь не из тех людей, которых можно довести до такого подавленного состояния, — размышлял Лань Сичнэнь, видя, как сжимаются плечи брата. Взгляд Сичэня стал суровым. — Что ты сделал? — Не знаю, — уныло повторил Лань Ванцзи. — Вы повздорили? — Ничего, выходящего за рамки нормы. — Тогда ты что-то сказал? — Я вообще рта не открывал. — Вот! — взгляд Сичэня сузился. Лицо Лань Ванцзи сделалось удивленным. — Вот и причина. Ты… не даешь ему своего общества, ты не отвечаешь на его попытки сблизиться. — Но я не хочу этого сближения! — Ванцзи! — голос Сичэня слегка поднялся. — Забудь уже это слово «не хочу», забудь уже это решение «не буду», и в конце концов забудь уже понятие «бездействия». Я понимаю, Вэй Усянь весьма отличается от наших норм и устоев, однако человек он благородный, честный и открытый. Он не лжет, только играет, ну не может он усидеть на месте, радость его распирает. И он делится ею с тобой. И я знаю, что тебе это нравится. — Ложь! — реакция была мгновенной, и именно по тому, как быстро он среагировал, Лань Сичэнь понял, что попал именно в то место, где были сконцентрированы все самые долгие и затяжные рассуждения. — Не обманывай себя, и тем более родного брата. Это у господина Вэя мало опыта, он твое лицо прочитать не в силах. А вот я могу. Тебе льстит его общество, в конце концов что тогда, что сейчас, а господин Вэй остается единственным, кто способен идти на равных с тобой. Вы и ваши мечи отличаетесь, ты сильный, а он ловкий, но вы оба одинаково способные и… — Лань Сичэнь оглянулся, — а где твой меч? Теперь оглянулся и Лань Ванцзи. На тренировочное поле он его не брал, но точно помнил, что оставил в цзинши. — Так, мы еще не закончили, — расфокусированный несвоевременной проблемой Лань Сичэнь тем не менее не спешил прерывать разговор. — Ванцзи, ты уже слишком большой, чтобы продолжать опираться на какие-то свои личные недовольства. Он уделяет тебе внимание, он хочет с тобой дружить. Попробуй… хоть немногого ответить ему взаимностью, ответь на его вопросы, прогуляйся с ним… и в конце концов, дай ты уже ему потрогать свой меч. Лань Ванцзи резко перевел на него взгляд. — Он рассказал тебе? — голос сиплый, взгляд какой-то преданный. Лань Сичэнь немного растерялся. — Да так, упомянул, слегка. — Он тебе рассказал… — в глазах Лань Чжаня читалось совершенно новое шокированное выражение. — Как… как он мог… — Да что случилось-то в конце концов?! — не выдержал Лань Сичэнь. — И при чем тут меч? — Да пропади он… — было разгорячился Лань Ванцзи, снова чувствуя странный прилив гнева от упоминания собственного меча. — Точнее, снова пропал! Его до сих пор оскорбляло то, что Вэй Ин настолько зациклился на его мече, предпочитая именно меч, а не его, и в то же время жалуясь Лань Сичэню на какой-то фантастический игнор! Нет, это уже выходило за все рамки… — Говоришь, он страшно обижен? — во взгляде Лань Ванцзи тот самый упертый лед, который может проявлять только ужасно упрямый мужчина. — И ведь он объявил мне молчанку. Прекрасно. Пусть молчит сколько хочет, потому что теперь я не буду с ним разговаривать, и пусть хоть в лепешку свернется — не скажу ни слова! И даже в сторону его не посмотрю. Этот наглый самовлюбленный человек никаких границ не знает и ценить ничего не умеет! Еще и требует! Я не был добр и учтив? Но это он выбрал кусок железа, а не меня! Лань Сичэня будто к земле как гвоздь прибили. Во-первых — Лань Ванцзи рассердился, да еще как! Зрелище — глаз не отвести, такая открытая реакция. Во-вторых, сам того не желая, Лань Сичэнь, похоже, только всё усугубил. Ну и в-третьих… — Да куда девается этот чертов меч?! — уже и сам в сердцах воскликнул он. — Что за… клин между ними вбитый! Боже, два дурака, один наглый, а второй упрямый до ужаса! Запереть бы их в закрытом пространстве и пусть решают свои проблемы до бесконечности, выбивая друг из друга дух! Это всё равно лучше, чем эти детские обиды. Тоже мне, «теперь я с ним говорить не буду»! Да теперь я с вами, дураками, говорить не собираюсь! Но, конечно, как старший и более опытный сделать он такого не мог. А вдруг всё дошло бы до того, что эти двое перегрызлись бы в какую-то ну совсем откровенную ссору? И что, опять бить их палками? Не хотелось бы превращать столь печальную их близость в какую-то традицию. А вообще, если смотреть со стороны, то раньше между ними так не искрило. Ну, в смысле, со стороны Лань Ванцзи всегда было натянуто, словно стрела, которая вот-вот будет спущена, а Вэй Усяня это только забавляло. А сейчас такое ощущение, что Вэй Усянь не в себе, потому что эта стрела не то что не выпускается, а вообще не натянута! Ну, так оно выглядело, и ведь оскорбление какое было! Но Лань Сичэнь искренне предполагал, что Вэй Усянь (нет, не совсем страх потерял или оборзел до крайней точки) просто хочет к себе внимания именно от Лань Ванцзи, а тот сопротивляется, хотя по нему видно, мерзавцу, что Вэй Усянь всё же небезразличен ему. Это было так потешно, тайно наблюдать, как он тайно наблюдает за Вэй Усянем. Этот взгляд… и всё становилось понятным. Невозможно так смотреть на того, в отношении кого не испытываешь никаких эмоций, даже отрицательных, а Лань Ванцзи ну прям очень стремился показать, как ему всё равно. Но его «всё равно» так попахивало скрытым, просто нереально затаенным интересом, что оно было настолько на виду, что оставалось непонятным, как это прозорливый Вэй Усянь, который нашел столько его слабых мест, не смог этого разглядеть. Ну, Лань Сичэнь просто не знал, что самовлюбленный донельзя Вэй Усянь вообще плохо видит дальше собственного носа и часто побеждает Лань Ванцзи тыкая наугад. Кто же мог знать, что Лань Ванцзи, эрудированный дурак эдакий, настолько глупо будет попадаться на провокацию. И вообще, он действительно попадался, или… Да нет, не может быть. Что, чтобы не вызвать подозрения и «пообщаться» с Вэй Усянем он намеренно попадал в его ловушки? На самом деле мысль эта придет в голову Ванцзи позже, но и сейчас он уже был близок к ней. Итак, ссора продолжалась, на этот раз усиленная, усугубленная несчастным старшим братом. Теперь и Вэй Усянь видел, что Лань Ванцзи обижен, это было очень заметно. Если сам Вэй Усянь демонстративно отворачивал свой чуть вздернутый носик, то что касается Лань Чжаня, «демонстративно» проявлялось в нем тоже весьма заметно, но только для избранных. И Вэй Усянь это заметил. А заметив разозлился еще больше. «Ты смеешь игнорировать то, как я тебе игнорирую?!» Бедный Лань Ванцзи, для него наступили просто темнейшие времена. Мало того, что он страдал в одиночестве, так вообще лишив себя даже короткого взгляда на Вэй Усяня он терзался удвоенными муками совести, всё еще чувствуя свою вину… какой бы они ни была, потому что он до сих пор не понимал, в чем провинился. Зато осознавал, в чем провинился сам Вэй Усянь! Как это было низко и предательски, пожаловаться старшему брату, еще и рассказать, что и как между ними было. Лань Ванцзи просто не мог этого простить, он был ужасно ревнив ко всему, что касалось их двоих, и посвящать в это кого-то еще, пусть даже брата… Лань Чжань ощущал, что его предали, и пусть речь шла о брате, но и он не тот человек, которого можно впутывать в дела семейные и… «Что? — Лань Ванцзи даже остановился, так был шокирован. — Какие дела? Какая еще семья? Этот человек мне не…» И тут же новый комок гнева подступил к горлу. Не семья… так и управы на него по этой же причине нет! Он ему не семья, и вряд ли они друзья, и вовсе не потому, что Лань Чжань чёт там брыкался, говоря «мы не приятели», а потому что… друзья не подсматривают, как другие их друзья мастурбируют в Холодном источнике! Боже, как сильно он пытался стереть это из своей памяти, и в то же время так же сильно сопротивлялся этому! Эти светлые бедра, изгибы мышц, эта вздымающаяся грудь, изможденное чувственным страданием лицо… Похлопав себя по щекам, Лань Ванцзи выдохнул, потом глубоко вдохнул. Низ живота всё еще наливался теплом, и он снова выдохнул, но как-то так неудачно это сделал, что невольно «поджался», и трепет от сжатых мышц гибко облизал его чуть поднявшийся член. Поняв, в каком направлении дует этот «ветерок», Лань Ванцзи чуть поджал губы и опустил веки. — У меня всё нормально, — произнося это словно мантру, начал говорить он. — У меня нет никаких проблем, я… выше этого. Я камень… камень! Никаким ветрам меня не обжечь, никакой воде меня не подмыть, никакому огню меня не обжечь. Он дважды повторил слово «обжечь», потому что именно это слово ярче всего выражало его состояние сейчас, так что он неосознанно вцепился в него, тем самым еще сильнее выдавая себя. Да уж, никаким ветрам его мыслей не согнать его в эту «черную дыру», никакой воде не покрыть его уже вспотевшее тело, и никакому огню в его чреслах не сдвинуть этот каменный… столб. А он был такой каменный, и хоть стоял немножко под углом, но от этого ощущения только лучше… вроде. Пока еще просто не было того, кто мог бы вернуться «оттуда» и рассказать, как оно. Изможденное страданием лицо Вэй Усяня снова всплыло в многострадальной голове Лань Ванцзи, руки сжались в кулаки, челюсть тоже. Этот голос, эти… движения. Его рука, ласкающая свой твердый, такой твердый, а значит донельзя возбужденный член, капельки пота, стекающие по телу… и быстрая, резкая и плотная струя, запачкавшая его грудь вязким и белым. Увидеть это уже было опасным, а вспоминать это, невольно приукрашивая воображением и дополняя затертые при обзоре места, было попросту травмирующе… для того маленького лодочника, который как мог пытался направлять свою лодку вверх по течению, а не вниз. Да, вниз, вниз, туда, куда стекает… — У меня нет никаких проблем! — почти кричал Лань Ванцзи. — И «этих» проблем у меня тоже нет! Но как-то не был он похож в этот момент на человека, у которого нет проблем. Возбужденный, слегка дерганный (но не передергивающий, полянка ведь вокруг), малость вспотевший, с покрасневшими ушами и налитыми кровью глазами (и не только) он производил впечатление человека, страдающего от довольно тяжелого бремени. О да, оно было очень «тяжелым» и постепенно становилось всё тяжелее. Однако, в честь или в позор, он до сих пор ни разу… ни разу, в общем, не сделал «этого», вспоминая о том «ужасном» дне, когда подсмотрел то, что второй раз изменило его жизнью. Да, потому что первый был на стене, по сути, на «ветру», второй был у воды, по сути связанный с «влагой». Значит, исходя из этой логики, третий должен был касаться огня… а чем там добывается огонь? Уж не трением ли? Но он всё еще сопротивлялся, он держал свои руки перед собой или до побеления сжимал ими рукоять Бичэня, не замечая, что всё последняя время она постоянно тепловатая, и точно не от его рук. Они оба были прохладными… были, а теперь оба пыхтели как вулкан с захлопнутой крышкой. И кто сказал, что давление внутри её не сорвет? Просто давление нужно было довести до точки невозврата… Итак, бойкот продолжался, и уже не только Лань Сичэнь стал замечать его последствия. Вэй Усянь из раздражительного всё больше становился каким-то пассивным, он опаздывал на лекции, приходил расхлябанным, спал на уроках, отказывался от любого физического времяпровождения. Лань Ванцзи же становился только накаленней, его стали бояться еще больше. Злой, неудовлетворенный и тоже плохо спящий он порой бросал такие взгляды, от которых мороз шел по коже, его сторонились еще активней, а Вэй Усянь… тот вообще сомнамбулой ходил, постоянно спал или ужасно хотел спать. Все думали, что он собирает компанию и резвиться ночью под купленное втихую вино и азартные игры, одно никто этого не подтвердил, но говорили, что ночью его в комнате и правда не было. А раз он нигде не появлялся, то куда он мог ходить? Может, он подцепил себе подружку на женской стороне и тайно сбегал с ней в горы? От этой мысли у мальчишек возбужденно горели глаза, и они уважали Вэй Усяня еще больше. Только представив, как он завоевывает сердце какой-нибудь красавицы, да еще и из такого закрытого ордена, они поднимали возбужденный галдеж и пытались выведать у Вэй Усяня детали. Тот сонно отмахивался, но тем не менее говоря, что да, что-то там он покоряет… и это не дает ему спать. Юноши возбуждались еще больше. Ну и бесстыдник, ну и развратник… вот бы таким, как он, стать, да смелости не хватит. Можно себе представить, что случилось, когда эти слухи дошли до Лань Ванцзи. Нет, тот не бросился с обнаженным мечом убивать Вэй Усяня, но… взгляд его стал еще холоднее, челюсть сжималась еще сильнее. Вэй Усянь всё так же на него не смотрел, и встреч с ним не искал. Только один раз, и то совершенно случайно, они столкнулись на узкой дорожке, и то потому, что Вэй Ин шел позади всех, и никто из них не увидел друг друга. Когда же адепты расступились, давая Лань Ванцзи дорогу, Вэй Усянь, который смотрел себе под ноги сонно брел вперед и… напоролся на твердую, но излучающую пульсацию грудь. Он поднял взгляд, глаза их встретились. Лань Ванцзи проклинал и благословлял этот момент, который остановил это ужасно текущее время, а Вэй Усянь… вдруг покраснел. Глаза его стали больше от такой близости с Лань Ванцзи, он ощутил, как в нос ударил освежающий запах сандала и мыльного корня, и… запах самого Лань Ванцзи. Тот как раз возвращался с тренировки в горах с братом и еще не успел помыться. Ощутив его запах, точнее эту бомбу запахов, Вэй Усянь покраснел, его зрачки расширились, кадык дернулся от сглатываемой слюны… — Господин Лань не знает манер? — тем не менее вышло из его рта. — Будьте добры дать мне дорогу. Лань Ванцзи остолбенел. — Это ты натолкнулся на меня. — Ничего я не толкал, — слегка размыто ответил Вэй Усянь, и вдруг, встрепенувшись, восклинул: — Да как ты смеешь?! Мы оба младшие представители наших семей. Ты не смеешь ставить себя выше меня! Адепты стали перешптываться, но ни Лань Ванцзи, ни Вэй Усянь этого не слышали. Для них вообще ничего не существовало в этот момент кроме них двоих. — Уступи дорогу, — слегка понизив голос, сказал Вэй Усянь. Лань Ванцзи не сдвинулся с места. — Уступи или столкни меня, — с каким-то тайным вызовом прошептал Вэй Усянь. — Ах да, ты не сможешь. Ты же не касаешься «чужаков». И я для тебя чужак… всё еще. Так что уступай или давай поборемся. Слабо? Щелк. Нижнее веко Лань Ванцзи чуть-чуть поджалось, в груди вскипел вулкан. Ну вот, снова это ощущение, снова этот гнев. Он не ненавидит его, но до чего же сильные чувства накрывают, когда дело касается этого наглого самовлюбленного мерзавца! Он так и просится быть перекинутым через плечо и быть отведенным в какое-то тихое темное место, где на нем можно было бы вволю согнать все чувства и обиды. О боже, как же он злит, как раздразнивает… провоцирует. Он словно бы и хотел, чтобы Лань Ванцзи ввязался с ним в что-то, словно… только и ждал, когда тот коснется его, хоть что-то начнет, даст старт. Потому что сам не мог, и не из-за свидетелей. Вэй Усянь… ждал. Невероятным усилием воли, Лань Ванцзи, довольно долго играющий с Вэй Усянем в жесткие гляделки, тем не менее решил не пасть смертью храбрых, а поступить мудро, как его и учили: если по пути тебе встретился дурак, дай ему дорогу, а не объясняй, что там впереди пропасть. Вот и Лань Ванцзи уступил, но только потому, что иная реакция завела бы в пропасть уже его самого. Он был серьезен в своих чувствах и понимал, куда они могут его завести. Он… был рассержен, он был обижен и зол. А столкновение с причиной всех этих эмоций могло бы привести к чему-то такому, что он, как ни странно, и боялся, и ждал. Увидев, что Лань Ванцзи уступает ему дорогу, Вэй Усянь… потерял дар речи. Его глаза стали больше, он завис и на пару мгновений потерял связь с реальностью. Ученики, коих столпилось уже больше, с замиранием сердца смотрели на эту сцену. Вэй Усянь… победил, Лань Ванцзи уступает ему дорогу! Но видят небеса, это была первая борьба в его жизни, в которой он хотел… проиграть. — Убожество… — тихо, так тихо пробормотал Вэй Усянь, и зло сжал губы. — Благодарю. И, идя чуть сгорбившись, совсем не как победитель, уныло потопал дальше. Лань Ванцзи же куда более величественно и уверенно пошел в другую сторону, и все видели его прямую спину и свободно расправленные плечи. Но они не знали, в каком состоянии он уходил, и что душа его металась в противоречиях и сильной грусти, ведь ему почудилось, что он снова, снова обидел его! И по той же, блин, причине, словно ему что-то предлагают, а он это жестоко отвергает. Сердце Лань Ванцзи болело. Вэй Усянь снова был слишком далеко, и дело было не в физическом расстоянии…