Глупо говорить о любви или «Де спіймав, там і кохай»

Честно сказать, Лань Ванцзи не почувствовал, что мир вокруг него как-то переменился от того, что он увидел мастурбирующего Вэй Усяня в источнике. Ну а что: деревья так и остались высокими, листья зелеными, птицы пели… правда, не так, как один совсем страх потерявший бесстыдник, но тоже в общем-то неплохо. Возможно именно по той причине, что в Гусу некоторые птицы тихонько перекликались ночью, Лань Ванцзи стал хуже спать, потому что… «Этот голос, — с невозмутимым мазохизмом снова думал он. — Голос…» Само собой, что будучи прилежным учеником и гордостью своей, мягко говоря, не самой простой семьи, хороший и послушный мальчик Лань Ванцзи никогда и не воображал даже пошлостей, не говоря уже о том, чтобы о них читать, больше того — их слышать! Очень четко в голове всплыли воспоминания о том, как Вэй Усянь подбивал его на прочитку порнографии, и всё Лань Ванцзи казалось, что тот вернулся, чтобы банально ему мстить, да еще и так изощренно! Однако, где вы видели человека, который бы «так» мстил? И, погодите, в таком же случае получается, что Вэй Усянь должен был знать о его присутствии?! Нервно перевернувшись, Лань Ванцзи так же нервно продолжал сверлить взглядом пространство. Как… как, собственно, дальше-то жить, с, хотя бы, наличием этой информации, для начала. «На будущие двенадцать месяцев ты мой», — вспомнил его слова Лань Ванцзи и нахмурил брови. Сколько там прошло? Две недели? Нетипично было для Вэй Усяня прошествие столь долгого времени, чтобы всех задолбать, потому что обычно он управлялся дня за три-четыре. Однако, с учетом новых, так сказать, освежающих память о нем обстоятельств, поставил в тупик он Лань Ванцзи куда быстрее, чем тот рассчитывал. Мда, освежил память о себе так освежил, Лань Ванцзи уже вторую ночь глаз сомкнуть не может и уже в который раз пожалел, что поддался даже не своему упрямству, а банальным мыслям о Вэй Усяне, когда в тот день он не явился в библиотеку. Будем честны, Лань Ванцзи пошел его искать далеко не ради соблюдения правил, которым, подчиняясь, вынужден бы был отправить бедного А-Сяня на побой воспитательными палками, нет. Он пошел его искать из чистого любопытства, потому что Вэй Усянь был в вечной скуке и всегда искал, чем себя занять. И иногда его занятия были очень абсурдными, как например тогда, когда он сидел на коленях возле храма и травил несчастных муравьев. Но иногда его занятия увлекали. Так, например, однажды он придумал довольно хитроумную сеть на большую рыбу, и очень хитрую. Он раздобыл мотыля, которого очень любили мальки, растолк его, положил в мешочек и подвесил над определенным местом реки так, чтобы мешочек был в воде, но не тонул в ней. С другой стороны он поставил сеть. Та рыба, на которую он охотился, очень любила этих мальков, но те были хитрыми и всегда прятались, и, как результат, рыба не заплывала в течение, которое погнало бы её в удобное для ловли место. Малек же, зачуяв мотыля, бросился к нему, дав о себе знать большой рыбе. Та, зачуяв его движение, погналась следом, попав в течение. Но дело было в том, что эта рыба славилась своей способностью перепрыгивать через любую сеть, потому что вниз по течению сеть ставили как стену и быстро закрывали, когда туда попадало много рыбы. В итоге, малек на бешеной скорости летел к мотылю, а большая рыба за ней. И она сразу почувствовала сеть. Однако плетение в сети было такое, что малек прошел бы через него, а вот большая рыба нет. И вот когда малек на большой скорости проплывал в дыры сети, рыба, которая уже не могла остановиться и видя, что малек спокойно плывет дальше, бросилась за ним еще усердней… и мгновенно оказалась пойманной в сеть. Не Хуайсан хлопал в ладоши как дитя, когда Вэй Усянь таким способом изловил много недоступной рыбы, а Лань Ванцзи, скрытно наблюдающий за ним, и сам неплохо провел время, видя, как в глазах Вэй Усяня блестит тот редкий азарт охоты, в котором нет жажды убийства, только любопытство и что-то… жаркое, излучающее притягательный жар. В общем, в тот день Лань Чжань особо ни на что не рассчитывал, решив посмотреть, как карта ляжет, ибо любой из вариантов был бы для него уместен, хоть фигней Вэй Усянь страдай, хоть чем-то любопытным. Что ж, карта, она… легла, в самом прямом из всевозможных смыслов, причем так легла, что Лань Чжань сам чуть от шока не распластался. Такой себе флэш-рояль, только без рояля, и то потому, что еще не изобрели. А так получился флэш на камнях, с дополнительными бонусами в виде финиша на грудь и пробежки лесом. Честно сказать, мнение Лань Ванцзи об Вэй Усяне немно-о-о-жко так изменилось после той злосчастной сцены того, что он стеснялся произносить вслух (но, конечно же, не думать). А всё потому, что он увидел Вэй Усяня с довольно неожиданной стороны, причем такой, что, извините, как-то даже неловко было его прерывать в этот момент, чтобы взять за шкирку и притащить в храм предков. Интересно, как бы он объяснил старейшинам этот его грех? В Облачных глубинах нет правила, гласящего «не мастурбируй голый в Холодном источнике». Правда, есть статья, простите, правило о воздержании, и оно звучало так не только потому, что такую естественную, порой остро необходимую потребность, как мастурбация, надобно было упразднять (как здесь не хватает полиции нравов. Любопытно, как бы она работала в Гусу?) из-за строгого свода правил, но еще и потому, что никто и никогда не решился бы сказать это вслух — мастурбация. Да, мужчины в Гусу имели стальные яйца, и это вовсе не сатира. Мужчины в Гусу учились держать в узде самое дорогое, которое применялось только для продолжения рода. И ведь не сказать, что ученики и адепты были в восторге, но тут, как говорится, вертись зайчик, как хочешь. За такое, если бы поймали, очень стыдно было бы судить, причем всем, поэтому эти «все» придерживались негласного правила «душить змея» так, чтобы тайное никогда не стало явным. Что касается Лань Ванцзи, то, не смотря на то, что этот хороший мальчик был прилежен и послушен, своего «змея» он несколько раз успел придушить еще до встречи с Вэй Усянем, у которого при взгляде на его строгое лицо и воспоминании о правиле «воздержания», порой всплывали довольно грязные мыслишки, что юноши из Гусу так суровы и нелюдимы, потому что душат своих змеев тайно и очень быстро, не насмотревшись и не начувствовавшись вволю. Да и помощников в виде картинок или юных дев не было. Ученицы были за высокой стеной, а порнографические книжки раздобыть было никак. В итоге, что им оставалось, кроме как пялиться друг на друга? Неожиданно этот корешек похоти пустил массивные корни в голове Вэй Усяня, и хитро, вот просто нереально хитро улыбнувшись он стал дразнить Лань Чжаня тем, что, всякий раз, когда тот его бранил (без разницы, молча сверля взглядом или со звуковым сопровождением), Вэй Усянь старался придать выражению своего лица такое очарование, на которое только и был способен. А лицо у него было просто лакомка, все черты правильной формы и разреза, а уж когда он что-то вымаливал или «страдал»… тут, как говорится, устоять было сложно. А Лань Чжань, честно говоря, никак не мог понять, дразнится Вэй Усянь или издевается. Уж такое страдальческое выражение лица он строил, уж так печально смотрел, когда Лань Ванцзи спокойным тоном говорил ему, сколько этот дуралей наделал ошибок в переписи правил, что Лань Чжань был немного растерян, но потом привык и при необходимости (то есть всегда) повторял сказанное и молча придерживался своего графика дня. Вэй Усянь же, который ну никак не мог проверить, есть ли в этом эффект и правильно ли Лань Чжань его понимает, стенал и терзался от скуки. Вот лицо Лань Чжаня ему очень нравилось, и он даже подумал, что, наверное, не будь альтернативы, то подумать о таком лице для дополнительной стимуляции, было бы… стоп, полный назад. Так, успокоились, выдохнули, положили руки на стол. Обе руки на стол! Это же Лань Чжань, просто Лань Чжань. Ну да, красивый, зараза, но… парень. Парень не может нравится, это противоестественно! Лицо Вэй Усяня никогда не скрывало одолевшие его думы, поэтому когда он начал бормотать сам с собой и двигать мышцами лица, Лань Ванцзи, который как раз ел, потому что им принесли обед, был немного… ну, он уже не один раз, впрочем, хотел спросить у дяди, в своем ли уме этот человек. Потому что тогда он попросту перестанет концентрироваться на всех этих его… глупостях. «Ладно, — подумал тогда он, — терпение и труд всё перетрут…» Боже, знал бы он тогда, что с этим человеком даже самая праведная из заповедей работает так, словно получила ставку в кабинете для приватного танца! Если бы он только понимал, во что или точнее как именно проявят себя эти два слова, и где, простите, нужно будет терпеть до «седьмого» пота, и что, простите, «тереть». И в чем… или на чем… Господи, да не только огонь любви добывается трением, хотя бы! Но об этом пока рано было думать, всё пока еще было относительно хорошо… хотя Вэй Усянь уже и распаковал вещи и снова переписывал правила наедине с Лань Ванцзи. — Лань Чжань… — сахарно продолжал щебетать он, наматывая на палец выскочившую из хвоста прядь. — А чего это ты за весь день мне в глаза не смотришь? Лань Ванцзи упорно убеждал себя, что трактат о том, на что можно поймать лесного демона, сейчас особенно, вот просто неописуемо важен, и в него нужно погрузиться всеми чувствами и фибрами души, не говоря уже про слух, разум и внимание. Перед ним сейчас сидел его собственный демон, которого всего ничего назад он поймал за своим занятием и теперь это развидеть вот просто не получается. — Я что, для тебя больше не номер один в твоем списке погрешностей? Лань Ванцзи сделал неслышный вдох. — Лань Чжань. Лань Ванцзи продолжил двигать кисточкой. — Лань Ванцзи из Гусу! Так, как это пишется? «Лесной демон на полях клубники… возбуждается»? Стоп, что? Здесь так написано?! — А-Чжань! — Ну что?! — рявкнул Лань Ванцзи, будучи в шоке, что совершенно извратил предложение, и вместо фразы «лесному демону поля клубники возбраняются», прочитал как «лесной демон на полях клубники возбуждается»! Однако, какие же его самого одолевали мысли, если его мозг уже так доискивался опоры, что попросту наложил её на текст! Ладно, Лань Ванцзи пребывал в тревожном, нервном и эмоционально возбужденном состоянии духа. — Что там у тебя такое, что ты так напряжен? — Вэй Усянь встал со своего места и, обогнув стол, направился к Лань Ванцзи, чему тот, мягко говоря, рад не был от слова совсем. — Что, такой простой трактат заставил тебя вспотеть? Лань Ванцзи, есть куда более приятные вещи, в процессе которых можно сладко попотеть. Сказал он… сев на стол. И опять на его рукав! — Что, прости? — Лань Ванцзи держал спину ровно, хоть линейку прикладывай. А вот внутренний стержень немножко так начал барахлить… подтаивать, если точнее. — Ну, например, вот это, — Вэй Усянь склонился, и тельный запах его тела, который почему-то отдавал — Лань Ванцзи даже не сразу этому поверил, подумав, что у него помутнение, — клубникой показался ему таким сладким, что сразу стало душно. — Лесные демоны впадают в состояние неконтролируемой похоти на клубничных полях, и поэтому клубника им возбраняется. А-ха-ха, вот это да. Теперь понятно, почему я терпеть не могу клубнику, в ней же любовью занимаются! Хотя… представь только, как они пахнут после этого, мм… Знаешь, из клубники получается отличная маска для лица и кожи, она потом такая гладкая и ароматная. — Ты, — Лань Ванцзи даже прикрыл веки, — встань немедленно. — Что? — сделав вид, что безбожно тупит, спросил Вэй Усянь. — Встань! — Ладно, ладно, — жесткий тон явно подействовал, Вэй Усянь начал давать заднюю. — Уже и почитать на пару нельзя, какой же ты злой. И вернулся на свое место, отвернувшись и обиженно надувшись. В иной раз Лань Ванцзы бы посмотрел на это сквозь пальцы, но сейчас, чувствуя укол вины и еще парочку уколов в паховой зоне… что? «Что? — не успев толком это осмыслить, он удивился скорее инстинктивно, так как был выдрессирован справедливо остро реагировать на всякое бесстыдство. Хотя, справедливости ради, такое шоу бесстыдства в Гусу не устраивал еще никто, даже для всего одного зрителя. — В какой зоне меня кольнуло?» Пребывая в тяжелом разговоре с самим собой, Лань Ванцзи прижал ладонь ко лбу и тихо выдохнул, когда вдруг замер, заметив, что Вэй Ин опять улегся на стол, пока пальцы барабанили по нему какой-то хаотичный ритм. Но вот пальцам стало скучно, и они взяли чистую кисточку, не испачканную в туши, и начали её вертеть. У Вэй Усяня были очень красивые музыкальные пальцы, краше только у самого Лань Ванцзи. Но у того пальцы были длинные, а у Вэй Усяня короче, не такие тонкие, но эстетика у них была еще та. Они были… какими-то особенными, и не тонкими, и не толстыми, не длинными и не короткими. Просто пальцы, на которые хочется смотреть. И Лань Ванцзи смотрел. Вэй Усянь продолжал теребить кисть, гладил её подушечками пальцев, скользил древком между пальцами… а в глазах Лань Ванцзи кисточка стала более плотным предметом, ведь он мог поклясться, что точно так же изысканно Вэй Усянь… гладил себя. То же движение, тот же наклон и изгиб пальцев, словно не плоть в них была, а флейта, с которой он для потехи забавляется. И ведь как бы сразу становилось понятно, что такой тонкой изысканной ласки не хватит для удовольствия, это скорее было… для удовольствия чужих глаз, чем своих собственных чувств. Ну, или Вэй Усянь был такой эстет, что даже мастурбировал себе так, словно сдавал по этому делу императорский экзамен. — Слушай, — Вэй Усянь так же быстро выходил из состояния обиды, как и из логического мышления. Хотя в него он, вроде как, вообще не входил. — Я тут подумал… — Что сделал? — неожиданно для себя решил подколоть его Лань Ванцзи. Глазки Вэй Усяня широко распахнулись, и он вдруг так счастливо улыбнулся, словно ему зарядили тройной комплимент. — Подумал, — прищурившись, сказал он, склонив голову к столу и положив её на свои руки. — Подумал я, подумал. Тебе нравится, когда я думаю? — Да. — А когда хорошо себя веду? — Да. — А когда купаюсь? Лань Ванцзи было машинально хотел повторить то злосчастное «да», причем ответ этот был бы правдивый больше подсознательно, откуда, собственно, и лезло то, о чем он потом ночами размышлял в тяжелых паховых думах (да-да, бывало и такое), как вдруг изо всех сил натянул удила своего языка и сильно прижал его к небу, уставившись слегка шокированным взглядом на Вэй Усяня. Лицо того не выражало ничего особенно, он ждал ответа и, кажется, и сам был немного удивлен реакции Лань Ванцзи. — Что? — тихо, очень тихо спросил он, сильно задержав этот вопрос, прежде чем убедиться, что с языка слетит именно он. — Что ты сказал? Вэй Усянь удивленно захлопал глазами. — Тебе нравится, когда я сражаюсь? — спокойно повторил он, но глаза его озорно блестели. Мда, уличить этого жулика во лжи сейчас казалось опасней всего, ведь если он и правда это сказал, а именно Лань Чжаню послышалось то извращенное «купаюсь», то куда ему потом деваться от насмешек? Он-то хорошо знал, как дорого ему обойдется эта карта. — Ты… неплох, — наконец-то снизошел до ответа Лань Ванцзи. — А в чем я еще хорош? — возбужденно продолжил Вэй Усянь, сильно наклонившись вперед, почти половиной тела занимая стол. Лань Ванцзи с молчаливым осуждением старался не прослеживать глазами то, что задница этого ненормального задралась и он даже стал ею… вилять, правда тихонько. — Ну же, ну же, в чем я еще хорош в твоих глазах, м? А сам я хорош? Мое лицо тебе нравится? — Вэй Ин… — Ну хорошо, пусть не лицо, а, скажем, мускулатура. Помнишь, как мы вместе мылись? Ты уже тогда был великолепен, хотя я до сих пор не понимаю, как можно было нарастить мышцы на травяных бульонах и сырых овощах с постным рисом. — Вэй Ин… — Твои руки выглядят такими сильными, — бессовестно продолжал он, — и крепкая линия спины, и плечи такие широкие. Блин, говорю прямо как кисейная барышня, останови меня, Лань Чжань! — Вэй Ин! — Я знаю, что у вас не принято хвалить, — он выпрямился, и Лань Ванцзи не без укора для себя сделал вывод, что немного расстроен, что Вэй Усянь поменял позу. — Вы все такие скромные при своей нескромной красоте. Ой, я это вслух сказал? Ну да, вы красивые, кто бы посмел оспорить? Матушка-природа сделала всё, чтобы это невозможно было оспорить. А, кстати, скажи, у тебя много волос на ногах? У меня там просто непроходимые поля, смотри. Прежде, чем Лань Ванцзи успел бы его притормозить хотя бы угрозами, этот ненормальный уже задрал ногу, закатал штанину и явил взору Лань Ванцзи крепкую, ровную, действительно волосатую ногу, хотя и не настолько, как о том плакался Вэй Усянь. — В болото не залезть, — рассмеялся он, — все водоросли и водных клещей насобираю этой… сеткой. А у тебя тоже такие? Пожалуй, Вэй Усянь уже привык, что Лань Ванцзи умелец впадать в минутную кому, то есть когда его лицо и тело буквально парализует, так что продолжая держать ногу, даже немного ею покачивая ждал, пока Лань Ванцзи что-то ответит. А тот, увидев эту ногу обнаженной, отметив, что её светлый цвет нисколько не переменился с тех пор, как он видел её в последний раз, и что она точно такая же, и что тот «заплыв», во всех смыслах, на камни всё же не был дурной игрой его воображения вдруг покраснел ушами и, дернув уголком губ, молча встал, схватил меч и бросился к выходу. — Что? — не понял Вэй Усянь и пулей вскочил следом. — Лань Чжань, ты что, куда ты? Я обидел тебя? Моя нога слишком уродлива? Ах, я понял, в библиотеке такого нельзя, да? Но это же просто нога в обычном разговоре двух парней. Ты что, застеснялся? Он схватил его за рукав, и хоть через ткань тепло его руки передать было невозможно, однако почувствовав саму приложенную силу, которая тормознула Лань Ванцзи, он грубо выдернул рукав, но, тем не менее, остановился. В тот момент, он этого не заметил, однако импульс был не только от руки Вэй Усяня, он просто этого не понял, что его Бичень самостоятельно накренился и словно магнит слегка подался назад. — Я виноват, я виноват, — продолжал говорить Вэй Усянь, — только не уходи. Это всё я, это всё я. И это, как ни странно, сработало. Чем дольше Вэй Усянь обвинял себя, тем легче становилось самому Лань Ванцзи, ему и правда тяжело было держать на себе вес этих противоречий и мыслей, нарушающих не одно, заученное раньше собственного имени, правило. Вэй Усянь же, настороженно и осторожно обхватив десятью пальцами его запястье, ненавязчиво тянул его назад, без слов, а только этим движением уговаривая вернуться за стол. И почему Лань Ванцзи испытал приятное чувство от того, что Вэй Усянь просит… ну, вернуться за стол. Потому что жаловался он чаще, чем о чем-то просил, а если и просил, то это всегда отдавало его обычным упреком той монашеской жизни, которые вели сыновья Лань. Когда Лань Ванцзи всё же довели (а он именно позволил себя вести, найдя в этом странное чувство удовольствия) до стола, то в момент, когда он повернулся, чтобы его обойти… это могло ему и показаться, но то ли Вэй Усянь спешил на свою подушку усесться и наклонился вперед, то ли это было что-то другое, но на одну секунду их плечи и бедра соприкоснулись, но дело в том, что с той стороны Лань Ванцзи держал меч и тот встал между их бедрами. Вэй Усянь в этот момент немного качнулся, Лань Ванцзи даже обернулся резко, потому что почувствовал этот трепет. — М? — всего на секунду было разомлевший взгляд вновь сфокусировался, и улыбка растянула розовые губы. — Что? Что-то не так? Усевшись на свое место, Вэй Усянь отвёл взгляд в сторону, поджав в улыбке губы, но взгляд его тут же стрельнул в другую сторону, когда Лань Ванцзи с легким шумом положил меч на стол. Взгляд Вэй Усяня при этом слегка переменился, а было сомкнутые губы чуть приоткрылись. — Лань Чжань… — не отводя взгляда от меча, поблескивающего из-за упавшего на него солнечного луча, речь Вэй Ина звучала чуть приторможенно. — Я тут подумал… Взгляд метнулся к вершине Бичэня и снова очертил рукоять. Лань Ванцзи вдруг обратил на это внимание, потому что произошло то, что было совершенно нехарактерно для Вэй Усяня — он замолчал. Это происходило так же редко, как и его своевременное появление на занятиях, а потому Лань Ванцзи это показалось… странным. Он даже испугался немного, ведь если Вэй Усянь молчит, значит что-то случилось… или должно случиться. В последний раз, когда он так прилежно молчал, между ними вспыхнула драка, в которой Лань Ванцзи порвал тот злосчастный сборник, а Вэй Усянь был выгнан взашей, к чему, собственно, последний и стремился той своей выходкой. — Скажи… — медленно, очень медленно взгляд его вернулся к Лань Ванцзи, и то, как Вэй Усянь взмахнул ресницами в момент, когда это случилось, заставило сердце Ванцзи немножко так трахнуть его грудную клетку. Громко оно, в общем, стукнуло. — Твой быстро остывает? — Что? — не понял Лань Ванцзи. — Ну, когда обхватываешь рукоять, она быстро потом остывает? — спросил Вэй Усянь. — Или у тебя такие холодные руки, что температура не меняется? — Вэй Ин, прекрати нести чепуху. — А что я? Я ничего… — практически промурлыкал он, и опять опустившись на стол потянул свои пальцы к ножнам Бичэня, едва-едва прикоснувшись к ним. — Простое любопытство. Лань Ванцзи совершенно не понимал его поведения. — А можно… — Нет. Вэй Усянь улыбнулся. — Я же еще даже не закончил. — Ты наверняка пытался спросить, можно ли потрогать мой меч. Вэй Усянь поднял голову и странно посмотрел на него. — А можно? — в глазах его снова появился тот странный блеск. — Можно я… — он даже притормозил, словно собирался с духом, — можно мне потрогать твой меч? А я дам тебе потрогать свой! Последнее он сказал спешно, почти воскликнул это и тут же вытащил из-под стола свой Суйбянь. — Нет нужды. Я не дам тебе свой меч. — Но почему? — Потому. — Лань Чжань, — захныкал Вэй Усянь, — но я очень хочу потрогать твой меч. — Перехочешь. — Ни за что, — вдруг темно улыбнулся он, и такой же опасливо темный полог застилал его глаза. — Я очень, очень, очень хочу потрогать твой меч, Лань Ванцзи. Тебя что, совсем не интересует мой? Он хорош. Потрогай его. — Нет. — Ну пожалуйста. — Не хочу. — Ну прошу, — голос его снова стал приторно-сладкий, — потрогай… потрогай мой меч. Лань Ванцзи могло показаться, но градус в комнате стал как будто выше. Он посмотрел на Вэй Усяня, видя, что у того непривычно раскраснелось лицо, а грудная клетка стала подниматься чаще. Он и правда странно выглядел, словно что-то его утомило и раздразнило одновременно. Лань Ванцзи подумал, что, возможно, слишком подвижный язык. Знал бы он тогда, как подвижен тот может быть. — М! — вдруг сдавленно промычал он, и словно бросаясь во что-то, вдруг резко схватил меч Лань Ванцзи. — Упрямец! Терпеть этого не могу! У Лань Ванцзи от такой наглости наверняка бы открылся рот, но поскольку тот открывался слишком редко, даже для разговора, то Лань Ванцзи ожидаемо подорвался с места и, как это уже не раз бывало, сразу же эмоционально отреагировал на выходку Вэй Усяня. Мда, прошло столько времени, а он всё еще не может не реагировать на этого человека. И пока не понимал подлинной опасности такого своего уязвимого положения. Вэй Усянь, схватив меч, сразу же отскочил и выпрямился, с азартом смотря на брошенный в него осторожно-пылкий взгляд Лань Ванцзи. Лицо Вэй Усяня приятно порозовело, в глазах стал переливаться влажный отблеск, и хитро растянувшиеся губы выдавали его подлинные мысли. — Я просто прошу потрогать твой меч, — зазывающе сказал он. — Это что, возбраняется? — Да, — сдавленно ответил Лань Ванцзи. — Это мой меч. — Твой? — лукаво прозвучал его голос, а голова чутка склонилась. — Хорошо. Тогда верни того, который «твой». — Вэй Усянь, — голос Лань Ванцзи звучал низко, — ты совсем страх потерял? — Успел изжить, пока тосковал по тебе. Веки Лань Ванцзи сузились, и, похоже, отчего-то возбужденному не на шутку Вэй Усяню это очень не понравилось. — Я целый год провел вдали от тебя, а ты жмешь мне даже свой меч?! — со странной обидой в голосе крикнул он. — Мы же приятели! — Мы не приятели, — Лань Ванцзи и сам начал злиться, словно подхватил эту брошенную ему эстафетную палочку гнева. — Верни меч. Вдруг Вэй Усянь успокоился. — Нет. — Нет? — Нет, — теперь он улыбнулся. — Пойди и отними, если прямо жить без него не можешь. Мы же не приятели. Давай, затевай драку, как в день нашего знакомства. Как и тогда, я дам тебе достойный отпор. Лань Ванцзи резко поджал губы. Он до сих пор со стыдом вспоминал поступок той ночи, потому что и правда первым обнажил меч, и именно он, а не Вэй Усянь, спровоцировал то столкновение. Вся правда была на стороне Вэй Усяня, о правилах он тогда еще не знал, только-только прибыл. И Ванцзи бы тогда наказали, если бы Вэй Ин донес на него. Но он не донес, а Лань Ванцзи промолчал. Поэтому, когда Вэй Усянь напомнил ему о том дне, Лань Ванцзи интуитивно готов был отступить, но… Сделав два с половиной шага, Лань Ванцзи попытался выиграть дело ловкостью, но проиграл ловкости самого Вэй Усяня. Лань Чжань снова и снова пытался выхватить меч, но Вэй Усянь извивался и поворачивался, не сводя с него взгляда. Разум Лань Ванцзи начало заволакивать гневом. Он и так был эмоционально пресыщен недавними событиями, и так чувствовал себя гаже некуда как из-за того, что увидел, так и из-за того, что совершенно не знал, как вообще с этим в своей голове уживаться. И ему всё еще неловко было смотреть Вэй Усяню в глаза, не говоря уже о том, чтобы приближаться к нему. Но сейчас Вэй Усянь был так близко, что можно было ощутить его запах. Кожи шеи Лань Ванцзи коснулось источаемое Вэй Усянем тепло, и Лань Ванцзи вдруг стало дурно от этой смеси запаха и тепла. Они продолжали крутиться по комнате, поднимая пыль, как и в тот раз, когда Лань Ванцзи отнимал у Вэй Усяня вино (пытался). Ему это никак не удавалось, Вэй Усянь изворачивался и играл, как обычно, но ловко и хорошо. Слишком хорошо. — Хорош уже, — не выдержал Лань Ванцзи, применив в их противостоянии ноги, как в тот раз, в ту дождливую ночь. Он ожидал, что, как и тогда, Вэй Усянь разгадает его ход, но случилось иначе: Лань Ванцзи попал по ногам Вэй Усяня и сбил того с ног. Вэй Усянь начал падать, взгляд Лань Ванцзи стал больше. Он вскинул руку вперед, ухватившись за меч и потянул на себя, но поскольку Вэй Усянь не отпустил, то и меч, и Вэй Усянь, в итоге прижались к самому Лань Ванцзи, утаскивая на пол и его самого. В тот раз, на мокрой от дождя крыше, Вэй Усянь схватил его в объятия, чтобы перекинуть их обоих через стену. В этот же раз сам Лань Ванцзи одной рукой обхватил его за талию, чтобы смягчить их падение. И они упали, Лань Ванцзи приземлился аккуратненько над Вэй Усянем, немного больно ударившись коленями о циновку. — Хватит, — тихо шикнул он, держа Бичэнь за рукоять, а Вэй Усянь — за ножны. Взгляд — глаза в глаза, и никто не спешил прерывать его. Взгляд Вэй Усяня был тяжелым, он дышал носом, но дышал тоже тяжело, шумно. Губы были плотно сомкнуты. Вдруг слуха Лань Ванцзи коснулся тихий, знакомый шорох и он увидел, как Вэй Усянь, тяня за ножны, обнажает лезвие, которое теперь лежало на его горле.