Грязь

      Я теряюсь. Утопаю, словно в болоте с привязанным на шее камнем, полным адской непрекращающейся боли. Перед глазами - темень, сплошная, непроходимая, пугающая. До самых костей пробирает, кажется, разлетятся на мелкие-мелкие осколки, не сосчитаешь, не соберешь. Я руки тощие тяну вверх, будто верю всерьез, что пальцы нащупают тонкую спасительную ниточку, выберусь из забытья и не будет никаких Предвестников за моей спиной, не будет того всепоглощающего ужаса, поедающего меня с головой, не будет ничего - лишь моя тихая, размеренная жизнь где-то на окраине регионов, с Сорой или без него. Я так хочу, чтобы все закончилось. До меня доносится крик. Пронзительный, будто на части разрывающий все мое существо. Мой ли, или этого существа, я не знаю. Мысленно сворачиваюсь в клубок, закрываюсь руками от давящей изнутри пустоты, впервые в жизни моля Богов о спасении. Будто меня услышат. Будто они придут. Иллюзии и мечты рушатся в один момент, будто все последние месяцы я не строила ту маленькую башенку из своих переживаний и планов на будущее, надеясь на счастливый исход. Свято верила в то, что все обойдется, закончится чудным хэппи эндом, в котором я обязательно выживу, а Сора засунет всю свою пресловутую ненависть к нашему ребенку в зад и сможет его полюбить. Хочется спрятаться в углу своей комнаты, как раньше, когда мама кричала на меня без остановки, и я запирала дверь, сжав в руке дымящуюся сигарету, вдыхая едкий запах табачного дыма. Без смертей от рук поехавших пациентов, без Предвестников, без незапланированных детей и своих же сумасбродных решений. В глаза резко ударяет яркий свет и я стараюсь сфокусировать взгляд, перед глазами все плывет, словно кто-то включил в моем мозгу слайд шоу из демонстрации всех существующих цветов, в мгновение смешивающихся в одну чертову кучу. Я слышу клацанье ножниц и зажмуриваюсь несколько раз, отгоняя надоедливый туман. — Ты все еще жива, я удивлен, — доносится до меня холодный противный голос, полный ехидства и злобы, — швы я накладывать не умею, обычно мне не приходится этого делать, люди всегда умирали, а твой ненаглядный имел отличную регенерацию. Но когда понял, что ты не померла, подумал, что стоит подержать тебя живой. Как приманку для Сказителя. Поздравляю с дочерью, дорогая. Немного не то, чего я ожидал, но ее пол меня не особо волнует. Главное - сила. Я пытаюсь найти в себе силы для ответа, но на выходе получается лишь сдавленный стон, полный мольбы и непонимания. Он усмехается, оценивая мое состояние и вновь достает чертов блокнот, делая очередные пометки. Я едва поднимаю руку, чуть дергая ослабевшими пальцами и он тут же вскидывает бровь, замечая столь незамысловатое действие. Я сглатываю накопившуюся слюну, стараясь обрести контроль над собственным языком и телом, отчего Второй смеется, будто находится на чертовом юмористическом канале. — Прошу, — срывается с пересохших губ и он вновь удивляется, одаривая меня ехидной саркастичной улыбкой, — дай мне ее. Хотя бы на несколько минут. — Ого, ты нашла в себе силы на целое предложение? Похвально. Что ж, сегодня я в хорошем настроении, — он помогает мне сесть, крепко привязывая мои ноги по краям импровизированной кровати, — не смотри на меня так. Раз нашла в себе силы говорить, сможешь и сбежать. Я не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я отключилась. По ощущениям, всего несколько минут, но судя по отвратительным швам на животе и полностью чистому младенцу, минуло уже несколько часов. Я аккуратно беру дочь ослабевшими руками, сдерживая предательски накатывающие слезы. Маленький, словно беззащитный комок почти не подает признаков жизни, лишь синие глубокие глаза пронзительно смотрят на меня и я, кажется, перестаю сдерживаться совсем. Прижимаю крохотное тельце к себе, утопая в беззвучных рыданиях и мысленно зову на помощь хоть кого-нибудь. Мысли цепляются за Нахиду и я до противного сильно надеюсь быть услышанной. Я понятие не имею, что мне нужно делать. Впервые в жизни я взяла на руки ребенка и ко всему моему подавленному состоянию добавляется еще факт того, что этот ребенок мой. Она выглядит, как человек. Нет ни святящихся глаз, ни демонических рожек, ничего. Обычный, если недоношенного ребенка можно так назвать, младенец. Чувствую, что топ предательски сильно намокает и я вспоминаю о чертовой лактации, что периодически давала о себе знать еще за несколько недель до внезапного раскрытия личности моего врача. Оглядываюсь по сторонам, сомневаясь, стоит ли мне пытаться кормить ребенка и нужна ли ей человеческая пища вообще. Кто она? Что из себя представляет? Я всматриваюсь в бледное лицо с маленькими краснеющими щеками и отчего-то улыбаюсь. Она выглядит ослабевшей, будто бы все ее крохотные силы высосали в одночасье, и понимаю одно - она меня спасла. Неосознанно, возможно, не контролируя ничего, но я осталась жива из-за нее. — Привет, — проговариваю я на выдохе, чувствуя накатывающую с новой силой усталость. Вновь осматриваю ее, ловя себя на мысли, что синие глаза и рыжие волосы всегда казались мне отвратительным сочетанием. До этого момента, — тебе нужно имя дать, да? Слишком часто что-то мне имена приходится давать. Как насчет Энн*? Я понятия не имею, зачем задаю ей вопросы. Вероятность услышать ответ точно такая же, как и вероятность того, что Дотторе снизойдет до несчастной меня и даст мне уйти с ребенком на руках. Хотя, уйти в моем случае громко сказано. Если мне все же удастся выбраться, все, на что мне хватит сил - это доползти до конца коридора и обессилено рухнуть, выбив из себя все остатки потрепанного сознания. Я чувствую некую победу, оттого, что смогла утереть нос отцу этого несчастного комка. Она не забирала из меня жизнь, она пыталась ее сохранить. Ее силы, безусловно, выматывали меня, но сколько же дерьма она впитала в себя, пока Дотторе месяцами пичкал меня изобретённой им же отравой? — Мы вернемся домой, слышишь? Твой отец будет меня искать. Я...надеюсь..., — а что если нет? Что, если мой уход скинул с его плеч лишнюю ношу и я оказалась ему не нужна? Он ведь не пошел за мной после той незначительной ссоры. Не пошел. Значит, не волновался? Значит, ему все равно? Хватит полагаться на всех, Джо. Где та взбалмошная рыжая девица, что находила выход из любой ситуации? Исчезла с момента оплодотворения яйцеклетки? Отнюдь, дорогая, нужно выбираться. Засунь свои слезы и истерики в долгий ящик и включай таки мозг, отключенный, видимо, еще несколько месяцев назад. Я крепко прижимаю сверток одной рукой к груди, другой же тянусь к перевязанным ногам. Край небольшой железной балки выглядит достаточно острым и, если хорошенько постараться, веревку можно просто срезать. Меня крайне сильно удивляет столь резкий прилив сил и я морщусь от боли вокруг изрезанной скальпелем кожи. Если швы разойдутся и начнут кровоточить, на хороший исход можно и не надеяться. Молюсь на то, чтобы малышка не начала плакать или кричать, у меня в запасе всего несколько минут и Дотторе может вернуться в любое мгновение, а лишний шум точно привлечет его внимание и весь мой написанный на коленке план побега рухнет в одночасье. Я сгибаюсь пополам от резко накатившего шума в ушах и сдавленно мычу, старась не ослабить хватку. Кажется, точно так-же было, когда Нахида транслировала свой отголосок в мое сознание. Сердце наполняется отдаленной надеждой и я стараюсь сфокусироваться, в попытке услышать сквозь всю эту какофонию звуков голос Дендро Архонта. Ничего. Шум прекращается так же резко, как и начался и я вновь чувствую подступающие слезы. Все мою попытки срезать толстую веревку оказываются тщетны, я лишь тревожу недавно зашитую рану, чувствуя, как стекает по коже теплая кровь. Малышка все так же не издает ни звука, лишь с интересом оглядывается по сторонам, синие глазки умудряются осмотреть все пространство. Я вновь дергаю чертову веревку и чуть рычу от объятий безысходности. — Не пытайся. Особо прочный материал. Наигралась со своей личинкой? Пожалуй, пора прощаться, — он буквально выдергивает дочь из моих рук, оценивающе смотря на меня и ухмыляется, с размаху ударяя меня по исхудавшему лицу. Комната снова наполняется темнотой, а во рту чувствуется противный металлический привкус.