Грязь

***

      Я просыпаюсь и чувствую, как о ладонь трется мокрый кошачий нос - вчера, по пути домой, я нашла бедное изнеможенное животное в зарослях небольших кустов. Он жалостливо смотрел на меня, издавая протяжный, надоедливый писк. Успокоился он лишь тогда, когда я взяла его на руки, укутывая в ткань своего хаори. Он прижался ко мне как можно ближе и я, выдохнув, направилась в сторону дома, откладывая сожаления о принятии всех своих решений на потом. Сейчас я провожу пальцами по лохматой шерстке, прощупывая каждый торчащий позвонок и замечаю разорванное левое ухо. Он ластится, словно ища защиты и я разочарованно выдыхаю, ловя себя на мысли, что ко всем проблемам теперь прибавится еще и лечение несчастного животного. Потираю заспанные глаза и переворачиваюсь на другой бок, замечая лишь пыльную обивку старого матраса. Разочарованно выдыхаю и неохотно поднимаюсь с кровати, беря грязный комок шерсти на руки. Доски под ногами противно скрипят и я медленно продвигаюсь в сторону кухни, чуть покачиваясь от недавнего пробуждения. Плюхаюсь на стул, потирая пульсирующие виски, прислушиваясь к перезвону тарелок за моей спиной. Прямо перед носом оказывается небольшая порция жареного риса и я удовлетворенно улыбаюсь, переводя взгляд на недовольного Сору. — Блохастого кормить не буду. Он твой, — он украдкой смотрит на котенка, сидящего на моих коленях и я едва заметно киваю, демонстративно выкладывая кусочки рыбы из моей порции в миску под столом. Животное тут же спрыгивает, впиваясь зубками в пищу, чуть рыча и прикрываясь лапами. — Только не злись. Он ведь ничего тебе не сделал, — отвечаю я, перебирая ложкой крупинки риса в своей порции. Я не чувствую особого голода уже несколько дней, видимо, болезнь дала корни для последствий и меня почти постоянно тошнит из-за чего я довольствуюсь лишь чаем. К слову, приготовление чая я доверяю только себе, однажды я отпила немного из кружки Соры и была готова выплюнуть столь горькое месиво ему под ноги. Он тогда лишь пожал плечами, сказав, что его все устраивает, и продолжил заливать в себя отвратительную горечь. — Если не хочешь, не ешь, — отстраненно произносит он, потянувшись к тарелке, вероятно, желая забрать ее, но я лишь отодвигаю свою порцию, отрицательно качая головой. — Я съем. Возможно, не сразу. Сегодня мне нужно в Хадж-нисут, Люмин попросила помочь с исследованиями. Так что, мне всяко стоит поесть перед дорогой, — он вскидывает бровь и кладет руки мне на плечи, чуть сдавливая их. отчего я морщу нос и поджимаю губы. — Ты уверена, что полностью восстановилась? Стоит ли? — в голосе слышны яркие нотки недовольства, я касаюсь его пальцев своими и запрокидываю голову чуть назад, стараясь заглянуть ему в глаза. — Уверена. Если я не съем сейчас, то возьму с собой. — Дело даже не в еде, Джо. Ты не находишь странным все это? Мы каждый раз убеждаем друг друга, что все в порядке, а по итогу находимся порознь по несколько дней подряд. — Нам нужно время. Ты прекрасно это понимаешь, — отвечаю я, отодвигая тарелку с так и не тронутым рисом, и медленно встаю из-за стола, поправляя слетевшее хаори. Сора провожает меня взглядом до самой комнаты и я слышу недовольное ворчание вкупе с громким мяуканьем оставленного под столом котенка. Надеюсь, Сора его не убьет.

***

В полумраке комнаты сложно разглядеть цельную картину, лишь проблески света от небольших лампочек освещают подвешенное над холодным железным столом худощавое тельце. Неестественно изогнутые конечности свободно болтаются, словно сломанные на ветру ветви и взгляд стеклянных, словно безжизненных глаз не выражает ничего. Возвышающийся над ним мужчина светит небольшим фонариком перед его лицом и несколько раз ощутимо бьет сточенным карандашом прямо в центр лба - расширенные зрачки не реагируют, лишь дергающиеся от проносящийся по всему телу боли пальцы дают понять, что объект сотни бесчеловечных экспериментов все еще жив. Мужчина усмехается, достав из кармана шприц, наполненный густой чернеющей жидкостью и протыкает кожу на тонкой шее, вводя иглу до самого конца. Он заливается смехом, замечая, как трясутся синеющие губы и резко одергивает руку, наблюдая за проявляющейся на бледной коже тонкой алой струйкой. — Впечатляет, — произносит он, дергая за рычаг справа от него и, казалось бы, бесчувственное тело, громко ударяясь о железную поверхность стола, скатывается на грязный, холодный пол. Мужчина тянет его за волосы, заглядывая в покрытые пеленой глаза и холодно подытоживает, — все мои объекты на этом этапе были уже мертвы. Ты заставляешь меня восхищаться своей стойкостью, Скарамучча. — Дотторе..., — выдавливает из себя паренек, прогибаясь до самого пола, чувствуя, как горит каждый сантиметр его кожи. Во рту отвратительный кислый привкус, следы от странных кабелей между лопаток напоминают о себе при каждом движении проносящейся через все тело болью и он замечает, что дымка перед его глазами напористо продолжает блокировать ему возможность видеть что-либо. — Слепота?, — Дотторе смеется, делая пометки в своем блокноте, и хлопает подопытного по спине, от чего тот окончательно падает на пол, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от безысходности, — это пройдет. Временный эффект от препарата, что я тебе ввел... — Дотторе..., — слышу я полный злости шепот, срывающийся в его губ, когда я трясу его за плечи в очередной попытке разбудить. Сора распахивает глаза и я дергаюсь, словно ошпаренная, замечая, как сужаются его зрачки. По комнате проносятся холодные вихри, давая мне понять, что его стихия выходит из под контроля и я перехватываю его руку, прижимая к груди. Он пронзительно смотрит на меня, словно не понимая, что происходит и я прижимаюсь губами к его лбу, стараясь унять его попытки вырваться. — Кошмар?, — тихо спрашиваю я и тяну его на себя, укладывая его голову себе на колени. Я чувствую, как ткань брюк пропитывается слезами, столько сдерживаемыми им на протяжении долгих лет и наклоняюсь, шепча едва слышно, стараясь максимально подбирать слова, — это просто сон. Сейчас я здесь, больше ничего нет. Он сжимает мое колено и я забываю про все. Про кричащего на кухне котенка, про поход в Хадж-нисут с его безумно интересными историями и про оставленную на кухне тарелку риса. Я перебираю пальцами его волосы, убирая со лба растрепанную челку, и мягко беру за руку. Сору чуть потряхивает и я окончательно теряюсь , не зная куда себя деть. Впервые я вижу его в таком отвратительном состоянии, подавленном и полностью разбитом, мне начинает казаться, что все это - шутка небес и сейчас где-то взорвут пару- тройку конфетти и объявят о конце представления. — Все давно закончилось, — я продолжаю говорить, толком даже не понимая, насколько эффективны мои слова, и прикрываю глаза, — сейчас все по другому. — Клянусь, что я разорву его на куски, — слышу сдавленный голос в ответ и одобрительно киваю, целуя холодные костяшки пальцев. — Конечно разорвешь, — смотрю ему в глаза, замечая, как постепенно выветривается гнев из тяжелого взгляда. — Где ты была?, — спрашивает он и я улыбаюсь, проводя большим пальцем по его нижней губе. — В Хадж-нисут с Люмин. Я говорила об этом утром. — Да, — он кивает, отворачиваясь к стене и я ложусь рядом, обнимая его со спины, — ты говорила... Котенок скребет дверь, пробираясь через небольшую щель и подбегает к нам, с огромным усилием запрыгивая на высокую кровать. Он, ткнувшись головой в холодную руку, ложится рядом, громко замурчав и я удивляюсь даже, еще утром они друг друга не переносили. За окном раздаются первые удары грома и я чувствую, как Сора сжимается всем телом, словно зашуганный ребенок. Сегодня я стала свидетелем полного проявления всех его слабостей и, возможно, завтра утром он попросит меня обо всем забыть, но сейчас я вижу его настоящего, без привычной циничной маски и улыбки, полной злорадства. Сейчас я вижу человека. Я не буду спрашивать, что он видел, не хочу лишний раз ворошить болезненные воспоминания, но в одном я точно уверена - он действительно не успокоится, пока Доктор не получит по заслугам. И, возможно, я даже не стану его останавливать, даже если он сделает выбор в пользу бесчеловечной, жестокой мести.