Грязь

      Мне понадобилось около пятнадцати минут для того, чтобы отыскать в покосившемся комоде чистую одежду. Мой гардероб за все это время не пополнился от слова совсем и мне приходится натянуть на себя свою старую рубашку и слишком длинные брюки, позаимствованные мне Томой еще в Инадзуме, когда после очередной тренировки с Ёимией я по шву разорвала свои излюбленные джинсы. Он тогда любезно предложил их зашить и по итогу мы совсем забыли о не принадлежащих мне штанах, о которых так никто и не вспомнил. Превозмогая боль в мышцах, я застегиваю последнюю пуговицу своей рубашки, все еще чувствуя приятную пульсацию внизу живота. Чуть поджимаю губы и выхожу из комнаты, попутно напоминая себе о предстоящей стирке грязных вещей. Я спотыкаюсь около стола, неуклюже хватаясь за спинку стула и ругаюсь тихо, едва слышно. Быть элегантной определенно не мое, в голову сразу приходят отцовские слова о том, что грациозно я умею только бранить людей и разрывать контакт с семьей. Чужая ладонь ложится на мою спину и я чуть запрокидываю голову назад, нащупываю за спиной его свободную руку. За окном уже начинает темнеть и я окончательно мирюсь с тем фактом, что сегодня Соре придется остаться. Не потому что в это время вне города опасно, он, если честно, сам для кого захочет станет угрозой. А потому-что, как бы я не хотела этого отрицать, я чувствую себя цельной, когда он рядом. — Чем обычно занимаются пары, когда не сражаются и не делают ничего криминального? — Странное у тебя представление о жизни пар вне домашнего быта, — отвечаю я, разворачиваясь к нему лицом, — я не могу сказать точно. Наверное, делятся чем-то? Рассказывают истории. — И что ты хотела бы услышать?, — его вопрос заводит меня в тупик и я касаюсь подбородка, всерьез уходя в раздумья. — Не знаю. Попробуй меня шокировать, — отшучиваюсь я, заглядывая в его глаза. — Я тебя люблю, — отчеканивает Сора, будто отрепетированную реплику и я распахиваю глаза от удивления, — это достаточно шокирует? — Боже, — выдавливаю я из себя, чувствуя, как алеют мои щеки. — Не утруждай себя, можешь просто звать меня тем именем, которое ты мне дала. Я хватаю край его шляпы и опускаю прямо на лицо, щеки полыхают и я чувствую, как сердце начинает отбивать крайне ускоренный ритм. Он смеется, хватая меня за запястья, и разводит руки в стороны, от чего шляпа падает на пол возле моих ног и я резко опускаю голову, чуть взмахивая волосами, прикрывая предательски сильный румянец мокрыми рыжими прядями. — Ты сейчас действительно признался?, — тихо спрашиваю я, боясь смотреть ему в глаза, — или это попытка пошутить? — Я все еще не верю, что могу испытывать что-то подобное. Но смотря на все мои ощущения, я все больше начинаю сомневаться в том, что без сердца все недосягаемо. — В этом есть плюсы, — я снова стараюсь шутить, оглаживая костяшки его рук большими пальцами, — в отсутствии сердца. Оно, знаешь, болит иногда. Но мне почему-то кажется, что оно у тебя есть. Возможно, в немного непривычном нам виде. Для меня ты - человек. Хоть и засранец последний. Он смеется, прижимая меня к себе и я окончательно успокаиваюсь, чувствуя, как исчезают проблески гнусной обиды. Сора пахнет холодным, дождливым днем, возможно, из-за обретенной стихии ветра, и я наконец-то даю себе возможность полностью расслабиться, доверяясь ему всем своим существом. — Я прощен? — Возможно.

***

Он, оказывается, берет поручения в гильдии, я знатно удивляюсь, когда узнаю сей интересный факт. Когда мы с Люмин в очередной раз устроили вылазку в город Сумеру, я заметила его возле Катерины, рассматривающего небольшой лист с ежедневными заданиями. Предупредив Люмин о том, что мне нужно отойти, я направляюсь в его сторону, чуть потирая затекшие запястья. — Ты вроде говорил, что тебе не нужна мора, — он даже не дергается. лишь откладывает лист в сторону и поворачивается ко мне лицом, едва заметно улыбаясь. — Мора нужна абсолютно везде, как бы прискорбно это не звучало. Ты видела свои запасы еды? — я отрицательно мотаю головой и окидываю его заинтересованным взглядом, — потому-что их нет, Джо. Ты ешь вообще? — Иногда. Когда ты готовишь. — Для этого мне и нужна мора. Голодных обмороков я жду от тебя в последнюю очередь. Я смеюсь в ответ, смотря, как он делает пометки, выбирая поручения на сегодня и хватаю его за локоть, как только он отходит от гильдии. Он едва заметно улыбается и направляется к выходу из города, перехватывая мою руку, крепко сжимая ладонь в своей. — Ты решила пойти со мной? Без оружия? — он окидывает меня недовольным взглядом и останавливается возле небольшой арки. — Ты прекрасно надерешь всем зад вместо меня. Кстати, почему именно катализатор?, — спрашиваю я, кладя подбородок ему на плечо. Черт, иногда я забываю, что я немного выше него и спина периодически начинает затекать, призывая меня наконец-то выпрямиться и перестать горбиться. — Элементальные атаки во всех проявлениях. Они намного мощнее, — отвечает он, невесомо целуя мою рыжую макушку, после чего чуть щурится, одаривая явно не самым добрым взглядом, — Ты со мной не пойдешь. С тобой и так слишком много произошло за все это время. — Боишься бесперспективного одиночества в случае моей случайной смерти? Ну вот опять. Слова вылетают раньше, чем мозг успевает их профильтровать и я зажмуриваюсь, словно в попытке защититься от удара и делаю шаг назад. Сора сдавливает мою руку и тянет на себя, чуть сжимая свободной рукой волосы на моем затылке. Я сглатываю, и дергаюсь, словно обожжённая, начиная задумываться о правильности принятых мною решений. — Не смей об этом говорить, — тихо шепчет он, и я открываю глаза, впиваясь ногтями в его плечи. — Нам когда-то придется это обсудить. Я умру, рано или поздно. Он молчит, видимо, анализируя сказанные мной слова и я, в попытке унять его нарастающий гнев, крепко обнимаю и прижимаюсь губами к его шее. Сора не двигается, стоит, опустив руки и я мысленно молю его сказать хоть что-нибудь. Это молчание угнетает. Прохожие пялятся на нас, словно на редкие музейные экспонаты и чувствую, как начинаю сгорать от стыда. Мои пальцы нащупывают его ладонь и я срываюсь с места, намереваясь скрыться от посторонних глаз. Он продолжает молчать, на удивление покорный, следуя за мной вниз по небольшой мощеной тропинке. — Ты злишься?, — спрашиваю я, останавливаясь около небольшого дерева недалеко от въезда в город. — Я в ярости, — отвечает он, складывая руки на груди и опуская голову, — потому-что я прекрасно понимаю, что ты права. Тебе казалось, что я не думал об этом? Каждый раз это посещает мою голову и каждый раз я задумываюсь, можно ли это исправить. — Это неизбежно. В конце концов, останешься только ты. И мне жаль. Мне правда очень жаль. Он проводит пальцами по моей щеке, оглаживая россыпь таких ненавистных мне веснушек и я прижимаюсь к его ладони, словно ластящийся котенок. Кажется, если сейчас я не возьму себя в руки, то непременно расплачусь, упав ему в ноги. Только сейчас я вспоминаю о том, что оставила Люмин, но мысль о Путешественнице тут же покидает мою голову и я прижимаюсь к Соре всем телом, осознавая, что я проиграла в очередной раз. Я слышу тихий вдох и удивляюсь, поднимая на него раскрасневшиеся от подступивших слез глаза. Он вскидывает бровь, чуть задирает голову, когда я отхожу чуть назад, выпрямляясь в полный рост, и перехватывает мое запястье, не давая возможности пошевелиться. — Ты дышишь разве? Никогда не замечала. — Могу, но необходимости в этом нет, — отвечает он, как бы показательно делая несколько глубоких вдохов и я слабо улыбаюсь, прижимаясь к его губам. — У меня есть к тебе небольшая просьба. Свали от меня через несколько лет, когда я начну стареть, — тихо проговариваю, чувствуя легкий удар на своем затылке. Он прижимает меня ближе, перебирая пряди моих волос, и сдавленно отвечает. — Еще одна фраза из этой оперы, и я начну испытывать свои атаки на тебе. — Страшно. Мне начинает казаться, что жизнь становится какой-то слишком хаотичной. События последних месяцев абсолютно не желают укладываться у меня в голове и жду подвоха от каждой чертовой мелочи. Будь то гром среди ночи или ночные появления Соры, в самые неожиданные моменты, к слову. Но несмотря на все безумие этих написанных явным психом историй, я начинаю понимать, что обрела некий смысл своего существования. И этот смысл, с вечно недовольным лицом и огромной шляпой, в конечном итоге, снова останется один. И это беспокоит меня больше всего.