Смерть и золото

— Каким он был? В камине пламя трещит, обернувшись вокруг обугленной головешки. Вейрен отхлёбывает горячее вино из надбитой глиняной кружки и ставит её на деревянный стол. Мартин смотрит на него, скосив глаза, — хитрый, острый взгляд. — Нереварин? Сложно сказать. Вейрен из любопытства порылся в архивах Клинков и нашёл документы о пророчестве и агенте, засев с ними на неполных два дня. Ворох бумаг, увитых мелким аккуратным почерком, потрёпанные отчёты Кая Косадеса и неясные предзнаменования — кажется, теперь он почти скучает по Морровинду. Он не особенно верил сплетням шесть лет назад — ну, нашёлся удачливый проходимец, которому эшлендеры решили поклоняться, что с того? Таверна жужжала этими новостями, а Вейрен только закатывал глаза. Ойнаб, с трудом тяжело ступающий по лестнице, опираясь на трость, позвал его раскладывать карты — провидцу было неспокойно. Вейрен сидел рядом, касаясь плечом плеча Ойнаба, и смотрел, как карты ложатся на плетёный коврик, облекая беспокойство в одежды истины. В один день слухи стали правдой, и весь Альд’Рун превратился в хаос. — Я видел его, — тихо говорит Вейрен, глядя, не моргая, в пламя в камине. — Ничего необычного, если не приглядываться, но я видел — у него под ногами путь сам собой вырастал из пепла. Такие люди идут, не оборачиваясь, пока вокруг бушует буря. Вейрен замолкает, и Мартин не торопит его — ночь размазывается по времени, как масло по хлебу. Вейрен помнит — тот человек взглянул ему в глаза своими жуткими, источающими необъяснимый свет глазами, и что-то внутри него сжалось от испуга. Он не был опасен — как не опасны скалы, пока не обрушиваются на тебя своим чудовищным весом. Вейрен продал ему суждамму, принял из горячей ладони несколько монет — и больше они никогда не виделись, никогда больше этот ужасный горящий взгляд не смотрел ему прямо в душу через зрачки. Нереварин шагал по Морровинду, и из-под его шагов судьба стелилась по земле, как шустрая змея. — Я совсем его не знал, — пожал плечами Вейрен. Мартин кивнул, возвращаясь к чтению. Вейрен не знал его — пока не вышел из врат Обливиона, в крови и в саже, дыша по-другому и ступая по-другому, пока судьба не обернулась кольцами вокруг его шеи. В тот момент он, кажется, заметил — что-то сверкнуло перед ним, как призрачный огненный взгляд, — и исчезло в пропахшем гарью воздухе. Такие, как Нереварин, — такие, как и сам Вейрен, — разжигают пламя, чтобы остальные поклонялись пеплу.