Смерть и золото

Вейрен едва продирает глаза после короткого сна, ещё чувствуя призрачное ощущение тряски после трёх дней в телеге. Солнце только-только перестало быть медно-оранжевым в рассветном мареве и бесстрастно светит на его лицо, едва-едва грея бледно-жёлтым светом. Улаг кидает ему бесформенную кофту из серой грубой шерсти, чтобы не мёрз, и они вместе выходят во двор. Конюх, с маленькими красными клазками и ощутимым перегаром, выводит из конюшни лошадь — в яблоках, серую, как морская пена в дождливый день, с неказистыми ногами и отрешённым взглядом жертвенной птицы. — Гордого хозяйка велела не брать, — как будто оправдываясь, бубнит конюх. Улаг закатывает глаза и поворачивается к Вейрену, кутающемуся в огромную кофту: — В Скайриме ездить верхом так же важно, как уметь мечом махать, — подходит и хлопает Вейрена по тощему плечу. — Это стремя, — показывает, пока лошадь заинтересованно вертит головой. Улаг гладит её по длинному лбу: — Стой спокойно, Ласточка. Вейрен с удивлением слышит в голосе Улага нежность. Вейрен подходит совсем близко, чувствует острый запах конской шерсти и навоза, осторожно гладит жёсткую короткую гриву — за свои четырнадцать лет он ни разу не был к лошади так близко. Улаг продолжает объяснять: — В стремя ставишь правую ногу, поднимаешься, перекидываешь левую через лошадиный круп. Вейрен делает так, как ему говорят, но усталые и слабые ноги подводят его: Улаг придерживает его за талию и помогает сесть. Ноги слишком короткие для стремян и болтаются по бокам, пока Вейрен цепляется за луку седла, ещё не привыкший к такой высоте. Улаг подтягивает ремешки: — В стремена упирайся пятками, держи поводья, но не натягивай слишком сильно. Ноги прижми к бокам лошади и держи спину. Ласточка крутит головой и клацает большими жёлтыми зубами рядом с ногами Вейрена — по-прежнему обутыми в Улаговы большие сапоги. — Ну, ну, — Улаг ласково ворчит, успокаивая Ласточку, — там всё равно нечего есть. Ласточка фыркает. — Ударь её по бокам. Нет, нет, сильнее, — Улаг хмурит брови. Вейрен стучит по горячим бокам лошади пятками и охает, когда та лениво делает несколько шагов вперёд. — За луку не держись, а то из седла вылетишь на спуске, — предупреждает Улаг, прежде чем хлестнуть лошадь по крупу длинной гибкой веточкой — Ласточка низко и коротко ржёт и переходит на неспешную рысь. Вейрена трясёт в седле, ему хочется наклониться и обхватить руками лошадиную шею, чтобы удержаться, но Ласточка, словно делая ему одолжение, идёт осторожно и медленно. — Тяни за правый конец повода и поворачивай, — звучит низкий голос Улага из конюшни, откуда тот выезжает на крепкой рыжей лошадке с заплетённой гривой. — Давай, я тебя сто лет ждать не буду. Вейрен делает круг по круглому двору и, стараясь не горбиться, вслед за Улагом выезжает за ворота поместья, в заросшую бледной сухой травой степь. Ласточка ещё несколько раз пробует укусить его за ногу, прежде чем смириться со своей участью. Вейрен расслабляет таз и покрепче перехватывает поводья. Ветер треплет его спутанные тускло-медные волосы и рукава тёплой кофты, а солнце начинает греть по-настоящему. Топот копыт превращается из надоедливого стука в ритмичную мелодию — они идут спокойной рысью по степи, пуская в быстрый бег только-только проснувшихся кроликов, ящериц и маленьких степных птичек, взмывающих в воздух небольшими стайками. — Молодец, — коротко замечает Улаг и больше ничего не говорит. Вейрен привыкает достаточно, чтобы начать смотреть по сторонам — где-то в ещё не растаявшем утреннем тумане виднеются арки нордской гробницы, по небу плывут лёгкие белёсые облака, а между камней тут и там петляет блестящая ленточка ручья. День солнечный, но воздух по-прежнему холодный — проходится по горлу и лёгким, как полоска шёлковой ткани. Ласточка фыркает, выдыхая пар — Вейрен осторожно гладит её шею, и они продолжают путь.