Смерть и золото

Вейрену не нравился Бравил. Когда-то небольшой и заброшенный, с пустыми глазницами окошек в обшарпанных деревянных домах, нависающих над вонючей рекой, он вылез из прежней кожи, натянув на себя новую, блестящую и яркую, но внутри остался таким же гниющим обрубком стремительно растущей цивилизации. Деревянные дома сменились бетонно-стеклянными, тянущимися к чёрному небу подобно древним Башням, но пустыми и одинаковыми, как марионетки — Вейрен ненавидел сам образ этого города, заключившего зловонную реку в удобный подземный футляр и притворявшегося, что запах побеждён, и всё же каждый раз ему непроизвольно хотелось прикрыть рот и нос рукавом пальто. Отчего ей нравилось жить здесь, где кроме отбросов обитали только оборотни в сверкающих и дорогих шкурках, улыбающиеся каждому фотоаппарату, но готовые перегрызть глотку за один любопытный взгляд? Вейрен шёл по узкой улочке между домами высотой в несколько сотен футов и чувствовал, что вот-вот вместе с мелкими каплями холодного дождя на него навалятся и эти громады, похоронив под многими тоннами своего веса его уставшее тело. Снова и снова, стоило ему только явиться в этот забытый богами город, он снова чувствовал себя смертным. Она жила в таком же безликом высоком доме, в своей роскошной стеклянной коробке с надёжными замками и собственной охранной системой, на самом верху, так близко к небу и так далеко от человеческих невзгод, ровным слоем размазанных по всему Бравилу, как масло по тосту. Вейрен отряхнул капли дождя с плеч, зайдя в скрипучий старый лифт с коваными решётками, и расправил воротничок новенькой белой рубашки. Он вернётся в столицу и выкинет всю эту одежду в мусор, чтобы ещё хотя бы некоторое время не вспоминать о запахе Бравила, прилипнувшем к ткани, как навязчивый любовник. Он открыл дверь своим ключом. В лицо пахнуло горько-сладкими, тяжёлыми благовониями — она всегда их жгла, когда заканчивала дело, а, значит, он как раз по адресу. Молодая женщина в шёлковом чёрном халате, длиной доходящем до пола, выпрямилась, отступив от алтаря, и развернулась к Вейрену лицом. — Что-то ищешь, братец? — насмешливо спросила она, доставая из широкого рукава трубку с длинным мундштуком и щёлкая пальцами. Между изящных чёрных ногтей вспыхнул маленький жёлтый огонёк, осветив миловидное лицо, изуродованное длинным шрамом от левой брови к мочке правого уха. Хитрые красные глаза сверкнули интересом. — А, может, кого-то ищешь? — Как и мы все, — вздохнул Вейрен, растягивая губы в ответной улыбке и пожимая протянутую тонкую руку, — как мы все. Женщина закурила, выпустив облачко серого дыма в тёмный высокий потолок своей квартиры. — Ты сегодня не в форме, — заметила она и на вопросительный взгляд Вейрена пояснила: — рядом со своим хозяином ты обычно такой загадочный — серое пальто, красный подклад, волосы, подобранные в хвост… сексуально, — она низко засмеялась, и её лицо скрылось в плотном дыму. Вейрен только поморщился. — Сегодня ты инкогнито, значит? Мне уже искать новое жильё на другом конце страны… или подходящую урну? — Не торопись, — Вейрен присел на край стеклянной столешницы, занятой в основном стопками документов и бутылками с вином, и расправил полы пальто. — В Имперском городе совершено убийство. Женщина подняла брови: — И ты пришёл мне об этом сообщить? Как мило, братик, но я бы могла просто посмотреть новости, благодарю… — Тависея, — предупреждающе оборвал её Вейрен. — Я не смогу прикрывать тебя вечно. — Тогда какой толк от твоей должности советника по безопасности, если ты не можешь замять такое мелкое дельце? Или ты им нужен для политкорректности, а тебя устраивает такое близкое общение с императором? Вейрен привык не злиться — вздохнул, откупорил стоящую на столе бутылку из тёмного стекла, налил в два бокала и один передал Тависее. Та отхлебнула вино — полупрозрачное, тёмно-красное и на удивление мягкое на вкус. — Мои отношения с Мартином Септимом тебя касаться не должны, — отрезал он. Тависея пожала плечами — к такой слабости своего брата она давно потеряла интерес. — Меня интересует другое, — продолжил Вейрен, достав из внутреннего кармана пальто конверт с несколькими фотографиями. — Этот, вероятно, твой, — он протянул женщине фото обнажённого мужчины с перерезанным горлом: порез тонкий и точный, чистый, как и вся комната. — Ни одной улики, но горничная слышала что-то вроде хлопающих птичьих крыльев. Из широкого рукава Тависеи в её маленькую ладонь скользнул изящный веер. Она раскрыла его, обнажая сверкнувшие в полутьме острые и тонкие лезвия по краям лакированной расписной бумаги, и Вейрен кивнул сам себе: — Я не сомневался, что это будешь ты. Отличная работа, сестрёнка. Последнее слово заставило Тависею улыбнуться. — Но этот, — продолжил Вейрен, протягивая другую фотографию, — это на тебя не похоже. Тело изуродовано, исполосовано рваными ранами, скрючено и брошено посреди императорского сада, в окружении забрызганных кровью белоснежных роз. Тависея фыркнула, отдавая фотографию обратно: — Нет, — согласилась она, — я бы так не сделала. А раз ты пришёл уточнить, то точно знаешь другую причину, почему это не я. Вейрен снова кивнул: — Их убили в одно и то же время. Боюсь, что кто-то знает о тебе. Кто-то, кто может сделать такое. Тависея поставила бокал на стол, задумчиво постукивая ногтями по столешнице, затем взглянула на фотографию с изуродованным трупом ещё раз. — А это что? — она указала на ожог на пухлом запястье жертвы, — там, поблёскивает. Вейрен пожал плечами: — Убийца оставил знак. Орёл, расправивший крылья, вылит на коже золотом. Они помолчали некоторое время, сидя в глубокой задумчивости. Палочка благовоний перед алтарём в виде паука из чернёного серебра почти догорела, испуская тонкие ленточки синеватого горького дыма. Наконец, Тависея спросила, всё ещё глядя на фотографию: — Ты гадал? — Гадал, — откликнулся Вейрен, выходя из усталого оцепенения. — И как? Вейрен только невесело усмехнулся, собрав фотографии обратно в конверт и вставая. Полы длинного пальто с тихим шелестом скользнули вниз. — Гуар, маска и всадник, все чёрные, — ответил он, уже приближаясь к двери. — Грядёт война, сестра, и нам с тобой в ней места нет. Позаботься о себе и оставайся во тьме как можно дольше. — Передай привет его Величеству, когда окажешься с ним в одной постели, дорогой брат, — бросила ему в спину Тависея, снова закуривая. Вейрен не видел, каким встревоженным сделалось её лицо.