Смерть и золото

В Чейдинхоле был осенний праздник. Граф Индарис выступил с коротенькой речью о благодарности богам и исчез в замке со своей свитой. Ллевана Недарен фыркнула, глядя ему в спину, но сохраняла молчание. Вейрен рядом с ней пожал плечами: — Нам было нечего от него ждать. Ллевана ничего не ответила, но ее лицо, освещенное теплым светом разноцветных фонариков, развешанных по всем улицам и мостам, немного смягчилось. — Его сын растет таким же бестолковым, — вздохнула женщина, когда они стояли на мосту и ели дешевенькие пирожные с яблочным джемом. Где-то из таверны вынесли столы, раздавали разогретое со специями вино и начинали танцевать под звуки визгливых скрипок и глухие удары барабанов. Вейрен вздохнул, похлопывая Ллевану по плечу: — Не будь к нему так строга, daelijuhn, — мимо пролетела спугнутая городским весельем ночная птица, исчезнувшая в густом и теплом осеннем воздухе, — он еще совсем ребенок. Он неспешно раскурил свою трубку — новенькую, янтарную, купленную после облавы на логово некромантов неделю назад, — и передал Ллеване. Та затянулась, выпустила в воздух колечко горько-сладкого дыма и негромко сказала: — В Сиродиле дети богачей взрослеют быстрее. Ему следовало знать, что он ведет свой отряд на смерть. — Брось, — Вейрен выдохнул дым через нос, усмехнувшись: — в его возрасте я хотел перерезать весь Великий дом Телванни. И дом-то еще стоит и простоит не один век, а врата мы с ним закрыли. Малец научится… может, дорогой ценой, — признал он. Трубка снова перекочевала в руки Ллеваны. — Говоришь о нем, как о друге, — заметила данмерка. — Он и есть мой друг, — не стал отпираться Вейрен. — Вам необязательно любить друг друга. Я люблю вас обоих поровну, — легко сказал он. Ллевана фыркнула, скрывая улыбку: — Не вгоняй меня в краску, серджо. — Я только для этого и родился, daelijuhn, — осклабившись, сказал Вейрен. — Идем. Все танцуют. Нельзя создать впечатление, что мы выше этого. Они танцевали всю ночь, пока играли барды и пока оставались силы, прерываясь на вино и незамысловатые закуски из таверны. Когда небо начало светлеть, Ллевана села на землю у самой воды, и смотрела на затихающий город. — Ему бы понравился праздник, — очень тихо сказала она, опустив ноги в прохладную воду и глядя, как отражение фонариков дрожит и качается на черной воде. — Он бы напился, — вздохнул Вейрен, прислоняясь своей спиной к спине данмерки. — Устроил бы скандал. И все равно был бы несчастен. Некоторые раны никто не в силах залечить, мутсэра. Они помолчали, пока небо становилось все светлее, пока фонарики гасли, а ворчливые разносчики из таверны заносили столы и скамьи обратно, в пропахшую выпивкой и каминам темноту. — Я рада, что ты здесь, — улыбнулась Ллевана. — Рада, что ты пытался спасти Алдоса, хотя мы все знали, чем это закончится. Вейрен просто кивнул, глядя, как восходит солнце из-за гор Валус.