Смерть и золото

Нужно было догадаться, что в пещере тихо неспроста. Вейрен размял ноющую шею, оценивая ситуацию — откровенно говоря, не слишком благоприятную. Его привязали к стулу, на голове — мешок, пахнет травами и грушами. Может, алхимики? В такое время кто угодно подастся в бандиты. Голова болела, его довольно хорошо приложили по затылку чем-то тяжелым, но не убили — почему? Узел на веревке, стягивавшей запястья, довольно искусный, но не тугой, ноги связать никто не догадался — и зря. Оружия на нем явно не было. Даже кинжал из сапога вытащили, впрочем, и самих сапог на Вейрене уже не было. Голос, раздавшийся откуда-то издалека, заставил его тихо рассмеяться. — Не говорите мне, что этого вы тоже убили. — Нет, босс, — заискивающе начал оправдываться другой голос, — он просто еще не очнулся. — Не очнулся, как же, вон сидит хихикает, — мешок с головы Вейрена сняли, и он увидел удивленное лицо Жана: теперь в хороших мифриловых доспехах вместо привычной щегольской одежды, с копной кудрявых золотых волос и коротким мечом на бедре. Юноша заметил, что его рассматривают: — чего уставился? — Рад тебя видеть, — с улыбкой ответил Вейрен. — Как ты дошел до такой жизни? Был же богатым маменькиным сынком, зачем же теперь честных людей по голове бить и связывать? — спросил он, пока ловкие руки Жана развязывали веревки, — ты же не ожидаешь, что кто-нибудь за меня выкуп принесет? Жан фыркнул: — Тебя по ошибке поймали. Мы ждали торговца скумой, а схватили тебя. У моих ребят мозгов, как у грязекраба, причем на всех, но держатся пока молодцом. Они сели за шатающийся стол в дальнем углу просторной пещеры. Жан налил в чашки крепкий травяной отвар — у Вейрена дыхание перехватило от густого горького запаха — и вытащил из ящика медовые соты и сушеные яблоки. — Ни в чем себе не отказывай, — сказал Жан и прихлебнул чаем, как будто он не был на вкус, как лекарство от болотной лихорадки. — Извини, что тебя поймали. Не сильно попортили планы? — Всего-то спасаю мир, — усмехнулся Вейрен, пальцем подцепляя кусок медовых сот, — ничего нового. А вот почему ты охотишься на торговцев скумой? Думал, тебе и не такое достать раз плюнуть. Жан вздохнул: — Хочу быть полезным. Не всю же жизнь прятаться за городскими стенами в ожидании того, что мир станет лучше сам по себе. Вейрен кивнул, занятый уничтожением сладкого. Он и сам был молод и думал, что может изменить мир — может, порой ему даже хотелось вернуться в то время. Как оказалось, менять мир — совсем не весело и не романтично. Они еще долго говорили про врата Обливиона, проблемы с бандитами и мародерами, потом — про пропавший портрет покойного мужа графини, цены на защитные свитки и доспехи, пока, наконец, Жан не спросил: — У тебя ведь кто-то есть? Вейрен замер, не зная, как правильно ответить. Есть вещи, в которых он ничего не понимал, но иногда ему в голову приходило, что то, как его взгляд задерживается на Мартине немного дольше, чем того требуют приличия, и то, как легко он спит с ним на одной кровати спиной к спине, когда Вейрен слишком устал, чтобы спускаться вниз, нельзя назвать обычной дружбой. Жан, однако, воспринял его молчание по-своему: — Тебе не нужно отвечать, это видно и так. — Как? — Сложно сказать, — пожал плечами бретон, — просто видно, вот и все. Вейрен ушел прямо перед рассветом, когда небо только-только начало светлеть. Жан лениво следил за его сборами, отпустив несколько грязных шуточек про отлично обтягивающие кожаные штаны и покрутив в руках новенький кинжал — стеклянный, мягко мерцающий зачарованием. — Не умри, — легко, почти в приказном тоне попросил Жан, обнимая Вейрена на прощание. — Я нагадал, что мы еще встретимся. — И что же там еще было? — Смерть, — просто сказал Жан. — Иди, спасай мир и поцелуй от меня своего красавчика. Если бы Вейрен умел, он бы обязательно покраснел.