Меньше стресса, принцесса

      В тарелку с хлопьями прилетела буханка хлеба. Мира повернулась корпусом к месту, из которого был запущен хлеб — с лестницы на неё уставилась пара хитрых глаз-щёлочек. Сестрица явно потешалась над Мирой и, вдоволь насладившись представлением, со злорадным хихиканьем вбежала вверх по лестнице.       Мира спрятала лицо в ладонях. Завтрак был безнадежно испорчен.       Саки! Это дьяволица. Раздавить бы её в кулаке, да так, чтобы трещание костей отдавалась в ушах сладкой серенадой несколько дней.       Только сейчас, опомнившись, Мира посмотрела на младшего брата: испуганный резким броском, он замер на месте, шокированно глядя в точку перед собой. Рику был на редкость пуглив. Несколько капель молока попали на его щёки.       Мира взяла полотенце, вытерла его прелестное детское личико. И ахнула. Светловолосый, голубоглазый. Весь в покойного отца. «Самый красивый из отпрысков Сано», как в шутку говорила бабушка. И, в общем-то, была права.       Рику, этот ангел, застрявший в человеческой плоти, должен был родиться в другой, более достойной его прелестного личика, ясного ума и кроткого нрава семье; семье, которая могла бы о нём позаботиться должным образом.       «Мне так жаль, что я не Создатель, — сокрушалась Мира спозаранку, — иначе бы я многое перекроила в мире. В первую очередь твою судьбу, Рику. Я бы устроила всё как надо».       Мать, измученная работой на швейной фабрике, сладко потянулась, входя на кухню. Сегодня она взяла отгул, чтобы сводить Рику на цирковое представление на Одайбе, и пребывала в хорошем настроении.       Мира хотела высказать своё одобрение свистом, но сдержалась — мать не поняла бы, не одобрила. Впрочем, как всегда.       — Где Нэо? — требовательно спросила она, сев за стол и приобняв Рику.       — Ты же знаешь её, мам, — Мира вся напряглась при виде родительницы, но старалась выглядеть непринуждённо и даже с наигранной лёгкостью пожала плечами, улыбнулась. — Она так трясётся над оценками, что приходит в школу раньше, чем положено: повторяет материал перед уроками и всякое такое.       — А, точно, — мама равнодушно кивнула, налила себе воды из фильтра. Плеск воды показался Мире самым громким звуком на земле. Громче него только грозное подозрение в вопросе: — А ты почему так не делаешь?       Мира положила ложку поверх палочек для еды, уставилась на маму с глуповатым выражением на лице, усиленно не показывая, как взволновалось в ней сердце.       — А должна?       — Тебе следует брать пример с младшей сестры. Я ещё не забыла твой аттестат с прошлого семестра.       — И что с того?       — Не груби матери, иначе…       Мира выдохнула со свистом. Как она устала. А ведь сейчас только утро. Нет-нет, притворяться у неё больше нет сил. Она оставила недоеденный завтрак, подобрала рюкзак с пола.       — Избавь меня от угроз хотя бы сегодня.       — Хотя бы? — взвинченная, мать уязвлённо поджала губы и стукнула кулаком по столу. Она всегда так делала, когда хотела запугать. — Когда это я тебе угрожала?       Мира накинула рюкзак на плечо, погладила лямку, стараясь успокоиться. Вверх-вниз, вверх-вниз. Вот так. И не обращать внимания на слова. Всё пустое. Всё пройдёт. Вверх-вниз. Вверх-вниз.       — Проще будет вспомнить, когда ты мне не угрожала.       — Ты как с матерью разговориваешь?!       «Как она заслужила», — фыркнула Мира и вышла из дома под разгоряченную брань матери. Ну, вот, а начиналось всё так хорошо.

***

      Скейт в руке — единственный надёжный друг, на которого можно рассчитывать и который не подведёт. Баллончики с краской весело позвякивают в полупустом рюкзаке.       Мама требовала от Миры усидчивости и кропотливого отношения к урокам, но Мире было всё равно — она выдержала экзамены в старшую школу по приколу и прихоти судьбы, а не из желания получить хорошее образование; в сущности, учёба давалась ей легко, но интереса было мало, а без интереса и смысла-то особо нет, ведь чего стоит жизнь без удовольствий?       Немногое из удовольствий Миры — скейтбординг и рисование. Свобода самовыражения — это всё, что у нее есть; этого-то никто не отнимет.       Она идёт вниз по немноголюдной улице в раздумьях о вечере. Шлепок по ягодицам заставляет её насупиться и закатить глаза. Нет нужды оборачиваться, когда она знает, кто там.       Тоши поравнялся с ней — глаза задорно блестели, ухмылка тянула уголки рта как-то немного нелепо. Мира похлопала его по костлявому плечу. Тоши был человек увлечённый; он нередко забывал поесть и, развлекаясь на Шибуе, даже не заходил перекусить в кафе.       Мира не понимала этой беспечности — уж что-что, а желудок её всегда был полон.       — Ведёшь себя как ребенок, ты в курсе? — спросила она с шутливым неодобрением.       — Как же не быть в курсе, когда ты напоминаешь об этом при любом удобном случае?       — Сделай так, чтобы мне не пришлось напоминать.       — Боюсь, это невозможно.       — Боюсь, для тебя возможно всё, если ты этого хочешь.       — Боюсь, я ничего не хочу.       — Какие мы с тобой пугливые, а ты ещё и депрессивный.       Тоши по-мальчишески смеётся, заливисто, искренне, и Мира любуется его смехом — пока её окружают люди, которые умеют так смеяться, ещё не всё потеряно. Её сердце откликается на этот зов, тянется к нему, и в чувственном порыве Мира отбрасывает доску и кидается в объятия Тоши. Они остановились прямо посреди дороги — повезло, что на пешеходном переходе.       — Ну, карапуз, ты чего? — Тоши прозвал её так за пухлые щёки. — Простыла?       — Хуже, — отстранилась Мира нехотя, — я в тебя влюбилась. А если выражаться точнее — в твой смех.       На секунду Мире показалось, что Тоши разочарованно отвёл взгляд, но ей, конечно же, почудилось, потому что они с Тоши — давние друзья, он не может желать её любви; да и если бы она любила, он бы истоптал её сердце, протёр его до дыр и выбросил в солёное море.       Мира искренне верила, что Тоши способный человек — у таких, как он, на роду написано, что им уготовано успешное будущее; одна беда — он этого успеха не желал и на сопутствующую удачу взирал с неприкрытым равнодушием.       Мира часто упрекала его в том, что он пресытился жизнью. Он ненамного старше её, ему всего девятнадцать, но иногда Мире кажется, что между ними пропасть. Она бы хотела перенять его утончённое спокойствие и толику аристократического безразличия. Она привыкла жаться к толпе, Тоши же походил на отшельника, добровольно ушедшего в горы от мирской суеты.       — Ну, — он порывисто взял её за руку и пожал с каким-то доселе не проявляющимся пылом, — негоже скейтбордисту бросать скейт. Вставай на него и поехали.       Мира сделала, как он просил; она смотрела в спину Тоши и чувствовала безмолвную поддержку: ветер ударил в лицо, но когда Тоши был рядом, ей ничего не было страшно. Она знала, что если упадет, Тоши притормозит и протянет ей руку — так было все три года, что она его знала, и ей хотелось, чтобы это продлилось всю жизнь, но она также знала, что это невозможно.       Тоши — другого поля ягода; у него золотые глаза и волосы чернее вороньего крыла. Незаурядная внешность была лишь малой частью его отличия от других. В нём самом было нечто неуловимое, странное; он обдавал всех, кто его знал, аурой ленной безмятежности. И Мира купалась в его безмерном весёлом спокойствии, как в собственном рае, которого ей так не хватало дома.       Но для Тоши укромный уголок — это скейт-парк Мияшита на Шибуе. Туда они и направлялись.       По пути проезжали школу Миры — она всегда прогуливала первые уроки в четверг, потому что находила их скучными; Тоши был с ней согласен: нет ничего скучнее на свете всемирной истории и этики. Мира бегло взглянула на наручные часы — близилось время звонка, поэтому она немало удивилась, когда издалека рассмотрела знакомую фигуру.       Этот популярный футболист из параллели, которого обожали девчонки и ненавидели парни. Мире на ум пришла презабавная идея.       С Рином Итоши лучше не связываться. Мира знала это. Только искушение было сильнее.       Она села на корты и ускорилась, ловко и быстро достала из рюкзака баллончик и, взболтав его, проезжая мимо, прыснула краской прямо в лицо Итоши Рина.       Тоши издал одобрительный возглас, и Мире этого было достаточно, чтобы понять, что она всё сделала правильно.