Этюды счастья

      Снег сыпался мелкой крупой, больно врезаясь в лицо. День стоял серый. А гроб был деревянным, с приколоченным крестом на крышке. Могильщики молниеносно закидали его землёй. Чего тянуть-то?       — Похороны скудные, — толстобрюхая тётка затянулась самокруткой, пепелок посыпался на грязь под ногами. — Честно, не жалко его совсем. Ты, девка, совсем одна теперь?       — Да.       — Про оплату помнишь?       — Помню.       — Так, что? — она докурила и придавила бычок толстым каблуком сапога. — Срок уж прошёл.       — Знаю.       — Моё терпение кончается, плати или выметайся.       До чего же глупая женщина, ещё не знает, что девка эта исчезнет сегодня ночью, попутно ободрав хозяйку до нитки. И, честно, не жалко её совсем.       А что ещё остаётся? Разве, что сдаться в публичный дом, да не возьмут. Ни кожи, ни рожи. Фелис из племени невезучих. Ни ума, ни красоты, ни любви не досталось.       — Волосы продай, тебе такие ни к чему, — тётка завистливо прищурилась и сделалась похожей на змеюку.       Девчонка нежно провела ладонью по голове. Ну уж нет! Эти волосы были единственным её богатством, и отдать их кому-то другому рука не поднимется. Рыжие, густые, блестящие. Фелис ополаскивала их рисовой водой, а затем бережно расчёсывала мягкой щёткой. Дамочки брезгливо кривили лица всякий раз, когда видели эту жизненную несправедливость. Такая грива у такой черни! Вот, что они думали. А Фелис лишь ухмылялась. Если и был положен пирог, то она оттяпала довольно вкусный кусочек. Правда совсем маленький.       Ночь была тревожной. Чёрно-белой и ледяной. Фелис кралась по квартире жирухи-хозяйки, упиваясь своим маленьким правосудием. Если бы не эта сука, то дядя не умер бы.       Шажок. Скрип пола. Осторожный поворот. Щелчок замка. Фелис точно знала, что делать. Она была рождена для воровства. Тихая, незаметная, с тонкими ловкими пальчиками. Если бы Господь не хотел, чтобы она воровала, то не дал бы таких способностей. Громкий храп тётки заставил остановиться. Фелис осторожно выдохнула, смахнула прилипшую ко лбу прядь волос.       Хозяйка спала крепко. Напивалась до благородной синевы и заваливалась храпеть на мягкую койку. Свиноматка жила одна в двух комнатах с хорошим ремонтом, что сильно отличалось от обстановки в других квартирах, в которые Фелис залезала потехи ради, чтобы форму не терять. Дядя запретил воровать, после того как она к нему попала, он пообещал заботиться столько сколько сможет. И уж так вышло, что теперь дядино обещание ничего не значит, и Фелис может делать, что захочет.       В темноте пальчики нащупали дверцу шкафа, Фелис замерла дождалась, когда хозяйка вновь захрапит, и лишь потом открыла дверцу, еле слышный скрип отозвался приятным покалыванием в руках. Толстый конверт лежал на своём обычном месте. (Квартиру хозяйки Фелис знала лучше своей. Пробираться сюда было самым любимым развлечением).       Девчонка с облегчением спрятала конверт во внутренний карман куртки, как вдруг загорелся свет.       — Ты! — Тётка была похожа на маслянистое тесто. Жирное тело облепила тонкая ночнушка, пропитанная потом. Мышиные глаза горели бешенным огнём. — Сучка малолетняя, стой на месте!       Фелис среагировала молниеносно. Хозяйка едва успела сделать шаг, как девчонка сиганула раскрытое настежь окно и укрылась в темноте зимней ночи. Фелис бежала и смеялась, оставляя за собой гадкие трущобы и всю прошлую никчемную жизнь. Теперь-то она была свободна.

***

      Две недели новой жизни пролетели свистом пули. Фелис поселилась на чердаке Берлинтского отеля, в самом сердце города. За такие апартаменты не было уплачено и гроша. Первое правило новой жизни гласило: «Не плати за то, что можешь получить бесплатно.»       Ей нравилось чувствовать себя кошкой, которая ходила сама по себе. Фелис упивалась свободой. На украденные деньги купила пару приличных платьев, да обувь покрепче, остальное отложила на чёрный день.       Чердак обустроился сам собой, старые матрасы, наваленные друг на друга в углу, да украденное из прачечной постельное бельё — вот и всё жилище.       Вечерами Фелис пробиралась на галёрку имперского театра. Смотрела и слушала восточную сказку о человеке, получившем в свои руки Джина. Человек стал богатым принцем, взял в жёны прекрасную принцессу, а потом погубил себя из-за желаний, возросших до небес. Человек пожелал стать новым Джином, и Джин прошлый жестоко наказал его за гордыню. Заточил в волшебной лампе на три тысячи лет. А сам наконец обрёл свободу.       Может это и был ответ?       Еда воровалась с кухни отеля, мылась Фелис в пустующих номерах, а сон был крепок и прекрасен после наполненного приключениями дня. (А как же всё сходило с рук? Незаметность, мы выяснили это в самом начале рассказа.)       И вот в одну из холодных ночей, когда сон был особенно крепок, несвобода вновь схватила Фелис за пятку.       Девчонка открыла глаза, что-то жуткое склонилось над ней. Сама Ночь пришла поквитаться за грехи. В нечеловеческих чёрных глазах Фелис увидела свой конец.       — Я знаю, что ты такое, — Ночь хищно улыбнулась.       — Нет! — всхлип. — Пожалуйста, не надо.       — Да, — Ночь улыбнулась ещё ярче, упиваясь этим моментом. — Для невидимки ты слишком заметная. Хотя, возможно дело в том, что я знала, что именно ищу? Ты должна кое-что сделать, и тогда будешь жить долго-долго.       Фелис почувствовала, как холодные пальцы вцепились в шею. Как запульсировала голова, а глазные яблоки налились кровью.       — Запоминай, что я тебе говорю.       И речь полилась бурлящей рекой.

«Я обещаю слушаться, делать то, что велят и не задавать вопросов. Я пойду за тобой куда попросишь. Я стану твоими ушами и руками. До тех пор, пока ты меня не отпустишь.»

      — Ты обучена грамоте?       Фелис моргнула.       — Замечательно. — Ночь отпустила её, и Фелис наконец смогла вздохнуть. — Будешь отправлять послания.