Этюды счастья

Глава 1

Белый

      Я увидела его впервые за две недели рождественских каникул. Дэмиан выглядел уставшим, словно все праздники участвовал в трудотерапевтическом курсе школьного психолога. Не смотря на мертвецкий видок он держался прямо и гордо, как и полагается имперскому стипендиату. Он стоял в кругу таких же красивых важных птиц, одетых в чёрные мантии с кроваво-красным подбоем.       Перед рождеством Дэмиана наградили последней восьмой стелой. Казалось, в тот день даже солнце светило ярче обычного, а Дэмиан совершенно искренне улыбался, не ухмылялся или натягивал улыбку ради вежливости, а сиял, освещая своей радостью наши души. За годы слежки я выучила его наизусть. И пусть я больше не папин помощник по спасению мира, знания о Дэмиане Десмонде никуда не делись.

***

      В мастерской тихо. Никто не пришёл на занятия.       Солнце светило ярко, настолько ярким оно может быть только зимой. Когда снег отражает свет и невыносимо слепит глаза. Когда мороз не холодит а жжёт до боли, когда снежинки хрустят под ногами словно застывшие суставы балерин.       Я двигаю мольберт поближе к зеркалу, установленному у студийного окна. Каждый семестр я начинаю с автопортрета, пишу своё лицо с тех пор как мне исполнилось одиннадцать, тогда я впервые попала с художественную студию Эдема, забрела совершенно случайно, потерявшись в коридорах старинной академии, и осталась здесь. С тех пор я срослась с мастерской головой и сердцем.       После окончания папиной миссии я не знала чем себя занять и во имя чего стараться. Больше не нужно было нравиться Дэмиану и получать стеллы для становления имперским учеником. Наполненная приключениями и опасностями жизнь вдруг стала совершенно обычной, полной простых радостей и любви. После победы папа подал в отставку, ему стали выплачивать пенсию, которую он тратил на моё обучение, хотел, чтобы я и дальше получала хорошее образование и верил в то, что Эдем способен его дать.       Выдавливаю на палитру масляные краски, они пахнут солнцем и семенами. Масляная живопись стала моей новой любовью, я начала обучаться ей лишь пол года назад, по совету преподавателя. До этого я выполняла многочисленные натурные этюды акварелью. Она растекалась, рождая невиданные узоры и цветовые переходы, у всех кроме меня. Учитель видел это, я видела это, все кругом видели это.       — Перестань мучить краски и займись уже делом.       С этими словами господин Буше вручил мне старый этюдник, наполненный полуживыми тубами красок.       — Работаешь ими только здесь, с собой ничего не забирать!       — Поняла.       Я совру если скажу, что новая техника мгновенно улучшила мои художественные навыки. Но с ней, я вспомнила почему вообще полюбила рисовать. Сердце вдруг замерло, а потом заколотилось с удвоенной силой, в кончиках пальцев кололо, руки жаждали работы, а глаза красоты. К какому бы результату ты не пришёл, он будет. Прямо перед тобой на холсте или торшоне. Ты сможешь подержать его в руках, понюхать и пощупать. Обмануть плоский лист и создать внутри пространство. Это чувство власти и восторга, любви и ненависти, абсолютности и пустоты… Дух захватывает.       Я смешиваю белый, жёлтый, красный и добавляю самую капельку синего. Забыла упомянуть, если сама краска имеет довольно приятный запах, то разбавитель для неё напоминает смесь бензина и воды из адских котлов.       — Всевышний упаси! Здесь же холодно, как в склепе. Форджер, занятий, вообще — то, сегодня нет.       Я оборачиваюсь, господин Буше одет в чёрную шубу, на голове сидит соболиная шапка, в этом наряде он похож на длинношёрстную морскую свинку. Я хихикаю своим мыслям.       — Здравствуйте.       — Ещё и улыбаешься, а если бы я не пришёл так бы и мёрзла здесь одна. Чтоб через двадцать минут тобой здесь и не пахло. Студия не будет работать до тех пор, пока не протопят кабинеты верхних этажей. А если бы тебя директор увидел?       — И что же мне делать?       — Дома набросками занимайся, инициативная ты наша.       Домой возвращаюсь, когда начинает темнеть. Отряхиваю верхнюю одежду от снега и расчёсываю волосы после шапки. Мама и папа ещё на работе, а Бонд храпит на диване в гостиной. Снимаю эдемовскую форму, замечаю на теле красные следы после неё. Чувствую как напряжение, что весь день сковывало спину начинает спадать, в животе урчит. Я перекусываю и сажусь за домашку. День проходит спокойно, как всегда.

***

      — Я сказала ему отвалить, а он расплакался. — Бекки насмешливо сощуривает глазки и кусает огромное зелёное яблоко.       Я смотрю на неё и понимаю того несчастного мальчика. Бекки была самой красивой девочкой среди восьмиклассниц, в старших классах она, без сомнения, получит титул самой красивой женщины школы. Отказ Бекки, учитывая её язвительный характер, равносилен выстрелу пули в сердце.       — Пошли сегодня по магазинам? — Предлагаю я, повышая голос. В столовой необычайно шумно и многолюдно.       — Неужели я дождалась того дня, когда ты предложила это первой!       — Не выдумывай, — делаю глоток горячего чая, — Я часто зову тебя по магазинам.       — Поход за арахисом не считается, — она смеётся, а затем резко стихает и смотрит на что-то за моей спиной.       Я оборачиваюсь и вижу их — отряд чёрно-красных мантий, а среди них Дэмиан. Бесконечно гордый и сияющий, хоть и с новообретённой тенью под глазами. Он замечает мой взгляд и кивает, приветствуя, я выдавливаю ухмылку и киваю в ответ, он моментально отворачивается. По правде сказать, донимать его, всё ещё, приятно.       — Вы так пошло флиртуете друг с другом!        Давлюсь чаем и кашляю, задыхаюсь от смеха.       — Ань, я очень серьёзно, вообще-то. Это очень не прилично так пялится друг на друга.       — Бекки, ты просто нечто!       — Я же помню, как ты без конца за ним таскалась.       — Ну мы же были детьми, я и за блохастой кошкой таскалась. — Я очень хочу рассказать Бекки правду о своей детской одержимости Дэмианом, но эту тайну я унесу с собой в могилу, кину её к куче других, а затем залезу на эту кучу и усну.       — Прям следила.       — Прям следила… Кошка жила в коробке под террасой летнего кафе.       — Аня…       Мимо нас прошли самые-самые, и скрылись за тяжёлой дверью, ведущей в столовую имперских стипендиатов.       — В общем, Бекки, мне нужно подобрать платье для годовщины родителей.       — Ничего себе! — Бекки мгновенно отвлеклась, словно не отчитывала меня с минуту назад за распутное поведение. — Сколько лет они уже в браке?       — Девять, кажется…       — Здорово, собираетесь в особое место?       — В ресторан какой-то.       Снегопад затянулся до темноты, на улицах зажгли гирлянды и жёлтые фонари. Мы с Бекки ели сахарные крендельки и хихикали над чем-то бестолковым.       Платье готового пошива так и не нашли, поэтому пришлось делать на заказ. Бекки это взбудоражило неистово. Она словно голодный кот бросилась в отрезы тканей, в поисках идеального цвета и качества.       — Анечка, тебе точно нужен зелёный или розовый, или розовый и зелёный вместе.       — Я за розовый.       — Замечательно.       Торговка вытащила нам самые разные ткани, разложив их на огромном дубовом столе. Бекки придирчиво рассматривала каждый отрез, хмурила брови, проводила ладонью по ткани, ходила назад-вперёд, что-то шептала себе под нос. Я лишь наблюдала и ждала, я доверяла вкусу Бекки целиком и полностью, в вопросах нарядов и красоты она была профи, как папа в вопросах шпионажа, а мама заказного убийства.       — Вот эта. — Бекки ткнула пальцем в шёлк цветом чуть бледнее моих волос, я, кивнула соглашаясь.       — Какой фасон предпочитаете, госпожа?       — А дайте нам альбом, мы выберем.       Все детали были согласованы, и мы вышли из лавки. Бекки схватила меня за руку, неспеша, боясь поскользнуться, мы направились в кондитерскую на углу торговой площади.       — Анечка, даже не думай переживать, ты красавица, даже в мешке картошки будешь красавицей.       — Оу, ну до тебя мне всё равно далеко, ай… — Бекки ущипнула меня, я хихикнула.       — Знаешь, все мальчики в классе это видят, и девочки тоже, и завидуют тебе, потому и достают.       — Может и так, — я кивнула, — Бекки, мы просто идеальный дуэт. Две красавицы с чистыми душами и сердцами…       — Ни один простак не достоин нас…       — Ни один!       — От того то все они и бесятся.       — Ты абсолютно права…       — По-другому быть и не могло!       — Ох, моя прелестная подруга, Бекки, отныне и всегда я нарекаю нас беспредельно прекрасными, ультра-мега-хорошенькими розами Эдема.       — Даже Дэмиан Десмонд не устоял перед нашими чарами и сбежал в стипендиатский класс.       — Слабак!       — Трус!       К этому моменту я согнулась пополам и задыхалась от смеха, Бекки пыталась сделать шаг назад, но поскользнулась и грохнулась на пятую точку, я расхохоталась ещё сильнее. Бекки пыталась подняться, у неё плохо получалось из-за тяжести шубы, поэтому она просто раскорячилась на снегу, лицо её было красным, шапка слетела с головы и валялась рядом. Бекки дрожала, сдерживая смех внутри себя. Я протянула подруге руку, Бекки крепко вцепилась, я потянула её на себя.       Проходивших мимо людей мы совершенно не волновали, Бекки отряхивала шапку и шубу, я притащила нам крендельки, мы сели на лавочку под фонарём. Мы улыбались и жевали, сахар таял во рту. Бекки доела свой кренделек и сказала:       — Надо будет повторить.

***      

      Занятия в студии возобновились, лишь через две недели после окончания каникул, к этому моменту я успела нашлепать около сорока карандашных набросков. Всякое занятие начиналось с консультации у господина Буше. На ней он разбирал наши ошибки и давал советы.       В этот раз пришли почти все занимавшиеся в мастерской ученики. Нас было немного, всего лишь шесть, но чаще всего на занятия приходили трое: я, Мальком и Сара. Каждый из нас занимался своим делом и выбирал его самостоятельно. Сара предпочитала расписывать ткань и гончарные изделия, Мальком без конца лепил бюсты каких-нибудь важных исторических дядек в пенсне и без волос.       В мастерской было тихо, лишь шуршали листы бумаги и грелась вода в бульотке. Господин Буше сидел в огромном кожаном кресле и чиркал что-то в блокноте, я занималась автопортретом, намешивала цвета и переносила их на холост. В окна светило солнце, оно подсвечивало тонкое кружево паутины на потолке, послышался грохот, с крыши упала сосулька, чирикнула вдалеке птица. Счастье разливалось в моей груди густым мёдом. Я полюбила Эдем лишь потому, что он привёл меня в студию. Лишь, потому, что дал мне новый смысл жить и продолжать стараться.       Было тяжело концентрировать внимание на уроках, запоминать огромные слои информации, я без конца отставала и показывала результаты ниже среднего, но только не здесь. Только не тогда, когда в моих руках были кисть или карандаш. В этот момент я была вершиной, мудрецом, всевидящим пророком, но только не бестолковой Форджер.       — Внимание класс! — голос господина Буше сотряс тишину. Все отвлеклись от своих дел и внимательно смотрели на учителя. — Мне только, что пришло распоряжение директора нашей академии. С этого года члены художественной студии академии Эдем обязываются брать на себя ответственность в оформлении ежегодного весеннего бала, посвящённому дебютантам имперских стипендиатов. За отличные успехи, отдельные ученики, по рекомендации преподавателя студии, то есть, меня, будут награждены знаками отличия — золотыми звёздами.       Я похлопала речи Буше вместе со всеми и вновь вернулась к работе.       — Аня Форджер, Мальком Кросс и Сара Мелиник, вы назначаетесь ведущими оформителями. Жду ваши эскизы к следующему понедельнику. Продолжаем работу. В мае будет выставка лучших работ, созданных за этот учебный год.       В голове тут же всплыли чужие мудрые слова: «Инициатива наказуема».

***

      Бьюсь головой об стол, мама охает.       — Анечка, побереги себя, пожалуйста.       — Мама, меня вновь догнали важные дела, а я не хочу ими заниматься. Мне нравится бездельничать.       — Милая, нельзя всю жизнь бездельничать, — мама улыбается и гладит меня по голове. — Ты ведь у нас умница, таким как ты только делом и заниматься.       — Сказали, что если я хорошо оформлю бал стипендиатов, то мне дадут стеллу, а я больше не хочу их получать. Не хочу стараться для звёздочки.       — Значит просто расслабься и делай то, что любишь, — мама оставляет на моей щеке лёгкий поцелуй. — Мне жаль, что тебе пришлось так нелегко в начальной школе, мы с отцом были зациклены не на тех вещах.       Вы же буквально создали семью для прикрытия опасной работы. Папа вообще без конца думал об устранении угрозы эскалации международного конфликта, заставляя меня втираться в доверие самого противного мальчика на свете, а ты мама убивала людей, работая в перерывах в мэрии и заплетая мне волосы в школу.       — Ты грустишь, Аня?       — Нет, просто много думаю.       — Голова перегреется. А давай немного отвлечёмся и приготовим папе на ужин жаркое.       — Давай, а может ещё пирожных в кондитерской возьмём?       — О, это будет здорово, и Бонда выгуляем заодно.