Перманентное искажение

Но такова природа человека. Некоторые вещи настолько

пленяют нас, что мы не в силах их уничтожить

Терри Пратчетт «К оружию! К оружию!»

Пространство сжимается вокруг него, и Стайлзу кажется, что еще немного и под давлением джип деформируется, и искореженное железо просто сомнет его. Куски металла врежутся в его тело и превратят в фарш. Дикое и до ужаса реалистичное ощущение. Он упирается ногами в дверь и бессильно бьет кулаком по сиденью. Не хочет плакать, не может плакать. Не желает быть таким слабым и глупым. Все внутри будто оборвалось и застыло, и он пытается понять, на что это похоже. Руки кажутся чужими, безвольными, потерявшими чувствительность, будто он опустил их в контейнер со льдом и долго держал там. И это странное онемение расползается по его телу, превращает в бесформенный мешок с костями, внутренностями и прочим ненужным дерьмом, из которого он состоит. Почему? Почему ты так поступил? Это ведь не случайно вышло. Питеру недостаточно было просто исчезнуть из его жизни также внезапно, как он в ней появился. Он словно хотел быть жестоким. Будто ты и так не вытащил из меня всю душу. Конечно, надо было растоптать. И быть достаточно нежным и даже раскаивающимся в своей сраной исповеди. Жалость, вот что выводит Стайлза из себя. Забота, снисхождение. Вся эта проклятая взрослость, в которую его макнули лицом как в школьный унитаз. Если подумать пару раз окунуться в толчок было бы не столь унизительно. Хватит, я должен быть с Лидией. Стайлз понимает, что у нее-то проблемы посерьезнее, чем отвратительное расставание. Но это больно, и он так желает отрешиться от своих чувств, выбросить их, избавиться. Так нуждается в поддержке и не знает, где ее взять. Все, к кому он мог бы обратиться, предупреждали его. Это он не слушал, даже после всего, что он узнал о Питере. Все равно стремился получить что-то для себя, что было бы только его, принадлежало только ему. Получил. Очередной лопатой по лицу. Хотя это больше напоминает столкновение с поездом на полном ходу. И у него нет сраных супергеройских сил, чтобы это выдержать*. Не такой он крепкий. Стыдно, потому что Стайлз знает, что скажет каждый из них, как они будут смотреть. Даже отец. И особенно Скотт. Так не честно, я не выбирал это. Но смешно продолжать себя обманывать. Именно это он и выбрал, залез в это по самое не могу и теперь барахтается как в зыбучих песках, зная, что каждое движение лишь поспособствует неминуемой гибели. Двери лифта смыкаются за спиной с противным лязгом, и Стайлз ежится, сжимается под холодным люминесцентным светом. Словно здание больницы как живое голодное нечто поглотило его, и теперь он отправляется дальше по пищеводу, где и будет с успехом переварен. У стойки регистрации он выясняет у Мелиссы, можно ли ему увидеть Лидию и куда идти. Отмахивается от ее назойливой заботы, и устремляется дальше по коридору. В глазах будто песок, и Стайлз никак не может его оттуда вытряхнуть, щурится на слишком яркий больничный свет. Пытается подавить нарастающую в груди панику, которая обязательно перекроет его дыхательные пути, если дать ей волю. И надо скорее, как можно скорее увидеть Лидию, чтобы этого не произошло. Он не учитывает того, какой эффект на него произведет ее умиротворенный вид среди всего этого ранящего белого, сияющего как сраные ангелы в капелле. Бинты, трубки и провода, оплетающие ее тело, превращающие Лидию во что-то неземное, не от мира сего. Чарующе прекрасное в своей беззащитности. Родители, склонившиеся над ней подобно двум изломанным истуканам. Давящая тошнотворная белизна. Стайлз делает шаг назад, чуть прикрывает глаза. Кажется, его слегка очень даже мутит, и набросившееся на него головокружение грозит снести с ног и познакомить поближе со сверкающим кафелем. Он делает еще шаг и попадает прямиком в крепкие объятья отца. - Ну слава богу, - облегчение в его голосе мешается с возмущением. Руки теплые, но хочется повести плечами, скинуть их. Опять болезненная забота. – Ты можешь хотя бы не выключать телефон? Никто не знал, куда ты пропал. Где черт возьми ты был, Стайлз? – и вот теперь отец злится, имеет полное право. - Выяснял отношения, - Стайлз смотрит ему в глаза и думает, как много можно понять по его лицу и тону. Почему-то кажется, что довольно много. – Не думаю, что это сейчас важно, пап. Я знаю, я не должен был оставлять ее одну. Если бы не оставил... - То, что? Сынок, ты не в одном из этих своих фильмов. И я тебе скажу, как бы это было. Ты бы лежал в соседней палате! – интонации шерифа Стилински вытесняются этим волнующимся, родительским, дорожащим. Отец тяжело вздыхает. – Черте что происходит в этом городе! Лучше бы я и лежал... Отец что-то еще говорит, но Стайлз уже не слушает. Это все не имеет значения. Мир окончательно встал с ног на голову, и теперь его населяют незнакомцы со смутно различимыми лицами. Один такой машет Стайлзу из коридора, старательно пытаясь привлечь его внимание. Еще какое-то время требуется ему, чтобы медленно расставить все по местам и осознать, что это Скотт. Который почему-то не хочет показываться на глаза отцу и будто от кого-то прячется. Что довольно тупо, среди всей этой белизны и яркого света не заметить его мог разве что слепой. Стайлз уверяет отца, что пойдет домой и следует за другом на лестницу. Тот молча ведет его куда-то, ухватив за рукав рубашки. Что-то снова очень не так, но Стайлз не хочет об этом думать, он слишком занят выстраиванием опор для каждой несчастной стены своего существования, готового в любую минуту обрушиться и устроить ему внеплановое погребение. Песок еще этот в глазах и противный холод внутри. Ему сейчас совершенно не до очередных проблем Скотта, ясно? Господи, просто оставь меня в покое. Они останавливаются возле неприметной двери, и Стайлз понимает, что это подсобное помещение для медсестер, где Мелисса оставляет свои вещи. Он тупо смотрит, как Скотт открывает дверь ключом и кивает заходить. - Чувак, что там? – Стайлз заглядывает в темноту и оборачивается на друга. - Заходи быстрее! – Скотт буквально заталкивает его внутрь, собирается зайти следом, когда видит кого-то в коридоре и застывает. - Ты объяснишь уже в чем дело? – он пытается высунуть нос из-за двери, но Скотт вдруг с силой толкает его. И закрывает, ключ проворачивается в замке. – Эй! Какого хрена! - Сиди тихо, Стайлз, - шепчет Скотт снаружи. – Как же это все не вовремя... Я вернусь и выпушу тебя, обещаю. Просто побудь здесь. Его шаги удаляются, и Стайлз остается в тишине. В мрачной темноте. Ну ты и козел, Скотти! Прижавшись ухом к двери, Стайлз пытается расслышать, с кем его друг разговаривает в коридоре. Несколько голосов разом создают в его голове какофонию и никак не желают распознаваться, хотя и кажутся знакомыми. Холодное тревожное чувство охватывает с ног до головы. Голоса отдаляются, и Скотт вместе с ними. А значит и ключ от этой клятой подсобки тоже. Стайлз находит выключатель и шарит по карманам в поисках телефона. Но его нет. Серьезно? Вот же шерстяной кусок дерьма! Действительно, почему бы не запереть друга без средств связи. И тут до него доходит, чей голос он слышал и, возможно, почему Скотт вел себя так странно. Не то, чтобы Стайлз не верил, что Крис Арджент не мог быть таким милым и заинтересоваться состоянием здоровья подруги своей дочери. Он-то мог, но вот охотник, которым он является по совместительству – вряд ли. А это может означать только одно. Они наверняка уже знают, что Скотт теперь любит повыть на луну и побегать по лесу на четвереньках. О, это плохо. И они забрали его, а у Стайлза даже нет возможности позвонить Дереку или Коре. Он обшаривает комнату в поисках запасного комплекта ключей, но тщетно. Взгляд сам собой падает на приоткрытое окно. Ну нет, без вариантов, второй этаж, козырька нет, внизу плитка. Стайлз несколько раз пытается позвать кого-нибудь, стучит в дверь и стены. Кажется, этот этаж специально вымер, чтобы оставить его в безвыходном положении. Боже, этот день и так ужасен настолько, насколько вообще возможно! Куда дальше? Что-то подсказывает – есть куда. Может быть отец прав, и ему просто надо перестать везде совать свой нос. Который как раз опасно защипал. Было бы комично плакать запертым в подсобке медсестер, когда снаружи продолжает происходить так лихо завертевшаяся противоестественная дичь с оборотнями и охотниками. И он решает, что не будет. Не будет и все тут. Стайлз сидит на полу, привалившись к двери, изредка постукивая по ней и выкрикивая просьбы его выпустить. Но все больше возвращается мыслями на проклятую парковку, к тому, что там произошло. И что могло произойти. Он вдруг видит, как через увеличительное стекло, насколько все неправильное в этом дне. Воспроизводит в памяти ту настоящую улыбку Питера, все слова, что он говорил до того, как превратился в жестокого мудака. Всю эту его хрупкую нежность и уязвимый взгляд. И ему бы хотелось сказать, что он совсем не знает Питера. Что неудивительно было повестись на такую желанную ласку. Но я знаю тебя, чудовище. Я знаю... Стайлз вскакивает и начинает молотить по двери и кричать с новой силой. Потому что здесь что-то слишком не так. Он был настолько выбит из колеи той глупой ссорой, последующим отчуждением и тем, что случилось с Лидией. Не заметил, не распознал. Питер казался таким неправильным и фальшивым потому что он таким и был. Потому что он врал. Как если бы... Как если бы ты пытался защитить меня! Что-то нехорошее произойдет. Очень плохое, жестокое и безвозвратное. И Питер пошел в это наверно потому, что так долго был один, рассчитывал только на себя. Ну или потому что он псих-убийца. Черт-черт-черт! Что б тебя тупая дверь! Стайлз уже неуверенно пятится назад, чтобы удариться об нее с разбегу и мысленно прощается со своим плечом, когда снова слышит шаги в коридоре. И знакомый голос, который надменно оправдывается перед кем-то по телефону. Да, Джексон, только ты можешь разговаривать свысока в любой ситуации. Кажется, вместо плеча пострадают голосовые связки, так как заносчивый придурок не сразу удосуживается обратить на Стайлза внимание. Хотя несомненно подобными криками можно разбудить всех оставшихся коматозников в этой больнице. А может быть и парочку откинувшихся. - Стилински? – Джексон подходит к двери и дергает ручку. - Думаешь, если бы этого было достаточно, я бы уже не вышел?! – только не уходи, не смей уходить! - Решил в прятки поиграть? – он усмехается, и хочется побить его. – Ты что сам себя запер? - Нет, идиот! – ладно, пожалуй, в данной ситуации не самый умный ход обзываться. – То есть, дружище. Пожалуйста возьми ключи у Мелиссы, я не могу ждать еще кого-то. - Что-то не вижу своей выгоды... - Господи, хотя бы скажи кому-нибудь, чтобы меня выпустили, ты все равно пойдешь вниз! Я умоляю тебя, могу упасть тебе в ноги, если ты откроешь эту чертову дверь! - Ты действительно очень хочешь оттуда выйти, - его тон становится слегка заинтересованным, Джексон замолкает и топчется на месте, раздумывает. – Так и быть. Когда его шаги удаляются, Стайлз только надеется, что Джексон не забудет о его существовании на полпути, задумавшись о своей идеальной персоне. И не придется куковать здесь, дожидаясь пока Мелиссе понадобится что-нибудь в ее сумочке. Или все-таки ломать плечо во имя своей несчастной любви, что б ей пусто было. Он даже представлять не хочет, как много времени прошло, и что Питер мог успеть натворить. Ясно одно, какая-то дрянь уже происходит, и Стайлзу не нравится эта дорожка, и куда она может привести. Уж точно не на пьедестал почета в соревновании за звание самого лучшего оборотня года. Во рту сухо и горько, и словно что-то сковывает движения. Как в воде. Черной мертвой воде, страшной жестокой воде. Стайлз ловит мгновенный приступ паники и задыхается, ужас оплетает его сердце крепко и почти ласково. Тянет на дно. Только вот это не он сейчас тонет. Усилием воли Стайлз отбрасывает это чужое, темное и практически невыносимое чувство. Чувство приближающегося конца. И он не будет хорошим, не будет добрым. Просто не останется больше ничего, что смогло бы это сдержать и изменить. Джексон открывает дверь и хочется иррационально кинуться ему на шею, но такую благодарность он вряд ли оценит. Надо собраться и куда-то поехать, но куда? Стайлз идет вниз вслед за Джексоном и даже слегка спотыкается от накатившей ясности. Скотт стащил его телефон, а Питер забрал ключи от джипа. Он это видел, ему просто было все равно. Но теперь это обретает особенный жуткий смысл. Скотт тоже был неправильным. Он что-то скрывал еще на вечеринке и так удачно избежал ненужных вопросов. Чертовы оборотни! Джексон удивленно оборачивается, когда Стайлз подходит вместе с ним к машине и останавливается за его спиной. Скорее всего он уже забыл, что вообще вышел из больницы не один. И теперь надо как-то убедить его. - Слушай, Джексон... – Стайлз мнется, потому что это должно быть не так просто. – Помнишь ты спрашивал, нужна ли мне помощь? - Я не спрашивал. - Окееей, помнишь ты не спрашивал, нужна ли мне помощь? Так вот, помоги мне, - Стайлз надеется, что звучит достаточно убедительно. – Только ты можешь, - и это чистейшая правда, сейчас других вариантов нет. Но Джексон продолжает смотреть выжидающе и становится похожим на палача, который вот-вот расчехлит свою дыбу, или что у него там. – Никто больше не знает про оборотней и всю эту сверхъестественную хрень! Никто не поверит мне! И он может сделать что-то похуже, чем укусить Лидию! Потому что сегодня сраное полнолуние, и он сошел с ума! И я не хочу, я не хочу... – Стайлз выдыхает, сам испугавшись своей внезапной истерики. – Знаешь, мое предложение упасть тебе в ноги типа все еще в силе. - Господи, избавь меня, - Джексон закатывает глаза и садится в машину. – Так и будешь стоять? Или тебе уже никуда не надо? Кстати, куда тебе надо? Ладно, это оказалось проще, чем я думал. У Джексона такой беззаботный взгляд, слегка любопытный, но больше скучающий. И абсолютно лживый. В этой беззаботности нет ни капли правды. Стайлз решает не ждать, пока он передумает и занимает пассажирское сиденье. Он не знает, куда ему в действительности надо. Чтобы узнать, придется прикоснуться к этому опять. И ему страшно упасть в темноту и наглотаться ее. Та вода не пахнет тиной или речным цветением. Она пахнет старой гарью, запекшейся кровью, чем-то гнилостным и ужасным. Как смерть. И кем надо быть, чтобы добровольно позволить ей накрыть себя с головой? Совершенно безумным оборотнем, очевидно. Но Джексон ждет ответа, и Стайлз неопределенно машет рукой в сторону, надеясь, что хотя бы направление верное. Он не готов к этому, не хочет этого, боится. Но свет фонарей сливается перед глазами в тонкие прозрачные полосы, как на снимке при длинной выдержке. А темнота просачивается сквозь опущенные стекла машины и сжимает его со всех сторон. Она холодная и жестокая, она забирается ему в глазницы и ослепляет, делает его зрение искаженным. Кажется, он вжимается в спинку сиденья настолько, что вот-вот станет с ней одним целым, но вряд ли превратится в милого трансформера со смешным голосом*. Что-то происходит. Что ты делаешь, чудовище? Стайлз слышит строчки из детской песенки, но не в реальности, а будто со стороны, как из старого проигрывателя. И очень сомневается, что Питер решил запеть от хорошей жизни. Губы безвольно повторяют слова вслед за ним, а на коврике под приборной панелью плещется вода. Ее тут быть не должно, и Стайлз инстинктивно приподнимает ноги, устраивает их на сиденье. И тут же зарабатывает возмущенный взгляд и тычок локтем от Джексона. - Да ты совсем обнаглел. Я только недавно сменил чехлы, это тебе не какая-нибудь развалюха вроде твоего мусорного контейнера на колесиках, и я не... – Джексон поворачивается видимо для пущего эффекта и его голос обрывается, гаснет в темноте. – Что мать твою с тобой такое? У тебя лицо, как будто сейчас блеванешь. Только попробуй, Стилински, и я выкину тебя отсюда на полном ходу, я не шучу. - С ним что-то не так. С ним всегда было что-то не так, но сейчас особенно. Как будто он уже не совсем... – не совсем Питер... Стайлз понимает, что бормочет все это вслух и пытается сделать непринужденное лицо, улыбнуться. Судя по всему, выходит плохо. – Джексон, ты можешь ехать быстрее? Нам надо в лес, в сгоревший дом Хейлов. Ты вроде знаешь, где это. Ничего, он просто выгонит это, просто не пропустит это в себя. Стайлз несколько раз зажмуривается и вновь открывает глаза, но проклятая черная вода и не думает исчезать и медленно подползает к рычагу передач. Все нормально, это ненастоящее, обычная галлюцинация, она ничего мне не сделает. Интересно, в какой такой системе координат стремные видения считаются обычным делом? Можно было размышлять об этом и дальше, глядя на мелькающие деревья и приближающийся шлагбаум, который так кстати уже кем-то поднят. Но Стайлза охватывает странное чувство, неприятное и опасное. Зудящее в солнечном сплетении, тянущее и пульсирующее. Словно призрачная рука, забравшаяся ему внутрь и пытающаяся что-то оттуда достать. Но это мое, я не дам забрать... Он шарит руками по груди, словно это такое же материальное как футболка и можно просто удержать на месте, не отдать. Обхватывает колени и откидывает голову назад, силясь вдохнуть поглубже. Но воздух застрял где-то в горле вместе с криком. Машина тормозит и начинает разворачиваться. Но мы же почти приехали... - Ну все, я везу тебя обратно в больницу! Не хватало, чтобы ты откинулся у меня в машине! – напугано орет Джексон. - Нет! – Стайлз вцепляется в его руку, и тот от неожиданности даже не вырывает ее. – Ты довезешь меня, иначе клянусь я сделаю что-то необдуманное и мы врежемся в ближайшее дерево! Возможно намерение отражается в его лице и голосе достаточно хорошо, так что Джексон чертыхается, но слушается. Должно быть ему уже не кажется забавным приключением прокатиться в лес среди ночи с попутчиком, который немного не от мира сего. Наверно потом в школе не даст мне жизни за это. Но плевать, потому что жуткое чувство усиливается, и Стайлз понимает, что опоздал. Какая-то нить внутри него натягивается, вот-вот порвется. И тогда все, он больше никогда не увидит Питера. Нет! Это мое, я не отдам! Не отдам! Его практически выгибает на кресле, и судя по взгляду Джексона, зрелище действительно ужасное. Быть может он выглядит как одержимый корчащийся от молитв и святой воды. Разница только в том, что никого изгонять из него не надо. Всего лишь удержать это тонкое, звенящее. Впереди уже маячит фасад дома и видно людей, столпившихся возле него. Машина останавливается, и Стайлз понимает, что все это время продолжал стискивать руку Джексона, а тот это позволял. Осторожно разжимает пальцы и разглядывает красные отметины на его запястье. Торопливо извиняется и выскакивает из машины, бежит к дому. Он замечает Скотта, который обнимает Эллисон, будто защищая ее, и выглядит как неприступная стена. Чуть в отдалении Кора замерла в такой позе, из которой можно стартовать спринтерский забег. Крис Арджент и еще пара охотников оттаскивают от дома других людей, наверно тоже являющихся охотниками. Стайлз не уверен, ранены они или мертвы, но точно знает, кто это с ними сделал. Общая напряженность висит в воздухе, словно во время грозы. Им совершенно невозможно дышать. И Стайлз задыхается, силясь выдавить из своего горла слова, звуки, что-нибудь. Наконец видит Питера, который почему-то дерется с Дереком, и это так глупо, что он бы не поверил, если бы это не происходило на его глазах. Потому что это опять слишком неправильно. И даже могло бы выглядеть комично, если бы не ужас, охвативший Стайлза и впечатавшийся в его глаза вместе с этой картиной. Никогда он не видел Дерека таким жутким, даже учитывая, что вид оборотня не был для него чем-то необычным. И дело не в когтях и клыках или изменившемся в частичном обращении лице. Он зовет Питера, но на крики оборачивается только Крис и торопливо идет навстречу, явно намереваясь не дать ему пройти дальше. Стайлз кидается было в сторону, но убежать от охотника не удается. И вырваться, к сожалению, тоже. Как бы он не брыкался и не орал в попытке донести, что должен и может прекратить это. Скотт тоже подбегает, опять строит из себя не пойми кого, пытается взять за плечо, чтобы утихомирить, но Стайлз изворачивается и с силой бьет по его руке. И он отступает, виновато потупив взгляд. К черту его, Стайлз только жалеет, что не засандалил по лицу, хотя скорее всего сам бы пострадал от этого гораздо больше. Чуть погодя к ним присоединяется с виду невозмутимый Джексон. Стоит рядом, уперев руки в бока и переводя взгляд поочередно на каждого. Такое ощущение, что все здесь сошли с ума. Как иначе объяснить, что никто не пытается остановить это безумие. Словно они просто ждут завершения, которое будет плохим в любом случае. Время ускользает, утекает как через колбу песочных часов. Иллюзорные песчинки падают и превращаются в пепел. Как эхо случившегося здесь давно ужасного пожара. Словно этот дом проклят и все еще горит и горит во времени. Лишь на мгновение Стайлз встречается глазами с Питером и понимает, что тот даже не видит его, не узнает. В его взгляде усталость, какая-то дикая мольба, холодная решимость. Мрачная обреченность приговоренного. И если бы можно было просто прикоснуться к нему, обнять его, успокоить его. Стайлзу кажется, что он бы смог это изменить, привести к порядку. Починить. Но все происходит слишком быстро, ему не успеть. Две фигуры мечутся перед домом подобно теням. И одна из них побеждает, а другая не хочет сопротивляться. Он закрывает глаза и держит это так крепко, как только может. И еле слышный шепот устало просит его отпустить. Чтобы он, Стайлз, избежал боли. Нет, чудовище, так просто ты от меня не отделаешься. Не только я тебе что-то разрешил. Он задерживает дыхание, как перед прыжком в воду, и его окатывает этой темнотой. Голова кружится, и кто-то подхватывает его за локоть, хотя в этом нет никакой нужды. Стайлз чувствует падение, такое бесконечное, и в то же время совсем мгновенное, но сам он продолжает стоять на месте. - Стайлз! Стайлз, очнись, - Скотт трясет его за плечи. – Что с тобой? - Не трогай меня, - чертов предатель. - Стайлз, давай мы увезем тебя отсюда, - Крис делает осторожный шаг к нему, в нем тоже много этого отеческого. – Тебе не стоит здесь быть. - Нет. Мне надо туда. Туда где Дерек склонился над Питером с неописуемым выражением лица. Будто облегчение смешалось с осознанием непоправимого. Он поворачивает голову и смотрит так, что от его взгляда все тело ломается, превращается в колотый лед. Когда он поднимается и медленно отходит в сторону, Стайлз видит, что кровь стекает с его пальцев, уже не обремененных когтями. Дерек больше не выглядит страшным, скорее подавленным. Несколько ран расчерчивают его белую футболку, но вряд ли они угрожают его жизни. Стайлз подходит и опускается на корточки рядом с Питером, смотрит в его широко открытые глаза. И мир рушится и застывает в них, чтобы остаться там. Запечатлеться в синей радужке и исчезнуть. Стайлз думает, что у Питера нелепые длинные ресницы, которых он раньше почему-то не замечал. Они кажутся опаленными. - Эй, чудовище, - Стайлз старается не смотреть на рваную рану на его шее, но взгляд так и возвращается к ней. Так, что потом это будет преследовать в кошмарах. – Почему ты не исцеляешься? Прекрати пугать меня, - он не слышит чужого дыхания, но ведь это все еще здесь, потому что Стайлз не отпустил. – Ну хватит. Решил проучить меня? Ты же знаешь, что я не серьезно это сказал? Просто ты обидел меня и очень разозлил. Как бы я мог понять, если не умею считать пульс на слух? Не очень-то круто думать, что ты отказываешься от меня, - Стайлз приглаживает его разметавшиеся волосы и отстраненно отмечает, как дрожат руки. – Питер. Опять меня игнорируешь. Я думал этот этап мы уже прошли. Убери это, меня пугает кровь. Она должна быть внутри человека, а не снаружи, знаешь ли, - он дергается от прикосновения к плечу, оборачивается. – Мистер Арджент, почему он не исцеляется? - Потому что не может, - он вздыхает и поднимает Стайлза за локти, буквально отрывает его руки от лица Питера. – Если не хочешь ехать с нами, я позвоню шерифу, чтобы забрал тебя. - Но он может, я все еще чувствую... – его живым. - Стайлз, человек с ампутированной ногой тоже все еще чувствует ее, - Крис тянет его куда-то за собой. - Отпустите. Его тон достаточно твердый, чтобы это подействовало. Стайлз поворачивается и идет к Дереку и Коре, которые застыли чуть поодаль и кажутся такими похожими в свете луны. Они смотрят то на него, то друг на друга, и синхронно отводят взгляд. Как какие-то марионетки в тупом кукольном театре, который давно устарел и нахрен никому не нужен. Видно, как Дерек хочет что-то сказать, но очевидно его словарный запас совсем иссяк. И Стайлз не уверен, что он хотел бы услышать. Что это случайность? Что это вынужденная мера, потому что иначе здесь было бы гораздо больше жертв, чем один отдавший богу душу оборотень? Что Питер хотел умереть? - Стайлз... – Дерек поднимает и опускает руку. Собственное имя на выдохе кажется чужим и бессмысленным. Оно рассыпается, разбивается на осколки. - Убийца, - Стайлз разворачивается и уходит. - Щеночек! – он буквально спиной чувствует, как Кора порывается бежать за ним, заключить его в объятья, жалеть его. Словом, делать все это бесполезное дерьмо. - Не надо, Кора. Дай ему это пережить. Как бы я мог это пережить? Разве можно взять и осмыслить чью-то смерть, разглядеть ее под микроскопом и принять как правильную. Что Питер желал ее, когда совсем недавно он был таким живым. Все эти моменты выскакивают из памяти и набрасываются на Стайлза, чтобы растерзать его окончательно. И он думает, что, если бы постоянно не убегал, сколько еще бы он мог вспомнить. А он взял и отобрал это у себя. Столько всего, что он бы мог сделать, почувствовать, сказать и услышать в ответ. И оно не случилось с ним... Стайлз останавливается рядом со Скоттом и вместе с ним наблюдает, как охотники выносят из дома тело Кейт Арджент. Как Эллисон кидается к ней в слезах. Он даже немного завидует, потому что сам не может оплакать, или закричать или что-то еще такое. Все просто застыло, осталось там в поломанном мире, утонуло в черной воде. - Верни мой телефон, Скотти. Мне надо сказать отцу, что я в порядке. - Ты не в порядке, - Скотт протягивает ему телефон и мнется. – Он сказал мне, но я не понял... Пойдем домой? Хочешь останусь у тебя? - Останься где-нибудь еще, - он игнорирует этот виноватый взгляд. – Ты знал. И ты запер меня. Серьезно думаешь, что я хотел бы находиться в твоем обществе дольше, чем никогда? Лес словно расступается перед ним, кажется таким знакомым. Стайлз понимает, что это не его ощущения, а что-то остаточное, пришедшее к нему от Питера вместе с другими незаметными мелочами. Фантомное знание, тянущееся по тонкой призрачной нити, которая опоясывает его по спирали, звенит между пальцами, уходит куда-то далеко-далеко. Туда, где ничто и темнота, мягкая, словно лебяжий пух. И это все, что ты мне оставил, чудовище? Или не хотел оставлять. Но понимание приходит как порывом ветра. Питер не хотел, чтобы Стайлз почувствовал его смерть. Потому что это должно быть больно, невыносимо и жестоко. Это так и есть. За исключением того, что он не почувствовал. И разве это справедливо? Ответа нет в этом лесу, он просто шумит ветвями и переговаривается голосами птиц, живет своей жизнью. Легко представить сильные волчьи лапы, вспарывающие землю и раскидывающие листву здесь. Лес ощущается теплым. Стайлз думает, выветрится из него эта странная связанность или так и приклеится к нему. Будет преследовать его и не давать забыть то, что здесь осталось. Он слышит шаги позади, и нет сил и желания убежать от них. Хочется просто скрыться в этом лесу, раствориться в нем. Заблудиться. Быть может, если идти достаточно долго и залезть в самую чащу, то деревья постепенно станут прозрачными, а земля – твердой и пепельной. И тогда он сможет еще раз увидеть большого страшного волка, чтобы уткнуться лбом в его загривок и расчесать его шерсть... Стайлз совершенно не готов сейчас опять отбиваться от Скотта или от Криса. Не хочет их сочувствия и поддержки. Вспоминает, что так и не позвонил отцу, и останавливается, чтобы набрать ему сообщение. Периферийным зрением замечает приближающегося Джексона. Но удивляться этому тоже не особо получается. - Ну и куда ты собрался? – Джексон как всегда говорит с нажимом, но это сейчас мало волнует. То есть совсем не волнует. Полное безразличие. – Стилински, я к тебе обращаюсь. - А, Джексон, - Стайлз панибратски хлопает его по плечу. – Извини ну, что зря потратил твое время. И бензин. Могу заплатить за него. - Денег не хватит за все со мной расплачиваться, - его голос звучит непривычно дружелюбно. – Подвезти тебя? - Куда? – тупо спрашивает Стайлз, его мозг ушел в глубокую отключку и собирается пребывать там до конца света. Но кажется, он уже наступил... - Ты так и нарываешься на плохие шутки. Пошли. Возле дома уже никого нет, когда они возвращаются. Все забрали своих мертвецов... Машина Джексона одиноко стоит посреди леса и кажется почти противоестественной в окружении деревьев. А дом – жутким и мистическим, как и в ту ночь, когда они со Скоттом как два наивных дурака притащились пообщаться с джинном. Интересно, если сейчас зайти в ту комнату и загадать желание, оно исполнится? Это чувство, словно он сделал круг и вернулся к исходной точке, такое поганое. Оно заполняет его до краев, и Стайлз прижимается лбом к холодному стеклу. Машина едет весьма быстро, но он все также ощущает себя застывшим, смотрящим в неподвижные глаза Питера. Ужасно одиноким. - Тебя Скотт попросил за мной пойти? – он ждет ответа, но Джексон только кривит губы и смотрит на дорогу. – Дерек?.. – короткий, но многозначительный взгляд лишь подтверждает. – Ясно. Серенький волчок теперь может цапнуть тебя за бочок. - Не хочешь рассказать мне, что это с тобой такое было? – Джексон косит на него глаза. – Или про своего жуткого мужика? - Чего рассказывать? Вопрос повисает и тонет в шуме двигателя. Так хотел отвязаться от меня, что сбежал на тот свет, чудовище? Новое достижение разблокировано. В мире, где обычный с виду человек может в полнолуние обрасти шерстью и перегрызть кому-нибудь глотку это должно быть не так странно. Но все же неописуемо тяжело. Что это такое с ним было в действительности? И почему оно прошло так быстро. Стайлз бездумно открывает и закрывает бардачок, находит там старую елочку освежителя и вертит ее в руках, шарит в боковом кармане. Считает пролетающие мимо фонарные столбы и думает, выбесил ли он уже Джексона своим мельтешением. Тот как-то нарочито терпелив. Слишком быстро. Живешь себе жизнь типичного неудачника с достаточным коэффициентом интеллекта, чтобы не париться об этом. А потом сам не замечаешь, как влюбляешься в наголову отбитого мудака. И он кажется таким идеальным, таким тем самым. Пока внезапно он не решает, что самоубиться об Дерека – чертовски отличная идея. И ты просто переламываешься пополам, расшибаешься вдребезги, выгораешь изнутри. И все меркнет в темноте с редкими вспышками воспоминаний. Когда ты был с ним всего раз, даже не два. А мог быть всегда. Джексон высаживает его возле дома и прощается кивком головы. Стайлз еще некоторое время стоит там и провожает взглядом его машину. Фонарь тускло подмигивает ему, и уже непонятно, какой он по счету. Отец сурово смотрит на него с порога, и наверно должно быть стыдно, что он опять жертвует своим сном. Но Стайлз не чувствует стыда, да и в целом спектр его эмоций слегка ограничен. Он заходит в дом и останавливается, и хочет рухнуть на пол прямо с места. Чтобы никогда больше не приходить в сознание и не быть несчастным. Отец начинает свою отцовскую нравоучительную речь, но видит, что его не слушают и замолкает посередине фразы. - Папа, - если бы можно было ему рассказать это. – Папа... - То, что ты так мало говоришь, начинает меня пугать, - отец за руку ведет его к дивану и усаживает. Пристально смотрит в глаза. – Что еще случилось за этот бесконечный день? - Он у... уехал, - Стайлз понимает, если сказал бы это вслух, оно превратилось бы в правду и просто уничтожило его. Предпочитает себя пощадить. – Куда-то на побережье, ну знаешь, в теплые страны. У него типа много денег, может позволить себе отдыхать в любое время года. Там, наверное, хорошо, подают мартини и сигары в таких специальных деревянных коробках. Можно жариться на солнце целый день... - Мне жаль, сынок, - выглядит как будто и правда жаль. – Я бы все же хотел узнать его полное имя. - Зачем? Чтобы выписывать ему штрафы за неправильную парковку? - И это тоже, - он едва заметно улыбается, треплет Стайлза по голове. – Но в первую очередь я бы посмотрел на идиота, который решил, что можно отказаться от моего сына. - Очень мило, пап. Я пойду спать. Я бы тоже посмотрел на него еще хотя бы раз. Стайлз не чувствует усталости, только странное опустошение и всю ту же заторможенность. Наверно это все же ненормально, что он совсем не может плакать. Но скорее это какой-то шок. Не хочется думать, что потом его накроет проклятыми страданиями. Он игнорирует душ и просто переодевается в пижаму. Взгляд цепляется за пиджак Питера, который он так и не вернул. Стайлз хочет выбросить его, но вместо этого надевает сверху и залезает под одеяло. Закрывает глаза и снова ощущает себя в бесконечном падении, от которого кружится голова и дурно как от лишнего стакана пива. Сон подкрадывается к нему медленно, муторно. И очень мучительно. На самой границе с выворачивающим душу бредом Стайлз вдруг чувствует знакомую теплую руку в своих волосах. Слышит успокаивающий неразборчивый шепот у самого уха, как шелест листьев в лесу, как легкий ветер на щеке. Как эхо. И плевать, что это ненастоящее.