Держаться за воздух

      Этот курс заканчивался, предстояло возвращение домой. И я не знал жду этого или нет: увидеть родителей безусловно хотелось, всё-таки я их любил, и разговоров по телефону было мало, но мысль о том, что я могу встретить на улице Влада в компании другого парня вызывала спазм в горле. Пройти мимо них с гордо поднятой головой, словно не узнавая и не замечая? Дешёвый понт. Смиренно просить о прощении — тут уже моя гордость начинала бить копытом. Я ведь уже извинился перед ним, что ж мне теперь всю жизнь каяться? Но где-то очень глубоко под слоями страха, обиды, ревности и гордости ещё тлела надежда. Вдруг? Ну ведь всякое могло случиться. Они могли расстаться. А тут я, весь такой красивый и соблазнительный. Внутренний голос в такие моменты начинал жёстко стебаться над моим самомнением.       Я хотел быть красивым для Влада. Быть соблазнительным. В конце концов я уже был не тот юнец, который хорохорился, словно подрастающий цыплёнок. Я уже был мужчиной. Не только физически, но и морально. Два года жизни без ежедневной опеки родителей заставят повзрослеть, хочешь ты этого или нет. Я многому научился, живя в общаге и рассчитывая только на свои силы. Стирка, продукты, уборка и даже готовка может и примитивных, но блюд — у меня теперь были эти навыки. Пусть урывками, но я смог вырваться в пару-тройку музеев, благо Пушкинская карта это позволяла. А ещё… Как насадиться на член, как взять в рот. Секс с Толиком был разнообразным, мои навыки постепенно улучшались, а лишней стеснительностью я никогда не страдал. Теперь я уже смог бы доставить Владу удовольствие и ртом и задницей, поэтому чем ближе было лето, тем ярче разгоралась идея попытать счастья снова. Да, блядь, хоть на один разок, но я его уломаю! И выложусь по полной. И тогда посмотрим ещё с кем Влад предпочтёт остаться — со мной или тем своим. Ну не будет же он обижаться на меня вечно?       Юношеский максимализм бил через край, уверенность в своих силах зашкаливала. Я учился и сдавал экзамены и даже прекратил встречи с Толяном. Впрочем тот и сам не вылезал из учебников.       Наконец последний экзамен был сдан, и я летел в родной город на крыльях надежды.       Первые дни я посвятил родителям, Серому и прогулке по району — интересно было посетить места, которые были любимыми с детства. Но свой план по соблазнению Влада я не забыл. Вряд ли у него изменился график работы, поэтому я отправился к нему домой, когда посчитал, что он должен был быть дома.       Знакомый подъезд, нужный этаж. Странно, входная дверь была другая, но ведь всякое могло произойти? Делал ремонт? Неприятно царапнула мысль, что одной надписью тогда дело могло не закончиться. А вдруг произошло ещё какое-нибудь дерьмо? Вдруг это был поджог? Или другое вредительство? Горло перехватило, и я немного помедлил перед тем, как нажать на кнопку звонка. Никакого ответа. В квартире, похоже, никого не было. Или спит? Я позвонил ещё несколько раз, но безрезультатно. Чёрт, мой внезапный визит прошёл впустую. Может у Влада изменился график? А вдруг он в отпуске? Почему я вообще был так уверен в том, что Влад будет в городе и дома? Пиная камешки по аллеям парка я пережёвывал одни и те же мысли, успокаивая себя и находя миллион оправданий.       А вечером мне открыл дверь мужик. В майке-алкоголичке с пятнами на необъятном животе, растянутыми в коленках тренировочных. На лице щетина, изо рта кисло воняло луком.       Словно бездна разверзлась у моих ног. Шок. Это не мог быть любовник Влада! — Тебе чего, пацан?       Я стоял и молчал. В висках пульсировало. — Немой, что ли?       Дверь захполнули.       Это что вообще сейчас было? Что за высер из помойки?       Я стоял, как дурак, перед закрытой дверью. Позвонить снова? Внезапно я развернулся и подошёл к соседней квартире. Точно, та девчонка, что когда-то отчитывала меня, она должна быть в курсе. Ведь Влад ей нравился. Через минуту дверь открылась.       Я её даже не узнал сначала. Кроме того, что она явно подросла в ней изменилось что-то ещё. Она стала выглядеть не просто взрослее, а… увереннее? — Привет. Ты не знаешь, где Влад? Владислав Андреевич.       Я кивнул головой в сторону соседской квартиры. — Очнулся! Он уже больше года как тут не живёт.       Девчонка смотрела на меня с прищуром, и мне стало как-то неуютно под её взглядом. — Я тебя знаю? Ты ему кто?       Одно осталось неизменным — скорость, с которой она выстреливала вопросы. — Подожди, это же ты тогда приходил, когда ему дверь расписали! Чё, так и не сошлись? — А сама-то! Говорила, что он тебе нравится! — Говорила, не отрицаю. Только…       Девчонка как-то погрустнела разом, больше не смотрела на меня с вызовом. — Он переехал в декабре того же года. Адреса не оставил, хотя я просила. Но зачем ему? Он же… Гей. Ему девочка нахер не упала.       Девчонка помолчала, потом спросила. — Это из-за тебя его тогда?       И, не дав мне даже ответить, продолжила. — Он никого к себе не водил. Если бы не та история, я бы так и не узнала. Так и сохла бы по нему. Я не знаю, где он живёт теперь, и номера у меня никогда не было. И вообще, шёл бы ты отсюда, парень.       Похоже, мой визит всколыхнул неприятные воспоминания, потому что она потянула дверь на себя. — Подожди. А ты-то как? Ты тогда говорила, что вас с матерью отец бьёт, но ты неплохо выглядишь. — Папаня-то, — девчонка злобно усмехнулась, как волчонок, — сдох. Напился зимой и уснул на лавочке, кто с пьянью разбираться будет? А утром уже и похолодел. Сука. Так ему и надо, алкашу проклятому. Мы с матерью теперь вдвоём живём. И знаешь, что я скажу? Пошли вы все, мужики, нахуй. Без вас лучше. Иди давай.       Дверь захлопнулась перед моим носом, и я ещё пару мгновений тупо пялился на неё. Что тут скажешь?       Дома я залез на сайт медцентра, в котором работал Влад. Его расписание не изменилось, если верить выложенным данным. Я смотрел на фотографию, которая сопровождала его имя и фамилию. Она была давнишняя, Влад на ней был явно моложе того возраста, когда мы познакомились. Каким он стал сейчас?       На следующий день я торчал на крыльце медцентра, ожидая, когда Влад выйдет. Узнает ли он меня? Ведь я тоже изменился. Что мы скажем друг другу?       Я посмотрел на часы — с окончания приёма прошло уже полчаса, но Влад так и не вышел. Зато на крыльце показалась женщина, которая работала у него медсестрой. Чёрт, я забыл её имя, правда я и слышал его лишь однажды, во время моего визита в этот центр. Женщина прошла мимо меня, а я кинулся за ней. — Простите, подождите. Пожалуйста.       Она обернулась и удивлённо посмотрела на меня. — Простите. Вы же работаете с Ольшанским Владиславом Андреевичем? Я должен с ним поговорить, очень нужно, правда! Он сегодня работает? А то время приёма закончилось, а он не выходит. А я жду… — Владислав Андреевич больше не работает здесь.       Женщина развернулась и собралась уходить, но я не дал ей сделать и шага. — Как не работает? И давно?       Она смотрела так печально, что у меня душа ушла в пятки. Нет, нет, нет! Я не хотел думать о страшном! — Он уволился две недели назад. — А где он сейчас работает? — Я не знаю. Он не сказал. — Как же так? Он же Ваш коллега! — Слушай, если ты тот, про кого я думаю, то тебе лучше оставить его в покое и не искать. Пусть начнёт новую жизнь.       Пиздец. Слова про новую жизнь укладывались в картину полного пиздеца. — У него были… сложности? — Я не стану обсуждать Владислава Андреевича за его спиной.       Она развернулась и ушла, а я так и остался стоять, как вкопанный.       Влад сменил место работы и проживания. На такие меры человек обычно идёт в крайнем случае. Слишком кардинальные перемены. И от этого «слишком» у меня похолодело внутри. Что же произошло в твоей жизни за этот год, Влад? Ведь ещё прошлым летом ты выглядел таким счастливым! Какой пиздец наполнил твою жизнь до таких краёв, что ты бросил всё? И где ты, блядь, Влад? Где мне тебя теперь искать?       Я ломал голову и не знал, что делать. Мобильный номер больше не обслуживался, о чём с механическим равнодушием меня оповестил робот. В соцсети страницы с его именем, настоящим именем, я не нашёл. И, как оказалось, я настолько тебя не знал, что даже не мог предположить, под каким бы псевдонимом ты мог зарегаться. И куда теперь бежать и что делать?       Самый простой выход, как всегда, был самым тупым — я отправился в полицию. Я знал только одного представителя этих органов — того самого следака, который вёл моё дело.       Я заявился в участок, предварительно выпытав у матери его фамилию. Было сложно. Она не верила, что ничего не произошло, боялась, что я снова во что-то вляпался. Мне пришлось чуть ли не на Конституции клясться, что всё нормально и имя следака мне нужно просто так. Она мне не верила, и я видел это по её глазам. Но фамилию всё-таки назвала. Оставалось молиться, чтобы мент не был в отпуске. Лето же, блядь.       Следователь не отдыхал. Он работал. Я пас его три дня, пытаясь застать на рабочем месте, то он на выезде, то у него дела, то ещё какая-то хуйня случалась. Наконец, мне повезло.       Я не особо рассчитывал, что он меня вспомнит, мало ли дел прошло через его руки за эти два года. Но он вспомнил. И снова, мать её, буква закона оказалась против меня. Ведь я не родственник. У меня не примут заявление о пропаже человека. Мне никто не даст информацию о его местонахождении. И вообще мне посоветовали оставить человека в покое, ведь свою лепту я уже внёс. Испортил человеку жизнь, предал огласке его ориентацию, оклеветал, и вообще должен был радоваться, что тот не подал на меня и мою семью в суд за испорченную репутацию. И единственное, что я мог сделать, чтобы искупить свою вину — оставить в покое, забыть и не искать.       Сука, блядь, мать твою, Влад! Где же ты?       Сидя на кухне у себя дома, я глушил отцовский коньяк и мне было тошно. От всего. От обиды, неизвестности и этого пойла. В голове плыл туман, во рту погано. Снова чувство беспомощности, бесполезности, собственной никчёмности накрывало с головой.       Когда родители вернулись с работы я нагло дрых на столе рядом с почти пустой бутылкой. Отец что-то кричал, мама плакала, а я нихера не понимал.       Проснулся я посреди ночи на своей кровати, но как я на ней оказался не помнил ни разу. Во рту, словно кошки нассали. Я вышел на кухню, нужно было попить водички — сушняк просто разрывал глотку.       Внезапно за спиной раздались шаги, и я повернулся на шум. Отец. Он не стал включать свет, молча сел за стол. Надо было что-то сказать, но я не знал что. — Прости. Я выпил твой коньяк… Я куплю новый.       Отец молчал, а я чувствовал себя нашкодившим щенком, так неловко мне было. — Алексей. То, что ты вчера сказал — правда?       А что я вчера говорил? В голове было мутно и вязко, она трещала по швам черепных долей. — Прости. Я не помню, что говорил. — Ты сказал, что ты гей и любишь этого того доктора, который…       Прошло два года, но мы ни разу не возвращались к той истории. Я ни разу не сказал о том, что ищу Влада, что люблю его. А теперь вот на пьяную голову вывалил свои родителям всё. — Правда. Я люблю Влада. — Ты уверен, что это любовь? Я понимаю, ты чувствуешь свою вину перед ним, но это совсем ещё не значит, что ты его любишь. — Пап. Я проверил свои чувства временем. Влад понравился мне ещё в выпускном классе. Да, я виноват перед ним. А теперь даже не могу встретиться и узнать простил ли он меня. Но он мне нужен, понимаешь? — Нет. Прости, Алексей, я не понимаю как мужик может любить мужика. Это неправильно, противоестественно. Может тебе это только кажется? Может тебе нужно найти себе девочку? Я понимаю, гормоны, хочется секса, но это же не повод, чтобы с мужиком… Это же грязно… — Пап, я пробовал с девочкой. И это не моё. И весь этот курс у меня был секс с парнем. Мы не встречались, просто трахались.       Наверно хорошо, что на кухне было темно, и мы с отцом не видели лиц друг друга. При свете я бы в жизни не смог сказать всё это отцу, глядя в глаза. Темнота удивительным образом развязывала язык. — Я пойму, если ты не захочешь больше знать меня.       Отец вздохнул, помолчал, потом продолжил. — Я правильно тебя вчера понял, что этот доктор исчез? — Влад, его зовут Влад, папа. Да, он переехал, куда — не знаю. С работы уволился, номер сменил. — Так может он и не хотел ничего с тобой… Ну, если бы ты был ему дорог, то, наверно, он бы сообщил о таких изменениях в своей жизни? Может он уже забыл о тебе? Это ли не посыл изменить свою жизнь? Ты сейчас пытаешься схватиться за воздух, Алексей, может не нужно? Подумай о своём будущем, о нас с матерью. — Пап, я не собираюсь ходить с транспорантом, что я гей. И водить к себе толпы мужиков тоже не буду. Я люблю только одного человека, а он исчез. И я теперь в растерянности, не знаю, что делать. Я ни у кого не могу найти ни понимания, ни помощи. Я один, ведь даже вы с мамой не принимаете меня таким, какой я есть. — Господи, где же мы с матерью ошиблись в твоём воспитании? В какой момент всё пошло не так? Хочешь, я могу познакомить тебя с дочкой своего друга? Хорошая девочка. Может она исправит тебя? — Ты готов принести в жертву невинную девочку, лишь бы не принимать реальность, пап. Не бойся, я уеду. Тебе не нужно будет меня стыдиться. Я всё понимаю. Тебе всегда было важно мнение общества. — Да, важно. Мы живём в социуме, это накладывает свои обязательства. — Я не буду с тобой спорить, пап. Прости, что всё так вышло. Я не хотел делать вам с мамой больно.       Что тут ещё можно было сказать? Всё ясно. Я вернулся в свою комнату. Сколько она ещё будет считаться моей? Смогу ли я приехать сюда следующим летом? Надо будет поискать подработку в Питере, может Ян сможет что посоветовать?       Я не мог уснуть, так и проворочался в постели до утра, разрываемый разными мыслями. Утром дома никого уже не было — родители ушли на работу. Я снова был один. От этого одиночества вдруг стало так горько, тоскливо. Мне срочно нужно было выйти из этого состояния. Я набрал номер. — Серый, привет. Можно приду? — Что-то случилось? — Тошно мне… Я родителям открылся. — А они? — Всё сложно. Так можно я приду? — Приходи.       Я лежал головой на Барановских коленях, а Серый перебирал мои волосы. Со стороны мы, наверно, выглядели, как парочка голубков. Но сейчас мне было плевать. Странно, почему со всеми своими гейскими проблемами я прусь к Баранову? Прошлым летом и сейчас. Почему мне так просто выворачивать ему душу? Он слушает, не перебивая, а мне становится легче уже от возможности выговориться.       Вот и сейчас, я поведал ему свой ночной разговор с отцом, рассказал о своих безуспешных попытках найти Влада, а Серый просто слушал. Он не смеялся надо мной, не читал нравоучений, не говорил о моей аморальности. Просто слушал. И когда я закончил говорить в его глазах не было осуждения. — Знаешь, Бэмби, я даже чувствую себя виноватым перед тобой. Ведь если бы не мои идиотские шутки, что ты гей, то может этого дерьма и не случилось бы в твоей жизни. — Брось, Серый. Уж твоей-то вины точно нет. Тут уж кем уродился на свет. Обидно, что самые близкие этого не понимают. — А ты чего хотел? Чтобы твой батя за одну ночь сознание своё поменял? Так не бывает, Лёх. Ему нужно время. Твои любят тебя, я уверен. Просто дай им время.