Держаться за воздух

      Эта осень началась дождями и туманами, отражая моё серое, унылое и совершенно безрадостное настроение. Ничто не могло вывести меня из той апатии, в которой я вернулся на третий курс.       Я чётко осознавал, что скорее всего потерял свою семью, по крайней мере былой близости у нас больше нет и не будет. Моя ориентация, а так же упорное нежелание отца признавать её встали между нами, как стена из бронированного стекла: мы друг друга видим, но услышать уже не можем. Последние дни перед отъездом я снова проводил в своей пока ещё комнате, стараясь как можно реже пересекаться с отцом. Утешало то, что отношения с мамой не испортились до такой же степени. Может всё дело в том, что женщины более эмоциональны и гибки, им от природы свойственна склонность идти на компромисс. А может мне просто повезло с матерью. Но даже её моральные силы не были бесконечными. Когда наступил день моего отъезда облегчение испытали, кажется, все трое. Я пообещал звонить, но о следующем своём приезде предусмотрительно промолчал. Произойдёт ли он вообще? Хрен его знает. Может Баранов прав, и им просто нужно время, чтобы всё осмыслить, принять. Простить.       Мне тоже не мешало бы привести в порядок свои чувства и мысли.       Влад оказался для меня потерянным навсегда, и принять эту реальность никак не удавалось. Я твердил, как мантру, что он имеет право на свой путь в жизни, на свой собственный выбор. Что мне нужно отпустить ситуацию, что упорно цепляясь за него я делаю только больнее себе. У меня не было шансов, способов найти его и узнать. Нужно просто смириться с тем, что у меня появилось своё ментальное кладбище, и научиться с этим жить. Никто за меня этого не сделает.       Ещё в первые дни возвращения я малодушно надеялся, что мне помогут отношения с Толиком. Ну чем не выход? Начать с ним встречаться, попытаться вырастить в своей душе чувства, которые смогут заменить Влада. Я был жалок в своих мечтаниях, ведь то, чего я хотел было эрзацем, подделкой. И слава богу, что я не успел озвучить своему недавнему партнёру эти намерения.       Мы встретились в первый же день учёбы на большом перерыве, и Толян сообщил, что у него есть парень. Они только этим летом познакомились на пляже Финского залива, обменялись контактами. А потом… Всё как всегда…       Мне стало грустно. И обидно. И даже немного завидно. Конечно, когда мы с Толиком только начинали свои постельные эксперименты, то само собой оговорили, что ничем друг друга не связываем. Реально, неземной любви между нами не было, так зачем портить друг другу кровь? Встретились, потрахались и разбежались. Голая физиология без лишней романтики. Я прекрасно понимал, что долго такое положение дел не продлится, ведь наши жизни протекали параллельными курсами, и это касалось не только нашей учёбы на разных факультетах. И то, что рано или поздно кто-то из нас встретит кого-то более подходящего, было лишь вопросом времени. Но именно сейчас для меня эта новость стала слишком большой неожиданностью. И ведь даже предъяву не кинешь! Всё по чесноку. Просто не вовремя. Я ведь так надеялся забыться в жарком сексе с этим парнем, а теперь… — Ты будешь озвучивать свой статус или только мне сказал? — Я что, похож на идиота? Я ещё понимаю что к чему. Только тебе, Лёх. И спасибо тебе. За прошлый год. — И тебе. Удачи там.       Я снова оказался один.       Настроение откровенно пошло по пизде. Похоже, что по чёрной полосе я теперь брёл не поперёк, а вдоль. И конца ей не виделось.       Нахуй, не могу стать счастливым — буду умным. Посвящу себя учёбе, буду стричь капусту с первокурсников за решение задач. И вообще, третий курс достаточно сложный, чтобы впустую разбазариваться временем. И волейбол этот брошу. Никогда не имел тяги к спорту, а большая учебная нагрузка чем не причина расстаться с командой и тренером на дружеской ноте? Я трусливо проигнорировал свой собственный вопрос — а бросил бы я волейбол, если бы у Толяна не появился парень? Проще отмахнуться от назойливых жужжаний внутреннего голоса, чем пытаться убедить себя, что не его слова окончательно заставили меня поставить точку в этом вопросе.       Дни становились короче; моё состояние нисколько не изменилось. Я старался натянуть на лицо выражение похер-фейса, и судя по всему мне это удавалось. А может окружающие уже привыкли к произошедшей во мне перемене, поэтому больше не пытались выяснить что же вдруг случилось и в чём причина моего мрачного настроения. Но скорее всего всем было просто похер. Мои проблемы это мои проблемы, и у каждого своя жизнь. Сам-то я не особо сильно стремился участвовать в жизни окружающих. Как рак отшельник спрятавшись в своей скорлупе, я с трудом теперь выносил необходимость лишнего контакта с социумом. Желание участвовать в пьянках и вписках исчезло после одного-двух раз в сентябре. Слишком много внимания было оказано моей персоне, это раздражало, ведь по своей сути оно не было искренним. Или это окутавшая меня темнота заставляла воспринимать окружающее вот таким образом. Я изменился. Нужно было честно признаться самому себе, что я уже не буду таким добрым, чистым, наивным, как когда выпускался из школы. Те, пусть немногие, но потери отрезвили меня. Жизнь это не вечный праздник розовых пони, не бесконечный парк развлечений. Угрюмая реальность плюнула мне в рожу, когда дала понять, что я оказался ненужным, забытым. Брошеным.       Однажды во второй половине ноября меня заловил Ян. Мы редко виделись, потому что теперь моё поведение можно было считать образцовым: я не буйствовал, в конфликты не лез, пьянки игнорировал. Существование серого задрота, погружённого в учёбу, но меня всё устраивало. — Лёха, тебя не видно, не слышно. Я уж даже думал, что ты отчислился. Чё как? — Норм. Я просто учусь. Тебе, как моему бывшему куратору, это должно импонировать. — Ну да, ну да. Но ведь так тоже нельзя, бро! Жизнь прекрасна и удивительна, а ты запер себя в сундуке. Так вся жизнь мимо пройдёт! Что в старости вспоминать будешь?       Я усмехнулся. В старости. — Найду что. Сам-то как? Как аспирантура? — Нормально. Я что хотел-то. У меня днюха, в субботу отмечаю. Приходи. — Спасибо, Ян, но я даже не знаю. — Да ты что! Не, не, не. Я не приму отказ, обижусь, и тебя постигнет карма. — Ну какая, нахуй, карма, Ян? Я своё уже получил. — Значит я прав? У тебя что-то произошло? Что-то дома?       Ян замечательный. Светлый, добрый, отзывчивый. Сколько раз он мне помогал! Сколько раз вытаскивал мою задницу! Но не сейчас. И обиднее всего было то, что я не мог открыться ему. Признаться в своей голубизне и увидеть, как он тоже машет мне ручкой? Увидеть в глазах презрение? Я не был готов. Может если бы у меня была поддержка семьи или рядом был любимый человек… — Да нет, дома всё ок. — У тебя нет в субботу тренировки? — Я решил бросить волейбол, извини. Нагрузка большая, я ни хрена не успеваю. — Ну-ну. Короче, в субботу жду. Адрес я тебе кину.       Ян оставил меня, сидящим на подоконнике. Почему у него всё так легко? Он запросто заводил знакомства, легко общался с любыми людьми, был всегда позитивен. Почему я так не мог? Ведь ещё не так давно я тоже был открыт миру, был уверен, что могу свернуть горы. В какой момент моя жизнь свернула не туда, пошла по пизде, покатилась под откос? Неужели всему виной встреча с Владом? Или моя ориентация, которая не позволяла вести себя открыто? Или что? Что, блядь, заставило меня превратиться в угрюмого одиночку?       Я не хотел идти к Яну. Не знаю, мне было трудно представить себя в толпе, а ведь когда-то я мечтал войти в его ближний круг, стать одним из друзей. Теперь я не представлял и не желал подобной близости. И всё же в субботу я отправился по присланному адресу. Не могу сказать, что меня толкала какая-то сила, скорее это было нежелание терять последнего человека, который относился ко мне с искренней симпатией.       Из-за двери доносилась музыка. Бедные соседи, мне было искренне жаль их уши. Я помялся у двери, но всё-таки позвонил. Она открылась сразу же, словно там внутри квартиры кто-то специально караулил мой приход. Я оказался не готов. К такому нельзя было быть готовым. Дверь мне открыл Влад.              Я узнал его сразу, ведь он не так сильно и изменился. Похудел только. Да глаза были уставшими и печальными. Мы смотрели друг на друга, разделяемые дверным проёмом. Он посторонился и я шагнул внутрь. Я не верил своим глазам, но и на его лице было написано такое же недоверие.       В коридор вышел Ян, и это спасло нас от неудобного молчания. Он что-то говорил, но я не слышал. Да и не слушал. В голове бились только вопросы. Влад? Здесь? Как? Ян знает про нас? Что вообще происходит?       Я снял куртку и прошёл в комнату. Народу было много. Все что-то ели и пили. На столе стояли коробки с пиццей и роллами, рядом стопка одноразовых тарелок. Ну да, мыть гору посуды за этой толпой удовольствие ещё то! Я плеснул себе в стакан на пару пальцев алкашки, кинул на тарелку пару роллов. Мозг пытался обработать поступившую инфу. Я оглянулся через плечо. Может, мне всё показалось? Ну бывают же похожие люди. И глюки тоже бывают. А у меня всё и сразу? Влад стоял поодаль. Это был он. Я одним махом выпил содержимое стакана и двинулся дальше в поисках кого-нибудь из знакомых.       Вообще странный день рождения. Кучки людей, разбившиеся по интересам разговоры. Я услышал знакомую тему и присоединился. Ощущение сюрреализма не покидало. Периодически я бросал равнодушные взгляды вокруг и видел Влада, который стоял то возле одной, то возле другой группы. По его лицу совершенно не получалось прочитать рад ли он мне. Узнал ли он меня вообще? Это его спокойствие, с которым он передвигался по комнате, оно настоящее или напускное? Он, блядь, вообще ничего не чувствует? Я понял, что злюсь. Реально, я провёл это чёртово лето в панике и депрессии из-за того, что не имел возможности узнать что-либо о нём, а виновник моего психоза как ни в чём не бывало жрёт пиццу. Он, блядь, специально это делает? Или это план у него такой? Вывести меня на эмоции? Или показать своё равнодушие, ткнув меня в него мордой, как котёнка в лужу с мочой? Я ему что, блядь, игрушка?       Выпитый алкоголь ударил по мозгам, пульс рвал кожу на руках. Сука! Ненавижу, блядь, ненавижу! Какого хера Влад стал ещё интереснее? Ну почему он меня игнорит?       Я не выдержал и ушёл. Нахуй. Это всё слишком для меня. Я не готов. Я слабак. На предпоследнем пролёте кто-то дёрнул меня за рукав. — Алёша, подожди.       Влад держал меня за запястье, а у меня горела кожа. Через куртку я чувствовал его пальцы, сжимающие меня и сжигающие заживо. Догнал. Я ему нужен? Внезапно всё дерьмо, лежавшее вязким илом на дне моей души, всколыхнулось. Я вспомнил его в прошлом году, такого загоревшего и счастливого. Помнил ли он обо мне тогда? Влад удивлённо смотрел на меня, рассказываещего об этой оставшейся незамеченной встрече. И его растерянный вид… И попытка объяснить, что тогда всё было не всерьёз.       Наверху раздались шаги и громкие голоса. Выяснять отношения при посторонних не улыбалось. Влад схватил меня за руку и потащил на улицу.       Я не сопротивлялся тому, что он увёл меня за собой. Тому, что вызвал машину. Я не услышал, какой адрес Влад назвал в качестве конечного пункта. И пока такси не приехало Влад не отпускал мою ладонь. Неужели боялся, что сбегу?       Ночной город из окна такси проплывал мимо, но я не вникал куда мы едем. Я чувствовал на себе взгляд, но так и не нашёл в себе силы посмотреть в ответ. Малодушно. Зыбко. Нереально. Мы ехали в полном молчании, только едва можно было уловить шум приглушённого радио. Темные улицы, проплывающие фонари. Мы перемещались из одной точки города в другую, но я не пытался выяснить куда мы едем.       Наконец машина остановилась у какого-то дома. Я не знал этот район, не знал, куда он меня привёз. В темноте я вообще плохо мог ориентироваться на местности. До хрена деревьев кругом. Летом здесь, наверное, тихо и приятно. — Куда ты меня привёз? — Я здесь живу.       Маленькая и тесная кабинка лифта провоняла запахом мочи и псины. Тусклая лампочка. Подпаленные кнопки этажей.       Влад открыл квартиру и пропустил меня вперёд. Только после того, как за нами закрылась входная дверь он позволил себе расслабиться. Неужели действительно думал, что я сбегу? — Чай? Кофе?       А можно тебя?