thirst

Ли Минхо никогда особой тактичностью не отличался: делал что хотел, говорил что думал и клал на чужое мнение огромный болт, размерами сравнимый разве что с его самомнением. О его любвиобильности также пускали слухи не особого лестного характера и, учитывая, что почти каждую неделю он ходил в компании новой девушки, становилось ясно, что они родились далеко не из воздуха. Точнее, они были правдой. А потом он начал встречаться с новенькой из параллельного класса. И это стало самой обсуждаемой новостью школы, самой популярной темой для слухов и отличной ставкой. Ну а вместе с тем закончилась и его разгульная жизнь, к слову. Ведь, возможно, он и был бабником, меняющим девушек по неделям, но будучи официально в отношениях не изменял. Ну или, по крайней мере, никто об этом ничего не слышал. Что в школе, где на каждый второй шаг нашёлся бы желающий покопаться в твоей личной жизни, особенно если ты один из представителей местной вышки (кем как раз таки и являлся Минхо), было показателем. А говоря о ставках, что ж. Не понятно, кто был зачинщиком, но в какой-то момент в их школе появилось что-то на подобии фишки ставить почти на всё, на что можно и нельзя было. Начиная первым местом в рейтинге по баллам экзаменов, заканчивая чьим-нибудь расставанием. Ну и, разумеется, отношения Минхо и Ким Йеон — той самой новенькой, не стали исключением. Подростки ставили но новоиспечённую парочку чаще, чем всякие идиоты в букмекерские конторки. И когда минула вторая неделя, а они так и не расстались, подавляющее большинство подкинуло той небольшой части, голосовавших за то, что их отношениях не распадутся так скоро, нехилую сумму. Феликс, конечно, в подобного рода развлечениях участия предпочитал не принимать — ставить на живых людей так, будто они были зверушками под наблюдением, ему казалось занятием в крайней степени отвратительным. И ещё более отвратительным это делало то, что ставкой был брат его друга. До самого Минхо и его личной жизни ему особого дела не было, чего нельзя было сказать о чувствах Чонина. А он прекрасно понимал и видел, как его друга задевал каждый слух в сторону старшего брата. И не важно, что в итоге этот самый слух мог оказаться правдой. Важно было то, что люди говорили об этом — из раза в раз повторяли, какой же Минхо «непостоянный, не дружащий с головой мудак» и, разумеется, Чонина не могли не задевать такие слова в сторону человека, который почти всё его сознательное детство, помимо роли брата, отлично отыгрывал роль друга, защитника и даже примера для подражания. Последнее было редко, конечно, но сути дела это не меняло. В общем, если говорить проще, в глазах Чонина Минхо не был, да и в принципе не мог быть даже в половину таким же ужасным человеком, каким его порой выставляло общество. Пусть некоторые слухи и были правдой от части, их всё равно всегда преувиличивали, «добавляли перчинки», так сказать. Всё же, на то слухами они и были. А ставки на то, «когда же Минхо наконец перескочит на новую пассию», в какой-то момент стали настолько частым явлением, что дошли даже до ушей его брата каким-то образом. Чего случится, по идее, не должно было. Но всё же произошло. Услышав о них из разговора одноклассниц, упомянувших в очередных сплетнях про Минхо эти самые ставки, Чонин пришёл в ярость. Что было для него, в общем-то, не свойственно от слова совсем. Он даже тогда назвал всех, промышлявших подобным, «дерьмом, не имеющем личной жизни». И, честно, Феликс был с ним полностью согласен. Так уж повелось, что им повезло родиться в мире, где почти каждый третий был «дерьмом», предпочитущим копаться в чужом грязном белье, вместо того, чтобы собственной жизнью заняться. И с этим ничего не сделаешь. К сожалению. Людей не так-то просто переделать. Да и вообще люди не меняются. Феликс был одним из тех, кто в это верил, по крайней мере. Так что оставалось лишь смириться. Ну или ждать, когда же добрая половина населения Земли сама вдруг не вразумится и перестанет с интересом впитывать каждую взятую из воздуха сплетню, а вместе с тем и главные недоумки их школы наконец закончат ставить на всё подряд без разбора, желательно. О первом, конечно, можно было только мечтать, ну а ставки.. Последним днём ставок на расставание Минхо и Йеон, по крайней мере, похоже, стал сегодняшний день. Ведь слова Минхо о том, что "этим вечером он предпочитёт общество своих кошек, так что шлюхам мимо» явно стали точкой, обозначающей конец судьбы их пары. То, что Ли Минхо глубоко плевать на чужое мнение было столь же очевидно, как и то, что он совсем не умел следить за языком — это часть слухов всегда была правдивой. Но всё же то, как грубо он осадил свою, судя по всему, уже бывшую девушку на глазах кучи народа, шокировало даже тех, кто знал его так же хорошо, как и бесов у него в голове. А вместе с тем в мыслях каждого возник немой вопрос: кем нужно быть, чтобы сравнить девушку со своими кошками, пусть даже бывшую? Ответ очевиден - Ли Минхо. И тут варианта лишь два: либо ты слишком сильно любишь своих кошек, либо эта самая девушка натворила что-то, выходящие за все рамки. А в случае Минхо всё вместе, скорей всего. Не удивился бы в этой ситуации, наверно, только Чонин, но среди наблюдателей этой драмы его не было — он остался вымаливать прощения у учителя Кана, чтобы им с Феликсом не пришлось просиживать в школе лишние часы своей жизни, которые по их мнению лишними вовсе не были. Правда вот мнение учителя Кана на этот счёт отличалось явно и это нужно было как-то исправлять. Феликс тоже хотел остаться помочь с исправлением, ведь прилетело им обоим одинаково, так что и извиняться должны были вместе, по сути. Иначе как-то не по совести и не по принципам совсем выходило. Однако Чонин, похоже, его мнения на этот счёт не разделял, точно так же, как и мистер Кан не разделял их мнения по поводу наличия у них личной жизни вне школы. Потому сказав, что сам всё уладит, чуть ли не насильно заставил друга пойти в столовую, ссылаясь но то, что желудок того весь урок урчал так, будто он голодал неделю, и эти ужасные звуки мешали всем окружающим, вплоть до второй парты, сосредоточиться на познании физики. Феликс, в общем-то, вообще не заметил, чтобы его урчавший желудок смущал кого-либо, кроме, разве что, самого Чонина, который весь урок пытался скормить ему какой-то не самый аппетитный на вид энергетический батончик. Да и голодным себя не чувствовал. Однако спорить не стал. Бесполезно было. Раз Чонин решил, что Феликс голоден — заставит поесть под дулом пистолета, даже если с ложки кормить придётся. Слишком уж он был озабочен худобой друга, которая по большей степени была генетической. Но попытки убедить Чонина в том, что он не анорексик и дома его кормят успеха не возымели. Пусть второе было и не совсем правдой, ведь дома его, если и кормили, то редко. Обычно всё свободное время матери уходило на бутылку соджу в компании подруг, а не на готовку. Так уж вышло. Но хоть деньги с алиментов отца она давала. Их, может, и было немного, но чтобы не голодать хватало. А о большем Феликс и не просил. На крайняк найдёт подработку, если понадобится, так что если и помрёт, то точно не от голода. Но Чонина же так просто не убедишь в том, что всё правда в норме и ему вполне комфортно живётся в своём теле, ветром не сдувает даже. Иногда эта гиперопека неимоверно раздражала, но вместе с тем Феликс понимал, что Чонин пёкся так за его здоровье лишь из самых добрых побуждений. Просто, ну такой вот он человек — не может взять и забить на состояние и проблемы близких, даже если те его культурно попросят уйти в закат в обнимку со своей заботой. И вроде как так переживать друг за друга нормальная практика у друзей.. наверное? Точно Феликс не знал, но был уверен, что к подобному, пока что ещё не привык, от того и чувствовал неловкость всякий раз, когда Чонин просил его одеваться теплее, ну или, как раз, есть побольше. Но это скорей была уже его личная проблема отсутствия опыта в дружбе, а Чонин как раз-таки этот опыт имел и проявлял себя как хороший друг и пример подорожания для Феликса, пожалуй. Но ничего страшного, Феликс тоже привыкнет и научится проявлять заботу, а вместе с тем и показывать чувства другим. Ну или хотя бы Чонину для начала. Обязательно научится. Когда-нибудь. — Месяц и три дня. — раздался голос какого-то парня, тем самым выводя Феликса из раздумий. — Кто ставил на эту неделю? Мои поздравления. — Она реально изменила Минхо? Я был уверен, что всё наоборот будет. — Ну рано или поздно они всё равно расстались бы. Это же Минхо. Ему одной на долгое время не хватит. Что ж, круговорот обсуждений объявляется открытым. «Хорошо Чонина нет рядом», — только подумал Феликс, а потом все стихили также быстро, как и начали перешептываться. Только наличие часов помогало понять, что он до сих пор находился в школьном коридоре, и Вселенная не сделала параллельную реальность, в которой процесс эволюции никогда не происходил и люди не познали прелести членораздельной речи, сегоднешней съёмочной площадкой его жизни по ошибке. А когда он посмотрел в сторону, куда резко устремили взгляды те парни, до этого активно обсуждавшие развернувшуюся на глазах всего коридора сцену, вопросы, касающиеся того, почему же все вокруг резко лишились способности разговаривать, отпали. Учился в этой школе человек, способный одним лишь своим появлением сразу присвоить всё внимание себе. И нет, это был не Минхо. Да, Минхо был популярен, безусловно. Даже не смотря на репутацию бабника и сумашедший характер добрая часть школьниц мечтала заполучить его номер. Это, наверное, было самым наглядным пример того, что многие девушки правда западали на образ «плохого парня», но, не смотря на это, всё же не он занимал первое место по популярности. А ещё он с радостью делился своим номером почти с каждой, которая решалась подойти, и это в корень отличало его от того, кто в этой иерархии лидировал, уже как полгода восседая на верхушке популярности, словно на своём личном троне. Снежный принц. Именно это прозвище приелось к его образу, когда он отшил шестую по счёту несчастную, решившую рискнуть позвать его не свидание. И если подумать, тогда это ещё можно было списать на то, что «может они все не в его вкусе были просто». Но когда число отшитых пополнилось ещё на столько же, а потом ещё и ещё, все поняли: причина крылась явно не во вкусе. Вот только в чём же тогда? В какой-то момент дошло даже до слухов о том, что он гей и, видно воодушивишись этой мыслью, парни тоже решили попытать удачу. Не вышло. На слухах вместе с парочкой попыток нескольких смельчаков и умерла теория о том, что снежный принц предпочитал парней. Ведь предпочитал он, судя по всему, ровным счётом никого. Ну или в живых этого человека не было. По крайней мере, в этой школе точно. А также все окончательно убедились — ледышку в его сердце не удалось бы растопить даже вулканом, просто потому что он не подпускал к себе любые внешние источники тепла. Будь то лава или пар от утюга. Однако популярности у него нисколички не убавилось, даже когда все увидели непробиваемый айсберг, что с гордостью красовался на месте его сердца. Можно даже сказать наоборот — она лишь возросла. Просто многие почему-то видели невероятного рода романтику в его образе, приравнивая к непреступному холодному рыцарю, чьё ледяное сердце растопить удалось бы лишь избранной. И почти каждая от чего-то была уверенна, что роль принцессы в этой сказке суждено сыграть именно ей. Ну а если и не ей, так она хотя бы попытает счастье. А потом, разумеется, корабль её мечтаний разобьётся об айсберг и потонет в море разочарования. Сюжет особой оригинальностью не отличался — всегда имел один конец. Феликс не считал его особенным. Ему просто повезло родиться с модельной внешностью в хорошо обеспеченной семье, а остальное для того, чтобы пользоваться популярностью у окружающих не так уж и важно было. Он мог бы, по сути, вести себя как последний отморозок и задира, вроде Ёну или, к примеру, развязный бабник, типа Минхо, и окружающие всё равно бы вешались на него, при этом чуть ли не к божеству приравнивая. А всё благодаря красивой мордашке и деньгам — всё, что нужно человеку, чтобы забить на моральные качества. И это если не учитывать, что некоторые вместе с тем и про чувство собственного достоинства забывали. Сумасшедших фанаток, готовых пойти на любые унижения, лишь бы привлечь внимание принца-ледышки было, к слову, достаточно. Но опустим историю про то, как ему подсунули в рюкзак трусы с написанным на них посланием в виде номера телефона и прочую не самую приятную для психики ересь. Не понятно только для психики Феликса, который не по своей воле во всех красках услышал эти истории от одноклассников, решивших, что это вполне себе отличная тема для обсуждений в раздевалке после трёхкилометрового забега на физкультуре, или же самого ледяного принца, который это всё не менее красочно на себе прочуствовал. Скорее всё же второе, ведь слышать и пережить — вещи разные. Да и к тому же психика Феликса не то, чтобы особо могла отличиться тем, что её не ломали ни разу. Как и тем, что она не сломалась. Но сомнений так или иначе не было — все считали снежного принца идеалом. Девушки, парни, дети, учителя, прохожие — почти каждый, кто удосужился увидеть его лицо лишь раз, был восхищён его невероятной красотой, а вместе с тем и убеждён, что человек он обязательно хороший. Ведь как обладатель столь прекрасной внешности мог иметь скверный характер? Золушка всегда была доброй и красивой, плохими и злобными были её сёстры. И не важно, что о нём, как о человека, никто не знал абсолютно ничего. Его личность, как и личная жизнь были завесой тайны, но разве особое значение имело, какой же он на самом деле и какие там у него человеческие качества? Большинство видело лишь оболочку. И опираясь на неё каждый рисовал идеальный образ у себя в голове. А если их «идеал» на деле оказывался не таким уж идеальным или как-то отличался от выстроенного ими образа, они разочаровывались. А за разочарованием, как правило, шла ненависть, ведь не так-то просто было принять факт того, что тот, кого ты считал чуть ли не божеством по итогу оказался обычным человеком. Все люди были устроены так, что склонность идиализировать других была у них почти врождённостью. На тех, в кого влюблялись идиализация распространялась в особенности, ведь этот алгоритм с выстраиванием у себя в голове прекрасного образа, не имевшего изъянов был вечным спутником влюблённости и не отъемлемой её частью. Как конечность или единый организм. Только влюблённость была способна из гения сделать слепого, не видящего ничего дальше вытянутой руки, идиота с атрафированной способностью замечать чужие минусы. Даже если объект этой самой влюблённости состоял только из них. И именно поэтому Феликс запретил себе влюбляться. Хватило ему унижений матери, которая чуть ли не на коленях просила отца вернуться, преследуя его даже после того, как он переехал к другой женщине, явно давая понять, что точка поставлена уже давным-давно. Идти по её стопам и становиться готовым на всё ради другого человека слепцом он не намерен точно, уж поверьте. Да и в конце концов, идеальных людей попросту нет в природе, никогда не было и не будет. У каждого, даже самого добропорядочного на первый взгляд человека, найдётся как минимум один скелет в шкафу, как максимум — скелетов десять. Так и принц сея школы Хван Хёнджин имел свой шкаф скелетов. Просто в отличии от большинства мастерски умел их скрывать. Потому и главным героем сплетен стал лишь единожды — пол года назад, когда только перевёлся. — Джинни, вот ты где, — заметив подходящего парня, Минхо тут же направился ему на встречу, а Йеон, которая судя по выражению лица только собралась с мыслями от шока после сказанных Минхо слов, осталась позади, растерянно смотря ему в спину. Со стороны это выглядело так, будто она пустое место, что с этого дня больше не стоило ни капли внимания Минхо. Как в прочем и внимания толпы. — Не видел тебя на первом уроке, — константируя факт, сказал Минхо, когда они уже шли рядом в направлении лестницы, выдущей с четвёртого этажа на крышу. — Где пропадал? — Дела.. дело. Одно. Уже улажено. — заправив за ухо прядь тёмно-каштановых волос, длиной почти достигших плеч, односложно ответил Хёнджин, как бы говоря, что не намерен обсуждать причину своего отсутствия при стольком количестве пар любопытных глаз. Минхо, видимо, сразу счёл намёк и его такой расклад вполне себе устроил, потому дошли до лестницы они в мирном молчании и точно так же, не проронив ни слова, скрылись на лестничной клетке. Феликс же тем временем всеми силами пытался протиснуться сквозь школьников, что столпились словно цыгане при виде золота, издалека завидев образ двух королей школы, стоявших рядом. Среди скопления преобладющим большинством были девушки, что в прочем удивительным Феликсу нисколички не показалось. Его больше поразило то, что у кого-то язык поворачивался назвать женщин слабым полом. Знали бы они с какой силой одна из представительниц этого самого слабого пола зарядила ему в живот своим острым локтем двумя секундами ранее — переобулись бы моментально. Ему в медкабинет после этого сходить не помешало бы, а то как бы синяк на пол живота не вылез. Вот только лень как-то. Чонин бы не одобрил. Но его же здесь нет, правильно? Именно поэтому допивая вторую по счёту упаковку клубничного молока Феликс про своё недавнее повреждение уже не вспомнил. Подумает о нём дома, когда переодеваясь обнаружит синеющие пятно, украсившее половину правого бока, примерно в районе печени. — Хорошие новости, — радастно оповестил парень, садясь рядом на противополжную сторону стола, лицом к Феликсу и закинул рюкзак на соседний стул. — Сегодня на допы мы не пойдём. — А когда пойдём? — Никогда, если выполним задание, которое дал нам учитель Кан под залог освобождения, — ответил Чонин, но осознав, как бредово на самом деле звучало это «никогда», поправился. — Ладно, как минимум до того момента, пока мы снова не погуляем. Значит прогуливать в ближайшее время Феликс точно не станет. Ну, пока учитель Кан не охладеет ко всей этой ситуации, хотя бы, а там видно будет. Вдруг в нём за это время любовь к физике зародится и мысли даже больше не появится ещё хоть раз прогулять этот жизненно-важный предмет? — Знаешь новость про Минхо и Йеон? , — раздался полушёпот какой-то школьницы, которая, судя по всему, надеялась, что кроме сидящей рядом подруги её больше никто не слышал. Однако, Феликсу и Чонину, которые занимали стол в паре метров от них, слышно было более чем прекрасно. — Да и я всё ещё в шоке. — Как думаешь, она реально ему изменила? — Честно? — задумчиво протянула вопрос другая девушка с волосами чуть покороче, чем у первой. И Феликс тоже всерьёз задумался. Только вот он думал о том, что слухи в этой школе и в правду имели скорость стовосемьдесят километров в час, если не все двести, учитывая, что произошедшее пятнадцать минут назад кто-то уже как новость дня обсуждал. И это пугало. — Думаю он просто решил выставить её виноватой, а на деле ему просто наскучили эти отношения или вообще изменщиком был именно он. — Зная Минхо, в итоге так и окажется. Такой как он вообще может быть хоть кому-то верен? Он же, — оборвалась зачинщица разговора, так и не закончив предложение, как только повернулась в сторону, чтобы, возможно, кого-то разглядеть в толпе. Только вот вместо того, кого искала, наткнулась взглядом на пару лисьих глаз, смотрящих прямо в их сторону. — Я, кстати.. это.. химию не доделала, так что доедай скорее. И уже через пару минут на их местах осталась лишь пыль вместе с брошенными в спешке тарелками. Перекати-поля не хватало для большей коммичности ситуации, разве что. — Я правда такой страшный? — Когда дело касается твоего брата? Самую малость, — провожая взглядом двух подружек, что стремительно подходили к выходу, пожал плечами Феликс. — Ладно, может и не малость. Так ты знаешь? — Про то, что Минхо бросил Йеон? — подперев шёку рукой спросил Чонин и получив одобрительный кивок продолжил. — Знаю и он ей не изменял, если ты об этом думал. — Не думал. Мне вообще всё равно, — ковыряя ложкой полупустую тарелку с рисом, сказал Феликс. — Просто случайно застал сцену их расставания, пока ты культурно общался с учителем Каном. — Ну-у.. я и сам до конца не понял, что у них там случилось. Минхо не особо общительный сейчас, а я не буду приставать с расспросами, а то опять беситься начнёт. Сам скажет, как остынет. — махнул рукой Чонин, немного помолчав после сказанных слов, а и без того едва заметная тень обиды, которую Феликс успел уловить за те короткие пару секунд молчания, вскоре совсем спала с его лица, уступая место привычной улыбке. — Я, кстати, спросить хотел, мы же друзья, да? — Зависит от того, что ты предложишь. — ответил Феликс, решив проигнорировать короткое помутнее чужого настроения, потому что семейные разногласия Чонина и Минхо были не самой лучшей темой для обсуждений за завтраком. — В эти выходные будет вечеринка и- — Нет. — Ликси.. — Не хочу. — Это такая же посиделка, как и те, что мы сами устраиваем, просто людей больше, — начал уговоривать Чонин и Феликс готов был с ним прямо сейчас поспорить и в деталях расписать весь тот миллион различий, которые можно было найти в их совместных посиделках за играми с пиццей и вписках в окружении половины школы, но решил всё же воздержаться и не перебивать. — Почему ты не хочешь хотя бы попробовать один раз сходить? Может тебе всё-таки понравится? Да и с новыми людьми познакомишься может. — Почему ты не можешь просто пригласить кого-нибудь ещё, если так не хочется идти одному? — вернул вопрос Феликс, чувствуя, как медленно, но верно начало подступать раздражение. — Желающие точно найдутся, друзей у тебя много. Возможно звучало резко. Возможно с упрёком. А может Феликсу просто стоило научиться прокручивать в голове мысль, прежде чем её озвучить. Ну не любил он повторять одно и то же по нескольку раз, как и выслушивать чужие уговоры. — Знакомых, Феликс. Если ты общаешься с половиной школы и все они твои друзья — отличать дружбу от простого знакомства, которое забудется через пару дней, ты явно не умеешь. — вздохнул Чонин, сказав это голосом одновременно и мягким и серьёзным, как если бы объяснял элементарные вещи пятилетнему ребёнку. — Друзей много не бывает, слышал о таком? Настоящих точно. И для меня ты один из немногих. Феликс молчал. Не хотел отвечать или.. не нашёлся с ответом? Он не знал — чётко понимал лишь то, что чувства эти слова вызвали противоречивые. Вроде и тепло, но вместе с тем паршиво. Первое от осознание того, что для кого-то он правда был.. важен? Второе же от появившейся из неоткуда совести за собственные слова, которые и в правду звучали так, будто бы Чонин считал другом каждого без разбора. Феликс ведь на самом деле вовсе не был такого мнения о нём (если только в самом начале их общения), просто немного вспылил от того, что тот в который раз начал наседать по поводу этих идиотских вечеринок, которые Феликс посещать не хотел категорически. Но ведь и это друг делал, опять же, из благих намерений только, если так подумать. Чонин вообще сделать кому-то что-то на зло был не способен. Вот и в этой ситуации им могло двигать, разве что, лишь желания помочь нелюдимому другу расширить круг общения, в котором на данный момент числилось максимум человека три, включая самого же Чонина. И осознание этого заставляло совесть Феликса ещё с большей силой и интенсивностью отбивать ему внутренности. Жаль, что не мозги правда, ведь, может, после парочки ударов чего-нибудь там да прибавилось бы. Умения следить за языком, например. — Прости, я не.. не имел в виду ничего плохого, просто, — наконец решился проломить стену затянувшегося молчания Феликс, после чего сделал паузу, при этом искусав себе доброю часть внутренней стороны щеки, пока подбирал нужные слова. — Когда продолжаешь уговаривать, не смотря на то, что я уже несколько раз отказался, я.. начинаю злиться. Но всё равно мне не стоило быть.. резким, прости. — Ладно, забей, я тоже хорош, — как-то вымученно, но облегчённо сказал Чонин, давая понять, что вовсе не злится и слова Феликса его не задели совсем. А если и задели, он не подал виду, по крайней мере. Но Феликс искренне надеялся, что всё же правда не задели. — Не нужно было так приставать с этим. Я просто хотел, чтобы ты.. ну.. сменил обстановку? Не знаю. В любом случае, я точно не стал бы заставлять до последнего и насильно тащить против воли, уж тем более. — Знаю. — улыбнулся Феликс, подставляя голову под чужую руку, что слегка взъерошила тёмные прядки волос, как бы в знак примирения. — Ты мобов в игре убить не в состоянии иногда. А потом прозвенел звонок, нарушаю их идилию своим неприятным звоном, и под возгласы Чонина о том, что «тот моб просто был милым» и «никто не смог бы навредить такой прелести», они были вынуждены как можно скорей покинуть столовую, прямо как те две недавние школьницы. Только вот в их случае двигателем такой спешки стал урок корейского у не самой добродушной и понимающей учительници, чьи уроки прогуливать стоило, вероятно, только в случае угрозы жизни, если не по уважительной причине с обязательным наличием справки. Тут даже Мистер Кан на её фоне отдыхал явно. А отсиживая уже последний урок Феликс скучающе тупил в телефон, в надежде хоть чем-то себя занять, чтобы не отрубиться прямо на месте, поцеловавшись с партой. И не то чтобы это сильно помогало, ведь спать хотелось неимоверно сильно. Но всё же вероятность того, что он уснёт пролистывая новостную ленту была меньше на процентов так двадцать, чем если бы он просто продолжил слушать монотонный голос географа. Поэтому выбрал он первое, ведь свой первый поцелуй планировал при себе оставить пока что. В какой-то момент его взгляд зацепился за пост о «нескольких убийствах при странных обстоятельствах», но, не предав этому особого значения, он пролестнул дальше. Разное в жизни бывало. Маньяков и серийников по всему миру хоть отбавляй — на пальцах не сосчитаешь. И это, к сожелению, уже как в порядке вещей, потому что подобное происходило слишком уж часто. Каждый день умирало минимум по несколько тысяч человек и, разумеется, того, что каждый из них умер от белезни или несчастного случая быть не могло. Но таков уж был этот мир, полный насилия и несправедливости. Именно поэтому Феликс особо не задумался, увидев новость о чьих-то чередующихся смертях, списав на дело рук очередного убийцы. Лишь понадеялся на то, что дело скорей раскроют, а виновника запекут за решётку. И, может, придай он этому хотя бы немного больше значения, узнал бы, что тела жертв были полностью обескровлены, а убийства происходили недалеко от района, в котором он с матерью делил небольшую двухкомнатную квартирку.