За главного

Медик вернулся в кабинет, тихо и мелкими шажками, чтобы не поднять вот-вот угомонившихся наверху птиц, пробрался к подоконнику, снял с него хлорофитумы и башни из рабочих папок, сел и положил голову на стекло. Когда глаза привыкли к тусклому свету со двора, разглядел белое и гладкое тельце, что растеклось по застиранной ветоши и втянуло во сне маленькую голову в перья. Архимед чуть-чуть не дождался друга, но Людвиг не намерен был ложиться, тормошить его и убаюкивать в гнезде собственных рук. С приходом гостей сон как рукой сняло. Эти стены, эти синие многоразовые перчатки на столе и сапоги у входа, обильно заливаемые чужой рвотой когда-то, отлично помнили, как медик на ходу всаживал в бледные вены Шпиона иглы от капельниц, пока Ман-Ди или кто-нибудь из красных волок товарища к BLU на интенсивную терапию. Иногда и кабинета не достигали, чистили ему кровь в ближайшем сугробе, где Шпион в повседневном костюме разваливался королём на перинах и постоянно захлёбывался, и Людвиг в крике напоминал о повороте его многострадальной отключенной головы на бок… И где сердитые наёмники то ли в шутку, то ли всерьёз предлагали зарыть его до весны, когда землю можно будет выдолбить лопатой. И сам Людвиг, признаться, не без греха. Он бросил теребить металлический клюв на одной из тапок в виде голубиных мордочек, приобнял колено; вздохнул. И в ту ночь ему не привелось спать, перед его глазами прело от стационарного медигана вскрытое туловище, от монотонного рукоделия глаза чесались одинаково с очками и без, руки немели, тягучий и отупляющий смог обуревал его разум (именно так и загнул бы он Деллу наутро, если бы запомнил весь сочившийся из его утомлённого мозга бред), - а в шкафу… В шкафу непонятно чего ожидали "три кило кокаина". Людвиг сыронизировал однажды и заказал его с базы красных в качестве платы за ночную переработку, а ему возьми и поднеси на следующий день два украденных у Шпиона RED пакета с мутно-серым и как бы липким порошком. И Людвиг сохранил в памяти, умственной и мышечной, как он чуть не дыхнул на снежный архипелаг, выровненный бритвой на крышке контейнера, в трепетном ожидании сногсшибательного выброса дофамина. Как застонала его спина в момент приёма стимулятора, как в носу засвербело и порошок, кажется, долетел до горла, - как лицо разорвала хищническая улыбка и наружу вырвался писк эйфории, силой сдержанный из почтения к спящим товарищам. Да что они значили теперь!.. Операция кончилась через пятнадцать минут работы, весёлой и с напеванием всего подряд, и дальше Людвиг метался по комнате, зажимая в себе крики неизбывной радости и страха перед муками трезвости. Он вытирал одну и ту же ниточку крови у губ, складировал салфетки, чтобы днём ему в упрёк голуби окопались в этой кучке, - и готов был потягаться с самим Уберменшем, выйти с ним на ближний бой, заиметь повод надорвать глотку хотя бы ввиду внешнего усилия. Он усердно прятал своё искусственное счастье от мертвенной пустоты и отскакивал от стульев, на которых пытался усидеть, обожжённый иллюзорным, коптящим ему сердце внутренним огнём… чепуха лезла в голову и соскальзывала с языка; будь пациент в сознании, разочаровался бы и в последнем медике на две базы. Людвиг носился, искал, куда приспособить себя до утра, с перерывами на истерические душащие хихиканья проклинал замершее время, разбирал и разламывал часы в стремлении починить его, терял болтики и пружины. Навёл в документах и инструментах такой порядок, чтобы в будущем не сумел ничего найти… А следующие два дня достойны упоминания лишь как иллюстрация ужасной расплаты за опрометчивость; лёжа на диване в гостиной рядом с близкими, ненавидя солнечный свет, загробным голосом бормоча в ответ на переживания, он не ругал себя за потворство соблазну. Дело было завершено, пациент ожил и на своих двоих вернулся в RED к началу раунда, не догадавшись, что Людвиг не с недосыпа трясся и разрывал ногтями кожу на кистях. ..Людвигу и сейчас не спалось; хотелось курить при полнейшем воздержании до этого, недоступности табака и стеснения перед чувствительным птичьим обонянием – и он отвлёкся на сухари в дальнем ящике, покрошил немного друзьям в кормушку, посовестился, что не поделился ими с гостями. -- Он гордился тем, что не разделил участь Шпиона в свой первый раз, всё рассчитал в аптекарской точности. Для Шпиона же существовало два нестрогих круга мишени с тончайшим рубежом между ними, дозой, швыряющей в подлинное упоение: "недо" и "пере", и у вершины того самого "пере", во мгле и возникал перепуганный Людвиг. Мсьё Дюпон действовал практически наобум, полагался на везение, ведь КРС не дураки и вызовут Людвига, и он откачает и выдернет из тумана любой плотности, а не вызовут – и то не проблема, Шпиону будет безразлична его смерть в приютном забытьи, он был уверен. Сын терпеть его не мог, и он благородным жестом держался в заточении, всегда любезном и тактичном обществе самого себя, и он перестал видеть причины для прогулок по базе кроме отправления нужд и пополнения запасов, в том числе дровяных для камина. Окутанный лёгким ароматом дыма, созерцая белые виляющие столбики над трубкой, он философствовал, не вырываясь из многолетней стагнации. Крепкий алкоголь и опиум, не идущие вместе, но по отдельности провожающие Шпиона в разные состояния, помогая то уснуть, то поразмыслить с полузакрытыми веками и заброшенными на подлокотник кресла обутыми ногами, - то шагнуть в иную реальность. Шпион охотно доверялся порывам мутного рассудка, картинам, который он рисовал в дымке опиума, пламени в недрах камина, тенях, болтавшихся на высоком потолке, шторах и серванте. Смотрел их как статичные сцены в фильме, исключительно по своей воле и когда прилагал для этого некоторое усилие, - и оттого считал неверие им напрасной тратой бесконечного времени и конечных запасов. Крутил руками перед собой, и ладони распускались дивными тёмно-бордовыми цветами, пестрели матовыми бликами от огня и словно вращали пышными лепестками на ветру, созревшие из столь же гибких и неустойчивых стволов под условным названием "рукава пиджака", заимствованным из пренебрегаемого сущего мира. И в те мгновения, прожитые в фантазиях, ослабленный Шпион находил силы для удовольствия - невесомого, едва ощутимого, но опустошающего на уровне буйной и громкой экзальтации. И сквозь мечту о вымышленных цветах, мерцающих на солнце одуванчиках, переливающихся тёплых воздушных потоках и отнюдь не тесном и подобном гробу обиталище Шпион услышал… не стук, а приветливый звон колокольчика, встал и, качаясь от истощения, подпрыгивая по мере сил, проплёлся к двери. За дверью его ждали давние знакомые, исполненные дружелюбия и всепрощающей доброты, желающие спустя годы вернуть его в свой узкий круг, овеять утешением его одиночества и плена на чужбине. Шпион со слезами на редких ресницах, с трудом, не омрачившим предвкушения скорой встречи, отпер замок, - и увидел сокомандников, и обрадовался им не меньше. Они ахнули от восторга, опутали его руками в знак примирения, и Шпион обнажил сгнившие зубы в искренней детской улыбке во весь рот, распростёр объятия; его игриво погладили и потрепали за пожирневшую стрижку, чмокнули в шею, и Шпион запрокинул голову в смехе, спиравшем дыхание… -Чего он ржёт? – Солдат сжимал руку на его горле всё неувереннее, с сомнением глядя на ответную незлобивость, но не от пощады, а от одолевающей вялости. Фёдор мягко оттолкнул его от Шпиона, и жертва поникла. "Сейчас упадёт и будет кувыркаться на зелёной лужайке с пчёлками… И тёлочками", - добавил Демо у себя в голове и прыснул тоже, спохватился как двукратный лидер-самовыдвиженец: -Так-так-так-так! Легче! Давай просто снимем Очки и ф-фсё! Давай… снимай. -Всё. Сам снимай, он не дышит больше, походу. "Так его!" - Дональд выбросил кулак. -Идиот!! -Он сопротивлялся. -Да где?.. Уф, - подрывник устал гневаться и оперся на стену, череп снова прострелила трезвая боль. – Вот на кой хер те...? Где он сопротивлялся? Дура-а-ак. -А почему ты Очки не снимал? А ты, Фёдор, и все вы? И что теперь? "Людвигу понесём", - произнёс пулемётчик, присел и провёл по шее Спая без малейшего понятия, где ему прослушивать пульс. -Он не заслужил! – кипятился скаут. – Бросим подальше, где его вонь до нас не долетит, и забудем. А, - он переключился на шёпот: - Уберменшу для опытов сдадим. -Нельзя же так, - поднял глаза Фёдор. -Вечно ты всех жалеешь! Он тебя не воспитывал!.. Хотя и меня тоже, но всё равно! Сдох как собака и туда ему дорога. -Никого мы никуда не сдадим, - Демо скалился на шум и растирал висок. – Мы отнесём его вместе с Очками, хорошо? Хорошо. – Его успели перебить на последнем звуке: -Как Людвиг сказал, голова ему не нужна? -Пусть берёт, подарок от нашего дружного коллектива. - Оторвал пальцы от головы и пожалел. – Не, народ, мы его кончили, натурально, - Он сел в уповании на то, что кровь с остатками спирта подскочит до лба и освежит его, и прогадал, и нахмуренно процедил: - Не, шансов нет. У нас труп. -Прекрати уже размазывать! Умер и умер, и нехуй тут больше ныть, - скаут занёс ногу и ненароком пнул предплечье солдата, который снимал Очки с его глаз. – Твою ж, он и слёзы давить умеет. Ублюдок! -Не ори, успокойся. Вот, гля, Поджига приманил. Он договорил, беззвучно шевеля ртом, и даже беготня его взора в поисках Уберменша запустила молнию по измученным нервам. Поджигатель красных стоял на повороте к лестнице и издавал какие-то звуки ("Плохая примета…"), и ему никто не отвечал, боясь огрести за приставание к бесценному подручному. Его старательно не замечали и оттого упустили момент, когда в их отрезке коридора засветился белый халат, полы которого от стремительного шага отбрасывало далеко за бёдра. Солдат отнялся от слипшейся застёжки Очков на затылке, попробовал сорвать их, но только уши Шпиона хрустнули неприятно для всех, а эти "все" уже слиняли за угол и заволновались о мистере Доу. Фёдор дёрнул его за рукав, он уловил намёк и отбежал вслед – с пустыми руками. -Сбагрили, мать его, - сказал Дональд по-прежнему недовольно. -Зато честь окажут самое по нему, этого ты хотел?.. – поддержал беседу Демо. "А у них в кабинете случайно нет спирта?.." -Отдайте очочки… - Солдат высунулся и приподнял каску; Уберменш уносил на плечах Шпиона вместе с реликвией, что держалась на одном ухе, но, увы, не падала. -Как ты его завалил вообще, - Де Грут перестал открывать глаз совсем. - Одного ветром шатает и второго. Вишь, как бывает… А-а-а-а-а-а-а… - Он взвыл и вцепился в распущенные дреды под Шапокляком, но не перетянул нудь на них. -Может, обезбол достать? -Печень накроется. -А ты водой не запивай. -Отвяжись. Тебе б мою печень, я б посмотрел. -- Заказы для Людвига они решили, всё-таки, выбрать, столпились для этого в спальне у Демо, разбитого внушительной пародией на паралич. Каждый, от скаута до пулемётчика, берёг в душе скудную надежду, вставлял слово в переговоры и ни разу не воспроизводил в гудевшей голове чёткий образ желаемого – не дразнил себя и остальных. -Нужны консервы. -Зачем? – сказал Фёдор. – Вы же собираетесь их съесть за эту неделю, незачем им долго не портиться. -Потому что, наверное, я их хочу, изголодался по ним?! Не беси меня. -Ради бога, но когда Ман-Ди вернётся, - пробормотал мистер Доу, - мы должны притвориться, что не попрошайничали у синих. -Не тупи, мы и заказываем из того, чем Ман-Ди планировал нас покормить. Просто выкидываем лишнее, чтобы Людвигу не прилетело. -Ему от Джейна всегда прилетит. Быстрее, чёртовы свиньи, у нас времени до вечера пятницы. – Его выражение лица скисло в ту же секунду: пятница уже сегодня, и уже сегодня он на Паверхаусе перетаскивал чемоданы за семерых наперегонки с турельными ракетами, чтобы пораньше освободить обе команды… -Без Очков у нас времени пруд пруди. До среды. -Составим заказ, а там как бог пошлёт, может, до Уберменша сходим и их заберём. Ухватим пару окорочков… -И спирт. – Демо изображал спящего, чтобы не уничтожить себя тошнотой и ломотой во всем теле, но слушал всё до конца. -Да. Но пока заказываем! – И Дональд уставал кричать и угасал время от времени. -Хочу помидоров, умираю. Оставим помидоров, и Фёдору они нравятся, вдвоём живо управимся. -Тебе нужно прям живо, ничего не растягивать? И вообще! Долго про помидоры будем разглагольствовать, только и трёпу, что про помидоры! – Демо единственный похихикал над его словами. – Мне хватит чипсов и той пачки химозного какао, лучше себе на ролики сэкономлю. -Тебе?! Не хочешь, чтобы мы тоже поели, матушка не учила делиться? -Я вам отсыплю, так и быть. -Понимаете, нет… - Он приоткрыл глаз, высунул лицо из подушки, – сейчас мы всяким мусором червяка-то заморим, а потом захотим чего-нибудь существенного. Понимаете? – Он вздохнул как на смертном одре, капитан, несменяемый до полуночи. -У нас на этот случай каша есть. -Существенная на первые полтора часа, а дальше мне плечи отгрызёшь. Не думаю, котлеточка моя смачная, что ты с ней продержишься на ногах. – Ему в ответ заулыбались, чувствуя приливающую с аппетитом ненависть. -Нет, правда, свинина, да с печёной картошкой… -И как в теории Людвиг может приготовить её в кабинете? – образумил команду Фёдор. – Он же как будто себе берёт. -А хрен его знает. Всё одно схлопочет, чего нам тогда прибедняться. А то погибайте, пятеро здоровых мужиков, без свинины. -Уже четверо, скаут. "Четверо…" - повторил он в угрюмой задумчивости; их число действительно убывает, и от этого становилось не по себе. До Дональда, как сам он осознал, с трудом доходило, что отца реально теперь нет, он одинок и предоставлен самому себе до приезда Ман-Ди. Никто по-настоящему не властен над ним – но можно поспорить о недееспособном Демо, который нынче не рад своим обязанностям… -И что, - пролепетал солдат, - никакой нам человеческой еды? -Тебе реально Людвига жалко? – поднял нос скаут, приободрившийся и задумавший авантюру, и попытался не указывать им на изголовье кровати и Шапокляк на её ножке. -Он слишком много сделал для нас, чтобы мы однажды так подставили его. -Веселее, Фёдор, сейчас мы удалим из списка фрукты-овощи-витамины, припишем фастфудную гадость на пятнадцать позиций, чтобы правдоподобно, и… -И пусть пылится без залога. -Мы сходим к Уберменшу и стребуем Очки, да ведь, сходим? -Принесите мне спирта оттуда, не забудьте… "Оттуда когда-нибудь не вернётся человек". Фёдор и Дональд оставили Демо в тишине, но она не воцарилась на полную катушку, потому что мистер Доу продолжал в сострадании сидеть на корточках у подушки Демо, что начинал поскрипывать в, как он полагал с зажмуренным глазом, пустой комнате, и осторожно дышать в его пылающее лицо. -Слушай… -А?! – и он заныл от напряжения нескольких мышц сразу. – Ты чего не уходишь? -Может, помочь? -Чем?.. Добудьте у медиков антисептик на спирту и я вам ноги за это расцелую, пожалуйста. -Ноги-то зачем целовать, мы и просто так… -Потому что управлять не смеете? – Он уныло приулыбнулся, пошуршал щетиной по наволочке. – Это да. Да… Занавесь окно и уходи. Можешь шляпу взять и посветить перед садистом. – И прошептал ему в спину: - Всё-таки ты мой лучший друг из всех. Солдат то ли всхрапнул, готовый чихнуть от солнца, то ли всхлипнул, растроганный, и поспешил замять звук: -А когда всё разрулится и мы спасём положение, то сходим по бабам? -Куда? -В город… по бабам, ну? А то погрязли в этом непотребстве, мне как-то неудобно. -Перед Богом или мной? -И так и так. -Чёрт, а я уже начинал верить, что после моего крепкого чёрного кулака тебе никакие бабы не дались, какой в них прок. - Он отдышался. – Мне ты не доставляешь проблем, просто знай. Дрочим мы другу другу и дрочим, не на людях же. И вообще здорово, что… Ай, ладно. Да, после всего – и в сауну, к девкам молодым прошвырнуться, почему бы и нет. -Да, обязательно сходим! – И неожиданно выскочил, наклоняя шлем до кончика носа. "Придурок, - осклабился Демо. – Дражайший придурок". -- "Посольство" скопилось у медкабинета КРС; там шёл безмятежный и неразборчивый разговор, и мистер Доу в Шапокляке топтался, заносил руку над дверью для предупредительного стука и отдёргивал. -Почему я? -Потому что не я, - грубил ему скаут, зарясь на потрёпанный цилиндр с воланчиком, пришитым лично Ман-Ди. -Ты не болтливый, не болеешь… и не русский, - так объяснил Фёдор. "Ну же. Мы болеем за тебя, вперёд, а потом зароем со всеми почестями"; солдат был близок скорее ко второму удушению на дню, чем к страшному визиту. Постучал как к Ман-Ди, согнулся от того, что внутри всё съёжилось и замёрзло, обернулся за поддержкой Фёдора, - ан они снова отошли и помахали ему руками за два-три метра. "Не робей и не заикайся". Подставной лидер врос в деревянный пол, у него отнялся язык, когда Поджиг приотворил щель и запах мяса, подтухшего и жареного, подстегнул его раздражённый нюх. Он убил пять секунд на слабоумное лопотание, не собрал мысли в кучу, забыл напрочь, что ему здесь требовалось, а когда вспомнил, то выдал отрывисто, громко и с недипломатичным перебиранием пальцем у груди. Назвал Очки прямым текстом, прибавил "пожалуйста", - и зауважал себя за то, что оступился, но не сел в лужу окончательно. «Komm her!» - раздалось в логове каннибала, и Поджиг уступил дорогу, и мистер Доу окунулся в их облако ароматов, подбирая следующие реплики. Свидетели обсудили, что же именно готовят в своей берлоге два отщепенца и из кого, как происходит добыча продуктов – основных и побочных вроде соли и специй, как организован их совместный быт в принципе… и дождались делегата наконец, живого и невредимого, но ещё выдыхавшего для сброса тревоги. Он вынес в обеих руках ворох предметов, не завёрнутых в пакет либо бумагу, среди которых явно не блестело пироочков. -Спирт? есть. – "Две бутылки". – Молодца, а это что? -Мясо! -Твою ж ёбаную мать!! -Выкини это. -Нет, Фёдор. Нет! – Мистер Доу спрятал трофеи от их глаз. – Я хотел, я получил, моё! Я сам буду это есть. Скаут выстоял ещё чуть-чуть и бросился наутёк, скрючившись; влетел в чьё-то постороннее тело, плотное, с металлическими рёбрами, и взвыл от ушибленного о них темени, побежал дальше не разбирая дороги. Инженер ухнул от удара прямо в свежезатянутый шов и, держась за живот, кашлянул для отвлечения внимания на себя: -Парни… -И что ты там видел? Как мсьё Дюпон? – спросили у мистера Доу. Тот, ядовито глядя на Фёдора, пробурчал: -Шпион валяется у него на кушетке, весь в кровище, а Джека я не встретил. -Не в углу даже? -Говорено ж тебе, не-встре-тил. -Парни, что стряслось? Солдату не пришлось поворачиваться на него, однако призрак на Шапокляке тряхнуло вместе с крышкой, он взлетел и, дико мотаясь на все стороны, позабавил инженера. -Что, как, когда ты...?! -Наверное, перед вами, - он подошёл. – Зачем вам Уберменш? -Не здесь это объяснять. -Давайте в кухню, если вы никуда не торопит… -Нечего нам делать на кухне, я имею в виду, всем нам, вы мой паёк трогать не хотите, так мне же больше достанется! – Мистер Доу прошмыгнул на цыпочках мимо Джека, ворча на них – и переваривая то, что сказал ему Уберменш. -Я только оттуда. Холодильник у нас такой голый, аж сердце болит. Или это у меня просто так, хе-хе, надо прочистить, - он в небольшом ознобе кутался в жилетку без пуговиц или молнии. -Так сложилось из-за оплошности, и одна из контрольных точек для решения проблемы – это просьба у… кх, доктора отдать нам одну вещь. -А если говорить о настоящем моменте, то я хочу спросить: я только после операции и я помню, что в кладовой лежала овсянка, бесконечными тоннами. - Глаза Фёдора загорелись, он едва дождался конца вопроса, чтобы не перебить. – Ещё можно ей поживиться, мыши не доели? -Нет, конечно, её никто не ест! Пойдём, я сварю тебе! - и заключил про себя: "Нас пятеро!"