С днем рождения. И с годовщиной.

Они снова приняли душ и снова занялись сексом, но уже без суеты первоначального возбуждения, но не менее впечатляющим для Чонгука. Они меняли позы, искали углы, целовались и негласно окунулись в игру «кто кого лучше удовлетворит», убедившись, что их пассии знатно проебались. Отбили друг другу пятюню, на миг почувствовав себя жалкими, но, сгорая в очередных ласках, благодарили небеса за эту ночь. После третьего за вечер душа, Тэхен, лежа на груди Чонгука, небрежно, но нежно мазнул пальцами по чужому лицу, задев зацелованные губы: — Тебе неинтересно, где Бомгю? — В смысле? — выплывает из разнеженного состояния Чонгук. — Ну не стоит же он все еще возле универа. Наверное, боится прийти… — А разве он не с Ю? — Вряд ли… Он сейчас будет стараться меня вернуть, а твой Бомгю, когда увидит истинное отношение Ю к себе, приползет к тебе. Это вопрос времени. Кратчайшего. Может, он уже стоит у двери и не решается открыть ее своими ключами. — Почему ты так считаешь? — Ю очень жесток к тем, кто ему не нужен. Поверь, я знаю, о чем говорю, в нашей истории было и такое. Думаю, Бомгю уже выслушал тираду оскорблений в свой адрес и уже ненавидит себя за то, что изменял такому прекрасному мужчине, как ты, — с мягкой улыбкой проговаривает Тэхен. — Я не думаю, что смогу простить его… — хмурится Чонгук. — И не смей! — чуть повышает голос, вздернув брови, — Даже если первое время он будет покладистым, то потом все равно это все приведет к новой его измене. Или твоей… Предательство сложно отпустить и любить также сильно невозможно после такого. — А почему ты простил Ю? — Я ему поверил… Хотел верить, если точнее говорить. Он смог убедить меня, что это был первый и последний раз, и я предел его мечтаний. Так глупо… — усмехается болезненно, разглядывая пальцы, гуляющие по красивому торсу. — Любить не глупо, Тэхен. — Глупо предавать, правда? — Тэхен переводит взгляд на Чонгука, и тот запускает широкую пятерню в шоколадную шевелюру, — я был уверен, что такой взрослый и серьезный мужчина умеет расставлять приоритеты и, уж тем более, держать член в штанах. — Кстати, а как так получилось, что у тебя такой взрослый мужчина? — Хочешь узнать, как я познакомился с Ю? — ухмыляется Тэхен и, получив утвердительный кивок, продолжает, — хорошо. Это красивая история, надеюсь продать ее какой-нибудь дораме и разбогатеть, честное слово. Знаешь, я обожаю современное искусство и не пропустил ни одной выставки с тех пор, как перебрался в Сеул, посетил все галереи и даже приобрел несколько картин малоизвестных, но талантливых художников. Ю тоже любит это все. Но с его возможностями он смог позволить себе открыть свою собственную галерею. Тогда была закрытая вечеринка, типа неофициальное открытие — только для своих. Он стоял и курил на улице, а я шел мимо и мне стало интересно, что там происходит. Вывески «Галерея» мне хватило, чтобы забыть про все нормы приличия, и я просто нагло стал протискиваться. Конечно, меня развернули, на что Ю подошел и предложил провести. Представляешь мое удивление, когда я узнал, что он хозяин этой галереи? Мне было двадцать один, я был совсем мальчишкой, и конечно, все это мне вскружило голову и долго меня соблазнять не пришлось, — Тэхен тушуется стыдливо, — если говорить грубо, то я купился на роскошь, на привилегии. Он позволил мне стать причастным к чему-то элитному, недоступному, открыл двери в ту жизнь, о которой мечтают все… Сначала я полюбил эту жизнь, а потом полюбил и самого Ю. В нем много хороших качеств, и он правда может быть внимательным и обходительным мужчиной…только тогда, когда это нужно ему. Я очень страдал, когда попал в немилость. Это случилось примерно через год. Но ему хватило недели осознать, что без меня его жизнь уже неполноценна, и он очень красиво вымаливал прощение. С цветами, подарками, раскаянием. После этого два года отношения были прекрасными. Я познакомил его с родителями, он очень помогал нашей семье, но сейчас он всем этим давит на меня каждый раз, когда мы выясняем отношения. В общем, красиво все было настолько, насколько сейчас невыносимо. С каждым разом его приемчики становятся все грязнее и грязнее. — Н-да, и правда красиво… У меня более прозаичная история. Бомгю — младший брат моего друга. Мы учились вместе на последнем курсе, а Бомгю на первом. В декабре там что-то случилось в общаге с отоплением, и братики попросились ко мне пожить. Только Бомгю так и не съехал, — Чонгук улыбается воспоминаниям. — Чувства вспыхнули быстро, он был таким доверчивым, тянулся ко мне. Да, наверное, его безоговорочное доверие ко мне и подкупило. — Ты наверняка был его первым? — любопытствует Тэхен. — Да. — Понятно. Стало быть, потянуло на эксперименты, — хмыкает Тэхен, — Бомгю снова изменит, просто будет более осторожным, поэтому заканчивай это все прямо сейчас. — Да, так и сделаю, — Чонгук любовно очерчивает чужие ребра и смотрит в потолок. Так банально лишившись последней соломинки, что удерживала его на плаву, он почему-то не испытывал безысходности и раздирающего грудную клетку горя. Напротив, после предательства захотелось перекроить всю свою жизнь, перезагрузить ее, раз уж по всем пунктам случился полнейший провал. Он чувствовал решимость и готовность к переменам. К каким именно — подумать надо будет более обстоятельно. Тэхен, очухавшись от залипания на чужое лицо, неуверенно мямлит: — Я, пожалуй, поеду. — Останься… Пожалуйста. Я… Не хочу оставаться один. Сейчас. Сегодня… — Хорошо, Чонгук, — закусывает губу Тэхен и игриво спрашивает, — можно странную просьбу? — Насколько странную? — Мог бы ты меня обнимать? Я так быстрее усну, — обезоруживающая улыбка озаряет красиво лицо. — А усну ли я, обнимая такое? — усмехнувшись, указывает ладонями на всего Тэхена. — Будь добр… — тепло, как-то по-дружески улыбается гость. — Хорошо, иди сюда, — Чонгук раскрывает объятия, и Тэхен проскальзывает, прижимаясь спиной к груди. — Проложи простыню между нами, чтобы не вспотеть. — Хорошо, — Чонгук выполняет просьбу и плотнее прижимает к себе Тэхена. Сквозь запах геля все еще чувствуется аромат его мандаринового парфюма.

***

Чонгука будит нерешительное ковыряние в замке входной двери. В голове вихрем проносится мысль, что его ночной гость тихо сваливает, и он резко поднимается на постели. Окинув комнату быстрым взглядом, он не обнаруживает ни Тэхена, ни следов его пребывания, чему, собственно, не удивляется. Из открытой спальни видна входная дверь, которая медленно открывается, являя взору Чонгука его блудного мальчика. Он виновато бегает глазами вокруг мужчины, то и дело спотыкаясь о его нечитаемый взгляд. Видно, что ночь у него была тяжелой и вряд ли он вообще спал. Бомгю тихо прикрывает дверь и мнется на входе. — Заходи, — бесцветно бросает Чонгук, встает с кровати, чтобы принять душ. Заметив круглые удивленные глаза парня, выдает с претензией, — что, не видел меня голым? — Ты… Побрился… Там? Для меня? — Нет. Я в душ. Сильно не располагайся, ты ненадолго, — холодно цедит Чонгук, уверено вышагивая в сторону ванной. — Чонгук… — несмело и тихо зовет Бомгю. — Мы поговорим после душа! Чонгук выходит в серых домашних штанах и белой майке. Он застает Бомгю сидящим на кровати в домашней одежде. Парень подогнул ножки лотосом и склонил голову в ожидании, а как только услышал скрип двери, сразу поднял заплаканное раскаивающееся лицо. Надо же, второй мужчина за сутки плачет в его квартире. — Я же сказал не располагаться, — не скрывает раздражения. — Чонгук, выслушай, прошу, — заламывает брови мальчик. Чонгук поджимает губы, кивает и зовет за собой на кухню, небрежно махнув пальцем. — Ты голоден? — монотонно спрашивает Чонгук. — Что? — Ты. Голоден? Завтракать будешь? — Д-да… — неуверенно бубнит Бомгю. — Яичный бутерброд? — не меняя холодной интонации, уточняет Чонгук. — Да, я его обожаю, — тихо, почти мечтательно произносит Бомгю, а Чонгук замирает. Его всего спазмирует от такой наглости. От наглости? Тупости? Наивности? У них что, доброжелательная беседа? Нет. Они друзья? Нет. Любовники? Больше нет. Вчера он любовался своим мальчиком и был счастлив, сегодня же любимое лицо жжет сетчатку, хочется отвернуться, закрыть глаза, и чтобы не было этого скорбного молящего выражения. Знал же, что для Чонгука был дорог, знал, какие жертвы пали к ногам их отношений. Знал, но предал, изменил. На что повелся? Чего хочет от него теперь? — Чего тебе не хватало, Бомгю? М? Я плохо заботился о тебе? Плохо любил? Плохо кормил? Давал недостаточно денег? Плохо трахал? — Н-нет, Гуки… — Чего. Блять. Тебе. Не. Хватало?! — каждое слово он звонко вколачивает ладонью о стол. — Я н-не знаю. Успокойся, пожалуйста, мне и так страшно, — тихо выдавливает Бомгю. — Извини, — сухо произносит Чонгук. Он знает, что мальчик очень ранимый. Не терпит, когда повышают на него голос, не любит резких громких звуков в принципе. Не сдержался. А если верить Тэхену, то вероятно, он и от Ю уже наслушался грубостей. Хоть и до одури хочется встряхнуть мелкого за грудки, наорать, выплеснуть боль и злость, но и не хочется показывать, насколько глубоко ранил. Истерить — это что-то на женском, Чонгук примет это событие по-мужски, без лишних эмоций. Даст объясниться и благословит на жизнь без него, — говори. Бомгю ищет начало предложения на полу и на потолке, за окном и на кухонном столе, находит у себя в ногах и с опущенной головой начинает говорить: — Мы познакомились полтора месяца назад, он приезжает иногда за господином Кимом. Это преподаватель в универе. «Ким, значит», мотает на ус про себя Чонгук, «Ким Тэхен». — Я вернулся в аудиторию за кофтой, а там был он, ждал сонсенима. Мы перекинулись парой фраз из вежливости, и я ушел. Потом я стал видеть его в универе чаще. А потом он начал мне писать в соцсетях. — Мне неинтересна история знакомства, чем он тебя купил? Почему ты вообще домогался его? — Я? Домогался? Это все он! «Ты такой взрослый и рассудительный для своих лет», «Ты мудр не по годам», «С виду мальчик, а внутри мужчина» — изображает, кривляясь, Бомгю, — и да, я повелся. Повелся на красивые слова от взрослого состоятельного мужчины, который не относится ко мне, как к домашнему питомцу. — Что? — Чонгук выпадает в осадок, — и давно ты чувствуешь себя моим питомцем? — Давно… — куда-то в пол бурчит Бомгю. — Ну, видимо, ты и правда не особо умнее домашних животных, раз ни разу не удосужился сесть и обсудить то, что тебя волнует, со своим парнем, — почти рычит, еле сдерживаясь. — Я не знал как, понятно? Как я скажу, что меня бесит эта твоя гиперопека, и что ты душишь меня собой? Носишься со мной, как с недееспособным. — Ртом! — все же гаркает Чонгук. — Так бы и сказал. Мы бы или решили вопрос, или бы ты собрал вещи и ушел, а не трахался за моей спиной с мужиком, который в отцы тебе годится. — Он выглядит моложе своих лет… — Ну, так иди к нему! Он свободен. Ты же ради него целый месяц от меня шифровался. Верность ему хранил? — зло ухмыляется Чонгук. — Я долбоеб, Чонгук. Признаю, — отчаянно выдохнув, скулит Бомгю. — Я запутался. Ты прав во всем. Я полностью осознаю и принимаю свою вину, потому что понял, что люблю только тебя и хочу быть только с тобой… — мальчик говорит тихо, чтобы не разреветься, но взглядом он кричит и молит. — Не знаю, нужно ли тебе это, но я готов проползти на коленях весь путь искупления, который ты мне приготовишь. И если ты сможешь простить меня и принять, я буду самым счастливым в этом мире. — Какие зрелые фразы знает мой маленький мальчик, — язвит Чонгук, — у взрослого дяди подглядел? На простынях написано было? — не дав вставить слово, продолжает и выдает жестокий вердикт, — Я не прощу тебя. Не смогу. Мы же оба прекрасно понимаем, что, если бы вчера Тэхен не появился у меня на пороге и не рассказал все, ты бы спокойно приехал от него отмечать нашу годовщину. Я прав? Мальчик теребит свои носки аккуратными пальчиками, глаза все же наполняются слезами от слов любимого мужчины, от яда, что сочится из брошенных ему фраз, от правды, ужасной правды, которую произнесли вслух: да, он бы приехал отмечать годовщину после секса с другим мужчиной. Родные стены выдавливают мальчика из этой квартиры, больше ему здесь не место. То, что начиналось как легкое приключение и флирт, зачеркнуло целую эпоху его жизни. Бомгю понимает, что ему придется собирать свои вещи, но он не будет торопиться, вдруг все же Чонгук успокоится, одумается, обнимет его со спины и в самое ухо прошепчет, что готов дать второй шанс, и уж он точно его ни в жизнь не просрет. — Подожди, ты сказал, здесь был господин Ким? — Был, — отвечает Чонгук, уходя на кухню. В таком настроении он приготовит что-то ужасное наверняка. — И у нас был секс. — Ты врешь, — неверяще усмехается парень, соскакивает с кровати и следует за Чонгуком, — Ты и сонсен-ним? Бред же… — но ни один мускул на чужом лице не дрогнул, тот лишь повернулся к нему и немного откинул голову, чтобы продемонстрировать небольшой засос на шее. Мальчик прижимает подбородок к шее и замирает, побито уставившись на Чонгука, — Ты тоже изменил мне? — голос Бомгю дрожит, слеза мажет серебряную дорожку на лице. — Нет, ты изменил мне, — Чонгук тычет указательным пальцем в бывшего возлюбленного, отсекает любую возможность обвинить его в той прекрасной ночи. — Наши отношения закончились, когда ты спустил штаны перед Ю. Поэтому этой ночью сексом занимались два свободных человека. Не смей, даже не пытайся меня упрекнуть. — Я тебя понял, Гуки, — Бомгю, рыдая, судорожно срывает с себя домашнюю одежду, разбрасывая ее в неизвестных направлениях, и натягивает ту, в которой пришел. — Я вернусь за вещами, когда тебя не будет. — Парень не завязывает шнурки, не застегивает куртку и вылетает из квартиры. У Чонгука сердце трижды поменяло местоположение. Пока он наблюдал за дерганым мальчиком, его швыряло в мыслях от «свали же ты, наконец» до «еще немного, и я сломаюсь», от «катись, шлюха» до «шапку-то надень и застегнись». Но хлопок двери прозвучал, и Чонгук устало выдохнул. С новым годом, блин.

***

Новый год Чонгук встретил один перед телевизором с бокалом вина. Очередное осознание одиночества и тщетности бытия накрыло именно тогда, когда он понял, что эта ночь должна была быть совсем иной. Чонгук должен был слышать звон бокалов, смех, шутки идиотские от друзей Бомгю. Но так, в одиночестве, кстати, тоже неплохо, мелькнула и такая мысль. Ведь компания его парня ему казалась незрелой и слишком шумной, но Бомгю был очень общительным, и у него было много друзей и знакомых. Радовало, что тому есть куда пойти, он наверняка сейчас в кругу своих недоразвитых изливает на него все грязи мира. Особой назойливой болью в голове пульсировали маячки, которые напоминали, где Чонгук спрятал подарки для Бомгю. Серьги, гвоздики с сапфирами в виде капелек, на которые он все время тыкал своим маленьким пальчиком, когда они проходили мимо магазина этой марки. Проверял, на месте ли они, и так расстроился, когда не обнаружил их на прилавке. Вчера ночью Бомгю узнал бы, что это Чонгук купил их для своего мальчика. А сегодня получил бы беспроводные наушники, которые есть у всех модных блоггеров. Серьги он сдаст, а вот наушники оставит себе. Всю новогоднюю ночь Чонгук накидывал себе плейлист в телефоне, который не обновлялся неизвестно сколько. Он же так любит музыку, а ни одной новинки за последний год не добавил. Чонгук дал себе новогоднее обещание — больше гулять, а музыка будет отличным спутником. А завтра снова нужно нырять в мир нелюбимого всего. Этот груз надавил больно, дошло только сейчас, что не осталось ничего, что бы давало ему сил преодолевать эту неприязнь к собственной жизни. Хотя еще несколько часов назад он был готов перекраивать свою жизнь, как сумасшедший портной, сейчас его накрыло безысходностью и апатией. Рефлексия рвала на части, лопались лейкоциты от напряженных дум о том, как ему существовать дальше. Но проблема в том, что существовать не хотелось, хотелось жить. Тоска по мальчику тоже начала подкрадываться, и уже не казался таким уж страшным его проступок. Ну повелся на богатого мужика, захотелось приключений на молодую жопку, а получил от него ментальных пиздюлей. Зато сейчас наверняка будет во всю силу ценить такого прекрасного Чонгука. Эти мысли к концу недели стали всплывать все чаще, как и незнакомые карточки, которые находились то под ковриком, то под обувной полкой. Какой-то фантик от конфетки нашелся в одном из кроссовок, а под пассажирским креслом в машине нашлась скидочная карта в спортивный магазин и рекламка какой-то кафешки. Маленькие приветики от ночного гостя мистическим образом являлись именно тогда, когда Чонгук был максимально близок к тому, чтобы набрать номер своего бывшего, и как будто бархатным голосом своего хозяина говорили о том, что это очень плохая идея. Бессмысленно отрицать, что мысли о Тэхене мелькали так же часто, как и о Бомгю. Но то были мысли другого характера. Если о мальчике он вспоминал с болью, обидой, тоской и с грустной безысходностью, то мысли о Тэхене имели более приятный спектр эмоций: и адреналин от их секса, и тепло от их утренних разговорчиков, светлая грусть от того, что тот растворился, как будто и не было ничего, и небольшое сожаление от того, что они не обменялись никакими контактами. Чонгук с таким вихрем мыслей ни на чем не мог сосредоточиться, мучился от головных болей и, кажется, даже чувствовал себя больным. Он попросил пару дней отгула на работе по семейным обстоятельствам, и ему пошли на встречу. Первые два дня Чонгук провалялся в кровати, позволяя навязчивым мыслям проникнуть глубже, разрешил им пройти сквозь себя, чтобы они нарезвились как следует оставили его как можно скорее, но желание позвонить Бомгю и еще раз поговорить стало непреодолимым. На третий день Чонгук решил, что ему нужно выговориться, нужно обсудить, нужно получить леща за подобные мысли, но единственный человек, с которым он мог поговорить на эту тему, казался выдумкой раненого разума. Все, что он знал о нем, это имя и университет, где тот работает преподавателем… Преподавателем чего? Они ведь столько общались той ночью, почему он не спросил о таких простых вещах? Зато он знает, где Тэхен делает себе лазерную эпиляцию. И тогда Чонгук не пошутил о своих намерениях стать гладким, он на следующий же день позвонил в ближайший из двух к нему салонов и записался на ближайший сеанс. Его предупредили, что нужно полностью побрить участки тела, на которых будет работать лазер, и он невольно перенесся в ночь на 31 декабря, когда Тэхен ювелирно обрил его промежность, а ноги сказал побрить самому перед сеансом. Капец, он позволил орудовать бритвой около своего члена незнакомому пьяному человеку. Сейчас смешно, тогда интимно и сексуально, а подумать только — безрассудство! Как и вся та ночь. Не думать про это он тоже не мог, но сейчас ноги несли его к университету не для того, чтобы повторить любовный подвиг, но за дружеским советом. Со слабой натяжкой, конечно, этот Ким Тэхен ему друг, но это определённо единственный человек, с кем он может обсудить навязчивую проблему по имени Бомгю.

***

Зайдя вечером в здание университета, Чонгук потерялся. И хоть он здесь учился, но понятия не имеет, где искать Тэхена, и даже не знает, что он преподает. Оглядевшись в просторном фойе, он увидел лишь несколько измученных тел, плетущихся к выходу, и человека с небольшой стопкой папок, который залипал в телефон. По внешнему виду, можно предположить, что он здесь работает. — Здравствуйте, вы не знаете, где я могу найти Ким Тэхена? Он преподает здесь, — поклонившись, спрашивает Чонгук. — Здравствуйте, — окинув подозрительным взглядом с головы до ног, отвечает невысокий симпатичный блондин. — А вы…? — Оу, я Чон Чонгук, — представляется, снова чуть поклонившись, — я друг… Э… Приятель… Знакомый. Я его знакомый. Глаза блондина расширяются, а лицо просветляется. — Чон Чонгу-у-ук, — загадочно тянет мужчина, — Меня зовут Мин Юнги, — он резко выдыхает и чересчур активно сгибается в поклоне, дважды, — идем! Чонгук слегка тушуется от такой реакции. Это наверняка знакомый Тэхена, и ему что-то известно. Он что-то рассказывал про него? Что? Раз такая реакция, то вероятно, что-то хорошее, и это приятно отзывается в груди, и даже внизу живота, потому что то, что мог рассказать Тэхен о Чонгуке, не может не вызвать тянущих ощущений там. С другой стороны, это все очень неловко. — Нам в другой корпус, — радостно произносит Юнги, — успеем поговорить. — О чем? — О твоих намерениях, — усмехается Юнги. — О моих что? — удивляется Чонгук. — Он мне про тебя все уши прожужжал… Ну, как прожужжал, — ветер играет в волосах шустрого Юнги от скорости его передвижений, — я клещами из него вытаскивал по букве. Но когда опоил, то он мне все рассказал… — Все? — изумляется Чонгук. — Все-все, — хитро зыркает на него новый знакомый. Чонгук заливается краской и проглатывает свой язык. Пытаясь выплюнуть его обратно и сказать хоть что-то в свое оправдание, он ловит на себе добрый взгляд: — Не злись на него. У меня просто есть методы как раскачать нашего мальчика, — не давая вставить слово запыхавшемуся Чонгуку, Юнги продолжает свой инструктаж: — Слушай сюда, Ю нихрена не страшный, что бы Тэ ни говорил. Гнилой, да, но повякает, подостает годик, два, три… И канет. Пойдет по своим малолеткам, никуда не денется. — Гнилой? — Конечно, гнилой! Сначала заботушку свою к ногам положит, а потом ею же брюхо вспарывает своим «должен», «а вот я тогда, а ты». Давит, гнида… На то, что должен ему оказывается теперь. Низко поступает. Особенно с Тэ. Потому что мой Тэ мягкотелый. — Твой? — хмурится Чонгук в непонимании. — Мой, — елейно произносит Юнги и поясняет, — мой лучший друг. Мы со школы вместе, — снова звучит неоднозначно, — но расслабься, милый, я счастливо женат. А Тэ — крестный моего сына. — Ясно, — выдыхает Чонгук. — Он слишком верный, понимаешь? Даже такому злоебучему козлу, как Ю… Знаешь, чего мне стоило напоить его, всучить вдогонку бутылку вина и отправить к тебе? Он же практически не пьет! — Чонгук в который раз ошарашено смотрит на Юнги, — а твой адрес? Думаешь, легко преподавателю допытываться, где и с кем живет молоденький студентик и не поймать косые взгляды? Там такие интриги пришлось плести, но это как-то в другой раз расскажу… — Но зачем это все? — А ты еще не понял? — качает головой Юнги, не сбавляя скорости. — Ну, в целом я понял, что ты нас жестко шипперишь, но я пришел не за этим. Юнги кидает немного разочарованный взгляд и скрывается за поворотом, Чонгуку же, потерявшему бдительность, приходится тормозить, размахивая руками и ловить равновесие, чтобы не впечататься в стену. — Ну пришел и ладно, а там посмотрим… — отмахивается Юнги. Чонгук щурится подозрительно, на что получает взгляд, полный недоумения, типа «а чего ты ждал, парень, заявившись сюда?» — Поверь на слово, Тэхен — лучший в мире человек. Если бы я был геем, я бы его спрятал ото всех и любил бы во все стороны. — А ты точно не гей? — не удерживается от язвы Чонгук. — Я то? Честно говоря, я был влюблен в Тэхена, — Чонгук устал удивляться, поэтому просто выпускает нервный смешок куда-то в потолок, — мы даже целовались, — Чонгук многозначительно так кивает, выпятив нижнюю губу, мол, понятно все, понятно… Ничего необычного для человека, который не гей, — но дальше зайти не получилось. Не мое это. Не мое. Все же меня больше устраивает, когда из двоих человек в постели член только у меня. — Чонгук жмурится… Когда они перешли ту грань, когда обсуждают предпочтения в постели? — Но если будешь тупить, я подумаю еще раз… И получше. — Юнги, ты… — Чонгук поджимает губы, поняв, что ему снова не дают вставить слова. — Слушай, просто послушай! Тэхен заслуживает лучшего в мире мужика, и раз ты тоже пострадавшая сторона в той истории, то получается, что ты не гандон. Хотя… — Юнги чуть замедляется и задумчиво смотрит на Чонгука, — Может, ты гандон? Поэтому маленький Бо решил свою жопку подставить Ю? М? — Юнги останавливается и с грозным видом тычет пальцем в крепкую грудь, — А ну, говори! Ты гандон? — Юнги, ты забываешься, — угрожающе скалится Чонгук. — И нет, я не гандон. — Тогда, если ты не лучший мужчина в мире, то просто уходи прямо сейчас. — Да почему? Мне просто надо с ним поговорить! Юнги вновь выставляет угрожающий палец на Чонгука, на что тот недовольно выпускает струи воздуха из носа, устав от такого обращения от человека, которого он в первый раз видит. — Не надо с ним просто разговаривать! У него и так вся душа выпотрошена. Появишься, помаячишь и свалишь в закат? Так нельзя. — Юнги, ты слишком много значения придаешь той ночи. — А ты, слишком высокого о себе мнения, — Юнги снова устремляется в путь, — Тэхена мотает из-за того, что Ю его изводит, измором берет. Как всегда. Одно да потому, — недовольно цокает, — надеюсь, что ты сможешь его отвлечь от него. Он сам из этого болота не выберется. Мы пришли, — Юнги смотрит вдоль темного коридора, где в самом конце мягкий свет льется из единственной открытой аудитории. — Он трудоголик. Тащи его гулять, ему надо проветрить мозги. Чонгук смотрит на неяркий свет, послушно шагает в его сторону и чувствует, как его дергают за рукав, опаляя ухо словами: — Важно! Пьяный и трезвый Тэ — это два абсолютно разных человека. — Что ты имеешь в виду? — Чонгук также переключается на шепот. — О, — многозначительно дергает бровями Юнги, — предоставлю тебе возможность охуеть от этого контраста самостоятельно. На этих словах его личные американские горки, от которых, честно говоря, уже подташнивало, ушуршали прочь. По дороге к кабинету Чонгук размышлял над рухнувшей на него информацией. Стоит ли появляться перед человеком, когда у того самого душевные метания и незажившие от предательства раны? Как-то он не подумал об этом. Тот мужчина, что заявился на его порог, хоть и был в слезах, но вел себя так уверено, смотрел так, что пробирало до костей ознобом. Казалось, тот может взять Чонгука за грудки, тряхнуть хорошенько и направить на путь истинный. Оказалось, что этим суперменом должен был быть сам Чонгук, к такому повороту событий он явно не готов. Как он вытащит кого-то из болота, если сидит там сам? Но вот еще шаг, и он появляется в открытом дверном проеме. Тэхен сидит за столом, его обрамляет свет от настольной лампы, направленной на многочисленные исписанные листки на столе. Парень выглядит до боли уютно: темно-бежевые брюки, белая рубашка, темно-зеленый кардиган и… Очки? Он водит обратной стороной ручки по строчкам и шевелит губами, читая что там написано. Время от времени переворачивая ту стержнем и делая пометки. Тэхен полностью погружен в работу, поэтому Чонгук решается привлечь к себе внимание и легонько стучит по дверному косяку. — Юнги, осталось три эссе и идем, — не отрываясь от чтения, тихо произносит Тэхен. — Привет, — Чонгук говорит это так же тихо, чтобы не нарушать атмосферу. Ему самому нравится эта тишина, темные и пустые коридоры университета, и этот мужчина ему тоже нравится. По-человечески… Он вызывает у него искреннюю симпатию. Тэхен как раз делал заметку, когда услышал голос. Его рука дергается, и он черкает линию, которую явно не собирался чертить. Он все еще пялится на листы перед собой и, кажется, не дышит. — Я — Чонгук, если помнишь, — робко пытается пошутить, но Тэхен поднимает левую ладонь и прикрывает лицо, — я тебя вообще-то все равно вижу. Тэхен поднимает на него уставшие глаза, и, кажется, в них еще читается страх. Он возвращает взгляд на стол, часто и нервно дышит и начинает активно собирать разбросанные работы, постукивая ими о стол, чтобы сравнять пачку. — Здравствуйте, Чонгук. Вы… Вы пришли ко мне? — Да, я хотел поговорить с тобой… — но его тут же обрывают. — У меня, к сожалению, совсем нет возможности с вами пообщаться, извините за ваше потраченное время, Чонгук-щи, — от нервов тот совсем неаккуратен, и листы то и дело разлетаются, приминаются и никак не хотят складываться в ровную стопку. — Мы снова на «Вы»? — мягко улыбается Чонгук. Тэхен шумно выдыхает и припечатывает пачку листов о стол. Гордо подняв подбородок, он явно собирается с силами, чтобы повернуться всем телом к гостю и сказать: — Я понимаю, Чонгук, что мог создать у вас впечатление ветреного и легкодоступного мужчины, но это не так. Я никогда себя так не веду с незнакомцами и никогда так не делаю. Это было сделано в порыве отчаяния… В первый и в последний раз. Я беру на себя полную ответственность за случившееся и прошу вас, не унижайте меня в моих собственных глазах еще больше, предлагая повторить. Я очень сожалею, что поставил вас в такое положение, и своим поведением той ночью ввел в заблуждение на свой счет. Простите. Мне очень жаль. И нет, между нами ничего не будет, — на одном дыхании выпаливает Тэхен. — Я… Я не имел в виду ничего такого. Я просто хотел поговорить, — Чонгук выставляет руки вперед, как бы успокаивая нервного парня, потому что тот хватает стопку бумаг и прижимает к себе, трясется, как маленький зайчишка перед хищником, — поговорить… Это все, что мне нужно. Я не знаю, почему пришел именно к тебе… К вам. Хотя нет, знаю — у меня совсем нет друзей. А то, что я хочу обсудить, поймете, наверное, только вы. Тэхен судорожно выдыхает и трясущейся рукой поправляет волосы. — Ох, Ю это не понравится… — В смысле? — Чон хмурится, пока шестеренки докручиваются до причины сказанного. — Ты не ушел от Ю? Серьезно? После всего? — А вы разве не простили Бомгю? — так же хмуро возвращает шпильку Тэхен. Ведь Бомгю на его лекциях светится, как лампочка. Ему же никто не будет рассказывать, что хотя бы так этот мальчик старается сохранить лицо. — Нет! Я выгнал его, как ты и сказал, — горячится Чонгук. — Вы всегда делаете то, что вам говорят? — Преимущественно. Если честно, то да… Практически всегда. — Тогда я прошу вас уйти, — собрав последние крупицы спокойствия, твердо произносит Тэхен. — Пиздец! Я пиздец как разочарован, — с большими от удивления глазами говорит Чонгук и уже разворачивается, чтобы эффектно рвануть прочь, но все же вновь возвращается к Тэхену и с детским возмущением выдает, — знаешь, я думал, что это я жалкий. Лежу и жалею себя, думаю о том, что, может, я погорячился. Тысячу раз ударил себя по рукам, чтобы не позвонить и не написать Бомгю, потому что каждый раз ты перед глазами вставал и смеялся над моей слабостью! Ты! Твоя история — яркий пример, что не склеишь ничего, доверие не вернешь, и все, чего я добьюсь своими потугами — это оттянуть неизбежное. Вернуть все, чтобы потом совсем в говно рассориться? Нахуя, если и так все понятно?! Но я лежу и тоскую, хожу и скучаю, ем и умираю без него! А потом снова умираю, потому что он в нашу годовщину трахался с другим. Знаешь с кем? С Ю! С твоим мужиком! В твой день рождения, блять! Я пришел, чтобы ты мне по башке настучал за мои сопли, за мою слабость! Чтоб встряхнул и сказал: «Нет, Чон Чонгук, так не пойдет, блять, ты сейчас же берешь себя в руки и живешь дальше», а в итоге что? В итоге ты сам слабак? Ты жалкий! Ты… Как ты можешь настолько себя не уважать? — Чонгук сам не замечает, как в ходе своей пылкой речи оказывается вплотную к Тэхену, который мрачнел с каждым словом и уже смотрел на младшего исподлобья. А Чонгук, выплеснув гнев, спокойно заканчивает, — кажется, я все-таки получил от нашей встречи то, что хотел. Не хочу быть таким как ты, — разворачивается и уходит, не заметив, как глаза Тэхена наполнились влагой.

***

— Ну? — ловит Чонгука новый знакомый. — Что «ну»? Он снова сошелся с Ю, — теперь несется Чонгук, а Юнги еле поспевает и заглядывает в лицо. — Не сошелся, — мотает головой. — Он сам так сказал, — недовольно цедит Чонгук. — Что именно он сказал? — уже повышая голос, требует ответа Юнги. — Что Ю не понравится, если мы с ним встретимся, — раздраженно выпаливает Чонгук и останавливается, одарив пламенным взглядом бесячего спутника, — отстань от меня, Юнги. Твоему другу не нужен спаситель, ему нужен хороший психолог! — А тебе нужен хороший пендель! Я же сказал, что Ю… — но ему не дают договорить. — Да, блять, чего ты ко мне пристал! Отъебись! — шипит Чонгук, — И знаешь, я действительно охуел от того, какой Ким Тэхен на самом деле: трус и слабак! — Понятно все с тобой… — брезгливо окидывает взглядом Юнги, — ну и пошел ты на хуй, не нужен Тэхену такой тупой кусок говна! Он рассказывал столько хорошего про тебя, но видимо, он был слишком пьян. — Юнги, ты сильно меньше меня, следи за языком, я тебе так вмажу, что зубы до конца семестра будешь собирать по всему универу. Юнги лишь цокает разочарованно, качает головой и уходит в темноту коридоров, откуда разлетающимся эхом доносится прощальное, — и все-таки ты гандон, — оставляя Чонгука возмущенно глотать воздух.