Физические двойные

      — Уён, просыпайся! — Марк запрыгивает на кровать, дергает за плечи до тех пор, пока младший не раскроет глаза, а затем кричит прямо в заспанное лицо. — Рождество! Вставай!              — Ты с ума сошел? — Чон накрывается одеялом с головой, кое-как вытащив его из-под коленей слишком веселого для утра Ли. — Дай поспать, не учебный же день.              — Какой поспать?! — широкие брови взлетают вверх, а сам гриффиндорец только пуще прежнего начинает трясти сокомандника за плечи. — Там подарки, дружище! И тебе от мамы! Вставай!              Уён как на автомате встает, сбрасывая с себя одеяло, за одно сталкивая старшего со своей кровати, и совсем не выглядит сонным. С нескрываемым восторгом смотрит и с надеждой переспрашивает:              — От мамы?              Марк часто-часто кивает, хватает младшего за руку и тянет на себя, заставляя подняться с кровати. Они наперегонки бегут в гостиную, едва не спотыкаясь на лестнице, по очереди врезаются в диван и тихо ликуют, когда у елки, стоящей недалеко от камина, видят только Чонхо, который всегда просыпался раньше всех. Уён мысленно благодарит капитана команды за то, что тот разбудил его раньше остальных, иначе сейчас у них не было бы возможности даже просто подойти к украшенной красными и золотыми шариками елке. Лучший загонщик школы вместо приветствия улыбается и машет, сразу же указывая ладонью на местоположение подарков своих сокомандников. Садится на диван и принимается распаковывать свои: один от родителей и один от друга, который шлет ему подарки на каждый праздник. Чон никогда о нем ничего не слышал и даже имени не знает, но когда-то Чонхо проболтался, что тот — магл, а потому никто его никогда не видел. Уён не лез в это и не пытался узнать побольше, но где-то в глубине души радовался каждый раз, когда видел счастливую улыбку на лице загонщика, вновь получившего подарок или письмо.              Он просто был рад, что у Чхве есть такой замечательный друг.              Небольшая коробка в темно-синей матовой обертке была подписана едва различимым почерком. Уён мамины врачебные закорючки среди миллиона узнает, а потому сразу хватает подарок, приземляясь на ковер прямо под елкой. Развязывает белую ленточку, рвет упаковочную бумагу и первым же делом натыкается на пакет любимых конфет. Мама никогда их не присылала, сетуя на неоправданно высокую цену (гриффиндорец же считал, что она вполне оправдана), а тут целый пакет. Подозрительно.              — Хэй, ребят, тут мои любимые конфеты, будете? — разворачивается к сидящим на диване Марку и Чонхо, показывая упаковку.              — Мне друг прислал такие же, — тихо отвечает Чхве, демонстрируя точно такую же упаковку. — Так что шикуем.              — На них, наверное, скидки, — шутит Чон, сразу же раскрывая пакетик и выуживая шоколадную конфету, мультяшно покачивая головой от того, какая она вкусная.              В коробке обнаруживаются теплые носки, согнутое втрое письмо и аккуратно сложенный свитер. Синюю полоску сменяла белая, а ее — снова синяя. Он был мягким на ощупь и совсем не кололся. Уён не смог себя сдержать и прижался к нему щекой, едва не пища от мягкости и шелковистости.              — Просто пощупайте, какой он мягкий! — с восторгом подбегает к друзьям и протягивает подарок, чтобы они смогли коснуться его. Брови Марка снова ползут вверх и вот уже он не может остановиться поглаживать пушистую поверхность полосатого свитера. Чонхо ограничился одним касанием, но и этого было достаточно, чтобы он улыбнулся и кивнул.              — Надевай! — приказывает Ли, удобнее устраиваясь на диване и внимательно смотря на младшего.              Чон быстро натягивает свитер на пижаму, поправляет рукава и позирует перед друзьями звездочкой, крутясь во все стороны. Капитан хлопает и не перестает говорить, что ему очень идет, а Чхве поднимает большие пальцы вверх, оторвавшись от чтения письма от друга. Уён еще кружится, водит руками по животу, поглаживая мягкую ткань, а затем плюхается обратно на пол, разворачивая мамино письмо.              Женщина пишет о том, что помнит, как сын шутил, что в этом году останется в Хогвартсе, чтобы встретить Рождество с другом когтевранцем, который никогда не уезжает из школы. Очень просит его не срываться к ней, а повеселиться с друзьями, уверяет, что ей не будет скучно, да и работы накопилось много, так что она точно от одиночества не загнется. Рассказывает о своем здоровье, о сложной операции, что ей пришлось провести осенью. О том, как они с тетушкой Ким украшали сперва ее елку, а затем и соседскую. Внезапно говорит о своем коллеге, что позвал ее на свидание в Рождественские праздники, из-за чего ей пришлось купить себе новое платье. Признается, что уже очень давно на него засматривалась (поясняет, что говорит о платье, а не о мужчине, сопровождая нарисованными смеющимися рожицами) и рада появившемуся предлогу его купить. В конце письма просит о ней не беспокоиться и провести время с друзьями, а не в компании двух одиноких женщин.              Уён улыбается на каждое предложение, на каждую строчку и думает, что просто не заслуживает быть сыном такой замечательной женщины. И в ту же секунду, бросив бумажную упаковку в камин, бежит в комнату, прижимая письмо к груди. Сгребает все вещи в чемодан, заправляет кровать. Извиняется перед остальными парнями за шум и покидает комнату, стараясь не думать, что, возможно, навсегда.              — Уён, тут еще тебе подарок! — Марк протягивает небольшую коробочку, упакованную наспех в зеленую бумагу. — От кого не подписано. Может Сонхва или Хонджун?              — Мы обычно за завтраком обмениваемся подарками, — Чон берет в руки коробочку и трясет ей, пытаясь по звуку понять, что там. Ищет везде имя дарившего, но не находит ничего, кроме «Уёну» толстыми черными буквами. — Странно, от кого он.              Капитан пожимает плечами, а Чонхо заинтересованно поглядывает на уже собранные чемоданы младшего. Но, как и всегда, ничего не говорит.              Недолго думая Уён срывает оберточную бумагу и в руке оказывается пачка краски для волос. Магловской краски для волос. Красного цвета. К коробке с девушкой-моделью с ярко-красными волосами была приклеена бумажка с посланием от неизвестного.              «Красный тебе к лицу.       С Рождеством.»              — Ну и ну, — выдает Ли, все время стоящий рядом и любопытно разглядывающий подарок. — А ведь правда.              — Что именно?              Марк удивленно смотрит на младшего, потом на записку, затем снова на младшего и говорит так, словно это самая очевидная на свете вещь:              — Ну, что тебе красный идет. Ты вообще в курсе, как круто он на тебе смотрится? Чонхо, скажи ему!              Загонщик кивает, поднимая большие пальцы вверх, и вновь возвращается к письму.              Красный? К лицу? Что за бред.              Уён ненавидит красный и будет ненавидеть дальше.              А потому запихивает краску для волос в чемодан и идет умываться, чтобы поскорее пойти на завтрак, подарить друзьям подарки, попрощаться и побежать на поезд. Он чертовски соскучился по маме.              

***

                    — С Рождеством! — хором поздравляют Сонхва и Хонджун только вышедшего из-за картины младшего. Ким протягивает один большущий подарочный пакет вперед и широко улыбается.              — Изначально у нас были отдельные подарки, но у этого оболтуса не оказалось ни пакета, ни коробки, так что мы объединили, — Хонджун закатывает глаза на обвинения в свою сторону, но ничего не говорит, принимая поражение.              — Спасибо большое, — Уён не может сдержать широкой улыбки, думая лишь о том, что было вполне ожидаемо, что они будут поджидать его здесь и не дотерпят до завтрака.              Хонджун же скрывает взгляд за челкой и правда волнуется, когда пакет оказывается в чужих руках. Старается успокоить дрожь в руках и перестать закусывать губу. Волнуется ещё больше, думая о том, когда будет уместнее подарить подарок Сонхва и молится всем известным великим волшебникам и чародеям, чтобы его возлюбленный сейчас не повернулся и не вручил свой. Он не готов дарить что-то сейчас и видеть реакцию. Да что там, когтевранец в целом никогда не готов к таким событиям, нервничая при подборе подарков. Каждый раз он едва не схватывает инсульт, ожидая увидеть разочарование в глазах тех, кому что-то дарит. Особенно, если это Пак Сонхва. И пусть он прекрасно знает, что пуффендуйцу легко угодить, ведь тот радуется любой мелочи, это знание не облегчает его душевных терзаний, когда он из раза в раз наворачивает круги по просторной гостиной Когтеврана, обдумывая подарки. Едва не составляет схемы всевозможных вариантов и реакций на них, каждые из которых заканчивались плохо, потому что он чертов реалист.              Уён бы закатил глаза и громко заявил, что он слишком паникует для реалиста, да и вообще Ким самый настоящий пессимист, но младшего в момент раздумий не было рядом.              Хотя он бы очень пригодился.              Каждый раз его простреливает от какой-то противной обиды на себя. Он не смог построить таких же крепких отношений ни с кем из его друзей, в то время как те стали друг для друга всем. Хонджун сам построил эту кирпичную стену между ними, но сломать уже не может — сил не хватает. Он жалеет, но каждый раз даёт себе мысленную пощечину, когда приходит к такому выводу. А приходит он всегда.              Во всяком случае, сейчас Уён выглядит действительно счастливым и обрадованным, а Сонхва не тянется в карман брюк за другим подарком, так что можно выдохнуть и перестать впиваться ногтями в ладонь.              — Только не открывай здесь! — когтевранец выныривает из мыслей и бьет ладонью по руке младшего, чтобы тот не лез в пакет. — Откроешь, когда будешь дома. Там и маме твоей кое-что есть.              — Вы издеваетесь… — Чон отчаянно стонет, опираясь спиной на стену возле Полной Дамы. Та пытается заглянуть в подарочный пакет и разглядеть, что же там такое спрятано, но Уён прижимает пакет к груди и снова громко стонет. — Вы же знаете, какой я нетерпеливый! Так жестоко с вашей стороны.              — Мы специально, — хмыкает Ким, скрещивая руки на груди.              Гриффиндорец еще немного выеживается, но быстро сдается, прекрасно понимая, что ему все равно придется терпеть и ждать. Просит друзей тоже немного подождать и возвращается в гостиную, чтобы запихать подарок от старших в чемодан, борясь с соблазном. Вытаскивает две одинаковые небольшие коробочки и подмигивает Марку, наблюдавшему за ним с дивана. Тот улыбается и подбадривает, говоря, что им точно понравится, не зря же Донхек столько на него кричал.              — Это вам, — Уён протягивает коробочки старшим, покорно ожидавшим его возле картины, и смущенно почесывает осветленный затылок, когда они одновременно открывают подарок. — Донхек мне помогал их плести. Ничего страшнее него в гневе я не видел… — вспоминает, как, с виду миловидный и добрый пуффендуец колотил его катушкой лески, когда Чон делал что-то неверно.              Сонхва и Хонджун выуживают плетеные из бисера и ярких бусин браслетики, отличающиеся цветами, и сразу же нацепляют на свои запястья. У Кима браслетик синий, у Пака — желтый, чтобы хорошо смотрелись с формой.              — Я сделал и себе такой, — закатывает рукав подаренного мамой свитера, показывая свой, но не красный, а черный. — Это браслетики дружбы!              Старшие переглядываются и пытаются сдержать лезущие на лица широкие улыбки, в конце концов, не справившись с ними. Сонхва притягивает младшего за протянутую руку и прижимает к себе, поглаживает по волосам и спине, шепчет благодарности. В душе Уён ликует, ведь боялся, что такая безделушка может не понравиться друзьям. Но прижавшийся к ним Хонджун отметает последние мысли об этом, согревая спину своим теплом.              — Классный свитер, — когтевранец пытается разбавить неловкое, но довольно комфортное молчание и гладит младшего по спине, ощупывая мягкую ткань. — Откуда?              — Мама подарила, — с гордостью заявляет пятикурсник, когда они идут по медленно наполняющимся коридорам Хогвартса.              Многие встали позже привычного и по ним это было сразу заметно: следы от подушек все еще красовались на лицах и руках, волосы торчали в разные стороны, а глаза так и не хотели открываться. Многие уже были готовы к отъезду, все-таки лишь единицы оставались в школе на каникулы, так что Уён только и успевал разглядывать знакомые лица в обычной одежде, а не строгой школьной форме.              При входе в Большой зал они столкнулись с зевающим Донхеком, который даже глаз раскрыть не смог, когда услышал, что браслеты уже подарены. Хлопнул гриффиндорца по плечу, мол, молодец, не зря мучался, спросил про Марка и поплелся за стол Пуффендуя, утаскивая за собой Сонхва. Ему не было никакого дела до украшенных елок и идущего с потолка снега, он мог лишь лениво передвигать конечностями и жаловаться на не поддающиеся расческе русые кудри. Пак любезно пропустил пару прядей сквозь свои пальцы, немного исправив ситуацию, но этого все равно было недостаточно, так что Ли просто махнул на это рукой, опускаясь на сложенные на столе руки и, кажется, в ту же секунду засыпая.              Уён и Хонджун в это время стоят у входа и налюбоваться чудесными пуффендуйцам не могут, в глубине души визжа на высоких частотах, но внешне лишь по-глупому улыбаясь.              В этот день, казалось, все становилось чуточку милее и прекраснее, словно все они были одурманены чем-то. И именно за это все в Хогвартсе так любили Рождество. Даже в школе, полной чародеев и волшебства, в один прекрасный день все становится еще волшебнее.              В зал вваливаются другие ученики и занимают привычные места, к кому-то подлетают совы с письмами и подарками, к кому-то подходят другие ученики, протягивая пакеты и коробочки. Столы заполняются обертками и мусором, факультеты мешаются между собой и всем уже становится все равно, за чьим или даже на чьем столе они сидят. Тише не становится даже после появления учителей, которые закрывают глаза на шум и откровенный бардак. В секунду весь мусор исчезает, а столы заполняют тарелки, кубки и различные блюда. Зал погружается в мертвую тишину, когда со своего места встает директор, чтобы произнести поздравительную речь. В прочем, слушают его только старосты и заучки, остальным же нет до него никакого дела, особенно когда стол перед ними завален сладостями.              Уён выискивает среди всех одного конкретного слизеринца, но того нигде нет, а Хенджин спокойно завтракает и даже не поглядывает на пустое место рядом с собой. Чон решает подойти к профессору зельеварения после завтрака без Сана, объяснить ситуацию и попросить немного времени до отъезда, чтобы все же приготовить зелье. Да, шаг отчаянный и смелый, но он же гриффиндорец, как-никак. Настало время в последний раз оправдать свое неоправданное нахождение именно на львином факультете.              Он мысленно гладит себя по голове за всю ту бесконечную доброту, что в нем хранится, шепча под нос о том, что даже на такого придурка у него терпение находится, а затем принимается завтракать, впихивая в себя все подряд. Последний раз, как-никак.              После завтрака Уён тратит последние крупицы разума, когда слышит, пожалуй, самый неожиданный ответ от Снейпа среди тех, которые он смог придумать.              — Чхве Сан? Он сдал мне зелье вчера и получил заслуженную оценку, спасибо, что помогли. Пусть и не без драк.              — Сдал? — с максимально недоверчивым лицом переспрашивает гриффиндорец профессора, снова оборачиваясь на зал в поисках уложенной черной макушки.              — Да, пусть и не без недочетов, — кивает Снейп, бросая мимолетный взгляд на разбитую бровь пятикурсника.              — Хорошо, спасибо, профессор, — кивает озадаченно и убегает к ожидающим его друзьям, чувствуя холодный взгляд мрачного зельевара на своей спине.              — Зачем ты подходил к Снейпу? — пытается спросить Ким, но Уён проходит мимо, машет ладонью и просит отложить все вопросы.              Догоняет Хенджина в коридоре, тычет в лопатку, слыша громкий вскрик.              — Где Сан?              — Что? — Хван поворачивается, пытаясь потереть ладонью пострадавшую спину. — А, это ты. Неплохо его приложил, кстати. Но, если честно, я даже рад, он заслужил.              — Я спросил: где он? — терпеливо повторяет Чон, услужливо потерев лопатку в том месте, куда ранее сам и ткнул, на что получил полный благодарности взгляд.              В голове резко всплыла мысль, что все самое интересное и необычное начало происходить только тогда, когда он уже окончательно решил не возвращаться.              — Он вещи собирает, — жмет плечами слизеринец, смотря на приближающихся к ним Сонхва и Хонджуна. — В поезде встретитесь, так что ты еще успеешь поставить ему симметричный синяк на лице. Я пойду, а то твои друзья меня правда пугают, — и сбегает, пытаясь затеряться в толпе.              — У меня теперь еще больше вопросов, — Ким кладет ладонь на плечо младшего, несильно сжимая. — Что случилось?              — Все хорошо, не беспокойтесь, просто уточнял, жив ли придурок после моих ударов, — отшучивается младший, похлопывая ладонью по сжимающей его плечо руке. — Сонхва-хен, ты собрал вещи?              — Как раз собирался, — отрицательно мотает головой старший и разворачивается в сторону кухни, нерешительно посматривая на уже полностью собранных учеников.              — Тогда вы пойдете собирать вещи, а я наведаюсь к мадам Помфри, идет? — гриффиндорец тычет пальцем на пострадавшую бровь, намекая, что не забыл о просьбе Пака. — Хонджуну все равно заняться нечем, так ведь?              — Тот факт, что я не уезжаю домой на каникулы еще не значит, что мне нечем заняться, — бубнит когтевранец, но и не отказывается от такого распределения, моментально хватаясь за ладонь Сонхва, переплетая пальцы. — Я вообще не понимаю, как вам не лениво каждый раз вещи собирать и разбирать.              Уён признается, что, вообще-то, лениво, но желание увидеться с мамой всегда будет сильнее. Старший лишь жмет плечами и откидывает отросшую розовую челку с глаз. На такой ноте парни расходятся в разные стороны, договорившись, что встретятся у выхода, когда все ученики будут покидать школу на ближайшие пару недель.              

***

                    — Тебя Уён искал, — Хенджин вваливается в гостиную Слизерина и застает друга лежащим прямо на холодном полу. Вокруг валялись собранные сумки, но сам Чхве все еще был в своей пижаме. — Ты чего не одеваешься? Скоро уже отъезд.              — Уён искал меня? — Сан смотрит с недоверием и приподнимается на локтях, вздрогнув от резко пробежавшего по позвоночнику холода. — Зачем это?              — Не знаю, спросил где ты, — Хван садится на пол рядом с другом и тычет пальцем в яркий синяк на левой скуле, ведет вверх, прямо к опухшему нижнему веку и смеется, когда слышит, как Сан угрожает сломать ему палец. — Ты красавчик даже с разукрашенным наполовину лицом, так что я намекнул твоему любимому гриффиндорцу, чтобы он разукрасил тебе и правую сторону.              — Ты совсем дурак? — Чхве плюхается обратно на пол и закрывает лицо руками, но тут же подскакивает обратно, хватая друга за плечи. — А он как? Живой?              Хенджин долго смеется и несколько раз повторяет, что совсем не понимает Сана. Его избили, а он о состоянии избивающего беспокоится. Ему, наверное, никогда не понять все то, что творится в бестолковой голове его друга, но будем честны, он не особо-то и старается понять. Лишь наблюдает, как Сан сходит с ума от странной любви к одному гордому (но очень даже умному и приятному) гриффиндорцу, как каждое утро вслух просит себя не говорить лишнего, и практически сразу выдает все самые неприятные оскорбления в случайном с Уёном диалоге.              Он правда хочет помочь Чхве, но совсем не знает как. Успокаивает себя мыслями, что всегда готов подставить плечо горе-любовнику, что просто находится рядом. Хван не знает, достаточно ли этого, но и большее он, как ему кажется, предложить не может.              — Живой, ты ему только бровь, да губу задел, боец недоделанный.              — Вот и славно, — выдыхает Сан, опускаясь на пол. Чемоданы намекают на скорое возвращение в холодный и совсем неприветливый дом, от чего хочется выбросить их в окно, не будь они сейчас в подземелье.              Он долго думал о том, чтобы остаться в Хогвартсе на каникулы, но возможность быть избитым Хонджуном где-нибудь между стеллажей в библиотеке (а он был убежден, что этот низкий когтевранец на самом деле сущее зло и в любой момент может поработить мир) быстро убивала любое желание здесь оставаться. В попытках избежать участи быть избитым или заигнорированным вечно занятыми родителями, Чхве пытался придумать иные варианты того, где бы он смог перекантоваться две недели. Первым на ум пришел Хенджин, но тот сам оставался в Хогвартсе на Рождественские каникулы. Затем пошли все остальные слизеринцы, но прислушавшись к себе Сан понял, что ни с кем из них не был настолько близок.              На секунду возникла мысль о том, чтобы напроситься в гости к Пак Сонхва. А что, они неплохо поговорили после матча, вдруг прокатит? Но с этой идеи Хенджин смеялся так громко, что стало даже стыдно за такие мысли, так что воображаемое розоволосое чудо с Пуффендуя быстро выдохнуло от облегчения.              — Может напроситься к Уёну?              — Ты хочешь, чтобы он съел тебя этим вечером вместо утки? — Хван смеется, представляя эту картину и описывая в мельчайших деталях, за что получает в ребро концом волшебной палочки. — Ну правда, он тебя пустит, только если ты будешь не ты. Вернее, он тебя вообще не пустит. Но будь ты котиком…              — Ему еноты нравятся, — Сан разглядывает потолок, надеясь увидеть ответ на его поверхности, но ответ всплывает мимолетной картинкой на подкорке сознания, в ту же секунду растворяясь.              — Не нравится мне твой взгляд… — шепчет Хенджин, отползая от пялившегося на потолок друга подальше.              — Я все придумал!              

***

                    Сонхва помогает Хонджуну пролезть между бочек и молится, чтобы никто не стал задавать вопросы по поводу «законности» нахождения когтевранца в гостиной Пуффендуя.              — Клянусь, я это место так себе и представлял! — первое, что произносит Ким, когда выходит в большую круглую комнату с низким потолком. — Так ярко.              — Смотри не ослепни, — Марк выглядывает из округлой двери, ведущей в комнату мальчиков, и приветливо машет, складывая большую белую футболку. — Ты знал, что пуффендуйцы нарушают запрет о посещении гостиных чужих факультетов чаще, чем любые другие? Эти суетящиеся барсучки такие общительные, что я каждый раз выхожу отсюда, словно выжатый лимон, и практически сразу засыпаю.              — Чего это сразу мы виноваты, — Донхек показывается из-за широкой спины гриффиндорца и забирает сложенную футболку, впихивая другую. — Ты сам без умолку болтаешь, это мы потом как убитые спим.              — Да я вообще молчу! — возражает Марк, складывая новую футболку на автомате и поворачивается к другу, хмуря широкие брови.              — Не ссорьтесь, — Сонхва останавливает спор одним своим тихим голосом и заглядывает в комнату, пытаясь высмотреть Субина среди других собирающихся учеников.              Но того нет ни в гостиной, ни в комнате, от чего Пак облегченно выдыхает, поворачиваясь к Хонджуну, который вел какую-то серьезную беседу с растением, стоящим у портрета Пенелопы Пуффендуй. Растение пританцовывало на каждое слово когтевранца и щекотало длинными листьями его щеки, заставляя человека морщить его острый нос. С потолка к ним тянулась лиана, намереваясь дернуть гостя за черные волосы, но Сонхва вовремя коснулся кончиками пальцев плотных листьев, безмолвно прося не делать этого. Лиана будто вздохнула с разочарованием, но вернулась обратно, цепляясь за кирпичи.              — То есть, ты хочешь мне сказать, что света из этих маленьких окон вам достаточно, чтобы жить? — Ким хмурится на шевелящееся растение.              — Им достаточно и солнца, и воды, можешь не сомневаться, — Пак подглаживает вмиг оживившееся от его появления растение по листьям и ощупывает почву. Цветок оплетает его запястье и активнее пританцовывает. — Ну-ну, не показушничай.              Растение еще немного шевелится и отстает, освобождая человеческую руку. Сонхва еще раз гладит зеленые листья и поворачивается к удивленно смотрящему на них Киму, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Если бы Ким Хонджун хоть разочек увидел, с каким смешным лицом он порой на все смотрит, то умер бы со смеху.              — А почему у вас елка не наряжена? — спрашивает когтевранец, кивая в сторону угла. Там, прямо из дыры в полу росла небольшая елочка, но она не была завешена шарами и мишурой, а приветливо шевелила пушистыми темно-зелеными веточками.              — Потому что ей тяжело с ними, — поясняет пуффенуец, улыбаясь елочке в ответ.              Вдоль стены рядом с деревцем стояли аккуратные коробочки и пакеты, которые ученики еще не успели разобрать. Сонхва даже искать среди них свой не станет, ведь прекрасно знает, что там ничего для него нет. А потому просто садится перед елкой и собирает в ладонь опавшие иголочки.              — Ай! — Хонджун наваливается сверху, из-за чего старший роняет все иголки обратно на пол. — Сломаешь.              — Может, ты останешься в школе? — с надеждой спрашивает когтевранец, шепча у самого уха. — Со мной.              Сонхва молчит, потерянно смотря на разбросанные высохшие иголочки. Если так подумать, то у него нет причин отказываться. Дома его вряд ли ждут, да и сам он чувствует, что не хочет туда возвращаться. А здесь, в школе, он останется с другими пуффендуйцами, проведет время с Хонджуном, поможет профессору Стебль в оранжерее, повторит пройденный материал, посетит Хогсмид…              — Хорошо, — кивает Пак, удивляя столь скорым ответом Хонджуна. — Останусь, почему нет? Спасибо, что предложил.              Ким встает с него и Сонхва наконец может сделать вдох не сдавленной грудной клеткой. Тянется к иголочкам, сталкиваясь пальцами с руками когтевранца, который присел рядом и тоже начал их собирать. Пуффендуец дарит ему самую мягкую улыбку, а затем чувствует легкое касание чужих губ на своих.              

***

                    Они встречаются на крыльце Хогвартса. Вокруг толпятся другие ученики, перекатывая чемоданы и переставляя сумки. У всех на лицах улыбки расцветают, когда из школы выходят сопровождающие их к станции Хогсмид учителя.              — Сонхва, ты не едешь? — спрашивает удивленно Уён, когда не замечает рядом с другом сумок или чемоданов.              — Решил остаться, — кивает Пак и тянется поправить на двухцветной макушке красную шапку. — Пиши письма, хорошо?              — И фото присылай, — вставляет свое Хонджун, резко переводя взгляд на кого-то за спиной младшего.              — Сонхва-хен, поедем в купе вместе? — к парням подходит Субин, неся на своем широком плече свою сумку, а в руке — сумку одной второкурсницы с Пуффендуя, что шла за ним хвостиком и едва не хваталась за краешек куртки старшего.              Хонджун аккуратно перехватывает ладонь Сонхва и переплетает пальцы, неотрывно смотря на Субина. Что бы там ни было между этими пуффендуйцами, но он ни за что не отпустит ладонь Пака.              — В этом году я решил остаться, — улыбается самый старший, когда чувствует тепло чужой ладони на своей.              — Хорошо, — кивает Чхве, улыбаясь на скрепленные руки старших. — Хорошо проведите это Рождество!              — О, Субин, сядешь к нам в купе? — спрашивает взявшийся из ниоткуда Донхек. — А то нам с Марком совсем скучно будет.              За его спиной появляется упомянутый, таща по сумке на каждом плече. Ли кивает на предложение друга и ждет, когда Субин согласится.              — А мне с вами можно? — спрашивает тихо второкурсница, хватаясь за рукав Донхека.              — Конечно! — Ли треплет девчушку по голове, от чего шапка на той съезжает на самые глаза, берет ее за одетую в варежку руку и тянет к остальным ученикам, строившимися за учителями.              Марк и Субин тяжело вздыхают, поправляя и свои, и чужие сумки, кивают троице друзей и спешат за пуффендуйцами.              — У меня странное предчувствие по поводу этих каникул, — делится Сонхва, смотря на медленно плетущуюся к воротам змейку из учеников. — Так что будь осторожен, пожалуйста. Возвращайся целым и здоровым, договорились? — обращается к гриффиндорцу и нервно стряхивает налетевшие на его шапку снежинки.              Уён долго смотрит в глаза старшего и не спешит с ответом. Тянется рукой к розовым волосам и заправляет их в шапку, давит пальцем на мостик очков, поправляя, и улыбается, так широко, как только может.              — Конечно, хен!              Пуффендуец не сдерживается и притягивает младшего к себе, заключая в объятия. Ставшее за годы родное тепло не успокаивает непонятные волнения в душе, а лишь усиливает.              Что-то явно не так.              — Прощайте, — Уён быстро обнимает Хонджуна и убегает к уже отдалившимся ученикам, таща за собой вещи. Машет так сильно, как только может, подпрыгивает на месте, а затем скрывается за воротами школы.              Сонхва отчаянно сжимает ладонь Хонджуна, но ничего не говорит, проглотив режущий глотку ком тревоги, и лишь когда шум от ушедших школьников становится совсем неслышимым, тянет когтевранца обратно в Хогвартс.              Рождественский ужин проходит шумно и весело, пусть и совсем маленькой группой. Учителя не стесняются водить хороводы с учениками, не ругаются на шум и громко смеются всеми со всеми. Пак не отходит от Хонджуна, все время хватаясь за его плечо, на что получает мягкое касание к пояснице и мимолетную успокаивающую улыбку.              Тревога немного утихает.              

***

                    Путь до дома Уён не запоминает. Словно уснул, как только покинул ворота Хогвартса, а проснулся уже у порога собственного дома. Приятное волнение покалывало кончики пальцев, когда он отчаянно жал на дверной звонок, слыша за дверью родную трель. Снег крупными хлопьями падал за шиворот, тая и вызывая мурашки. Чона совсем не беспокоило, что в окнах не горит свет, ведь справа, прямо из сугроба, торчала украшенная игрушками и гирляндами пушистая елка, в разы красивее той, что стояла у них в гостиной Гриффиндора. Гирлянды горели, а значит мама точно дома, ведь не оставила бы их не выключенными.              Но дверь так и не открыли.              — Только не это, — стонет парень, роясь во всех карманах в поисках ключа. Остается только молиться, что он окажется где-то в куртке, а не на дне чемодана. — Хвала Мерлину!              Тяжелый ключ плавно входит в замочную скважину, слышатся два щелчка при поворотах и, наконец, Уён дома.              Правда встречают его темнота, тишина и абсолютная пустота. Гирлянды на стенах не горели, телевизор не работал, а на кухне не копошилась мама, украшающая имбирные пряники. Стало как-то грустно, но гриффиндорец Уён не отчаивается. Вдыхает полной грудью знакомый домашний запах и разувается, проходя вглубь. Включает все гирлянды, музыкальный канал на телевизоре, ставит греться чайник. Моет руки любимым мылом, быстро переодевается в удобную и самую любимую пижаму, бросает чемодан в угол комнаты. Проводит пальцами по крышке ноутбука на рабочем столе, отмечая, что на нем, да и вообще на всех поверхностях, совсем нет пыли. Дергается от щелчка, который издает чайник, когда вскипает, хватает с полки над столом книгу и бежит заваривать любимый ягодный чай.              Все будто на автомате, но с каждым проделанным действием, даже самым элементарным и не несущим смысла, ему становится все лучше и лучше. В душе словно что-то расцветает, приятное тепло разливается по телу от каждого глотка, а тело покрывают приятные мурашки, когда спина касается мягких подушек дивана перед телевизором. Он не может поверить, что в самом деле находится дома. Не может поверить, потому что все ощущается совсем иначе.              И ему это нравится.              Сто страниц бессмертной классики пролетают мгновением, три кружки ягодного чая заканчиваются неприлично быстро. Стрелки часов мчатся с огромной скоростью, но мама все еще не появляется, что немного настораживает. Чон прекрасно помнил, что у нее много работы, но даже так она возвращалась домой не позже девяти вечера.              Он уже хотел было найти и зарядить свой телефон, чтобы позвонить женщине, но услышал шум у входной двери и помчался к ней, без раздумий ее распахивая, встречаясь взглядом с пустотой.              — Вот черт, — лицо обдает морозом.              — Мяу?              Уён резко опускает взгляд вниз и встречается с парой раскосых желтых глаз. Серый кот мяукает снова, а затем тычется холодным носом в голую лодыжку, тут же потираясь головой.              — Привет, чего шумишь? — Чон опускается перед котом на корточки и гладит взъерошенную макушку. — Откуда ты? Потерялся?              Кот в ответ мяукает и лезет под ладошку, требуя больше поглаживаний. Машет хвостом, лижет палец и пытается зайти в дом, но его быстро хватают за бока и сдвигают подальше от двери.              — Нет, я тебя не пущу, — Уён проводит костяшкой по мордочке и возвращается домой, прикрыв дверь. Находит в холодильнике молоко, наливает в блюдце и возвращается к коту, опуская его перед ним. — Вот, пей и топай домой, нам животные не нужны.              — Мяу, — кот щурится на парня и осторожно лакает молоко, продолжая вилять хвостом от удовольствия.              — Ну все, бывай, — Чон хлопает по коленкам и скрывается за дверью, обещая себе не забыть забрать блюдце чуть позже, но благополучно забывает, погружаясь в чтение.              В двенадцать ночи дверь с тихим скрипом открывается, от чего Уён подскакивает на месте. Сердце бешено бьётся, заглушая остальные звуки, когда на пороге оказывается мама, с мягкой улыбкой снимая сапоги и пальто.              — Мама! — парень налетает на женщину с разбега и виснет на хрупких плечах, трётся щекой о щеку. — Я так скучал, а ты все не приходила!              — Уён, дорогой, ты что тут делаешь? — хирург хватает сына за щеки, с осуждением заглядывая в глаза, идентичные собственным. — А как же Хонджун? Ты бросил его и в этом году? Я же говорила, что буду в порядке.              — Но я соскучился по тебе… — мямлит со сдавленными щеками сын, хватаясь за запястья родительницы. — А с ним остался Сонхва, не помрёт.              — Что за слова, бесстыдник!              — А ты где была? — отпущенный на свободу, но перед этим зацелованный во все щеки, Уён вешает брошенное мамой на обувницу пальто и с прищуром изучает красивое чёрное платье. — Только не говори, что на свидании…              Женщина смеётся с растерянного лица сына, треплет по голове и кивает, напоминая о коллеге из письма. А затем, будто что-то вспомнив, сдвигает парня в сторону, открывает дверь и хватает сидящего у самого порога серого кота, прижимая к груди.              — Не знаю чей он, но пока поживет с нами, — чешет за ушком, умиляясь с тихого мурчания. — Молоко ему ты вынес, да? Я хотела забрать блюдце, думала, что соседи оставили, но он так ко мне ластился, когда я присела рядом, что…              — Мам, ты шутишь? Какой кот?              — Посмотри на него! Он здоровый и милый, оставим у нас, пока хозяева не найдутся, если они есть вообще, — кот тычется мордочкой в теплую щеку женщины, щекоча усами, от чего та начинает хихикать и тереться щекой о серую макушку сама. — Если нет, то будет наш. Да, Джено?              — Джено?.. — Уён не верит ни ушам, ни глазам. — Ты ему уже и имя дала?! Променяла сына на косоглазый ком серой шерсти! Я возвращаюсь в Хогвартс.              От своих же слов кольнуло где-то в груди. Не вернётся, но драму будет разыгрывать и дальше.              — Сам ты ком шерсти, — родительница показывает покрасневшему от возмущения сыну язык и опускает животное на пол, напоследок проведя ладонью по спине. — Печенье не испекла, прости, не знала, что приедешь.              — Сделаем завтра вместе? — с надеждой в голосе спрашивает волшебник и чувствует, как кот трётся об его ногу, пытаясь обратить на себя внимание.              — Прости, дорогой, но я обещала помочь в больнице, — женщина устало потягивается, вытянув руки вверх, а затем резко опускает их на плечи сына, притягивая того к себе для очередных крепких объятий. — Но я вернусь не поздно, так что можем сделать вечером. Подготовишь для нас формочки и тесто?              Уён часто-часто кивает и широко улыбается, мечтая поскорее оказаться в вечере. Прислушивается к песне на фоне и снова чувствует, как кот тычется ему в ногу.              — Умоляю, скажи, что ты пошутила про кота, — шепчет так, чтобы услышала только мама (вдруг кот обидится), на что получает легкий хлопок по лопаткам и грозный взгляд.              — Что такое, Чон Уён? Все детство ныл о котенке, а теперь что?              — Сколько мне было, мам?! Восемь! Нашла, что вспомнить…              Женщина снова говорит, что Джено теперь живёт с ними, и уходит переодеваться, кинув напоследок просьбу набрать в ванную воды.              Уён все понимает сразу и гадко смеётся, потирая ладони.              — Беги, пока есть возможность, — подмигивает коту и бежит набирать воду, ожидая мести. Не зря же в интернете все пишут, что эти животные ненавидят жидкости.              И, к всеобщему удивлению, Джено не отбивается, не кусается и не царапается, а смело подставляет мордочку под струйки теплой воды, позволяет промыть лапы и даже во время сушки полотенцем сам услужливо поворачивается всеми сторонами. Мама едва не пищит от восторга, все время нахваливая кота, называя хорошим мальчиком. А вот Уён лютой ненавистью пропитывается от каждого брошенного на него словно с вызовом взгляда и успокаивало его лишь то, что глаза кота действительно были раскосыми, от чего он выглядел не так грозно, как хотел бы.              Время стремительно переваливает за час ночи, женщина уже не может сдержать зевки, лениво поглаживая уснувшего на коленях Джено, а у младшего буквы в книге сливаются в один ком, становясь абсолютно нечитабельными. Единогласно было принято решение пойти спать, оставив кота в зале.              Но тот шел за Уёном, все время пытаясь попасть под ноги, и в итоге проскочил в комнату быстрее хозяина, с интересом все вокруг осматривая.              — Ну нет, ты не будешь спать здесь, — Чон хватает кота и выставляет за дверь, быстро ее захлопнув, чтобы тот не успел забежать. Мама просит не хлопать дверьми, на что получает громкое «спокойной ночи, люблю тебя!».              Уён слышит тихое хихиканье, а затем «спокойной ночи, я тебя тоже!».              За которым сразу следует протяжное «мяу» и скрежет когтей по двери.              — Не пущу я тебя, — шепчет под дверь парень надеясь на благоразумие животного, но мгновенно получает ещё более жалобное «мяу» в ответ. — Я не куплюсь.              Наступает тишина. Парень выдыхает с облегчением и уже подходит к кровати, чтобы стащить покрывало, как под дверью раздается очередное жалобное кошачье и громкий скрежет ногтей по двери.              Тяжёлый вздох.        — Ладно, но это первый и последний раз, понял меня, Серый? — открывает дверь и впускает довольного Джено в комнату, сразу же отскакивая, когда тот начинает громко мурчать и тереться об ногу.              Запрыгивает в кровать и сразу же отворачивается к стенке, накрываясь одеялом по самые уши. Слышит, как кот мягко приземляется на лапы после прыжка, чувствует, как под ним немного прогибается матрац. Кот ложится рядом, прижимается мохнатой спиной к спине Уёна и мурчит, посылая вибрации и тепло.              Глаза становятся тяжелыми, тело расслабляется. Чону уже все равно на явно обнаглевшего кота, на так и не заряженный телефон, на неразобранный чемодан в углу. Он засыпает так быстро, как никогда не засыпал в Хогвартсе, чувствуя облегчение и игнорируя все еще не превратившиеся покалывания в груди.              Он дома, а это самое главное.              Утром носа коснулась мягкая лапа.              — Я тебя съем, если не дашь мне поспать, — бурчит Уён, накрываясь одеялом с головой. Но кот попыток не оставляет и запрыгивает сверху, передними лапами топчась на плече. — Серый, ты нарвешься.              — Мяу!              С громким стоном парень поднимается на локте, из-за чего Джено медленно скатывается с его плеча. Рука, находящаяся под подушкой, нащупывает мертвый телефон, и Чон находит крохотную причину подняться с кровати. Он даже не знает, который сейчас час и ушла ли мама на работу, так что скатившись с кровати колбаской и едва не раздавив животное, он встает с пола (читать как «восстает из мертвых»), хватаясь за все поверхности. С зажмуренными глазами нащупывает в ящике стола зарядку и так же на ощупь находит розетку, заряжая телефон. Не раскрывая глаз плетется в ванную, чувствуя, как кот идет рядом с ним, временами задевая его ногу хвостом. Уже в ванной кот запрыгивает на бортик ванной и наклоняет воду под включенную струю воды в раковине, опираясь передними лапами на ее край. Вот тогда-то Уён раскрывает глаза.              — Я прозрел! — Джено, отряхнувшись от воды, лишь фыркнул на не особо остроумную шутку временного хозяина. — И почему ты не енот? Коты не такие крутые, — Кот смотрит в разные стороны, куда-то мимо парня, но при этом все равно осуждающе и будто с прищуром, а затем поворачивает мордочку к мылу. — Это не мое.              Питомец снова фыркает, принюхиваясь к розовой кошачьей лапке из мыла, которой Уён тщательно помыл свои руки минутой ранее. Спрыгивает с бортика ванны и уходит, оставляя парня одного.              — Твои хозяева дрессировали тебя? — кричит Чон в спину уходящему коту, но в ответ получает лишь элегантный взмах серого хвоста. — Ну и иди! Сейчас развешу объявления на улице и в интернете, сразу твоих найдем!              Включившийся телефон оказывается таким же мертвым, как и до включения, и единственное уведомление, которое отображается на экране — просьба обновить систему. Ткнув на «напомнить позже», долго смотрит на заставку рабочего стола, на которой был изображен котенок. И как назло, именно в этот момент Джено запрыгивает на стол и любопытно заглядывает в экран. И снова дарит человеку полный осуждения косой взгляд. Уён закатывает глаза, тычет коту в нос и говорит, что это ничего значит, а затем открывает поисковую строку и вбивает «что едят коты?».              — Эй, Серый, вареная курица пойдет? — смотрит на внимательно следящего за его профилем котом и получает радостное «мяу» в ответ. — Жди тогда, сварю.              Чон быстро выходит из комнаты, прихватив недочитанную вчера книгу со стола, но возвращается, выглядывая из проема:              — Но потом поможешь найти формочки для печенья!              Оставшись наедине с собой, кот как-то странно по-человечески качает головой и будто бы улыбается, смотря в пустой дверной проем, а затем в загоревшийся экран телефона с другим котенком на обоях. Мама в сообщениях напоминала достать формочки для печенья, приготовить тесто, покушать и покормить временного члена семьи.              Мягкая пушистая лапка касается яркого экрана, отмечая «прочитано».