Физические двойные

      Если бы Уён считал то количество раз, когда они с Саном затевали перепалки (словесные и телесные), он бы сбивался где-нибудь на двенадцатом в неделе. В месяц выходило бы больше пятидесяти, и это только тех, что он помнит. Не подумайте, он в действительности не занимается подобной ерундой, как одержимый отмечая в блокнотике черточками каждую стычку. Он просто… прикидывает, сколько примерно выходит. Да, лишь примерно.              Но с ноября, кажется, их число сократилось вдвое. Или втрое. И это очень насторожило Чона. Потому что от этой слизеринской задницы и его друзей можно было ожидать чего угодно: от жабы в рюкзаке до толчка в спину где-нибудь посреди игры в квиддич.              Ничего не происходило. Да, они ругались, когда встречались в коридорах, ведь Чхве все ещё надменно называл его грязнокровкой, над чем гаденько хихикали остальные слизеринцы. И на совместных уроках они вели себя как давние соперники, в попытке показать себя в лучшем свете и превзойти другого.              И на этом все.              Это и настораживало гриффиндорца. Вдруг эта змеюка что-то задумала и, в попытках отвести от себя подозрения заранее, он решил меньше с ним ругаться, делая вид, что стал дружелюбнее? А вдруг он хочет втереться ему в доверие, чтобы потом превратить его в мышь и скормить кому-нибудь из Запретного леса? А вдруг это все какой-то долгий сон? Он впал в кому? Его отправили? Это точно сделал Чхве!              И сколько бы безумных вариантов не подкидывал ему его мозг, сколько бы невероятных сюжетов он не проигрывал в голове, гриффиндорец понимал, что это полный бред. Сан просто перестал обращать на него все свое внимание. А Уён привык к нему, ожидая подкола с каждой стороны.              Поймав себя на мысли, что он недоволен резко сократившимся числом стычек и перепалок, он с ужасом дал себе по лбу, а затем ещё и об стол приложился. Так, для профилактики.              А позже Чон понял, что в кои-то веки чувствует себя чуть более комфортно в школе. Усталость, свалившаяся на плечи, проявлялась лишь на тренировках, когда он едва не валился с метлы спустя лишь час игры, и вяло отбивал бладжеры битой. Зато учеба пошла как по маслу. Уроки проходили легко, домашняя работа не занимала много времени и даже на самостоятельные занятия у него хватало времени.              Будто сама Судьба, почувствовав, что он не выдерживает, все-таки решила повернуться к нему передом и, все еще с высоко задранным носом и закатанными глазами, сжалилась над ним, вмиг сделав все каким-то простым.              Расплывчатый образ Судьбы внезапно превратился в широко улыбающегося Чхве Сана, все еще с задранным кверху носом. Тот склонился над ним и смотрел, чего-то ожидая. Уёну думается, что его мозг генерирует какие-то странные образы.              — Я знаю, что красавчик, — ухмыляется слизеринец, все еще не сводя глаз с Чона.              — Вот черт, — выдает гриффиндорец, когда понимает, что Сан перед ним весьма реален и он уже минуту пялится на него. Они что, на обеде? Тогда почему на столе свитки и тетради?              Библиотека.              — Черт здесь только ты, — наигранно обидчиво говорит Сан и быстро обходит стол, занимая стул рядом. — Это что, мозги?              Слизеринец без спроса хватает раскрытую толстую тетрадь и начинает листать, рассматривая конспекты и рисунки с подписями. Это была тетрадь по анатомии, в которую Чон конспектировал все пройденные темы и выполнял задания. Где-то в рамочках встречались понятия и перечисления ферментов, на которых глаза Чхве смешно раскрывались. Уён не мог понять, что слизеринцу от него надо, но он не спешил уйти, вырвав свою тетрадь. Он просто тихо сидел рядом и наблюдал, почему-то чувствуя себя сейчас совершенно беззащитно.              — Слушай, я конечно в курсе, что ты тот еще задрот, но что это? — Сан, наконец, оставляет тетрадь в покое и хмуро смотрит на Чона. — Ты серьезно занимаешься магловскими науками? Зачем тебе это?              — Я же грязнокровка, — с усмешкой выдает Уён, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула. — Мое место среди маглов, забыл? Вот и готовлюсь к тому, чтобы свалить из твоего любимого Хогвартса и поступить в медицинский университет. Рад?              Эмоции на лице Чхве сменялись так быстро, что Уён едва поспевал отслеживать их. Но в целом он был доволен проделанной работой. Глупое лицо слизеринца определенно того стоило.              — Да, бесконечно, — в итоге произносит Сан и резко встает с места, от чего стул с громким звуком отодвигается и падает. — Ну ладно, копайся в органах дальше. Чудик.              Парень обходит стол, не подняв и не задвинув стул за собой и, почти завернув за стеллаж, резко останавливается, чтобы через плечо бросить небрежное:              — Завтра тренировка перед матчем. Гриффиндор против Слизерина. Надеюсь, ты не свалишься с метлы в самый ответственный момент.              Уён кидает в него ручку, но лишь секунды не хватает, чтобы та коснулась широкой спины, скрытой зеленой мантией. Чону послышалось, что Сан посмеялся за поворотом.              

***

                    — Умоляю, будь осторожен, — Сонхва крепко сжимает ладонь друга, второй рукой приглаживая взъерошенные волосы. Это не имело никакого смысла, они все равно растреплются из-за холодного ветра во время игры, но это работало как успокоительное для старшего, поэтому он не мог остановиться.              Ноябрьский матч состоится с минуты на минуту, со всех трибун кричат ученики, учителя суетливо пытаются всем найти места, а команды разминаются, готовые вот-вот взлететь над полем и играть до победного.              — Отстань от ребенка, пойдем уже, — Хонджун дергает старшего за шарф, заставляя отцепиться от гриффиндорца, и фыркает на злой взгляд, брошенный в его сторону.              — Все будет хорошо, хен. Я буду аккуратен. И вообще, разве не я здесь лучший загонщик школы? — шутит Уён, пытаясь успокоить Сонхва. Тот встревожен сильнее обычного, что, разумеется, настораживало.              — Формально, лучший загонщик школы — Чонхо. Но вместе с ним вы — лучшие загонщики Гриффиндора. — Хонджун поправляет неудачную шутку младшего, за что ловит два испепеляющих взгляда и резко замолкает.              — Ты все испортил, — стонет Чон, отталкивая когтевранца от себя.              — Уён, скоро начинаем, давай на поле, — к ним подбегает Марк, все время осматриваясь по сторонам в попытках кого-то найти. При виде Сонхва он расплывается в улыбке, начиная активно махать ладонью в знаке приветствия. — Привет, Сонхва. Ты не видел Донхека?              — Здравствуй, — Пак улыбается в ответ, а затем, быстро пробежавшись по лицам пуффендуйцев, указывает ладонью на одно из мест. — Он уже на трибуне, вон там! Мы сядем вместе.              Донхек смотрит прямо на них и, привстав на месте, машет парням, одновременно с этим что-то крича, но из-за огромного количества голосов его совсем не слышно. Шарф на его плечах от резких движений съехал, открывая голую шею, и Марк, одновременно с Сонхва, ткнули на собственные шеи, чтобы указать пуффендуйцу на его съехавший элемент одежды.              — Он безнадежен, — стонет капитан, когда видит, что его друг вообще не понимает, что от него хотят.              — Я скажу ему, не беспокойся, — пуффендуец хлопает Ли по плечу и получает тихую благодарность.              — Мне казалось вы спешите. — Хонджун грубо сбрасывает руку Сонхва с чужого плеча и берет за запястье, отводя подальше от гриффиндорцев. — Удачной игры, ребята.              Когтевранец быстро утягивает недоумевающего Пака за собой на трибуны Пуффендуя. Марк вопросительно смотрит на загонщика, получая в ответ лишь пожимание плечами. Уён сам не понял, что вообще только что произошло. Его не особо смутила излишняя грубость Хонжуна, это не было чем-то необычным.              Сейчас ему следовало бы сосредоточиться на игре, бите в руке и скачущим туда-сюда бладжерам. И пусть он убедил старшего, что с ним все будет в порядке, он сам понимал:              Не будет.              На недавней тренировке, где они так же, как и сейчас, играли против Слизерина, он сильно лажал. Вечно падал сразу после того, как отбивал бладжер от своих сокомандников, пару раз сбивал с метлы охотников обоих команд и один раз даже умудрился врезаться в снитч, получая штраф. И стоит ли говорить, как сильно каждый раз над ним смеялись слизеринцы? Чон готов поспорить, что за одну только эту тренировку он услышал больше оскорблений в свою сторону, чем за все годы обучения здесь.              Прошедшая тренировка заставила его сомневаться в сегодняшнем выигрыше. Он никогда не волновался перед игрой так сильно, как сегодня. Его колени заметно дрожали, когда он перекидывал одну ногу через метлу. Его ладони были взмокшими, когда он крепче сжал отполированную поверхность биты. До начала буквально несколько мгновений и Уён чувствует, как тяжело ему дышать.              — Что это было, черт возьми? — спрашивает Сонхва, вырывая свою руку из крепкого захвата. Они дошли до трибун Пуффендуя и заняли свободные места слева от Донхека, странно на них поглядывающего. — Что на тебя нашло?              — Давно ты с Донхеком и Марком общаешься? Почему ты никогда не говорил? Почему он тебе так улыбался? Я чего-то еще не знаю? — Хонджун не успевал отслеживать вопросы, которые сами собой вырывались из его рта. Он напряженно сжимал кулаки, ожидая ответов.              — А я должен отчитываться перед тобой? Я же не требую от тебя говорить мне о каждом человеке, с которым ты сегодня общался!              — Хен, что случилось? — в разговор встревает обеспокоенный ссорой Донхек, пугаясь, когда когтевранец кидает на него искрящийся злобой взгляд.              — Все хорошо, — успокаивает его Пак, отворачиваясь от Хонджуна. — Не обращай внимания. Мы часто ругаемся.              Сонхва поправляет желтый шарф на шее младшего, поясняя, что они намекали ему тогда на него. Ли смеется и тихо благодарит, сильнее натягивая шапку на свои русые волосы. Сегодня действительно холодно и он начинает волноваться за парней на поле, одетых в одну лишь спортивную форму.              — Разве ты не должен быть со своим факультетом? — решается спросить Кима Донхек, получая еще один стальной взгляд в свою сторону. Ох, этот злобный когтевранец начинает действовать ему на нервы. — Чувак, я просто спросил, что с тобой не так?              — Все со мной так! — огрызается Хонджун, больше не поворачиваясь в его сторону. — Где хочу сидеть, там и буду. Боюсь представить, что вы сделаете с Сонхва, если я отойду.              — Я его сокурсник и друг, вообще-то, ничего я с ним не сделаю! И это с тобой ему страшно оставаться! — выпаливает пуффендуец, нагнувшись вперед и заглядывая в глаза когтевранцу.              — Ты сокурсник, а я лучший друг!              — Хреновый из тебя лучший друг!              — Успокойтесь, пожалуйста, — Сонхва за шарф оттягивает Донхека, сажая на место, и без стеснений дает подзатыльник Хонджуну, заставляя обоих замолчать. — Игра начинается.              И до конца матча он не произносит ни слова, лишь прикусывая щеку изнутри и с тревогой следя за младшим на поле.              Перед тем, как оттолкнуться от земли, Уён и Сан встречаются взглядами. Одновременно сильнее сжимают биты в руках и безмолвно, одними глазами, заявляют о своей победе. Чон думает, что желать победы только для того, чтобы утереть кому-то конкретному нос — неправильно. Он должен играть ради команды, ради факультета, а не ради того, чтобы посмотреть на разочарование в чужих острых глазах. Но даже прекрасно понимая это, он взмывает в небо исключительно для того, чтобы в очередной раз доказать Чхве Сану, что он — лучше него. И кровь здесь не играет абсолютно никакой роли.              Мимо проносится слизеринский ловец, привлеченный блеском снитча. Чонхо проносится следом, ведь где-то в той же стороне бладжер с дикой скоростью несется на их вратаря. Уёну достаточно этих двух секунд, чтобы влиться в игру, покрепче перехватив биту.              Все последние тренировки команда Гриффиндора отрабатывала новую стратегию, составленную Марком. Никто не сомневался в ее эффективности, ведь еще ни одна стратегия капитана не подводила их и всегда исправно приводила к победе.              Однажды они, правда, едва не проиграли Когтеврану. Те были мастерами забивать в кольца. Хонджун и еще двое из его команды были чертовыми гениями среди охотников, серьезно. Уён всегда им восхищался и внимательно следил за матчами Когтеврана с другими факультетами. Рядом в эти моменты вздыхал Сонхва, то и дело подрываясь с места каждый раз, когда в их друга попадало бладжером или квоффлом. Но тот крепко держался. Чон не помнит ни одного раза, когда старший падал. Так вот, они были гениями. А потому, в тот злополучный матч, когтевранцы умудрились забить столько раз в их кольца, что пойманный гриффиндорским ловцом снитч, принесший сто пятьдесят очков, лишь чудом смог покрыть забитые когтевранцами. Так они и выиграли с отрывом в два балла, а затем уставшие, вымотанные долгой игрой, чуть не повалились на землю с метел. Сил едва хватило на приземление.              В общем, стратегии Марка Ли никогда не подводили.              — Уён! Слева! — Чонхо вновь проносится мимо, предупреждая о бладжере, и Чон мгновенно реагирует, отбивая железный мяч в сторону слизеринцев.              Он не уверен, сколько продолжается игра, но усталость явственно ощущалась. Табло показывало, что Слизерин был на пять очков впереди, с трибун все время кричали и хлопали. Белым шумом на фоне звучали речи комментатора, а вспышки камер ослепляли.              Уён снова отвлекся, не заметив летящий в него бладжер.              — Уён! — с трибуны, к которой он был ближе всего, кто-то его окрикнул, и он, не подумав, обернулся, пересекаясь взглядом с Сонхва, на лице которого был смертельный испуг.              Гриффиндорец вмиг обернулся назад, но ему не хватило секунды, чтобы отбить мяч. Удар пришелся в руку, чуть выше локтя, он отчетливо это почувствовал. Не удержавшись, Чон полетел вниз с метлы, надеясь лишь на то, что приземлится на поле, а не на крошечных первокурсников с Пуффендуя.              Звучит свисток. Трибуна Гриффиндора взрывается овациями.              Снитч пойман ровно в тот момент, когда Уёна снизу кто-то пытается поймать, смягчив приземление собой.              — Черт, если я сломал руку, ты будешь работать на зельеварении за меня.              Уён открывает глаза, что зажмурил в полете, и не может понять, какого черта он частично лежит на загонщике слизерина. Сан прижимает ладонь ко лбу, пытаясь, видимо, избавится от головокружения.              — Сан? — слизеринец отнимает ладонь от лица и смотрит на Чона, тяжело дыша. — Какого черта ты здесь?              — Все вопросы потом! — стонет Чхве, рукой пытаясь сдвинуть тело гриффиндорца с себя. — Я руку не чувствую, встань. Какого ты такой тяжелый?              Уён пытается осмотреться вокруг, насколько это возможно, и понимает, что лежит в основном на левой руке слизеринца, сдавливая ее всем своим весом. Он пытается подняться, опираясь на свои руки, но с визгом падает обратно, лбом ударяясь о чужие ребра. Боль простреливает всю его правую руку, в которую попал бладжер. Сломал.              — Я не могу встать, извини, — шепчет гриффиндорец, чувствуя, как пульсируют его рука и голова.              Костерост — последнее в этом мире, что он хотел бы видеть.              — Ну вы даете, — хором произносят подбежавшие к ним Марк и Хёнджин.              — Что-то сломано? — интересуется капитан Гриффиндора, поднимая сокомандника с земли. Хёнджин тянется за Саном, помогая тому встать.              — Рука, — хмыкает Уён, замечая красные от холода щеки слизеринцев. — Марк, а кто выиграл?              — Мы! — улыбается Ли, похлопывая загонщика по животу.              — Хэй, Сан, — зовет Чон соперника, дождавшись, когда тот посмотрит на него. — Мы выиграли! — гриффиндорец широко улыбается, видя раскрывшиеся в удивлении глаза Чхве, а потом показывает ему язык, чтобы добить.              Радость от победы растекается по венам быстро, согревая продрогшие конечности. Уёну кажется, что он никогда не радовался победе так сильно, как сейчас. Он готов обнять команду, а затем весь мир и долго кричать о том, что они выиграли. Вернее, был готов.              Пока не увидел стоящих вдалеке друзей. Хонджун крепко держал Сонхва за плечо, чтобы тот не помчался на поле. С ними стоял Донхек, переводя обеспокоенные взгляды с Пака на Уёна. Гриффиндорец поднял глаза повыше и посмотрел на расстроенное и испуганное лицо старшего. Ему хотелось подойти к нему, обнять и убедить, что с ним все хорошо. Пошевелить пальцами руки перед самым носом, мол, не сломаны, видишь.              Но сил хватило лишь на немое «Все хорошо», которое Сонхва точно смог прочесть по его губам.              

***

                    — Пей, мой хороший, не отпирайся! Чего как в первый раз! — мадам Помфри, уперши руки в боки, внимательно следила за тем, чтобы Уён выпил весь костерост, что она принесла.              Уён, зажмурив слезившиеся от отвратительного запаха зелья глаза, почти залпом осушил стакан, полный обжигающей горло жидкости. Помфри была права, он тут не в первый раз, но вкус этой жижи был настолько гадким, что привыкнуть к нему просто невозможно.              На койке, занятой гриффиндорцем, сидели Хонджун и Сонхва, хмуро поглядывая на младшего. Совсем недавно ушел Марк, который считал своим долгом убедиться, что с его загонщиком все в порядке.              — Молодец! — мадам Помфри забирает стакан и покидает ребят без лишних комментариев. Не маленькие, сами знают, что делать. К тому же, Уён тут так часто бывает, что она даже не удивляется, когда видит его двухцветную макушку у себя на пороге.              Уён загнанно посматривает на нахмуренного пуффендуйца, поглаживая сломанную руку. Ему стыдно перед старшим. Ведь он обещал, что будет в порядке, а сам, растеряв внимательность прямо во время игры, не смог защитить себя.              — Извини, хен, — начинает Чон после долгого молчания, из-за чего рядом дергается когтевранец. — Я обещал, что буду в порядке, но…              — Ты не виноват, не извиняйся, — прерывает его Пак, опустив голову вниз. — Ты не мог знать, что это произойдет. Никто не мог. — он тяжело вздыхает, а затем, подняв голову, дарит свою самую нежную и теплую улыбку, пытаясь скрыть печаль в глазах. — Главное, что ты живой. А кости срастутся, да?              Уён облегченно выдыхает, хватаясь здоровой рукой за ладонь старшего, покоящуюся на одеяле. Он пытается согреть ее, чтобы спала краснота, а пальцы не были такими ледяными. Поглаживает по костяшкам, сжимает и выпускает. Вот так безмолвно один просит прощения, а другой прощает.              — Отдыхай, Уён, — тихо произносит Сонхва, поднимаясь с койки. — Хонджун, ты идешь? — обращается он к когтевранцу, так ни разу и не шелохнувшемуся.              Ким мотает головой, охрипшим голосом говоря, что ему нужно поговорить с младшим. Пуффендуец хмыкает, но никак это не комментирует, покидая больничное крыло, как всегда бесшумно.              За дверью он встречает прислонившегося к стене Сана. Тот как-то испуганно смотрит на него, ожидая, что сейчас появится еще и Хонджун, но этого не происходит. А потому он как-то облегченно выдыхает и отталкивается от стены, чтобы подойти к насторожившемуся пуффендуйцу.              — Эм, — Чхве заламывает пальцы, поглядывая на закрытую дверь. — Как там Уён?              Сонхва от вопроса на секунду выпадает из реальности, не понимая, что произошло с этим слизеринцем. Он подсознательно преграждает путь к больничному крылу, выпрямляясь и скрещивая руки на груди, чтобы выглядеть выше.              — В полном порядке, — отвечает Пак, с подозрением осматривая Сана. Тот, вообще-то, не выглядит опасно, скорее взволнованно. От этого сразу становится не по себе. — Сам-то как?              — Что? — потерянно спрашивает Чхве, но заметив взгляд, направленный на свою руку, спешит ответить. — А, все нормально. Ни ушиба, ни перелома.              — Как ты вообще там оказался? — серьезно спрашивает Пак, пытаясь скрыть облегченный выдох после ответа слизеринца про руку. Пусть он и та еще заноза, Сонхва все равно переживал за него.              — Я… — Сан вновь заламывает перед собой руки, отводит взгляд. — Ну, я видел, как он падает, и…              — Ты специально поймал его! — неожиданно для себя самого восклицает Сонхва, резко обернувшись на дверь за спиной и прижав ладонь ко рту.              — Еще чего себе придумаешь? Мне просто не повезло оказаться там, куда падал этот гряз… — Сан строит самую возмущенную и противную рожицу, на какую только способен (а он на многое способен), но быстро сдувается, принимая для себя решение не быть говнюком хотя бы сейчас (Хенджин настоятельно просил его не быть им). — Никому не говори. — Чхве подходит к старшему, несильно схватив его за плечи. В глазах читается отчаянная мольба. — Пожалуйста, хен.              Пуффендуц с неверием смотрит на парня напротив, для себя отметив, что это хен, прежде никогда не слетавшее с губ слизеринца в его сторону, вызывает чувства сродни гордости и некотрого удовлетворения. А потому он лишь кивает, отняв руку от лица, и смотрит с неприкрытой благодарностью в глазах, позволяя губам растянуться в нежной улыбке.              — Конечно, — Сонхва позволяет себе дотронуться до чужих черных волос, вытаскивая неубранную высохшую травинку. — Спасибо, что не дал ему упасть.              Сан лишь кивает, дергаясь от неожиданного жеста, но расслабляется, когда видит частичку растения. Он думает, что, фактически, он дал гриффиндорцу упасть, от чего становится смешно. Ни сказав ни слова Чхве разворачивается и почти бегом покидает больничное крыло, чувствуя себя до чертиков смущенным всей этой ситуацией.              Что же, по крайней мере он точно знает, что с Уёном все хорошо.              — Хен, ты спровадил Сонхва и уже три минуты молчишь, — Уён тычет старшего в плечо, заставляя прийти в себя. — О чем ты хотел поговорить?              Хонджун, сморгнув какое-то наваждение, наконец поворачивается к младшему, пустым взглядом уставившись в стену за его спиной. Его рука носилась от волос на затылке к губам, пощипывая их, и до мантии, со всей силы сжимая ткань, после зарываясь обратно в волосы. Уёну стало страшно. Когтевранец выглядел так, словно вот-вот сойдет с ума, все в нем выдавало нервозность.              — Знаешь, я, — старший подает голос, но взгляд на друга не переводит, продолжая пялиться в серую стену. — В общем, знаешь, Сонхва, он…              Ким делает какой-то непонятный дерганный жест, взмахнув дрожащими руками, видимо в попытке объяснить все без слов. Но гриффиндорец не понял. Чон осторожно взялся за запястье старшего, ощущая, как дрожь передается ему самому.              — Я думаю, мне… Нет, забудь. Показалось, — Хонджун резко поднимается с места, вырвав руку из некрепкого захвата. Поправляет после себя одеяло на койке и, потрепав Уёна по волосам, выбегает за дверь. — Выздоравливай!              — Это точно коллективное помешательство, — выдыхает пятикурсник, сползая вниз по подушке. Что ж, его ждет веселая и очень болезненная ночка наедине с костеростом. А с Хонджуном он потом разберется.              Его мама в такой ситуации пропела бы «Всем к психологу и срочно», при этом продолжая спокойно развешивать белье. Обычно она комментировала так сериалы и фильмы, что слушала в пол уха в свои редкие выходные.              Но чем жизнь Уёна отличается от очередного сериала про подростков от Нетфликс, если его окружают такие необычные, он не постесняется использовать это слово, персонажи? Только и успевай следить за сюжетом.              Боль от срастающихся костей простреливает все тело. Чон обещает себе, что больше никогда не возьмет биту в руки.              Каждый раз себе обещает.              

***

                    — Черт, ноябрь подходит к концу, а снега все нет и нет! Где же рождественское настроение брать, когда на улице лужи и все серое, как в пещере?! — Донхек сильно размахивает руками во время своей тирады, грозясь сбить со стола все бокалы и тарелки. Хоть в зале и было шумно, перекричать этого пуффендуйца сможет, пожалуй, только корень Мандрагоры.              Хотя Сонхва все равно поставил бы на волшебника.              — Надеюсь, с приходом декабря к нам пожалует и морозный ветер. А ты, хен, что думаешь?              — Даже не знаю, Субин. Погода порой так переменчива, — Сонхва улыбается младшим, отодвигая бокал Донхека подальше от края. — Кто знает, может, снег выпадет уже завтра?              Чхве Субин, пятикурсник, улыбается в ответ, смущенно опустив взгляд на свою тарелку.              — Ты идешь в библиотеку с Уёном и Хонджуном? — внезапно интересуется Ли, оборачиваясь на стол гриффиндора, выискивая Чона в толпе.              — Да, как раз сейчас пойдем, — кивает Сонхва, выискивая уже черную макушку когтевранца среди его высоченных сокурсников. — А что? Хочешь присоединиться?              Донхек некоторое время молчит, терзая зубами пухлую губу.              — Вообще-то, — начинает он тихо, так, чтобы услышали только Субин и Сонхва, — у меня проблемы с астрономией.              — О, тогда тебе следует присоединиться! — Пак треплет пятикурсника по русым волосам, заставляя поднять голову. — Хонджун хорош в астрономии, я уверен, он не откажет в помощи.              — Хонджун последний, к кому бы я обратился, — ворчит Ли, медленно разворачиваясь к Субину. Тот, заметив это, резко начинает делать вид, что увлечен едой и вообще его здесь нет, но это ему не особо помогает. — Субин-а, пойдем с нами. Поможешь мне, пожалуйста-пожалуйста! — Донхек складывает руки в молящем жесте и выпячивает губу, сверкая глазками.              Ну разве ему откажешь?              Чхве обреченно выдыхает, показательно отчаянно зарываясь пальцами в волосы, но в конечном итоге кивает, вызывая у друга восторженные восклицания. Сонхва лишь улыбается, молясь всем богам, чтобы Хонджун не выкинул ничего странного и не затеял очередную ссору или драку.              Ох, он будет в ярости, когда увидит, сколько друзей пришло с пуффендуйцем.              Библиотека, как обычно, встречает полумраком и тишиной, прерываемой лишь редкими тихими шепотками и шелестом книг и пергамента. Сонхва с уверенностью проходит внутрь, направляясь за стол, где они с Уёном и Хонджуном обычно собирались. И когда он видит друзей, что-то увлеченно обсуждающих, не может сдержать улыбки.              — О, Сонхва, мы уж думали, что ты не придешь, — Хонджун замечает его первым, улыбаясь в ответ. — Как прошел день? Мы вчера совсем не… Почему они здесь? — Ким моментально меняется в лице, когда из-за стеллажа появляются еще два пуффендуйца, сжимая в руках учебники и свитки.              Донхек, закрыв глаза на личную неприязнь, улыбается и здоровается, помахав обоим парням. Уён расплывается в улыбке тоже, помахав в ответ. Но когда он замечает мнущегося Субина, выглядывающего в силу роста из-за спины Пака, он непреднамеренно бросает встревоженный взгляд на нахмурившегося когтевранца.              — Донхеку нужна помощь с астрономией, поэтому я пригласил его позаниматься с нами, надеясь, что ты поможешь, — быстро поясняет Сонхва, занимая место рядом с когтевранцем. — Но ты не особо дружелюбен, поэтому Донхек воспользуется помощью Субина.              — А почему они должны сидеть с нами? — бровь Кима ползет вверх, а руки непроизвольно сжимают колени под столом.              — Потому что я хочу, чтобы они позанимались с нами, — спокойно отвечает старший пуффендуец, приглашая парней сесть напротив, занимая места рядом с Уёном.              — Марк спрашивал, как твоя рука, — шепчет Ли, обращаясь к гриффиндорцу, когда занимает место рядом с ним и раскладывает все свои вещи.              — Все хорошо, — кивает Чон, демонстративно шевеля пальцами и прокручивая ручку. — У тебя проблемы с астрономией?              Пуффендуец угукает и спешит открыть учебник со звездной картой, абсолютно пустым и непонимающим взглядом смотря в линии, точки и надписи на ней.              Уён может лишь сочувствующе похлопать его по спине и подбодрить улыбкой.              Целый час они спокойно занимаются. Субин и Донхек тихо переговариваются, улыбаются, когда у Ли выходит верно определить координату или вообще найти нужную звезду на карте. Иногда подключается гриффиндорец, задавая уточняющие вопросы. Все-таки они идут по одной программе и им сдавать один и тот же СОВ в конце года, стоит воспользоваться шансом и поработать вместе.              Сонхва и Хонджун же сидели молча, не отрываясь от своих учебников и, кажется, даже дышали одновременно, чтобы не мешать друг другу. Уён, признаться честно, наслаждался этим моментом. Никто не ругался, не повышал голос, не дрался и не бросал злобные взгляды. Они тихо сосуществовали рядом, напоминая времена, когда они только-только познакомились и не могли найти тем и причин для споров и ссор.              — Сонхва-хен, — тихо зовет Субин старшего, сидящего напротив него, — можешь проверить, пожалуйста, правильно ли мы определили координаты?              — Конечно! — моментально отзывается Пак, откладывая свой учебник по ЗОТИ, чтобы придвинуть к себе пергамент младшего.              Субин привстает со своего места и нагибается через весь стол, опираясь на него руками. Склоняется над страшим, заглядывая в свою работу и внимательно следит, как тот водит пальцем по написанным числам. Хонджун напрягается всем телом, когда видит эту картину. Он готов поклясться, что обычно люди так близко к кому-то не наклоняются и этот мелкий явно что-то попутал.              — Ты можешь присесть, Субин, я скажу, если что-то будет неверно, — улыбается Сонхва, подняв голову на младшего, почти соприкасаясь с ним носом.              — Я хочу посмотреть, вдруг сам найду ошибку, — отпирается Чхве, наклоняясь еще ближе, из-за чего старший вынужден резко опустить голову обратно на задание.              — Тебе вроде нормальным языком сказали сесть на место и не виснуть над душой, — взрывается когтевранец, поднимаясь со своего места, и точно так же, опираясь руками на стол, близко нагибается к пуффендуйцу.              — Сонхва-хен предложил, а не попросил сесть обратно. Мне хочется посмотреть на свою работу. Какие-то проблемы? — с усмешкой спрашивает Субин, смотря сверху вниз на Кима, пытаясь воспользоваться преимуществом в росте и надавить.              — Да, черт возьми. Проблема есть. Ты слишком близко!              — Сонхва-хен ничего мне по этому поводу не сказал, а значит, его все устраивает.              — Прекрати звать его Сонхва-хен с такой интонацией, барсучок, — Хонджун уже тянется схватить пуффендуйца за желтый галстук, как между ними резко появляются чьи-то ладони и раздвигают парней друг от друга.              — Отставить детский сад! — Пак хмурится и закусывает губу, смотря на двоих с каким-то разочарованием. Тянется к пергаменту, быстро пробегается по написанному и протягивает Субину. — Ошибки в координатах Альфы Скульптора и Гамме Эридана, в остальном все хорошо.              — Понял, хен, — Субин забирает работу из чужих рук и садится на место, наблюдая, как старший складывает свои вещи и задвигает стул. — Ты уходишь?              — Я все закончил и очень устал, — Сонхва обходит стол, останавливаясь за Донхеком, и приглаживает его взъерошенные волосы. — Донхек, ты хорошо постарался, молодец. Уён, не сиди долго с биологией, — поглаживает гриффиндорца по спине, встречаясь с его встревоженным взглядом, но лишь качает головой, как бы говоря: «Я в порядке, не беспокойся».              Пак поднимает голову, смотря на уткнувшегося в учебник Хонджуна. Его плечи часто поднимались от сбившегося дыхания, а костяшки побелели от того, с какой силой он сжимал толстый переплет.              — Хонджун, — зовет когтевранца, но тот, хоть и вздрогнул от неожиданности, голову не поднял. Пуффендуец непозволительно громко выдыхает, не дождавшись реакции, и быстро покидает ребят, пожелав шепотом всем хороших сновидений.              

***

                    Три года? Кажется, ровно столько Сонхва влюблен в Хонджуна. И всего лишь год ему потребовался, чтобы влюбиться. Да-да, тот самый третий курс, когда они познакомились и с младшим.              Сонхва помнит, как врезался в низкого когтевранца, когда тогда еще незнакомый второкурсник с Гриффиндора попал ему снежком в голову, от чего он немного отшатнулся и навалился на Кима. Они вместе свалились в сугроб, в попытках затормозить лишь сильнее путаясь в конечностях. Шапка и синий шарф когтевранца слетели с его головы, являя взору ярко-синие волосы, что стало неожиданностью для тогда еще естественно-каштанового Пака. Он так и лежал на младшем, дрожа от попавшего за ворот снега, и просто разглядываел его цветные волосы, сдерживая себя от того, чтобы коснуться них. Парень под ним кряхтел, но не шевелился до тех пор, пока уши не начало жечь от мороза.              — Встань с меня, чего застыл? — резко начинает когтевранец, голыми руками отталкивая пуффендуйца от себя. — Все пуффендуйцы такие неуклюжие?              Сонхва, оторвавшись от крашеных волос, пугливо перевел взгляд на незнакомца, встречаясь с его нахмуренным лицом. Только сейчас до него дошло, насколько они близко и насколько он, наверное, тяжелый, видя, как глубоко дышит парень под ним. А потому он резко отстраняется, упираясь руками в варежках в его грудь, и быстро поднимается, сразу же подавая руку для помощи.              За которую, в прочем, не взялись.              Когтевранец поднялся, кряхтя как дед, и потянулся за своими шапкой и шарфом, возвращая их на законные места даже не отряхнув. Пак на это удивленно вздохнул и его передернуло от фантомного ощущения того холода, что испытал парень перед ним, когда шарф, полностью покрытый снегом, коснулся его голой шеи.              Он что, сумасшедший?              — Почему ты без перчаток? Тебе не холодно? — вопросы вырвались сами собой, и понял это пуффендуец в тот момент, когда незнакомый парень выразительно изогнул бровь в непонимании и явном раздражении.              — Ты налетел на меня и повалил в сугроб. Это действительно первое, что ты хотел мне сказать? — со злостью в голосе произносит когтевранец, пряча покрасневшие руки в карманы.              — Извините! Я не хотел! Я нечаянно попал, честно, простите меня! — к ним подлетает главный виновник, на ходу извиняясь и поправляя съехавшую шапку. — Я буду аккуратнее впредь, только не жалуйтесь профессорам, пожалуйста! — маленький гриффиндорец умоляюще смотрит на двоих, тяжело дыша и шмыгая красным носом.              — Извинения приняты, — хмыкает когтевранец, поворачиваясь обратно к Паку. — Можешь не извиняться тогда, раз не виноват. А перчатки я потерял где-то, не смог найти. — он спокойно отвечает на некогда заданный вопрос, игнорируя второй, и уже разворачивается, чтобы вернуться к ребятам со своего факультета, играющим недалеко от них, как Сонхва хватает его за рукав, с силой разворачивая к себе.              И, не сказав ни слова, стягивает с рук свои светлые варежки, сразу же протягивая их когтевранцу.              — В качестве извинений, — просто произносит он, второй рукой бегом стряхивая снег с чужой шапки.              Ох уж это его беспокойство и желание обо всех заботиться.              Парень перед ним снова хмыкает, но принимает предложенные варежки. Правда надевает он лишь одну, вторую возвращая хозяину, безмолвно прося надеть ее. И только после этого протягивает свою одетую в варежку руку вперед.              — Ким Хонджун, третьекурсник.              Сонхва растягивает губы в улыбке и пожимает руку своего одногодки, предварительно натянув варежку.              — Пак Сонхва, тоже третьекурсник.              — А я Уён, со второго! — парни резко поворачивают голову в сторону, чуть наклонив их вниз. Гриффиндорец широко улыбается, кажется, ни капельки не смущенный тем, что вот так легко настоял на их знакомстве, хоть никто с ним знакомиться и не спешил. — Чон Уён!              Сонхва находит мальчишку до безумия очаровательным, а потому пожимает и его руку, стряхивая снег с его шапки, получая в ответ улыбку еще шире и ярче. Уён улыбается все то время, что старший смахивает снег с его одежды, пока в него не прилетает снежок, врезаясь в голову и сбивая только что поправленную шапку.              — Хонджун! — Пак поворачивается в сторону новоиспеченного друга, намереваясь отругать его, но лишь получает снежком в живот. — Ты сейчас получишь, — шепчет он себе под нос, быстро слепив снежный ком и кинув со всей силы в смеющегося когтевранца, попадая ему по руке. Удар сопровождается громким «Ай!».              А затем пуффендуец получает снежком в спину, оборачиваясь на громко смеющегося (скорее визжащего) Чона, который уже тянулся за очередной порцией липкого снега, натянув шапку пониже на лоб.              Так они и начали общаться, играть вместе, заниматься, помогать друг другу с домашним заданием. Парни сблизились как-то слишком быстро, находя все больше общих интересов и увлечений, которые делали их дружбу только крепче.              С младшим у Сонхва сразу установилась особая связь. Это чем-то напоминало отношение старшего и младшего братьев: Паку все время хотелось заботиться о гриффиндорце, защищать его и всячески во всем помогать. И он прекрасно понимал, что порой слишком настойчив, надоедлив и в его заботе и опеке Уён уже вряд ли нуждается. Ему уже далеко не двенадцать, совсем скоро он станет шестнадцатилетним юношей, отличным волшебником и, быть может, врачом, и тогда старший точно ему больше не будет нужен. По крайней мере именно так думал Сонхва, тревожась приближающегося окончания обучения, когда их дорожки, вероятно, разойдутся, и он больше не сможет наблюдать яркую улыбку Чона, его родинки и визжащий смех.              Когда-нибудь, уже совсем скоро, Уён покинет его. И он правда не знает, что с этим делать.              С Хонджуном же все было куда проще. Пак мечтал поскорее расстаться с ним. Избавиться от чувств, которые преследуют его уже слишком много лет.              Не влюбиться в этого зануду просто невозможно. Даже в ворчании Кима было что-то очаровательное, что заставляло сердце трепетать, а тихому смеху срываться с уст. Сонхва всегда сравнивал друга с птенчиком, особенно в моменты, когда тот надувался и, скрестив руки на груди, показательно обижался. И пуффендуйцу давно нужно было понять, что Хонджун не птенчик, а самый настоящий орел, хищник, впивающийся в него своими когтистыми лапами.              И он ничего не мог с этим поделать, позволяя вырывать внутренности. Или не хотел ничего с этим делать.              Пак не знает точно, когда все случилось. В конце третьего курса? В начале четвертого? Казалось, он был влюблен в когтевранца с первой секунды, с первого взгляда на синие волосы и хмурые брови. Но вместе с осознанной влюбленностью в их отношения затесалось что-то ещё. Это были вечные ссоры, инициатором которых чаще становился Ким. И Сонхва правда не понимает, почему все случилось именно так и в какой момент их дружеские, полные комфорта разговоры превратились в поле боя, где победителем выходит тот, кто меньше расстраивается от слов противника.              Сонхва устал проигрывать, быстро вытирать слезы, а после делать вид, что все в порядке.              Каждое неосторожное слово, каждый разговор на повышенных тонах бил по и так израненному влюбленностью сердцу. Пуффендуец никогда так сильно не желал перестать это сердце чувствовать.              Он все время спрашивал себя: почему именно Хонджун? Почему он не мог влюбиться в Уёна, души в нем не чаявшего? В Донхека, что всегда рядом с ним, радует своей улыбкой и поддерживает в трудную минуту? Почему не Субин, в конце концов? Чхве Субин, этот славный пуффендуец выше него на пол головы, щенячьими глазами смотрящий на старшего, ищущий мимолетных прикосновений и простой улыбки в ответ. Сонхва соврет, если скажет, что ему такое внимание не льстит. Соврет, если скажет, что младший ему не симпатичен. А он почти никогда не врет.              И на этих размышлениях его прерывают громкие быстрые шаги за спиной. Пуффендуец надеется, молит всех богов, чтобы сзади оказался Хонджун. И он, черт возьми, не знает, почему желает этого больше всего.              Кто-то хватает его за плечо, разворачивая к себе, и Сонхва спешит произнести такое спокойное и привычное:              — Я в порядке.              Самая лживая вещь, которую он когда-либо говорил, говорит, и будет говорить всем вокруг. Он привык отвечать так на каждый обеспокоенный взгляд Уёна после их с Кимом ссор, на каждый встревоженный взгляд профессора Стебль, когда на уроках травологии он едва мог стоять, не схватившись за голову от головокружений. Всегда лишь три слова:              я в порядке.              Сонхва упирается взглядом кому-то в грудь, видя желтые элементы формы. И расстраивается.              — Хен, я, — Субин немного красный и запыхавшийся, учебники и свитки вот-вот вывалятся, некрепко прижатые одной рукой к телу. — Я хотел извиниться. Прости, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло, просто…              — Все в порядке, — Пак улыбается младшему, снова видя этот щенячий взгляд, направленный на него. Сонхва чувствует себя последним эгоистом, когда тянется вверх и гладит Чхве по щеке, то ли его успокаивая, то ли себя.              И всеми силами пытается себя убедить, что так правильнее. Что так все должно быть. Он должен был влюбиться в этого высокого и доброго пуффендуйца. Что именно его объятия он должен желать, именно его волос хотеть коснуться.              Так правильнее. И совсем не больно.              Субин был тем воображаемым пластырем, что склеивал его расколотое сердце. Именно так о нем думал Пак в настоящий момент. И было это так нечестно по отношению к младшему, так лживо по отношению к себе. Но он не был святым. Он жаждал счастья. И если Субин способен подарить его ему, хотя бы на мгновение заставить перестать думать о Хонджуне…              — Пойдем в гостиную вместе? — с надеждой спрашивает младший, неосознанно прижимаясь к холодной ладони, пытаясь остудить горевшие жаром щеки.              — Конечно, — Сонхва берет младшего за руку, слыша его вздох неожиданности, который он отчаянно пытался скрыть, и не может сдержать улыбки.              Так правильнее.