БВК

      Он пролетел мимо охранника и прямиком метнулся в лифт, потом — в свой кабинет. Его терзало непреодолимое желание снова рассмотреть этот снимок. Постепенно накатывало осознание, насколько все на самом деле серьезно. Буркнув Марине что-то приветственное, он закрылся в кабинете и, упав в свое кресло, дрожащей рукой достал заветное фото. Оно немного помялось, и он судорожно принялся его разглаживать, положив на стол. Потом снова всмотрелся. Да, все верно — двое. Двое! Не важно, какой пол, важен сам факт! Их двое! Что означает, черт возьми, что это именно ЕГО дети. Вика была права и максимально честна с ним. Он будет отцом! Да что там — будет… Эти двое уже есть, вон как хорошо все видно!       Интересно все же, какой пол. Или вообще разнополые…       Он встряхнулся, но сразу же почувствовал озноб. Нет, это не простуда, это нервное: он так реагировал на чрезмерное волнение. И было от чего волноваться, в самом-то деле! Он встал и прошелся по кабинету. Несколько раз присел, потом сделал с десяток отжиманий, оперевшись о стол. Не помогло.       Почему она не сказала ему, что будет двойня? Наверняка знала с того самого попадания в больницу после обморока. Знала, и не сказала… А он разве интересовался? Нет. Все, что ему было важно в то время — чтобы она не сболтнула ненароком, что они когда-то были вместе. Отправить хотел. За границу. В Гондурас. Или еще куда подальше.       Не сказала и потом, и в период их постепенного сближения. А могла бы! Так нет — вместо этого лекции про онтогенез! Воропаев действительно хотел себя накрутить, чтобы легче было обвинить не себя, а ее в том, что факт наличия двойни оставался долгое время неизвестным. Нет. Не смог. Потому что понимал: задай он вопрос, да даже попроси такой же снимок раньше — она бы не отказала. Вот и узнал бы все. Но он не просил. Наоборот, всячески показывал, что интересуется прежде всего ею самой. Тогда это было правдой. А теперь… густой коктейль из цветущих пышным цветом нежных и не очень чувств к Вике оказался разбавлен острым ощущением вины перед этими крошечными двумя, которые на фотографии…       Двое детей… и она была готова растить их одна, с самого начала? Бред какой-то. Так же нельзя! Хотя отец бы помог наверняка… А если бы она и правда согласилась уехать? Он бы просто посылал деньги и знать бы не знал, что… Да ничего бы он не знал! Это ввергало буквально в ужас! Отправив Вику из страны, он мог лишиться возможности вообще когда-либо увидеть хотя бы такой вот снимок. Нет, все, все, этого не случилось. Повезло, что Вика настояла на том, чтобы остаться в Москве.       Повезло… повезло именно ему, а ей приходилось каждый раз ему доказывать, что с ее стороны подвохов нет! Мудак… Какой же он мудак…       Интересно, почему она его терпела все это время? Почему вообще все это было между ними? Нет, не из-за денег! Точно нет… Так из-за чего? Неужели она смогла полюбить его? Нет, бред какой-то! Его нельзя полюбить! Такого, каким он был с ней — невозможно. Должна быть другая причина!       Паззл не складывался. Он не понимал. А не понимать он ненавидел больше всего на свете! Но… двое! У него двое детей. Сразу. У него… А ведь она говорила, что ей от него ничего не нужно… черт! Может ли она все это время притворяться, чтобы потом шантажировать его детьми? Да нет, это тоже бред! В это он не верил, Вика на самом деле не такая. А какая она на самом деле? А знал ли он ее настоящую вообще?       Сумбурные мысли лезли в голову, пока она не начала болеть. А дельного так ничего и не придумал…       Невеселые размышления прервал ворвавшийся в кабинет радостный Жданов. — Сашка, привет! Там Вика пришла, у Милко сидит! — Он сбавил обороты, когда увидел, что президент в «разобранном» состоянии. — Эй, ты чего? Заболел? — Не, все в порядке, — отозвался Воропаев. Он достал из ящика бутылку с коньяком и стакан и плеснул себе. Выпил. Легче не стало. — Эй, а мне? — обиженно сказал Жданов. Александр кивком показал ему на полку, где нашелся еще один стакан. Выпил и Андрей. — Так что случилось? А что это тут у тебя?       Первым, инстинктивным действием Воропаева было накрыть снимок рукой и не показывать. Однако это только подогрело интерес любопытного вице-президента. — Так-так-так! — обрадовался он новой загадке. — И что там такое страшное, что мне посмотреть нельзя?       Воропаев посмотрел на него исподлобья и вздохнул. Потом убрал снимок в карман. И спросил: — Ты не знаешь, у Малиновского двойни в роду были?       Андрей вытаращил глаза и поперхнулся очередным глотком коньяка. — Чего? Сашка, у тебя температуры нет? — Не знаешь, понятно… — Насколько я знаю — нет, а что? С чего вдруг тебе стали интересны родственники Малиновского? — А вот у меня мама родилась в двойне, — продолжил Александр и чуть улыбнулся. — И что? — Да ничего. Просто… у Вики двойня тоже… — Да ладно?! — радостно улыбнулся тот. — Поздравляю!       Но тут Андрей заметил, что Воропаев совсем не выглядит счастливым. — Что? Ты не рад двоим? Чего тебя колбасит-то? А, или ты это так странно радуешься? — Получается, это точно от меня… — выдал Александр. — А ты сомневался, что ли? — удивился Жданов. — Во даешь! Но сейчас-то убедился? Ну вот, радоваться надо! Я не понимаю, отчего грусть-печаль? Иди к ней, ну, не знаю, поговори как-то? — Александр поднял на него воспаленные глаза, и Жданов покачала головой. — Хотя нет, лучше не ходи. Ты или не дойдешь, в обморок грохнешься по дороге, или напугаешь ее своим видом. Да, с таким настроением лучше к беременной женщине вообще не подходить!       Александру было очень тяжело. Ему безусловно надо было выговориться. Вывалить кому-то всю подноготную. Он больше не мог держать это в себе, чувствовал, что сейчас взорвется… Но даже в страшном сне он не мог себе представить, что его собеседником окажется Андрей Жданов… — Ты чего хотел-то? — устало спросил он его, тщетно надеясь, что Андрей все-таки уйдет. — Да вот, сказать, что Вика пришла. — Я знаю, они с Кирой договаривались, что придет. — Так ты не хочешь как-то, я не знаю, поздороваться? — Здоровались уже сегодня… — То есть… вы были вместе, но поссорились? — Нет. Кира сказала, что Вика с утра идет к врачу, я подкараулил ее у женской консультации и вытребовал снимок, а то она только на следующей недели прислать результаты скрининга и фото с УЗИ… — Так вот что ты прячешь? Ну так сходи, верни, что ли? — Ей не понравилось, что я за ней следил… А я хотел ее подвезти, но пока смотрел снимок, она сбежала и как-то добралась сама, видимо. Наверное, на метро… — Она сбежала от тебя на метро? — Жданов не сдержался и заржал. — Во дает! Но тем не менее, отдать снимок — это повод снова встретиться и поговорить! — При Милко? — Ну пригласи ее в кабинет, сюда? — А у меня нет такого права, Жданов. Я больше не ее начальник, она на меня не работает. — Хорошо, тогда предложи ей, там, на обед сходить, что ли? А еще лучше — на ужин? — Не согласится… — Да откуда ты знаешь? — Проходили уже… И я бы на ее месте хотел забыть меня, как страшный сон… — Так а дети же? — А что — дети? Она знала, что их двое, с самого начала, но всегда говорила, что ей от меня ничего не нужно. Что она сама их вырастит… — А ты? — А мне от нее было нужно. Нет, не детей, конечно… — А, вот ты о чем? — протянул Жданов. — Ну и что? — И какое-то время все было хорошо. Даже более того, но я все испортил… — Заревновал, да? — понимающе усмехнулся Андрей. — Понимаю тебя… — Да… А потом дела навалились. Да и мы с Ромкой договорились оставить ее в покое… — Ага, и я с вами за компанию договорился, — вздохнул Жданов. — И мне, как и тебе, уже этот наш договор боком выходит. Но я думаю, его уже давно можно в топку выбросить. Ромка остался во френдзоне, все, конкурентов у тебя нет! — Зато есть враг, — он печально усмехнулся. — Кто такой? Врежь ему и пусть валит! Или ты про папу ее? Так вы с ним вроде бы нормально поладили? — С папой — отдельный вопрос, я о себе вообще-то. Мой главный враг — я сам, и я это знаю. Всегда знал…       Это не было откровением. Просто констатация факта. Воропаев уже привык так считать. Просто потому, что это всегда великолепно объясняло абсолютно всю херню, которая происходила с ним и вокруг него. Он просто научился с этим жить. По крайней мере, до сегодняшнего дня был в этом уверен…