БВК

— Шизой попахивает, не находишь? — сочувственно произнес Жданов. — Ага, еще и псих, — с готовностью подтвердил Александр, — как выясняется. А ведь считал себя адекватным человеком! — Да ты просто по уши влюблен, но не уверен во взаимности, — пожал плечами Жданов. — Такое бывает, сплошь и рядом. Не делай из этого трагедию. Просто поговори с ней. — А ты со своей Катериной когда поговоришь? — он попытался перевести тему. — Как только так сразу! А вот с Викой-то можно поговорить прямо сейчас, пока она здесь! Давай, иди! — Сам иди! Работай! — огрызнулся Воропаев. — Не бегай от собственного счастья, господин президент! Как друг тебе говорю — иди и поговори с ней! — Я уже говорил тебе, что я и дружба — понятия не совместимые, — Воропаев равнодушно качнул головой. Жданов заволновался. — Сашк, ты из-за вчерашнего? Да не обращай внимание, я просто на нервах был, вот и огрызнулся. Но я уверен, что мы с тобой и с Ромкой вполне можем называться друзьями… Смотри, через что мы вместе прошли! — Андрей, я ценю то, что ты делаешь для меня и для компании, но поверь, причина не в тебе и не в том, что ты говоришь. Причина во мне. Так исторически сложилось, понимаешь? Я нормально к этому отношусь. Не всем дано, вот и все. И давай оставим эту тему… — Да ни хрена! — взвился он. — С какого перепуга ты решил, что у тебя не может быть друзей? — Да черт его знает, — он пожал плечами, — не задерживаются около меня люди. — Да потому что ты со всеми общаешься, словно великое одолжение делаешь! — распалялся Жданов. — И это с самого детства! Я сколько раз к тебе подкатывал? В футбол там погонять? — Я учился, мне было не до футбола! — Вот! Ты в этом весь! Потому и люди от тебя разбегаются! Потому что дела для тебя всегда важнее! — Даже если эти дела — на благо тех самых людей? — Воропаев усмехнулся. — Да плевать! Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? — Да всякое бывало, Андрей, — вздохнул Александр. На самом деле тема дружбы уже лет так десять не была для него болезненной, поэтому он был относительно спокоен. — Бывало, что и дела забрасывал ради кого-то, а конец-то все равно один: отваливались от меня, как только получали то, что им надо. Так что я предпочитаю сохранять ровные взаимовыгодные отношения с людьми, которые мне важны. Смысл корешиться, если это все равно ненадолго? — Неужели не было настоящей дружбы, так, чтобы не разлей-вода? Не верю! — Много раз казалось, что было, — ответил Воропаев. — А потом оказывалось, что — нет. Проверено неоднократно. Да забей, нормально все. То, что мы не друзья, не значит же, что враги, верно? — Да, это хорошо. Но погоди! А Мишка Петровский? — А что Мишка? — удивился Александр. — Мы просто нормально общались… — Ты за него тогда вписался, когда он мячом окно бабке той разбил! — Ну и что? — Как — что? Разве это не проявление дружбы было? — Да нет, ответная услуга: он тогда меня отмазал, когда я молоко разлил по дороге из магазина. — А мне кажется, что это и есть дружба! — Да ты романтик, Жданов! — усмехнулся Воропаев. — Знаешь, я рад, что ты веришь в дружбу, но моя позиция останется прежней. — А Илюха Марков? — Я все помню, но не вижу принципиальных отличий. — Да почему ты вот это не можешь все считать дружбой-то? Что убило твою веру в друзей, а? Ну, колись, господин президент! — Тех доказательств, что я тебе предоставил, мало, что ли? — укоризненно посмотрел на него Воропаев. Жданов решительно кивнул. — Это все ерунда! Тебе уже тогда на них было пофиг, иначе бы ты не говорил так спокойно! Кто нагадил тебе в душу, Воропаев? Из-за кого ты возненавидел род человеческий и себя заодно?       Александр посмотрел на него с раздражением: чего он докопался? Зачем ему знать все?       Но Жданова его фирменный инквизиторский взгляд не испугал, наглец преспокойно развалился в кресле и плеснул себе еще коньяка. И уставился вопросительно: мол, давай, колись, я жду! На самом деле, Александру и самому это было нужно. Да и к тому же…если уж начал говорить, то надо довести этот разговор до какого логического конца. И он решился. — Знаешь, Андрей, люди — они же существа непостоянные. Есть эфемерное понятие «верность», в том числе и дружбе. А вот есть такое устойчивое выражение: «верный как пес»? Ну вот, меня, чтоб ты знал, предала даже собака, что уж говорить о людях… — Какая собака? — Андрей был озадачен. — Ты наверное не помнишь. Приблудился в дачный поселок пес, мы его Рексом назвали… — А, так я помню! Я тебя тогда сильно зауважал, потому что ты совсем его не боялся. Я зассал и сбежал, а ты — не боялся. Кстати, почему предал? Вы вообще с ним неразлей-вода были? — Были. Именно что были. Но потом вернулся его прежний хозяин, и Рекс свалил к нему. Я тогда уезжал на неделю с мамой в город… — Какой прежний хозяин? — нахмурился Жданов. — Ты о чем? — Да о том. Ты спрашивал, почему я перестал верить в людей? Ну вот, какой смысл верить в людей, если даже собака около меня не задержалась…       Жданов помассировал виски и осторожно сказал: — Саш, ты только не волнуйся… — Чего? — усмехнулся тот. — Просто… ну, я думал, дядя Юра потом тебе сказал, он тогда нам всем запретил тебе говорить, чтобы не расстраивать… — Жданов, ты о чем? Меня ждут какие-то еще откровения? — Прости, но кто-то уже давно должен был тебе сказать. Честно говоря, лучше бы это была Кристина, но раз уж так вышло, пусть это буду я. В общем, дело прошлое, но… Рекс тебя не бросал, ясно? — То есть отец мне наврал, ты это хочешь сказать? — Взрослые вообще часто врут детям, если думают, что во благо. Не в том суть. Рекс… погиб, пока ты был в городе. Его машиной сбило. Того лихача тогда посадили на пятнадцать суток, но это все, чего смогли добиться папа и дядя Юра. — Ты врешь… — в горле резко пересохло. Мозг отказывался воспринимать новую информацию. Словно мантру, Александр повторял вновь и вновь, — ты врешь, ты врешь, ты врешь… — Нет, я не вру. Ты потом никогда не ездил туда, а я вот был. Кристина и Кира точно знают, где его твой папа похоронил. Замечательный был пёсель…       Дышалось с трудом. Он все еще пытался воспринять новые данные. Выходит, вся та стройная концепция о невозможности дружбы держалась на… его вере в ложь отца?