Зелёная комната

      Шэнь Цяо просыпается к 10 часам. Здесь никто не будит их. Глаза заставляла открыть головная боль, тошнота от постоянно долгого сна. Он проводит на грани яви около 70% от суток - таблетки не дают ему ясно мыслить, ощущать реальность настоящей. Он всегда будто сидит в стеклянной коробке пятьдесят на пятьдесят сантиметров, смотрит проходящие мимо дни, как сторонний зритель кино, застывшее на одном кадре. На его тумбочке, массивной и квадратной, словно вылепленной из совершенно не подходящих друг другу частей, выкрашенной сверху белой краской слоями жирными, наслаивающимися друг на друга пухлыми каплями, стоит маленький пластиковый стаканчик с сегодняшней порцией таблеток. Все они белые.       Шэнь Цяо смотрит на распахнутое окно, и он так привык к решетке на нём, что словно стирает из восприятия вовсе. За окном ранняя осень, еще теплая, но сырая. Пахнущий влажной землей и гниющими листьями ветер треплет тонкие занавески. Ткань их не прочная, рвется от малейшего усилия - его сосед пытался повеситься, связав их вместе и порвал ещё на затягивании двух занавесок в единый узел. На чём он собирался висеть, если лампы в палате были плоскими, ручек ни на дверях ни на окнах не было, Шэнь Цяо интересовался первые несколько дней, потом медикаментозный туман застил его разум, и он забыл. Забыл, что есть что-то кроме окна с серыми деревьями, теряющими листья, и мутных облаков, порезанных в клеточку. Что-то кроме белой тумбочки и таблеток в стеклянном плену. Иногда вечерами, тёмными, но ещё не достаточно поздними, чтобы отключали свет в палатах, он лежит на своей твёрдой кровати, сбросив руку с края, повернутой тыльной стороной к потолку. Она кажется ему чужой и не подъёмной, слишком большой для его крошечного тела, тяжелой до того, что тащит его в падение с кровати. Он вынужден напрягаться всем телом, чтобы не упасть.       На предплечье кожа тонкая, видно крупные вены на сгибе с синяками от уколов и пухлый розовый шрам. Ползущий от локтя до запястья. Иногда на него так больно смотреть, что он накрывает его покрывалом, словно покойника. И лежит. В окне тучи словно куски ваты, пропитывают чернилами сумерки, они тяжелеют и густо-синим ложатся на самый белый подоконник.       Шэнь Цяо хочет, чтобы эта чужая рука стала его и он смог коснуться облаков.       Тридцать процентов времени он тратит на еду - она такая же влажная и вкусная, как конденсат на подоконнике после ночного дождя- и длинный путь по коридору до столовой или уборной без зеркал. Здесь пахнет хлоркой, и всегда пусто, когда он заходит. В отличии от всех комнат и коридоров, стены здесь в бледно-зеленой плитке. Он помнит, что зелёный цвет расслабляет глаза, поэтому иногда замирает напротив стены и смотрит.       Он забывает слишком много, когда высыпает таблетки на ладонь и запивает ледяной водой. Но вспоминает намного, намного больше если под неясным порывом идет в зеленую комнату и выплевывает каждую. Сидит на крышке унитаза, распахнув кабинку настежь, и смотрит своё личное кино напротив. Кубики плитки на стене сливаются в одно цельное полотно, начинает мерцать проектор из-за его раскалывающейся от боли головы в такт стучащему под горлом пульсу: в стартовых титрах мелькает его имя, но почерк он не узнаёт. Звучит музыка, легкая и весёлая, будто из циркового представления или из парка аттракционов - Шэнь Цяо улыбается и чужая рука на колене, начинает подыгрывать незамысловатый такт. Кино короткометражка, слепленная из связанных только действующими лицами сцен. Он не понимает диалоги. Не вспоминает места. Не может повторить ни одного имени, хотя слышит всё, каждый вдох и выдох, чётко. Но он живёт каждым кадром: его тело болит, холодеет на кончиках пальцев, а по рукам бегут мурашки. Его горло наполняют крики разной высоты и отчаяния, будто он проглотил целый хор мучеников. Вены на шее пухнут, жар обжигает глаза - их словно залили бензином и подожгли.       Шэнь Цяо падает на колени, скидывает крышку с унитаза и сует руки в воду. Он хочет свои таблетки назад, но их там никогда не оказывается - он знает, что смывает и смывает воду сразу же как избавиться от них, чтобы когда захочет к ним вернуться, ничего не осталось, кроме ледяной воды.       Он проживает такие приступы на мокром полу, зажмурив веки, до тех пор пока дежурные не уводят его под руки. Моют под струей горячей воды, натирая пальцы мылом без запаха, пока не начинает саднить.       Ничтожную тысячную времени он проводит в кабинете на этаж выше. Окна в нём без решёток, но так же гостеприимно распахнуты на встречу вечеру и тучам. Вместо занавесок плотные, тяжёлые коричневые шторы. Вместо жесткой кровати мягкий серый диван. Напольный торшер можно включать и выключать, когда захочется. Можно смотреть, как пляшут тени по заставленной мебелью комнате. Танцуют на корешках папок и книг, прячутся под ножками столов и шкафов. Вместо ледяной воды ему предлагают чай - он никогда не отказывается, протягивая ледяные ладони вперёд. Чашка белая с тонким рисунком синим акрилом, напиток исходит теплым паром и душистым запахом трав.       Белый силуэт напротив, он знает его, но не может вспомнить, спрашивает о сюжете сегодняшнего фильма. Что было на этой зеленой плитке такого, что он вопил, словно под пытками, и рыдал до лопнувших капилляров в глазах? Кто был там, прятался за спасительным туманом лекарств? Силуэт будет записывать любой звук, что вырвется из горла Шэнь Цяо, а потом поменяет теплую чашку на холодную пластиковую баночку с белыми таблетками. Шэнь Цяо примет её обеими руками. Проглотит без воды.       В его комнате с зарешеченным окном, есть ещё одна кровать. Кто-то сидит напротив, широко расставив ноги в чёрных брюках, опирается локтями на колени и смотрит на его слабое, распластанное по кровати тело и откинутую подальше, искалеченную руку. Иногда он может сосредоточиться настолько, что различает строгое лицо с жесткими чертами. Кто-то чужой в этой комнате, кто-то пришедший с чернильными облаками, не ведающий о решетках. Он смотрит тёмными глазами в глаза Шэнь Цяо, не отпускает, не даёт сморгнуть застывшую в уголках боль, уже затихающую.       Он знает о Шэнь Цяо всё. Безжалостно и ровно велит посмотреть на другую руку, ни чем не отличающуюся от первой, но почему-то не отвергаемую. Предлагает уйти, будто там за решеткой есть нечто большее, чем лес и дожди. Шэнь Цяо слушает его голос, обещающий так много страшных и желанных вещей, но не может ответить. Туман в голове неотвратимо расползается прохладой от макушки до лба, застилает пеленой глаза. Он медленно моргает, и лицо собеседника тает. Его силуэт истончается, голос стихает, а дрожащий пульс в венах успокаивается.       Шэнь Цяо борется с дремотой, думает и думает о сцепленных в замок смуглых руках с тяжелым перстнем.       Борется и засыпает.       Утром Шэнь Цяо просыпается к 10 часам.       На его тумбочке, всё такой же нелепой, стоит баночка с таблетками. Одна из них красная.