Безвоздушная тревога

В баре было непривычно тихо. Огромная плазма на стене не шумела, транслируя футбольный матч. Болельщики не переругивались между собой, не спорили громко и не чокались пивом, празднуя голы любимой команды, просто потому, что их сейчас в уютном тёплом помещении не наблюдалось, как бы сильно Эрен ни присматривался к свободным столам. Он издал странный звук, со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы, словно всю челюсть резко прострелило болью, покачал головой и отвернулся от лицезрения пустого зала, который ещё недавно был забит под завязку. Во что спорт-бар превратится теперь после того, как его выкупил новый владелец, было непонятно. Эрен потёр указательным пальцем гладкую полированную поверхность стойки, пошкрябал коротким ногтем едва заметные царапины на дереве и снова вздохнул. Чувствовал себя восьмидесятилетним пенсионером, которому ничего не остаётся, кроме как тяжко вздыхать и думать, что вот раньше точно было лучше. Оно и было. Когда они тут первый раз собрались всей компанией, празднуя удачную покупку Конни. Нажрались так, что на утро головы нещадно трещали, а от Калахари в глотке хотелось вздёрнуться. Но Эрен всё равно нашёл в себе силы, чтобы попереться с Зиком на назначенную встречу с Аккерманами, о чём ни разу с тех пор не пожалел. По факту сентябрь был не так давно, а по ощущениям прошла целая вечность, в течение которой жизнь Эрена поменялась кардинально, несколько раз успев перевернуться вверх тормашками. Эти катания на русских горках ему уже откровенно надоели, но он понимал, что в большинстве виражей был виноват в первую очередь сам и только потом уже окружающие и обстоятельства. Эрен медленно перевёл взгляд на полки бара, всё ещё заставленные большим разнообразием выпивки. Конни не счёл нужным выгребать алкоголь, пусть новый владелец сам решит, что с ним делать. Не будь Эрену так лень даже просто шевелиться, он бы налил себе выпить, чтобы хотя бы на ближайшие пару часов в голове поселилась заветная лёгкость. Но выпивка была далеко, а стойка так и манила, чтобы продолжать сидеть, сложив на ней руки, а сверху умостив подбородок, выгнувшись в позе креветки. Ещё какие-то жалкие две недели назад Саша бы хлопотала рядом, варганя очередной шедевр. Для употребления живыми здоровыми людьми эти сомнительные напитки никогда не годились, но смешивала свою бурду Блаус с таким вдохновением и широкой довольной улыбкой, что грех ей было отказывать. И плевать, что потом пищевод и желудок горели адским пламенем. Эрен в отместку мог резко схватить её, вытянуть из-за стойки и на глазах у всех посетителей заставить выплясывать танцы, от которых Саша заливалась праведным румянцем, но всё равно громко смеялась. Конни и Жан в такие моменты старались держаться подальше от локализации происходящего Армагеддона, Армин тихо ржал в сторонке, а Имир ныкалась в самый дальний угол бара и оттуда шипела на Йегера, грозясь оторвать ему культяпки, если тот посмеет и её потащить за собой. Эрен моргнул, избавляясь от навязчивой картинки перед глазами. Громкие голоса и смех в голове вновь сменились оглушающей тишиной, которую вскоре прервали звуки шагов. Жан вышел из подсобного помещения, в котором Конни хранил всякий хлам, и уселся рядом с Эреном за стойку. В руках он держал простую серую коробку плоской формы, в которой обычно хранят всякие чеки, старые счета и прочую ненужную макулатуру.       — Не знал, что он успел её распечатать, — голос у Жана был странно натянутым. Впрочем, так он звучал со дня похорон Саши. Кирштейн открыл коробку и вытащил из неё плоскую карточку. При ближайшем рассмотрении это оказалась фотография, распечатанная в таком хреновом качестве, что от пикселей расплывались черты лиц, но… Эрену не нужно было всматриваться, он и так знал, кто изображён на снимке. Точно такая же фотография в лучшем качестве хранилась в памяти его телефона. Тот самый вечер, когда они помогали Саше выбрать наряд для свидания с Николо. Точнее, помогал и пыжился один Эрен, пока остальные хлебали шампанское и носились по залу бутика, примеряя шляпы и пушистые боа. Именно такое мохнатое недоразумение кричащего розового цвета красовалось на шее Конни, пока он держал на руках улыбающуюся Сашу. Рядом с ними стоял Армин, а на переднем плане, чуть опустившись, чтобы не загораживать остальных, торчали Жан и Эрен. Йегер успевал и камерой щёлкать, и к Кирштейну с поцелуями лезть, искренне наслаждаясь ужасом в его глазах. Эрен молча протянул снимок обратно Жану. Сил и желания говорить что-то попросту не было. Всё равно они оба прекрасно понимали, кто виноват во всём произошедшем. Из-за кого они больше никогда не смогут так собраться. Удивляло лишь то, как Кирштейну хватало выдержки не напоминать об этом Эрену ежесекундно. Он вообще ни разу не заговорил о проёбах Эрена, которых скопилось немало.       — Смотри, что ещё нашёл. Спрингер прям коллекционер, мать его, — Жан усмехнулся и положил перед Эреном фото. Чуть выцветший полароидный снимок, заставивший Эрена вздрогнуть. Чёрт, он так давно не видел это лицо. Оно улыбалось ему, посылая привет из прошлой жизни. Эрен на фотографии стоял в обмотанном вокруг шеи шарфе сборной Германии по футболу и прижимал к себе девушку, одетую в ярко-жёлтую футболку бразильской команды. Её вьющиеся чёрные волосы, как и всегда, были заплетены в необычные косички, обрамляющие смуглое пухлощёкое лицо. Девушка надулась, огорчённая проигрышем своей сборной, в то время как Эрен даже не скрывал триумфа и издевательски пытался чмокнуть её в щёку.       — Си, — тихо произнёс он, приблизив фото к лицу, чтобы лучше рассмотреть. Эрен не мог понять, какого чувства в нём сейчас больше — светлой ностальгии или же сожаления, что он так и не смог дать Сиаре того, что она заслуживала. Кого-то лучшего рядом. Человека, который бы ценил её, а не просто весело проводил время и развлекался.       — Она была классной, — Жан вновь усмехнулся, наблюдая за его реакцией. — Не боялась тебя пиздить, когда ты нарывался. А нарываться, Йегер — это твоё второе имя.       — Ага, классной. Но наивной, — Эрен нахмурился и поспешно положил фото в коробку, словно оно могло обжечь его. — Сиара была влюблена в мальчика-придурка, играющего на барабанах, гоняющего мяч и фанатеющего по року. Для неё я был идеальной картинкой, но, узнай она меня настоящего, сильно бы разочаровалась.       — Насчёт того, что ты придурок, сложно не согласиться, — Кирштейн фыркнул и закрыл картонный ящик Пандоры, из которого вылезало слишком много ненужных воспоминаний. Развернувшись к Эрену всем корпусом, Жан подпёр рукой щёку и уставился на друга так, словно собирался его препарировать. — Только придурок может считать окружающих его людей ещё большими придурками и тупицами. Или слепыми и глухими — хрен его знает, что ты там себе напридумывал. Но если ты всерьёз думаешь, что людям так сложно узнать тебя настоящего под этой маской клоуна — мне почти тебя жаль, Йегер. Сиара не была идиоткой. Как и все остальные, кто, несмотря на всё твоё дерьмо, остаётся рядом с тобой. Эрен напряжённо поджал губы и отвернулся, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом Жана. Странно даже, они были знакомы и дружили столько лет, но впервые, кажется, проговорили больше двух минут, не начав спорить и не угрожая прибить друг друга. Оказывается, Кирштейн умел быть не раздражающей лошадиной мордой.       — Тот, кто остаётся рядом, рано или поздно играет в ящик. Так что Конни вовремя свалил, — пробормотал Эрен, невидящим взглядом таращась на разноцветные бутылки напротив.       — Ага, инстинкт самосохранения Спрингера в кои-то веки оказался кстати.       — Ну, а ты? — Эрен не знал, зачем задал этот вопрос. Ему бы стоило промолчать или, наоборот, подтолкнуть Жана к такому же решению, чтобы уезжал, пока есть возможность и всё в очередной раз не покатилось в самую кромешную задницу.       — Что я? Без меня ты и дня не протянешь, так что я остаюсь.       — И как бы я пережил такую потерю, — с иронией сказал Эрен и всё-таки повернулся, вновь сталкиваясь взглядом с Жаном.       — Вены бы себе вскрыл, — губы Кирштейна растянулись в такой широкой и говорящей улыбке, что Эрену по традиции захотелось ему врезать.       — Ну ты и сука! — восхищённо протянул он. — Хватит напоминать мне о старых проёбах. Я был молод и глуп. Сейчас я бы выбрал не такой банальный способ самоубийства и более действенный.       — Я читал про это. Таких, как ты, называют патологическими суицидниками, — Жан задумчиво потёр подбородок, игнорируя недовольное фырчание Эрена. — Типа таким образом вы привлекаете к себе внимание. У вас нет как таковой цели покончить с собой, скорее, показать окружающим, что в случае чего вы можете это сделать. Манипуляция чувствами близких и верный способ держать их рядом. Эрен не стал с ним спорить и говорить, что было-то всего один раз. И ничьё внимание он тогда привлечь не пытался. Ну, разве что самую малость.       — Охуеть, Жанчик подался в психологию. Что дальше? Спрингер станет великим математиком? Хотя ладно, тогда бы он не толкнул свой бар за бесценок. Жан с сочувствующим видом похлопал его по плечу и посмотрел взглядом «я знаю, что на самом деле тебе хреново, так что шути, сколько хочешь, меня не наебёшь». Эрену в ответ стоило проорать что-то из разряда «а кому сейчас легко?», но он сдержался и молча потопал вслед за Кирштейном. Тот забрал коробку и ещё какие-то мелочи, а больше в баре делать было нечего. Место всегда становится пустым, если в нём нет особенных людей. Эрен давно это уяснил.

***

      — Чёрт возьми, какая же ты упёртая! Эрен громко выругался, когда, подъехав к дому, заметил припаркованный возле элитной высотки Кадиллак матери. Он успешно игнорировал её звонки и сообщения три дня и был уверен, что, зная темперамент и крайне говяный характер сына, дальше она не сунется. Но Карла Йегер умела удивлять и обрушиваться на голову, как солнечный удар в разгар января. Колёса с громким неприятным свистом затормозили о подтаявший снег, обнаживший клочки тротуара. Эрен буквально вылетел из салона и понёсся в сторону Карлы, терпеливо дожидающейся его возле своего Кадиллака. В своей бордовой шубе и такого же цвета шляпке она выглядела как живая мишень, максимально просматриваемая со всех сторон. Даже целиться не надо и особо стараться, чтобы попасть. Всё открыто и доступно, как на ладони.       — Мама, что ты тут делаешь?! — Эрен подскочил к ней, сразу вставая так, чтобы закрыть собой. Теперь Карла оказалась зажата между автомобилем и сыном, рост и широкие плечи которого вполне годились для живого щита. — Я ведь просил тебя не приезжать.       — А что мне оставалось делать? Я беспокоюсь за тебя! — Карла, в отличие от отпрыска, повышать голос не стала, а наоборот, понизила его до уровня рассерженного шипения. Её указательный палец с идеальным чёрным маникюром уткнулся Эрену в грудь, надавливая через ткань тёплой кофты и твидового пальто.       — Не о чем беспокоиться. Я жив и здоров, как видишь, а теперь садись в свою машину и скажи своему грёбаному водителю, чтобы скорее увёз тебя отсюда.       — Я никуда не поеду, пока мы не поговорим, — Карла настаивала на своём, и Эрен прекрасно понимал, что в этой битве упрямства точно не сможет её победить. Ему хотелось взвыть. Просто выйти на середину проезжей части, встать там истуканом и, запрокинув голову, натурально завыть. Но при всём желании Эрен сейчас не смог бы пошевелиться, потому что напряжением и тревогой сковало всё тело. В отличие от Карлы, он осознавал, что рядом с ним оставаться небезопасно.       — О чём нам говорить? — Эрен медленно повернул голову, натыкаясь взглядом на большой торговый центр, располагающийся по соседству с жилыми высотками. Идеальный вариант для зажравшихся типов вроде него, которым лень куда-то ехать, можно протащить свою задницу через дорогу и затариться всем необходимым, будь то дорогие итальянские шмотки или редкие сорта питахайи, привезённые из Южной Америки. Кушайте, не обляпайтесь, только платок от Louis Vuitton на шее поправьте.       — Неважно, о чём угодно. Только не молчи, Эрен, я хочу знать, что ты в порядке.       — Но я не в порядке, мам, — он ведь собирался соврать, чтобы убедить её скорее уехать. Но правда слетела с губ тихим выдохом, мгновенно затерявшимся посреди шума улицы. Эрену не нужно было смотреть на Карлу, чтобы увидеть, как приоткрылись её губы, а между бровей появилась небольшая складка. Он и без того представлял выражение её лица, пока продолжал всматриваться в крышу торгового центра. Три этажа, не считая подземной парковки. Большое количество входов и выходов, чтобы зайти внутрь незамеченным и выйти так же, не привлекая внимания. Хороший обзор на жилую часть улицы. Если на крыше засядет профессионал, снять даже движущуюся цель не составит сложности. — Ты ведь знала, что так будет, да? Поэтому не хотела, чтобы я возвращался из Мюнхена.       — Произошедшее с Сашей — это случайность. Ты не виноват, — в голосе Карлы было столько уверенности, что хватило бы накормить целую футбольную команду и зарядить на победу. Эрен резко повернулся и уставился на неё взглядом, в котором плескалось удивление вперемешку с раздражением.       — Случайность — это когда человек спотыкается, падает и разбивает себе голову о бордюр. Случайность — это навернуться на лестнице и сломать шею. Или подавиться насмерть чёртовой маслиной. А оказаться застреленной психопаткой, намеренно преследующей такую цель — это нихрена не случайность, мама.       — Это просто ещё один инструмент давления, способ причинить тебе боль. Если бы девчонка Браунов действительно хотела убить тебя, она бы это сделала, — Карла вздрогнула и обхватила себя руками в отчаянной попытке согреть, словно одно упоминание о гипотетической смерти Эрена пугало её до дрожи.       — О, поверь мне, она ещё попытается, — Эрен усмехнулся.       — О чём ты… — он видел, как непонимание в медовых глазах Карлы постепенно сменяется недоверием, а следом за ним приходит осознание. — Нет! Вот чем ты занимаешься все эти дни — играешь роль приманки?! Эрен, ты с ума сошёл?       — Тебе пора, садись в машину и уезжай. Слова прозвучали ровно, из голоса исчезли все нотки волнения и тревоги, словно минутная слабость была лишь сбоем в чётко отлаженном механизме. Карла всегда была проницательной, не ошиблась она и в этот раз. Эрен не приезжал в родительский дом. И ни разу с того дня, когда Аккерман забрал его в больнице, не посещал его особняк. Не был в «Сигансине». Он ни с кем толком не разговаривал, всё общение обрубил на корню, и если Ривай оказался понятливым, давая ему время, чтобы разобраться в очередном дерьме, то у Карлы было совсем другое мнение. Она считала своим родительским долгом влезть туда, где её присутствие было крайне нежелательно. Маленькая психопатка его пасла — преданнее и тщательнее, чем овчарка, следящая за стадом овец. Куда бы Эрен ни пошёл, Браун таскалась за ним, своим незримым присутствием действуя ему на нервы. Но он терпеливо ждал, когда мстительница, возомнившая себя мистером V, наконец перейдёт к более решительным действиям. Обо всех её сталкерских похождениях Эрен узнавал сразу же, потому что у него тоже были в подчинении люди, остающиеся в тени и на достаточном расстоянии, чтобы она их не замечала, а они могли проследить за каждым её шагом. На любую хитрую жопу всегда найдётся болт с резьбой. Эрен понимал её мотивы и мог представить, насколько сильно ей хотелось убить его. Примерно то же чувство мучило его годами, стоило подумать о Райнере. О человеке, которого он за шестнадцать лет ни разу не видел, но тот всё равно умудрился стать его неотъемлемым спутником, преследующим в кошмарах и наяву. Просто потому, что глупый мозг маленького Эрена с явной нехваткой серого вещества из всего произошедшего выцепил это имя, произнесённое ублюдком, сломавшим жизни их семье. Возможно, Габи (господи, какое странное уродливое имя, Эрен морщился каждый раз, когда мысленно произносил его) хотелось узнать получше Йегера, который, будучи семилетним мальчишкой, смог прикончить её отца. Или же это была довольно простая и банальная мотивация — довести его до такой паранойи, чтобы он останавливался и оглядывался на каждом шагу, пытаясь понять, откуда исходит опасность. Существовал и третий вариант: она планировала прикончить Эрена на его же территории. Во всём опять виноват хренов символизм, ведь кровь и растёкшиеся кишки её сгинувшего папаши соскребали с пола подвала их семейного особняка. Она не учла одного: Эрен умирать не боялся. Слишком часто в последние месяцы его жизнь висела на волоске, чтобы не потерять в своей цене. Он просто перестал думать об этом, как о чём-то особенном. Все люди смертны — рано или поздно. Это совсем не страшно. Гораздо страшнее и мучительнее наблюдать, как умирают вокруг другие — те, кто действительно что-то для тебя значат. И Карла, сама того не зная, преподнесла Браун прекрасный подарок — саму себя на блюдце с золотой каймой. Инстинкты Эрена обострились, всё его естество буквально кричало, что Карлу нужно как можно скорее отправить куда подальше в безопасное место.       — Сядь в машину. Это не просьба, — он продолжал говорить спокойно, хотя голос предательски подрагивал от напряжения. Распахнув заднюю пассажирскую дверь, Эрен подхватил мать под локоть и начал заталкивать её внутрь. Карла сопротивлялась, но уже не так активно, видимо, наконец поняв, что поступила совсем не мудро, подставив под удар не только себя, но и сына. Звук выстрела спутать с чем-то другим было нереально. Прежде чем паника захлестнула мозг, парализуя здравый смысл, Эрен успел отметить важную деталь — выстрел прозвучал далеко. Не прямо рядом, где-то под носом, когда места для манёвров совсем не остаётся, а на достаточном расстоянии, чтобы успеть сгруппироваться. Эрен грубо пихнул Карлу вперёд, не обращая внимания на её крики и протесты. Она ужом извивалась, пытаясь развернуться и затащить сына следом за собой в безопасный бронированный салон машины, но Эрен оттолкнул её и захлопнул дверь быстрее, чем пальцы Карлы успели вцепиться ему в пальто.       — Эрен, не смей!       — Увезите её, прямо сейчас, мать вашу! — рявкнул он на застывших телохранителей. Не дожидаясь их реакции, Эрен развернулся и цепким взглядом уставился на торговый центр. Его предположения оказались верными, а девчонка вполне предсказуемой. Неудивительно, что она засела именно на крыше, обеспечив себе лучший обзор на все подъезжающие и отъезжающие от жилого комплекса машины. В кармане зазвонил телефон. Эрен вытащил его и не глядя ответил, больше сосредоточенный на том, чтобы пересечь дорогу с сигналящими ему автомобилями. Чёрная Ауди едва успела затормозить, в противном случае Эрен совсем не грациозно уже летел бы на тротуар, переломав пару конечностей.       — Где она? — хрипло спросил он, затормозив возле центра. Зелёные глаза забегали по улице, выхватывая лица из движущейся толпы людей.       — Стреляла в одного из наших, когда мы попытались её перехватить, — мужчина, судя по голосу и рваным звукам на фоне, куда-то бежал. — Все выходы перекрыты. Она… блядь, она не покидала крышу!       — Кретины, — беззлобно выругался Эрен и, прервав звонок, сунул телефон обратно в карман. Ноги понесли его вперёд, в обход здания, потому что заваливаться внутрь и попадать в этот человеческий муравейник не было никакой нужды. Он знал, каким способом Браун попытается выбраться. Ей хватило мозгов заставить этих дуболомов поверить, что она воспользуется одним из выходов, что было бы крайне очевидно. И, когда они понеслись за ней следом, она наверняка незаметно прошмыгнула в технический коридор, защищённый от посторонних глаз. Дальше дело за малым: на лифте для персонала спуститься на первый этаж, в котельные помещения, и через них выйти на подземную парковку. Пока идиоты наверху будут бегать и искать её, она успеет улизнуть. Эрен бежал так быстро, что от холодного ветра, бьющего в лицо, слезились глаза и немели губы. Под пальто, кобурой надёжно и плотно прижатый к телу, находился пистолет, но Йегер не торопился его вытаскивать, чтобы прохожие на улице не подняли шум. Он за жалкую минуту умудрился обогнуть торговый центр и, перескочив через шлагбаум, влетел на территорию парковки. Охранник высунулся из своей навороченной «собачьей» будки и что-то ему закричал, но Эрен проигнорировал, понадеявшись, что этот придурок сейчас не вызовет полицию. Ему только бестолковых легавых не хватало для полноты картины, шума и вони потом будет столько, что за месяц не утихнут. А учитывая, что Эрен чётко знал, что собирается делать, когда девчонка попадёт ему в руки, лишние свидетели с полицейскими жетонами ему точно нахрен не сдались. Он резко остановился, оказавшись в самом центре парковки. Машин вокруг было много, а людей не наблюдалось вообще. Эрен порадовался, что не слышит за спиной топот ног охраны, потому что вырубать невинных людей ему не хотелось. Рукоять пистолета знакомой тяжестью легла в ладонь, и Эрен начал медленно двигаться вперёд, беззвучно переступая ногами по сухому асфальту с жёлтой разметкой. Его глаза бегали по огромному пространству парковки, пытаясь среди автомобилей заметить шевеление. Вполне возможно, что Браун ещё не успела выйти и, по примерным расчётам Эрена, должна была в любую минуту высунуть свою голову из котельной. Телефон в кармане вновь завибрировал, но Эрен его проигнорировал. Остановившись за массивной квадратной колонной, подпирающей потолок, он уставился на металлические двери, ведущие прямиком к котельному помещению. Закрытые на замок, но он не сомневался, что Габи хватит умений вынести их одним точным выстрелом. Что создаст брешь в системе безопасности и поднимет на уши всю службу охраны здания, но к тому моменту, как они толпой спустятся вниз, дело уже будет сделано. Никаких выстрелов, никакого шума. Дверь открылась практически беззвучно, и маленькое юркое тело выскользнуло наружу, смешиваясь с теменью парковки в углу, куда не доставал свет. Эрен замер, даже дышать перестал и крепче сжал пистолет. С его места открывался неплохой обзор на передвижения девчонки, которая оглядывалась по сторонам и, подобно мыши, юрко двигалась вдоль стены. Абсолютно непохожая на своего старшего шкафоподобного брата. Она была миниатюрная, мелкая даже, завёрнутая в неприглядную тёмную одежду и с растрепавшимся пучком каштановых волос на голове. У Эрена проскользнула дурацкая мысль, что скорее его самого можно заподозрить в родстве с Габи, чем Райнера. Он тряхнул головой, избавляясь от бреда, отчаянно лезущего в сознание. Словно таким образом мозг пытался отвлечь его от поставленной задачи. Эрен поднял пистолет, зажатый в руках, выше и прицелился. Не самый подходящий угол для стрельбы, когда кругом столько машин, но с чем чёрт не шутит. Он был готов попробовать, чтобы избавиться от этой проблемы. Сама же проблема продолжала бесшумно двигаться вперёд, направляясь в сторону одного из припаркованных автомобилей. Палец нажал на спусковой крючок, пуля, со свистом прорезая воздух, полетела вперёд и угодила прямиком в полосатый чёрно-жёлтый демпфер, предназначенный для защиты углов колонны от столкновения с машинами. Браун увернулась в последний момент, спрятавшись за толстым непробиваемым слоем бетона.       — Сука! — сквозь зубы прошипел Эрен, прекрасно понимая, что эффект неожиданности потерян и со второго раза попасть в неё будет ещё сложнее. Раздался громкий топот. Габи побежала вперёд, удачно лавируя между машинами. В руке сжимала пистолет, но не спешила отстреливаться. У неё бы всё равно не вышло как следует прицелиться, потому что Эрен тоже начал двигаться, огибая колонны и ровные ряды автомобилей. Представлял, какое прекрасное кино снимут камеры видеонаблюдения, дешёвый вестерн на троечку без спецэффектов. Он усмехнулся. Адреналин закипел в крови, подстёгивая его бежать ещё быстрее, чтобы нагнать девчонку раньше, чем она успеет принять более выгодную позицию или вовсе доберётся до своей машины и успешно свалит. Эрен выстрелил ещё раз. Пуля угодила в лобовое стекло чёрного Рендж Ровера, которое разлетелось вдребезги. Завыла сигнализация, своими мерзкими протяжными звуками вспарывая тишину парковки. Эрен остановился, прицелился лучше и вновь спустил курок. С мрачным удовлетворением заметил, как Габи дёрнулась. Пуля пронеслась мимо, но, судя по тому, как она побежала медленнее, оцарапала ей правое бедро. Эрен разглядел на асфальте первые капли крови.       — Куда ты торопишься, Габи? — он издал смешок, продолжая двигаться вперёд. — Я думал, у нас типа свидание. Иначе зачем ты столько дней так настойчиво таскалась за мной?       — Что такое, Йегер? Траур по подружке уже закончился? Готов к новым знакомствам? — в её голосе не было издёвки, и это выбесило ещё больше. Если бы она насмехалась над ним, Эрен бы принял это за банальную провокацию. Но Браун говорила с таким безразличием, словно смерть Саши была чем-то незначительным, всего лишь сопутствующим ущербом. И снова яркое воспоминание, вспыхивающее перед глазами: белый снег, пожираемый алой лужей, стремительно растекающейся под Сашей. Её болезненные хрипы и расфокусированный взгляд, направленный к серому февральскому небу. И эта режущая нутро тупым ножом беспомощность, когда Эрен сидел на полу в больничном коридоре возле реанимации. Он отвлёкся. Позволил чувствам взять верх, за что сразу поплатился. Череда выстрелов раздалась совсем близко, и Йегер чудом успел пригнуться, уворачиваясь от девятого калибра, летящего в него роем разгневанных ос. Они жалили бетон, кроша его на мелкие ошмётки, которые пылью осыпались Эрену на голову. Он напряжённо замер, прислушиваясь к звукам. Браун даже с раненой ногой продолжала двигаться бесшумно, из статуса жертвы как-то слишком резко переключившись в охотника. Эрена такой расклад не устраивал. Он высунул голову из укрытия, пытаясь среди машин выцепить женский силуэт. Всё случилось за какие-то жалкие несколько секунд. Эрен заметил металлический отблеск в боковом зеркале стоящего напротив автомобиля, резко развернулся, наталкиваясь взглядом на направленное ему прямо в лицо дуло пистолета, и припал к земле одновременно со звуком выстрела. Тело действовало на автомате. Эрен вытянул ногу и сделал подсечку, больно ударяя Браун по щиколоткам. Девчонка потеряла равновесие и подбитой птицей полетела вниз. Пистолет выскользнул из руки и закатился под автомобиль, но прежде, чем Эрен успел воспользоваться преимуществом и поднял свой, Габи саданула его тяжёлой подошвой ботинка по запястью. Пальцы разжались сами собой, выпуская из хватки глок. Эрен увернулся от ещё одного удара, летящего ему прямо в висок, и перехватил девичью ногу, зажимая её в стальном захвате. Пальцы нащупали рану на бедре и надавили так, что Габи издала болезненное шипение. Она брыкалась и изворачивалась, пару раз свободной ногой умудрилась даже заехать Эрену в грудь и плечо, но он всё равно держал крепко. Рывком притянул её к себе, тощей задницей и спиной протащив по асфальту. Браун потянулась к нему руками и, размахнувшись, ударила кулаком по подбородку. Зубы щёлкнули, Эрен едва не прокусил себе язык, а челюсть болезненно заныла.       — Ты начинаешь действовать мне на нервы, — прохрипел он сквозь рваные выдохи и сделал то, что изначально и собирался. Не так-то сложно сломать человеку конечность, если знать, под каким углом давить. Эрен с детства практиковал это на себе, падая со всех возможных поверхностей и возвышенностей, а когда подрос, нужные люди объяснили ему, что стоит делать, когда хочешь причинить боль другому, а не себе. Габи громко закричала. Эрен надавил сильнее, испытывая странное удовольствие каждый раз, как до слуха долетали её крики или хруст ломающихся костей.       — Мне говорили, что тебя с детства натаскивали, как марлийскую шавку, но пока что… — Эрен сплюнул на асфальт кровавый сгусток. Всё-таки что-то прокусить он умудрился. — Я вижу лишь слабую никчёмную девчонку.       — Ты ублюдок, Йегер! Ублюдком родился, им же и подохнешь! — даже со сломанной ногой она продолжала пинаться и больно ударила его в грудь, на несколько мгновений выбив из лёгких весь воздух. Эрен ослабил хватку и позволил ей отползти подальше.       — Как жаль, что ты этого уже не увидишь, — губы растянулись в широкой улыбке. Эрен нащупал рядом с собой валяющийся глок. Глаза девчонки расширились, а губы сжались в тонкую линию. Рассматривая её так близко, Эрен понимал, что на свой возраст она не выглядит. Мелкая совсем и с виду хрупкая. С тонкими чертами лица, такими же запястьями и щиколотками. Сожмёшь одной рукой — уже раскрошатся в труху. Но её глаза. Её грёбаные глаза Эрен уже видел похожие. Много-много лет назад, когда стоял посреди холодного вонючего подвала, своим телом прикрывая мать и сестру. А перед ним возвышался человек, взирая с высоты своего роста, и смотрел с такой откровенной насмешкой, словно Эрен был уличной болонкой, тявкающей на проезжавшую мимо дорогую машину. В глазах Габи насмешки не было. Лишь ненависть и отвращение, которые за секунду сменились откровенным страхом, когда она поняла, что именно Эрен собирается делать. Глок отлетел обратно в сторону, как ненужная игрушка. Эрен одним плавным рывком подался вперёд и опустился на Габи сверху, своим весом вжав её в асфальт. Она начала тут же вырываться, пытаясь оттолкнуть его, но Йегер не обращал внимания на эти потуги. Его руки легли на хрупкую девичью шею — невесомо почти, даже нежно поглаживая мягкую кожу. Браун барахталась и кричала, пальцами цеплялась за руки Эрена и ногтями раздирала кожу, но он не сдвинулся ни на дюйм. С каждым мгновением хватка рук становилась крепче, сдавливая тонкую шею. Эрен буквально чувствовал, как заполошно бьётся её пульс, видел, как резко вздымается и опускается грудная клетка, пытаясь напоследок втянуть в себя клочки воздуха. Он помнил, каково это — сам не так давно испытал на своей шкуре. Когда лёгкие начинают гореть, словно в них раскалённую кислоту залили. Она забивается в альвеолы, разъедает их, заставляя тело биться в агонии. И вместо криков из глотки вырываются лишь болезненные хрипы. А пальцы, цепляющиеся за чужие руки, постепенно разжимаются, теряя силу.       — Передавай привет своему отцу. Мы давно с ним не виделись, — прошептал Эрен, наклонившись к ней ближе. Разглядел в её глазах очередную вспышку ненависти, но та исчезла так быстро, что он толком не успел насладиться ею, посмаковать на языке. Он слышал топот ног за спиной и чьи-то крики. Они стремительно приближались, но Эрену было плевать. Он смотрел, как из девушки, лежащей под ним, постепенно уходит жизнь. И сладость на рецепторах вдруг сменилась горечью. В этом не было ничего красивого. Ни в том, как её карие глаза закатились. Ни в том, как с губ сорвался последний хрип. Ни в том, как руки безвольно сползли вниз. Это длилось всего мгновение. Всего лишь несчастный миг, но его хватило, чтобы Эрен разглядел вместо лица Габи совсем другое. Блядь, она не должна была быть такой похожей на Сашу. Эрен разжал руки и отшатнулся. Тошнота тугим комом подскочила к горлу, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать рвущуюся наружу желчь. Рядом загалдели голоса. Дуболомам понадобилось больше времени, чтобы сопоставить факты и прийти к тем же выводам, что и Эрен. Но он был рад за их скудные умственные способности из-за того, что они хотя бы догадались спуститься на парковку, а не торчали у выходов из центра. Удивительно только, как сюда до сих пор не стянулась вся служба безопасности. И полиция.       — Вам нужно уезжать! — один из мужчин подхватил Эрена за локоть и помог ему подняться. Йегер поморщился. Болело всё тело. По ощущениям его поимела целая футбольная команда и отпинала, как мяч. — Машина ждёт на улице, со всем остальным мы разберёмся. Только… что делать с ней? Эрен мысленно закатил глаза. Вызвать священника и зачитать молитву, конечно же. Что ещё можно сделать над телом безвременно почившей девушки?       — Отрежьте ей голову и отправьте её брату с моими наилучшими пожеланиями, — сказал Эрен. Он собирался развернуться и уйти, но выражения лиц дуболомов, уставившихся на него разом, заставили его притормозить. — Что такое? Ваше хрупкое душевное состояние пошатнётся? Ладно, тогда достаточно кисти руки. Он громко фыркнул. Специалисты своего дела, мать их. У него было желание позвонить отцу и спросить, где он набирает таких ранимых персон, которые от вида крови хлопаются в обморок, как кисейные барышни. Эрен в который раз пожалел, что не курит. Все вредные привычки освоил «от» и «до», а вот с сигаретами так и не заладилось. Пока водитель вёл машину по оживлённым дорогам города и бросал на Эрена встревоженные взгляды в зеркале заднего вида, сам Йегер бездумно таращился в окно. Адреналин догорел, оставив после себя лишь усталость. Эрен думал, что покончит с девчонкой Браунов и испытает удовлетворение или хотя бы облегчение. Но по факту ничего не было. Только звенящая пустота в гудящей башке. И мерзкий привкус разочарования на языке.

***

Люминесцентная лампа очень некстати перегорела. И, судя по тому, что половина коридора пребывала в гнетущем полумраке, менять её никто в ближайшее время не собирался. Гулкий стук шагов замедлился, когда острые носки дизайнерских ботильонов затормозили на границе света и тени. Она помешкала немного, словно следующий шаг действительно мог привести её в лапы окутывающего пространство реально существующего мрака. Сделала глубокий вдох, как перед прыжком в неизведанную бездну, и всё-таки пошла дальше, высокими каблуками отбивая ритм собственного сердца. Тук-тук. Тук-тук. Пульс набатом стучал в ушах, перекрывая все мысли. Перед заветной дверью, за которой она была уже десятки раз прежде, пришлось остановиться. На пути возникла преграда в виде человека. Галлиард нахмурился, окинул её недовольным взглядом с головы до ног и покачал головой.       — Не сегодня. А когда? Завтра, когда станет уже слишком поздно? Или через неделю, когда поменять что-либо и вовсе не представится возможным? Хистория поджала губы, смерив его практически идентичным взглядом, и громко выдохнула.       — Пропусти меня. Сейчас же! — приказные нотки в её голосе являлись скорее большой редкостью, чем привычным явлением, поэтому правая бровь Порко вопросительно взлетела вверх, но сам он с места так и не сдвинулся. Скрестил руки на груди и вновь посмотрел на блондинку взглядом, за который тут же захотелось смачно съездить по его слащавой физиономии. Словно он, чёрт возьми, одними глазами говорил, что ей здесь не место. — Я сказала, пропусти меня.       — Вряд ли это хорошая идея. Особенно сейчас.       — Вряд ли твоё мнение кто-то спрашивает, да? — Хистория сделала шаг вперёд, оказываясь к Галлиарду так близко, что легко было заметить, как дрогнули мимические мышцы его лица. — Уйди с дороги. Битва взглядов продлилась недолго. Вскоре Порко демонстративно фыркнул, небрежно дёрнул плечом и отошёл в сторону, освобождая дверь. Ему оставалось только рукой махнуть, чтобы тем самым сказать — я тебя предупреждал, идиотка. Если через десять минут тебя придётся выносить вперёд ногами, я для приличия ещё и пну твой хладный труп. Возможно, когда-то раньше она бы его послушалась и придала значение его словам. Но с момента, как мозги Имир в прямом смысле разлетелись в стороны, кровавой кашей украсив снег и одежду Хистории, на мнение Галлиарда ей стало глубоко наплевать. Просто ещё один человек в этой системе, с которым невозможно договориться. Некоторые понимают только язык силы, а брать в руки пистолет и, как мартышка с гранатой, бегать по округе, кошмаря людей, Хистория пока была не настроена. Дверь открылась с тихим скрипом, впуская Рейсс в помещение, которое выглядело так, словно сквозь распахнутое настежь окно внутрь недавно влетел небольшой смерч и устроил разрушения в масштабах рабочего кабинета. Кабинета, обычно безукоризненно чистого, убранного и аскетичного, сейчас же напоминающего заброшенную складскую кладовку с валяющимся на полу хламом. Осколки разбитой вазы и пары чашек, перевёрнутый журнальный столик, разбросанные кругом бумаги и прочая канцелярия, опрокинутое кресло для гостей, выбитые стеклянные двери высокого шкафа. А посреди этого хаоса оставшийся относительно нетронутым дубовый стол. Именно возле него стоял человек, ради которого Хистория пришла. Пожалуй, Райнер выглядел так же, как и его кабинет — потрёпанный, разбитый и основательно разрушенный изнутри. Его светло-карие глаза, обычно из-за яркого освещения кажущиеся медовыми, потускнели. Воспалённым взглядом Браун уставился на вошедшую Хисторию, буквально пригвоздив её к полу. И на мгновение показалось, что её визит не имеет никакого смысла. Что она уже опоздала и исправить ничего нельзя.       — Райнер… — собственный голос показался ей совсем безучастным и безжизненным, хотя видит Всевышний — то, что творилось у неё внутри последние несколько часов, было сравнимо разве что с состоянием самого Брауна, когда он крушил свой кабинет. — Мне очень жаль. Избитая, до жути заезженная и совсем не искренняя фраза, которую принято говорить малознакомым людям в знак утешения, но с губ Хистории она сорвалась так легко, словно стоящий напротив мужчина вовсе не имел для неё никакого значения. Конечно же, имел. Господи, какая несусветная глупость, почему именно сейчас ей в голову лезли такие бредовые мысли?       — Мне так жаль, Райнер, — она подошла к нему, не боясь, что гнев, затаившийся внутри и проявляющийся в каждом его жесте — начиная с пальцев, стискивающих край стола, и заканчивая нервно дёрнувшимся уголком губ — сейчас выльется на неё. — Это ужасно! — встревоженный шёпот раздался совсем близко, когда Хистория обвила его руками и обняла, щекой вжимаясь в крепкую быстро вздымающуюся грудь. Всё равно, что прижиматься к холодной безмолвной статуе — ноль реакции. Хистория не знала, сколько они так простояли. Время будто замедлилось, секунды превратились в минуты, а минуты стали замкнутой бесконечностью, повторяющейся из раза в раз. Поэтому Хистория испуганно вздрогнула, когда спустя долгую вечность статуя рядом с ней пошевелилась, вновь становясь человеком. Рейсс отстранилась, смотря на Райнера снизу вверх, и тихо выдохнула. Его тёплые чуть шершавые пальцы невесомо коснулись её щеки, размазывая по коже непрошенную солёную влагу, опустились ниже, поддевая подбородок, и приподняли его, заставляя Хисторию запрокинуть голову.       — Побереги слёзы, принцесса, — прозвище, подобно пощёчине, больно ударило её, хлёстко пройдясь по незаживающим кровоточащим ранам воспоминаний. Ведь только один человек так её называл. Когда-то давно, словно в другой жизни. — Они тебе ещё пригодятся. Райнер обхватил её за плечи и отодвинул от себя, заставляя разжать объятия. Руки обрубленными канатами повисли по бокам, пока Хистория с нескрываемой тревогой смотрела на Райнера. Он медленно обошёл стол, выдвинул верхний ящик и достал пистолет. Хистория в них всё ещё не разбиралась, для неё они все являлись оружием, способным отобрать чужую жизнь. И совсем не важно, в какой стране оно производится и под чьей эмблемой.       — Куда ты идёшь? — Хистория задала вопрос, в глубине души зная, что не желает получить на него ответ.       — Ты ведь не глупая, попробуй догадаться, — в его голосе не было издёвки. В нём вообще ничего не было, кроме мрачной решительности, от которой крошечные волоски на теле встали дыбом, сигнализируя об опасности. Хистория резко развернулась и схватила проходящего мимо Райнера за руку. — Отпусти.       — Пожалуйста, не делай этого. Так ты ничего не исправишь, Райнер! — голубые глаза вновь затянуло предательской влагой, готовой вот-вот вылиться за берега двух озёр. — Отвечая насилием на насилие, ты… ты её не вернёшь.       — Не верну, — он легко согласился и пожал плечами. — Но голова Йегера станет отличным утешением, ты так не считаешь?       — Она сама пришла за ним. Он всего лишь защищался, как и много лет назад, — слова сорвались с губ прежде, чем Хистория успела их обдумать, о чём сразу же пожалела. Глаза Райнера, до этого заполненные смиренным безразличием, сейчас вспыхнули ярким огнём, обжигающим Хисторию ненавистью.       — Ты опять это делаешь! Ты снова его защищаешь! — широкая ладонь обвилась вокруг тонкого девичьего запястья и сжала так сильно, что Хистория вскрикнула. Райнер рывком притянул её к себе и впился взглядом в раскрасневшееся из-за слёз лицо, буквально выжигая на коже отметины. — Он убил мою сестру. Он, блядь, прислал мне её руку! А единственное, что ты можешь мне сказать — это как тебе жаль, Хистория?!       — И что дальше? Что ты сделаешь?! — Рейсс сама не заметила, как перешла на крик. На место печали и страха пришла такая чистая концентрированная злость, что удивительно, как Райнера не ошпарило ею. Он продолжал крепко сжимать её запястье, оставляя на коже синяки, но боли Хистория больше не чувствовала. — Пойдёшь и прикончишь Эрена? А потом всех Йегеров, да? Переубиваешь их всех и… что? Что дальше, Райнер?! Этим ты её вернёшь? Назови мне хоть один случай, когда месть помогала кого-то оживить?       — Просто замолчи. Закрой рот и перестань нести эту чушь.       — Не замолчу! Ты меня выслушаешь, — Хистория резко дёрнула рукой, высвобождаясь из чужой хватки, но вместо того, чтобы отойти, продолжила стоять так близко, что чувствовала, как горячее дыхание Райнера рваными клочками оседает на её лице. — Я предупреждала тебя. Я говорила тебе контролировать её и держать подальше, но ты не счёл это нужным. Ты позволил ей обо всём узнать и приблизиться к Эрену. А он давно уже не слабый беззащитный мальчишка, которого можно застать врасплох. Когда Эрен чувствует, что его загоняют в угол, он нападает первым. Ты должен был остановить Габи, объяснить ей, что местью она ничего не исправит, но ты ничего не сделал, Райнер. Ты позволил своей сестре действовать открыто, потому что и сам этого хотел — посмотреть, как Йегеры будут повержены, лишившись Эрена. Твоя гордыня и слепое желание мести — это единственные причины, почему Габи мертва. Её слова отравленными дротиками летели вперёд, безошибочно попадая в цель. Райнер отшатнулся, крепче сжав глок в руке, словно он мог дать ему хотя бы подобие уверенности и стабильности, чтобы твёрдо стоять на ногах. Но нихрена не получалось. Потому что перед глазами мелькали грёбаная коробка, измазанная кровью, и отрубленная маленькая кисть руки, принадлежащая его сестре. Прошло уже столько времени, столько бесконечно долгих часов с момента, когда утром ему принесли этот особенный подарок, а в голове ничего не прояснилось. Всё ещё стоял густой туман, сквозь который разглядеть что-либо Райнер не мог. Но знал, что прямо сейчас должен идти. Должен сделать хоть что-то, позволив ненависти и кипящему внутри бешенству выплеснуться наружу, пока они не сожрали его самого.       — Ты ничего не знаешь, Хистория, — практически шёпотом сказал он, смотря на Рейсс так, точно видел впервые. От недавнего сожаления в ней не осталось ничего. Слёзы продолжали катиться по её щекам, но вряд ли они всё ещё были вызваны чувством потери и печалью.       — Я знаю достаточно. Знаю, что и ты, и Эрен были детьми, пока ваши родители играли в богов и решали, кому жить, а кому умирать. Не ты это начал, но ты можешь всё закончить. Прошу тебя, Райнер, прими верное решение. Ты ведь умный здравомыслящий человек, ты должен понимать, что рано или поздно этой бессмысленной войне придёт конец, но какой ценой? От вас всех ничего уже не останется, — Хистория взмахнула рукой, очерчивая пространство вокруг себя, словно самые важные люди сейчас находились рядом. Как минимум один точно был здесь. Смотрел на неё невидящим взглядом, и с каждой секундой чувство беспомощности нарастало всё сильнее, потому что Хистория просто не понимала, как до него достучаться. Как пробить этот слой стали, закаляющейся годами. — Насилием ничего не решить. Ты не обязан быть жестоким просто потому, что окружающие ждут этого от тебя. Я знаю, что ты другой. Я смогла в тебе это разглядеть, иначе бы не влюбилась в тебя. Пожалуйста, Райнер, просто… оставайся тем человеком, которого я полюбила. Не превращайся в чудовище. Её голос дрогнул, и сама Хистория пошатнулась, чувствуя подкравшуюся слабость. Словно этот монолог опустошил чашу её сил, выпил всё до остатка. Она прислонилась к столу, опираясь о гладкое дерево бёдрами, и вцепилась пальцами в выступающий край. Хистория была уверена, что смогла до него достучаться. Видела, как в глазах Райнера промелькнула вспышка согласия — мимолётная, но такая яркая, что не заметить было невозможно. Он понимал, что она говорит правду. Понимал, что лучшим решением сейчас будет остановиться, но… Снова обрывки воспоминаний в голове. Картинки рваные и хаотичные, сменяющие друг друга, как разноцветные грани калейдоскопа. Когда совсем рано пришло осознание, что как раньше уже не будет. Когда сообщили о смерти ублюдка отца, которого он искренне ненавидел, и должен был испытать облегчение, но вместо этого почувствовал себя обречённым. Потому что знал — теперь всё свалится на него. Теперь ему придётся занять место человека, который с раннего детства втащил его в эту грязь и извалял в ней так, что отмыться не представлялось возможным. У некоторых детей просто нет права вырасти и стать теми, кем они хотят. У некоторых есть только долг и обязанности. И мальчишка Йегеров максимально сократил срок и приблизил этот момент, когда застрелил старого ублюдка, тем самым разделив жизнь Райнера на до и после. До было терпимо. После стало кошмаром. Долгим, нескончаемым и кажущимся безвыходным. А потом вдруг появилась Хистория. Светлая и чистая, способная разогнать по углам мрак, затолкать его под кровать, где обитают все монстры. Та самая Хистория, которая улыбалась ему, дарила своё тепло и сладковатый цветочный шлейф парфюма. Та самая Хистория, у которой в сердце был припасён клочок пространства для него и целая необъятная Вселенная для Эрена Йегера. Хреновая насмешка судьбы. Райнер уже привык. Поэтому и решение сейчас принять было легко. А вот увидеть разочарование в её глазах — больно. Но он не остановился. Развернулся и продолжил идти, направляясь к двери.       — Я жду ребёнка. Шёпот прозвучал в тишине кабинета громким оглушающим выстрелом. А пуля срикошетила от спины Райнера и полетела прямиком к потолку, вдребезги разбивая люстру и погружая помещение в темноту. Во всяком случае, так Брауну показалось. А когда он вновь открыл глаза и развернулся, наталкиваясь взглядом на Хисторию, понял — сука-судьба всё ещё в состоянии его удивить.       — Ты лжёшь, — это не было обвинением. Райнер прекрасно понимал, на что Рейсс способна в стремлении защитить своих близких. И такая грязная откровенная ложь, совсем ей несвойственная, тоже могла оказаться оружием в её руках, чтобы сломить его. Но… Чёрт. Она не была актрисой. Она не могла так сыграть.       — Я бы никогда не стала лгать о таком, — бледная миниатюрная ладонь, на тыльной стороне которой Райнер часто оставлял невесомые поцелуи, взметнулась вверх и мягко легла на пока ещё плоский живот. Невесомо погладила тёплую ткань платья, виднеющегося меж раскрытых полах пальто, и от этого простого жеста внутри у Райнера всё завыло раненым зверем. — У нас с тобой будет ребёнок. Почему именно сейчас? Почему именно в этот день, когда он потерял сестру? Что за хреновое чувство юмора у фортуны, забирающей одних, чтобы на их место сразу даровать других. Это несправедливо. Это такая грёбаная ирония, что хоть волком вой.       — Если не хочешь для себя, сделай это для него. Просто живи, Райнер, — голос Хистории продолжал звучать тихо, но он удивительно чётко слышал каждое её слово. — Мы можем уехать вместе, слышишь? Давай уедем и начнём всё сначала, — во рту пересохло, губы не слушались, но она продолжала выталкивать из себя слова, понимая, что если не сейчас, то потом у неё не будет такого шанса. Райнер сделал шаг и вновь остановился, словно до конца не был уверен, что ему следует к ней приближаться. Его глаза неотрывно следили за рукой Хистории, поглаживающей живот.       — Мы можем дать этому ребёнку жизнь, которой у нас с тобой не было. Жизнь с правом выбора. Жизнь без оглядки и вечного страха. Без ожиданий окружающих и давления родителей, когда каждый шаг приравнивается к попытке бегства, — Хистория говорила, а он продолжал идти, каждым медленным шагом сокращая разделяющее их расстояние. — Мы можем просто любить его и заботиться о нём, как самая настоящая семья. И он будет любить нас. Будет любить тебя, Райнер. Не бояться и ненавидеть, а любить. Ты можешь стать отцом, о котором сам всегда мечтал. Только… позволь себе двигаться дальше и не жить прошлым. Откажись от мести. Он замер напротив, смотря на неё сверху вниз. Хистория вздрогнула, когда его рука со всё ещё зажатым в крепкой хватке пистолетом поднялась выше. Холод металла обжёг тыльную сторону ладони, но Хистория не отстранилась и не отодвинулась. Она не боялась его. Потому что видела, как родной медовый цвет в глазах возвращается. Как постепенно отвоёвывает радужку обратно.       — Ты делаешь это ради него? — и не было необходимости уточнять, о ком идёт речь. Всё всегда сводилось к нему.       — Я делаю это ради тебя. Ради себя. Ради нашего ребёнка. И, да — ради Эрена тоже. Он заслужил спокойную жизнь.       — И ты сможешь его оставить?       — Я давно его оставила, иначе бы не стояла сейчас здесь с тобой, — от собственных слов стало больно. Хистория прикрыла глаза, на мгновение позволяя себе эту слабость. Она была виновата перед Эреном. Так сильно, что единственное, чем она могла загладить вину — освободить его от этой ноши. Чтобы он жил, не оглядываясь. Чтобы призраки прошлого не преследовали его больше. Чтобы он был счастлив, как давно того заслужил. По крайней мере, Хистория за него теперь не боялась — в жизни Эрена появился человек, ради него готовый сровнять мир с землёй. А Хистория… Хистория бы не раздумывая сделала это ради двух людей, находящихся сейчас с ней рядом. Один из них ещё не знал этого, но очень скоро и он поймёт.       — Ты готов дать нам шанс, Райнер? Вопрос звенящей трелью повис в воздухе, и всё, казалось, вокруг застыло.

***

Первые мгновения всегда приносили лишь боль. Всё тело разом пронзали тысячи крохотных ядовитых иголок, а по мозгам долбило тяжестью так, словно многотонная кувалда обрушивалась на черепную коробку. Одна секунда. Две. Но постепенно, пока маленькие гранулы растворялись и впитывались в слизистую, боль проходила, сменяясь головокружительной лёгкостью и эйфорией, от которой хотелось орать. Кричать, срывая глотку, о своей любви ко всему миру и затапливающем до краёв счастье, сладким ласкающим мёдом обволакивающим внутренности. И органы прекращали болеть. Даже самый важный — тот, что надёжно запрятан за клеткой рёбер и с удивительным усердием продолжает перекачивать кровь вопреки всему — будто расслаблялся, освобождаясь из тисков. Эрен выдохнул. Грубо почесал нос, избавляясь от привычного онемения. Ноздря горела, но этот дискомфорт Йегер научился игнорировать. По крайней мере, ему вновь стало лучше. Ненадолго, он прекрасно знал, что эффект этот с коротким сроком годности, эйфория закончится быстро. Зажигается ярко, как спичка в кромешной темноте, греет, даруя крупицы тепла, да догорает стремительно, обжигая пальцы. Эрен не идиот. По крайней мере, не клинический, не такой, каким его часто называли. Он понимал, что именно делает. Чем себя травит, издеваясь над организмом и методично загоняя в могилу. Исход всегда один, исключений не бывает. Существуй хотя бы мизерный шанс слезть с этой иглы зависимости самостоятельно, его собственная семья не построила бы свой бизнес на слабостях сотен тысяч человек. Грязные деньги, от вони которых Эрена уже блевать тянуло. Он выкрутил динамик на максимум, наслаждаясь громкими басами музыки, долбящей по ушам. Перепонки жалобно ныли, но удовольствие, раскалённым огнём растекающееся по венам, блокировало весь дискомфорт. Эрен завёл двигатель и вырулил на дорогу, слишком поздно задумавшись о том, что штыриться порошком посреди оживлённой улицы, буквально возле входа в популярную кафешку — совсем уже погано даже для него. Тонировка на стёклах, конечно, прикроет, но… Что там «но», Эрен дальше домысливать не стал. Совесть послушно заткнулась, когда из динамиков полилась новая песня, одна из любимых Йегера. Стрелка на спидометре превышала все известные нормы скорости, допустимые в пределах города, но Эрен успешно игнорировал этот факт, продолжая топить педаль в пол. Машина гудела и рычала, как спущенная с поводка оголодавшая дикая собака, нацеленная на сочащийся кровью кусок мяса. Эрен крепче сжал руль, бросил быстрый взгляд на светофор, зелёные цифры на котором отсчитывали последние секунды. Красный цвет вспыхнул ярко, приказывая остановиться, однако Эрен не стал тормозить, а ускорился ещё больше, пролетая мимо возмущённых пешеходов, гурьбой вывалившихся на полосы «зебры». Сбивать людей в его планы не входило, но под воздействием наркотика Эрен не то чтобы в принципе был в состоянии заниматься долгосрочным планированием. Куда больше он был увлечён тем, чтобы не врезаться во встречные машины, улитками тащившиеся по дороге. Мазерати плавно обгоняла их и объезжала, колёсами расплёскивая в стороны кашу из подтаявшего снега и грязи. Ядовито-кислотный цвет автомобиля не вписывался в общий колорит города, всё ещё по-зимнему слишком нейтральный, серовато-белый, но Эрен терпеть больше не мог. Ему это было необходимо. Последние дни он только и делал, что сидел в четырёх стенах своей квартиры, сомнамбулой перемещаясь между комнатами. Изредка выходил из дома, спускался вниз, просто чтобы подышать свежим морозным воздухом и не захлебнуться удушливыми парами тревоги, пропитавшими стены квартиры. Сука. Сука. Сука!       — Уйди из моей головы! — Эрен зарычал сквозь стиснутые зубы, насильно пытаясь прогнать образ девушки, с завидным постоянством приходящей к нему не только во снах, но и наяву. И каждый раз, когда Эрен его видел, сценарий оставался неизменным: её закатывающиеся глаза, приоткрытые губы, с которых срывается последний вздох, и его собственные руки, сдавливающие хрупкую шею. Грёбаная Габи Браун преследовала его даже сейчас, хотя с её смерти прошло уже пять дней. И… ничего. Одно сплошное нихрена. Никакой реакции на отрубленную руку, любезно положенную в коробку пёстрого цвета, обмотанную красным бантом. Эрен терпеливо ждал ответных шагов от Райнера, но взамен на столь щедрый подарок получил только звенящую пустоту и ощущение подкрадывающегося пиздеца. Как давно известно, ожидание смерти хуже самой смерти. Эрен сам себе напоминал конченного параноика. С матерью он с тех пор не говорил. Кажется, Карла окончательно удостоверилась, что её любимое чадо давно выросло и из милого пухлощёкого карапуза превратилось в аморального ублюдка, который не прочь попытать людей, если предоставится возможность. Зик на такие кровавые перформансы всегда смотрел с неодобрением, и кроме как упрёка во взгляде Эрен и в этот раз ничего от него не добился. А отец… Гриша просто устало покачал головой, крепко сжал плечо сына и сказал что-то философское о том, что Эрену не обязательно решать такие проблемы самому, он всегда может обратиться к дражайшему родителю. О реакции Ривая пока думать не хотелось. Эрен запретил себе приближаться к нему до тех пор, пока вся эта… ситуация не разрешится. Внутренний голос, отвечающий за остатки здравомыслия, громко ржал и твердил Эрену, что о Ривае с его послужным списком точно в таких вопросах беспокоиться не стоит. Вряд ли он хлопнется в обморок или осуждающе цокнет языком. Песня прервалась входящим звонком. Телефон, подключённый к приборной панели, замигал и начал вибрировать. Эрен бросил быстрый взгляд на экран. И ударил по тормозам раньше, чем успел сообразить, зачем вообще это делает. Мог ведь просто проигнорировать. Мазерати остановилась возле какого-то новомодного заведения, освещаемого неоновыми вывесками. Их голубой и розовый цвета бросали блики на лобовое стекло, раздражая сетчатку глаз. Эрен моргнул, потёр переносицу, давая себе ещё несколько секунд передышки. Ответить всё-таки пришлось. Звонок не собирался так скоро обрываться.       — Привет, Эрен. Голос Хистории по ощущениям прозвучал даже громче, чем звучащая до этого музыка. Или же Йегер так внимательно вслушивался в него. Он нервно затарабанил пальцами по гладкой коже руля и зажал зубами нижнюю губу.       — Ты не хочешь со мной говорить? — в её словах не было обвинения или упрёка, скорее, сквозила улыбка, которую любой другой человек бы не почувствовал. Но Эрен знал её слишком хорошо. — Понимаю, я это заслужила. Но всё-таки хочу верить, что однажды ты передумаешь. Может быть. А может, и нет. А может, пошло оно всё к чёрту и завершить разговор прямо сейчас? Эрен всерьёз над этим раздумывал, продолжая нервно кусать губу и слушать громкое дыхание на том конце невидимого провода.       — Я звоню, чтобы попрощаться. Я сижу в самолёте. Мы взлетаем через… кажется, минут через пять. Уже совсем скоро, — Хистория сделала паузу, давая ему время обдумать полученную информацию. Эрен повертел её со всех сторон, но ничего особо важного не вынес.       — Куда летишь? — без особого энтузиазма спросил он, сам же удивляясь, как хрипло прозвучал его голос.       — Не имеет значения.       — Когда вернёшься?       — Не знаю. Возможно, никогда. А вот теперь Эрен по-настоящему напрягся. Он схватил телефон, переключившись с громкой связи, и приложил его к уху, словно таким образом мог лучше расслышать собеседницу.       — Что это, нахрен, значит, Хистория? — прошипел Йегер, за напускным безразличием скрывая подкрадывающееся беспокойство. Вся выжранная наркота вдруг разом испарилась, оставив гнетущую трезвость.       — Райнер со мной. Вам больше нет нужды вести эту бессмысленную войну. Теперь всё закончится, — она говорила так легко, словно, мать её, это являлось чем-то само собой разумеющимся. Словно она могла вот так просто взять и свалить со своим ненаглядным мужиком и тем сам решить все проблемы. Закрыть все счета, которые велись и накапливались годами. — Ты сможешь жить, как всегда и хотел, Эрен. Не оглядываясь на прошлое. Это ведь замечательно.       — Что ты творишь? — шипение незаметно превратилось в слабый шёпот, срывающийся с пересохших губ. Эрен сжимал телефон в руке так сильно, что несчастный гаджет едва не трещал. — Всё дело в мести? Ты думаешь, что, если останешься, мы с Брауном рано или поздно переубиваем друг друга?       — А разве нет? Нет. Да. Блядь. Какого хрена вообще? Всё не должно было быть вот так. Хистория влезла в это по своей воле, но последнее, чего Эрен хотел, так это чтобы она становилась разменной монетой в их играх. Нет. И эти дни, пока он ожидал ответного удара, Рейсс была озабочена тем, чтобы удара не последовало вовсе. Каким-то невероятным образом ей удалось убедить Брауна проглотить нанесённое оскорбление и простить Эрену… смерть сестры? Внутренний голос вновь напомнил о себе, ехидно поинтересовавшись — а так можно было?       — Не знаю, чего ты добиваешься, но если всё дело в мести, то я откажусь ради тебя. Ты не должна перекраивать свою жизнь из-за нас. Человек, знающий Эрена достаточно близко, услышав такие заявления, должен был капитально охренеть и выпасть в астрал. Потому что все сознательные годы, сколько Эрен себя помнил, он, наоборот, этого и добивался. Все свои силы положил на то, чтобы оказаться здесь — в этом городе, в этом времени, в этом моменте, когда семья Браунов испытает ту же боль, что и его собственная. Когда от марлийского клана останется лишь кучка разбежавшихся в панике тараканов, раздавить которых легче простого. Эрен жаждал. Эрен мечтал увидеть их слом. А теперь всё это за какую-то долю секунды перестало иметь значение, потому что… что?       — Ты бы правда это сделал?       — Да, ради тебя я бы это сделал, — он не лгал. И, судя по тихому смешку Хистории, она это понимала.       — Хорошо. Приятно знать, что мы всё ещё выбираем друг друга в любой ситуации, — Эрен легко мог представить, как она сейчас улыбается. Самым краешком губ. — Прости меня, ладно? Не сейчас, но когда-нибудь, надеюсь, ты сможешь. Я перед тобой виновата.       — Не надо, ты совершаешь ошибку, — Йегер наклонился вперёд, лбом прижимаясь к рулю. Зажмурился до разноцветных кругов перед глазами, чувствуя, как голова начинает болеть от мыслей, роем жужжащих внутри. Но одна из них была особенно громкой. — Тори, я без тебя не справлюсь, — как и не справлялся эти месяцы, пока играл в обиженку и показательно делал вид, что всё у него отлично. Но оторванные от сердца смачные куски так быстро не восстанавливаются.       — Справишься. Теперь тебе есть, о ком заботиться. Я очень за тебя счастлива, правда.       — Хистория…       — Знаешь, ты был прав тогда. Некоторых людей любят не за что-то, а вопреки. А я глупая была, не понимала. Пришлось переосмыслить некоторые ценности и сделать выводы… а, что? — вопрос адресовался не Эрену. Хистория с кем-то тихо переговаривалась и, судя по чуть изменившемуся тону, была недовольна тем, что её отвлекают от важного разговора. — Хорошо, я поняла. Эрен? Мне тут говорят, что мы скоро взлетаем и… в общем, вот. Вроде бы я сказала всё, что хотела. Научись жить для себя, хорошо? Ты это заслужил. И не забывай, что я тебя люблю. Это навсегда останется неизменным. Она должна была дать ему шанс ответить. Позволить сказать что-то, выразить хотя бы малую часть бурлящей внутри тревоги, посыпанной щепоткой щемящей нежности, которую Эрен не испытывал по отношению к Рейсс уже давно. Но пока Эрен собирался с духом и облизывал пересохшие губы, звонок оборвался. Йегер непонимающе нахмурился, разглядывая потемневший экран смартфона, и попытался вспомнить, когда именно у них всё пошло по причинному месту и докатилось до вот таких слезливых клишированных сцен из бульварных романов, которыми Хистория зачитывалась в своём пубертате. Эрен раздражённо откинул телефон на пассажирское сиденье и, издав болезненный стон, снова уткнулся лбом в кожу руля, приложившись основательно — так, что голову прострелило отдачей от удара. Ну и пусть. Всё равно он был не в состоянии здраво мыслить. Хистория сказала, что всё закончилось. А Эрен, вместо того чтобы порадоваться и испытать облегчение, чувствовал лишь опустошение и растерянность. Словно он, как заплутавший в пустыне изнеможённый путник, долго шёл в сторону манящего оазиса, а когда осталось совсем немного, морок вдруг исчез, ничего после себя не оставив — ни цели, ни стремления, ни необходимости дойти до конца. И Эрен только и мог, что вертеть головой, оглядываясь по сторонам. Пытаясь среди бесконечных песков рассмотреть хоть что-то, за что можно зацепиться крюком, чтобы двигаться дальше.

***

Этот грёбаный снегопад начал изрядно действовать ему на нервы. Ривай смотрел, как за окном усиливается метель и белые хлопья, разгоняемые ветром, кружатся в таких диких ритуальных танцах, что племенам Сенека и не снилось. Февраль словно чувствовал, что его время подходит к концу, и старался напоследок оставить неизгладимые впечатления, чтобы люди поминали его «добрым» словом ближайшие одиннадцать месяцев. Аккерман поморщился. Отвернулся от окна и вновь устремил взгляд на бумаги, разложенные перед ним на рабочем столе. От цифр рябило в глазах, информация никак не желала устаканиваться в голове, но он упорно продолжал сидеть, изредка делая глотки уже давно остывшего кофе. Ривая до сих пор забавляло шокированное лицо Нанабы, когда он отказался от чая и попросил её принести американо. Легка на помине. В дверь кабинета постучали, и Ривай с большим трудом сдержал порыв просто заорать в ответ, посылая Нанабу к чёртовой бабушке со своей почти материнской заботой. Время давно перевалило за полночь, а она продолжала торчать в «Сигансине», хотя могла бы кувыркаться дома со своим ёбарем-террористом. Захариус в глубине души наверняка Ривая ненавидел и частенько проклинал за то, что тот задерживает Нанабу на работе допоздна. Майку было невдомёк, что легче гору с места сдвинуть, чем эту мазохистку-труголичку заставить пойти домой, пока сам Аккерман торчит в клубе. Стук повторился. И тут Ривай понял, что что-то определённо не вписывается в привычную картину мира. Нанаба стучала иначе. Легко и размеренно, в особом ритме проходясь костяшками по деревянной поверхности двери. Сейчас же незваный посетитель колотил так, словно стоял не в тёплом коридоре клуба, а морозил свою задницу на улице под шквальным ледяным ветром. Нетерпеливый стук. Настойчивый стук. Назойливый стук. И, блядь, очень знакомый стук. Присущий только одному человеку. Удивительно, как ему вообще хватило мозгов и такта проявить минимальные нормы приличия. Мог ведь с ноги открыть дверь и завалиться внутрь, как всегда предпочитал делать, чувствуя себя хозяином мира.       — Давай, постучи так ещё раз, и я засуну твою руку тебе же в задницу, — без угрозы в голосе, просто констатируя факт, сказал Аккерман, рывком распахнув дверь. Судя по тому, как Эрен застыл с поднятой вверх рукой, сжатой в кулак, ему крупно повезло избежать такой незавидной участи.       — Не зря о твоём гостеприимстве ходят легенды, — тихо пробурчал Эрен, неловко опустив потерявшую актуальность руку. Как-то нервно дёрнув плечом, он дождался, когда Ривай сделает шаг в сторону, пропуская его внутрь, и зашёл в кабинет. В кабинете Аккермана стоял полумрак, нарушаемый лишь светом настольной лампы. Но и его было достаточно, чтобы рассмотреть нежданного гостя. Ривай даже не собирался скрывать настойчивый взгляд под напускным безразличием и окинул им Йегера с головы до ног, подмечая все детали. Влажные из-за подтаявшего снега тёмные волосы, пребывающие в лёгком беспорядке, как и всегда. Каштановые пряди чуть отросли и теперь небрежной кучкой падали Эрену на лоб, придавая ему мальчишеского обаяния. Хотя обаяние и Эрен — это в принципе синонимы. Понятия абсолютно равнозначные и взаимозаменяемые. Ему было достаточно просто опереться задом о стол Ривая, широко расставить руки и чуть сползти вниз, принимая максимально расслабленную и даже расхлябанную позу, словно он чувствовал себя хозяином положения. Хотя по бегающему взгляду и нервно подрагивающим пальцам Ривай сделал вывод, что от расслабленности мальчишка максимально далёк. Он хранил молчание слишком долго. Не отсвечивал больше недели, вызывая у Ривая крайне смешанные чувства. Всё чаще вечерами, когда дневная суета заканчивалась и Ривай оставался наедине с самим собой, он ловил себя на желании поехать к Эрену, завалиться в его квартиру, открыв дверь своим ключом, чтобы застать врасплох. И, в зависимости от ситуации, либо как следует выпороть засранца, либо закинуть на плечо и утащить вместе с собой. Или же просто прижать его к себе — грубо и болезненно, тем самым наказывая за молчание. Словно, блядь, Ривай когда-нибудь требовал от него слов и объяснений. Эрен дёрнулся, точно услышал мысли Аккермана. Неловко запустив пальцы в волосы, он растрепал их ещё больше. Рваные каштановые пряди своим творческим беспорядком удивительно гармонировали с чёрным свитером крупной вязки, который, по классике жанра, выглядел так, словно его подрала стая беспризорных собак. Дизайнерские дырки с торчащими нитками обнажали небольшие участки смуглой кожи на крепких плечах и груди. А горловина была низкой и достаточно растянутой, чтобы демонстрировать всем желающим острый разлёт ключиц, между которыми знакомо поблёскивал драгоценный камешек. Ривай вздохнул. Закрыл дверь с громким стуком и прошёл внутрь мимо Эрена, обогнув стол. Он остановился у окна и вновь уставился нечитаемым взглядом на кружащую в вихре метель, теперь уже недействующую ему на нервы.       — Почему ты так смотришь? — чуть грубее, чем планировал, спросил Ривай, ощущая напряжённый взгляд, сверлящий дыру в его спине. Невидимые цепкие щупальца лапали его сквозь ткань рубашки и пролезали под самую кожу.       — Да вот думаю, как сильно ты мне втащишь, если я сейчас попытаюсь тебя обнять? — голос Эрена всё ещё звучал тихо, и в нём отчётливо слышалась неуверенность.       — А ты проверь. Ривай терпеливо ждал, не сводя взгляда с заснеженной улицы, и прислушивался к тихим звукам за спиной. Эрен умел двигаться бесшумно, когда хотел, хотя в повседневной жизни каждое его действие сопровождалось треском, суетой и хаосом. Но сейчас, будто боясь спугнуть момент, он подошёл практически беззвучно. Остановился, помешкал немного, но всё-таки сделал ещё шаг, прижимаясь грудью к спине Ривая. Высокий и тёплый, в этом своём мягком безразмерном свитере. Риваю показалось, что к нему прильнул большой плюшевый медведь, от которого знакомо несло дорогим парфюмом так, что рецепторы мигом отреагировали, настраиваясь на нужную волну. Эрен просунул руки вперёд и обвил ими Ривая, сложив пальцы замком на его животе. Почувствовал, как крепкие мышцы пресса напряглись под прикосновением, и не сдержал довольной улыбки. Ривай продолжал сохранять внешнее спокойствие и мастерски играл роль каменного изваяния, но Эрен знал, что ему рады. Он наклонился и умостил подбородок на плече Ривая. Идеально. То, чего ему не хватало все эти дни — ощущение дома. Дома, который давно уже перестал являться конкретным местом и сосредоточился в конкретном человеке.       — Мне нравится тебя обнимать, — прошептал Эрен, в отражении стекла разглядывая их лица, находящиеся так близко друг к другу. — Чувствую себя особенным. Другим ведь ты не разрешаешь.       — Ты удивительно самовлюблённая задница.       — Или просто влюблённая задница, — Эрен увидел, как Ривай закатил глаза, и не сдержал приглушённый смешок. Его забавляла реакция Аккермана на такие признания. Тот сразу терялся и выходил из своего модуса хмурого злодея с каменным еблетом, которому не чужды банальные человеческие слабости. Ривай подался вперёд и отстранился, но лишь затем, чтобы развернуться. Оказавшись лицом к лицу Эрена, он прищурился, наткнувшись на его довольную улыбку. Её хотелось стереть. Поцелуем или смачной оплеухой — Ривай пока не решил.       — Спасибо, что дал мне время во всём разобраться самому, — Эрен склонил голову набок, продолжая улыбаться.       — Истинный Йегер. Как красиво ты перефразировал «спасибо, что отъебался», — Ривай ловко вывернулся из объятий и отошёл, оставив Эрена у окна одного. Его распахнутые в удивлении глаза и открывшийся рот стоили того, чтобы лишить себя тепла рук и вкусного запаха.       — Я бы никогда так не сказал тебе! — возмутился он и обиженно поджал губы, до глубины души оскорблённый таким заявлением Ривая. Весь этот спектакль начинал постепенно раздражать. Аккерман ненавидел странное напряжение, повисшее между ними и фонящее так, что не заметить его было сложно. Давно уже стало понятно, что Йегера от себя отпускать дольше, чем на день, не стоит. Потому что тот начинает слишком много думать, приходит к неправильным выводам и выстраивает вокруг себя стены, которые хрен потом пробьёшь. А Ривай уже устал из раза в раз, как попугай, талдычить прописные истины про свою готовность помочь Эрену, если он только попросит. Но Йегер не просил. Йегер строил из себя взрослого мальчика и решал проблемы сам. С шумом, фанфарами и спецэффектами. Так, чтобы весь город знал и стоял на ушах.       — Ну и? Вендетта принесла тебе успокоение? — брови скептично взлетели вверх. Ривай сунул руки в карманы брюк и нечитаемым взглядом уставился на Эрена.       — Кому-нибудь хоть раз приносила? — бубнёж сопровождался закатыванием глаз и всё теми же недовольно поджатыми губами. — Вот и мне нет. Это такая срань, Ривай. Я думал, что испытаю облегчение и смогу выдохнуть, но в итоге только пиздец. Браун ничего не сделал. Собрал свои манатки и укатил с Хисторией, а я чувствую себя полным идиотом. Моя сестра умерла, и это было худшим, что могло случиться. Я, сам того не понимая, поставил крест на своей жизни и все дальнейшие годы посвятил самобичеванию. А Браун, потеряв сестру, просто… смог через это переступить и пошёл дальше, выстраивая свою жизнь с Хисторией. И меня это доводит до бешенства, но я нихрена не могу сделать. Вот и получается, что по итогу все умные, один я редкостный придурок. Эрен даже толком не понял, как внутренний рычаг контроля сорвало и слова полились из него бурным потоком. Он как на духу выложил всё единственному человеку, с которым в принципе был готов это обсуждать, и почувствовал, как становится легче. Будто невидимый многотонный груз с плеч начал постепенно исчезать.       — Ты ведь понимаешь, что, всади ты Брауну пулю в голову, нихрена бы всё равно не изменилось? — Ривай вздохнул. Спонтанные исповеди Эрена имели замечательное свойство обрушиваться внезапно, как снег в разгар лета.       — Знаю. И это бесит меня ещё больше. Словно всё было зря и все мои решения рано или поздно привели бы меня к одному результату, — Эрен цокнул языком и повёл плечами. — Но пофиг. Я не для того сюда пришёл. А для чего, хотелось спросить Риваю. Покрасоваться своим дизайнерским рваньём, наградить привычной плутовской улыбкой, а потом снова свалить в неизвестном направлении на неопределённое время? Ривай чувствовал себя слишком старым для всего этого дерьма.       — Я эгоист и самовлюблённый засранец, да. Ты прав. И мне очень сложно признавать свои ошибки, но я учусь, Ривай, честно. Я стараюсь взрослеть и становиться лучше, веришь? — он подошёл ближе и встал так, что Ривай, будь освещение в кабинете получше, смог бы рассмотреть крошечные золотистые песчинки на самой глубине аквамариновых радужек глаз. — Поэтому я пришёл, чтобы спросить. Чего хочешь ты?       — Я? — Аккерман нахмурился, озадаченный резкой сменой темы.       — Да, ты. Все всегда прыгают вокруг меня, носятся, как с хрустальным. И ты так делаешь. Но никто никогда не спрашивает, чего хочешь ты сам? — Эрен протянул руку и, сначала на пробу мазнув пальцами, обхватил ладонь Ривая. Его касание было тёплым и по-странному мягким. Он чуть приподнял их сцепленные руки и внимательно посмотрел на них. — Что я могу для тебя сделать? Ривай застыл. Вопрос Эрена был настолько внезапным, что в первое мгновение Ривай даже не понял, о чём тот спрашивает. Потому что… ну, никто никогда прежде не спрашивал? Сколько Аккерман себя помнил, ему такие вопросы не задавали. Его, как правило, ставили перед фактом или выбором, хотя выбора зачастую как такового и не существовало. Он научился в совершенстве исполнять чужие приказы, а когда необходимость в них отпала, просто поплыл по течению дальше и начал делать то, чего от него ожидали окружающие. Он всегда был надёжным. Он был тем, на кого можно положиться. Был правильным по меркам их грёбаного мира, в котором идеальные солдаты на вес золота.       — Ты ничего не можешь сделать, Йегер, — наконец ответил он, заметив, как мальчишка непроизвольно дёрнулся. — Я до пиздеца устал, но от этого лекарства нет. Его вымораживала собственная откровенность, но как-то так завелось, что с Эреном иначе не получалось. Потому что тот смотрел на него огромными оленьими глазами в обрамлении пушистых ресниц и выглядел таким беспомощным в своей неспособности исполнить желание Аккермана, что его становилось жаль.       — Не загоняйся. Моя тотальная заёбанность решается только одним способом: сдохнуть и нет проблем.       — Хорошо. Тогда я выкопаю нам две могилы.       — Идиот. Это продлилось несколько секунд. Тщательно удерживаемая на лице серьёзная мина вскоре пошла трещинами, когда Эрен рассмеялся. Громко и протяжно, возможно, самую малость истерично, но кто бы его осудил за расшатанные нервы? Если твоя фамилия Йегер — тебе априори нужен мозгоправ. Ривай на такую роль не подписывался, но выслушать истерики Эрена всегда был готов. В качестве исключения и бонуса к семейной подписке плюс один — разовый сеанс душеизливания для Карлы, чтобы перестала страдать хернёй и обратила внимание на сына. Всё, на этом полномочия и запас терпения Ривая заканчивались. Зика он в принципе на дух не переносил и скорее пристрелил бы, чем стал слушать, а Гриша в последнее время своей политикой вызывал у него вопросы. Потому что, мать его, какого хрена твой ребёнок (и насрать, что ему двадцать три года) стабильно играет в Джейсона Борна, устраивая засады и в качестве приманки выступая для всяких поехавших таких же пубертатных убийц? Эрена бы схватить в охапку, затолкать в помещение из двадцатидюймовых стальных стен с непробиваемой дверью и запереть, чтобы не лез на рожон. Ривай мысленно закатил глаза. Да, возможно, в последнем пункте проглядывали большие дыры, потому что Эрен точно не был тем человеком, который будет отсиживаться в безопасности, пока остальные за него задницы рвут. Хренов самоубийца с комплексом героя.       — Давай выпьем? — мальчишка вдруг приблизился, одним плавным тягучим движением оказываясь рядом. Пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Такая разница уже давно не раздражала.       — Внизу никого нет.       — Зачем нам кто-то? Я справлюсь лучше твоего Билли-Бобби-Барри, — протараторил Эрен и схватил Ривая за руку, не дожидаясь дальнейших возражений. Порой в своём стремлении тащить куда-то людей против их воли он напоминал Риваю Ханджи. Та тоже не обременяла себя лишними вопросами и редко интересовалась, хочет с ней попавший под раздачу бедолага куда-то идти или нет. Только в случае с очкастой проблема решалась просто — достаточно было зыркнуть на неё и сказать пару ласковых, чтобы она отстала. С Эреном такое не прокатывало. На Эрена так Ривай смотреть не умел. И всерьёз ругаться на него тоже.       — Он не мой… что за грёбаное тройное имя? — с нескрываемым скепсисом спросил Ривай, пока они спускались по лестнице на первый этаж. В абсолютной тишине и без привычного сборища посетителей зал «Сигансины» выглядел странно, но Аккерману нравился куда больше.       — Потому что ненавижу такие тупые бестолковые имена типа всяких Ларри, Гарри и прочих. Хуже них только Зигфрид, — и без того огромные зелёные глаза стали ещё больше и посмотрели на Ривая с откровенным испугом. — Моего прадеда так звали, и мама собиралась меня проклясть и назвать так же, представляешь? Это был бы сущий кошмар. Но её остановило наличие Зика. Как-то совсем не круто, когда два отпрыска в семье гуляют с похожими именами. Ривай поморщился. В Эрене, конечно, его изначально привлекло не имя, но… всё же хорошо, что фрау Йегер одумалась и не стала дальше тащить свои баварско-колбасные корни. И так их в Эрене временами вылезало слишком много.       — Ты уверен, что не спалишь бар? — Аккерман без особого энтузиазма уселся на высокий стул за стойкой, пока Эрен обходил её и пробирался в святую святых. От количества алкоголя за его спиной рябило в глазах, и, судя по тому, как Йегер восхищённо присвистнул, вся эта авантюра начинала ему нравиться всё больше.       — Ну, если только ты не собираешься распивать здесь подожжённый абсент. А так бояться нечего, я полностью контролирую ситуацию, — Эрен задумчивым взглядом окинул длинные ряды полок, заставленные дорогим алкоголем, и хмыкнул. — Просто текилу и водку не предлагаю — это банально. Виски и бренди тоже — слишком вульгарно.       — «Секс на пляже»? — с издевательской усмешкой спросил Ривай, заметив, как на первом слове Эрен дёрнулся. Стало почти жаль его. Если Аккерман с отсутствием половой жизни справлялся легко, заглушая естественные потребности работой и усталостью, то как за прошедшие дни Эрен со своей ебливостью не сошёл с ума, оставалось загадкой.       — Не знал, что ты фанат кокетливых зонтиков, — хрипло пробормотал Эрен и кашлянул, прочищая горло. — Слушай, а давай я приготовлю нам «мёртвого немца»?       — Это типа из категории еврейских шуток сороковых годов? Хороший немец — мёртвый немец?       — Ривай! — возмущённо воскликнул пацан и залился таким праведным румянцем, что Аккерман с трудом удержался от череды новых издевательских улыбок. — Ты просто невыносимый, нельзя шутить про такие вещи! Мою мать бы сейчас хватил удар.       — Как прекрасно, что твоей матери здесь нет, да?       — Сорок два процента крепости, готовится из егермейстера и мятного шнапса. Вставляет так, что на утро своё имя не вспомнишь, — Эрен проигнорировал откровенный стёб над своей тонкой душевной натурой и, как ни в чём не бывало, продолжил экскурс в мир алкоголя. — Но от него потом болит башка, так что тоже не подходит. Ладно, давай остановимся на классической «Маргарите»?       — Просто признай, что ты хочешь выебнуться передо мной, — Ривай усмехнулся. Пододвинувшись вперёд, он опёрся локтями о стойку и сложил пальцы в замок, умостив на них подбородок. Прищуренный взгляд ртутных глаз не отрываясь следил за действиями Эрена, и это доставляло Аккерману странное эстетическое удовольствие — просто смотреть на него. Просто впитывать в себя красивую картинку, позволяя ей намертво отпечатываться на радужке.       — Мне не нужно выёбываться, чтобы произвести впечатление. Я и так знаю, что ты без ума от меня, в дополнительных доказательствах не нуждаюсь, — Эрен растянул губы в одной из самых обольстительных улыбок, которые только имелись в его арсенале. Подмигнув Риваю и оставшись довольным результатом, он начал не спеша возиться с выпивкой. Движения у Эрена получались спокойные и размеренные, так что он не соврал, когда сказал, что разбирается в этом. Ривай от искусства ведения бара был максимально далёк. Для него приготовление напитка сводилось к тому, чтобы взять бутылку виски покрепче, плеснуть себе в стакан и швырнуть туда пару кубов льда. Готово, вы восхитительны.       — Есть такая традиция: если где-то открывается новый ресторан или бар, достаточно заказать в нём «Маргариту», чтобы проверить качество заведения. Это ведь классика коктейлей, — Эрен вытащил из холодильника лайм, сполоснул его и методично нарезал на дольки. Следом откопал в закромах бара крупную соль и отсыпал на тарелку достаточно, чтобы хватило для двух ободков. Подняв два бокала на уровне лица, он внимательно осмотрел их, проверяя, достаточно ли те чистые, чтобы Ривай со своим бзиком не выплеснул уже приготовленный напиток ему потом прямо в физиономию.       — Я сейчас усну, Йегер. Ядовито-зелёные глаза, по цвету приближённые к цедре лайма, валяющегося на доске, стрельнули в Ривая короткой автоматной дробью, но особого ущерба не нанесли. Эрен тихо фыркнул себе под нос и продолжил возиться с коктейлями. Он провёл долькой лайма по краю бокалов на триста шестьдесят градусов, а затем по очереди опустил их в соль. На кромке образовались белые ободки.       — Это краст, — с умным видом сказал он, на что Ривай только нервно дёрнул уголком губ. Всё это представление, рассчитанное на измерение пределов его нервной системы, вызывало толику любопытства, но больше всё-таки раздражало. Потому что последнее, что Ривай хотел делать — торчать в баре собственного клуба и смотреть, как собственный мужик готовит для тебя бабский коктейль. Но… Эрен — это Эрен. И если ты не играешь по его правилам, то не играешь вообще. Он достал шейкер и начал заливать в него ингредиенты. Вслед за выжатым соком лайма отправились текила и ликёр Трипл-сек, которые Йегер измерил джиггером. Задумчиво почесал подбородок, словно в шейкере сейчас настаивался философский камень, а не просто смешанное бухло. То, с каким напускным усердием и внимательностью он подошёл к приготовлению коктейлей, лучше любых слов давало Риваю понять, что думает на самом деле Эрен совсем о другом. И ему нужно потянуть время, чтобы собраться с мыслями. Удивительно, как некоторых людей становится просто читать, как раскрытую книгу. Если научиться обращать внимание на детали и просто… замечать все изменения, происходящие с этим человеком.       — Сейчас будет громко, — предупредил Эрен, закинув в шейкер лёд. Он плотно закрыл крышку, сжал металлическую посудину двумя руками и начал трясти. Звуки действительно были не из приятных, но «Сигансина» слышала и хуже. Эрен продолжал грохотать, смешивая содержимое шейкера, который в руках Йегера превратился в подобие маракасов. Музыканта внутри себя так легко не пропьёшь. — Готово! — воскликнул он, когда крышка шейкера покрылась ледяным конденсатом, а значит, температура напитка достигла оптимальной нормы. Эрен ловким движением опрокинул шейкер, заливая в бокалы уже смешанный коктейль. Расколовшийся лёд и цитрусовую мякоть удержал встроенный фильтр, поэтому напиток получился приятного зеленоватого оттенка и практически прозрачный.       — Я считаю, что это произведение искусства. И кто со мной поспорит? — Эрен усадил на кромку бокалов по дольке лайма и, наконец, пододвинул готовый коктейль поближе к Риваю.       — Несмотря на то, что я лично видел, как ты это варганил, существует большая вероятность травануться, — Ривай обхватил тонкую ножку и поднёс бокал к лицу. Принюхался — пахло цитрусами и ликёром. На вкус это оказалось вполне съедобно, хотя Ривай никогда не являлся любителем подобных напитков. Рецепторы сперва обожгло солью, быстро сменившейся пощипыванием цитруса, а потом пришли сладость ликёра и выраженный вкус переработанной агавы. За коктейль Эрену можно было поставить пятёрку. За старание и высунутый от усердия влажный кончик розового языка — все десять из десяти. Эрен свою «Маргариту» пил молча, причмокивая губами и облизываясь, как довольный кошак. Облокотившись о стойку, он нагнулся вперёд так, что при желании Ривай мог поцеловать его — даже тянуться бы особо не пришлось. Но взгляд Эрена был устремлён вниз, на ножку своего бокала, которую Эрен задумчиво крутил между пальцами.       — Они приходят к тебе? — спросил он, тихо так, едва слышно. — Те, кого ты убил.       — Нет, — слишком быстрый ответ, но Ривай не видел смысла раздумывать долго. Он сказал правду. Даже в первые месяцы на службе, на первых вылазках, когда убивать он только учился, лица трупов с дырками во лбах и других частях тела никогда его не преследовали. Он не мучился кошмарами, не просыпался в холодном поту и не вскакивал с кровати, сетуя на свою судьбу и называя себя последней тварью, посмевшей отнимать жизни у других. — Ко мне всегда приходили те, кого я не смог спасти. И, к сожалению, их список был не меньше, чем список убитых. Они были его неотъемлемыми спутниками. Сначала мать. Потом Фарлан и Изабель. Другие сослуживцы. Ребята из его отряда. Петра. Кровавая вереница лиц годами мелькала перед глазами, пока на смену им не пришло новое. И у этого лица взгляд был живой. Его глаза не взирали на Ривая сквозь мутную заплывшую пелену. Они смотрели всегда куда-то внутрь, пробивая все слои наращенной годами защиты, и прожигали своей зеленью.       — Одинаково хреново, — Эрен устало вздохнул и отставил в сторону опустевший бокал. «Маргарита» закончилась предательски быстро. Не стоило ему выделываться и оттягивать неизбежное. Эрен подхватил с нижней полки под баром две чистые стопки, поставил на стойку и щедро плеснул в них текилу. Кого он пытался обмануть? Действительно ведь хотел нажраться так, чтобы фантомные ощущения перестали его преследовать. — Она мне снится. И каждый грёбаный раз я сжимаю руки на её шее и чувствую, как под пальцами колотится пульс. Это отвратительно. Он опрокинул стопку, поморщился и быстро заел текилу куском лайма. Стало не шибко лучше, язык обожгло цитрусом, а жидкий огонь медленно сполз по глотке вниз, рассылая жар по всему телу. Это длилось недолго, всего несколько секунд, а затем приятное тепло окутало Эрена, подобно мягкому пледу.       — Я больше не хочу никого убивать, — Йегер насупился, как ребёнок, столкнувшийся с трудной неразрешимой задачей. И, как ребёнок, он притащил эту головоломку взрослому, сунул в руки и теперь терпеливо ждал, когда Ривай поможет ему разобраться. — Может, мне сходить в церковь исповедаться? Но боюсь, что меня поджарит молния ещё на входе.       — Не то чтобы это было обязательным условием. Не хочешь убивать — не убивай, Эрен, всё просто. Никто тебя не заставляет. Всегда найдутся люди, готовые сделать это за тебя.       — Какая-то неправильная философия, тебе не кажется?       — Мне похуй на правильность или справедливость, — Ривай резко подался вперёд, и Эрену показалось, что сейчас он схватит его за ворот свитера и грубо притянет к себе. Но вместо этого рука Аккермана легла Эрену на шею мягко, даже ласково, и невесомо надавила, рассылая по коже приятное успокаивающее покалывание. — Я уже говорил: тебе достаточно показать лишь пальцем, и я разберусь с проблемой. Это не значит, что я считаю тебя слабым и думаю, что ты не в состоянии справиться сам. Вопрос лишь в том, какие последствия это имеет для тебя каждый раз. Тебе хреново, ундина, тебя кроет так, что ты тычешься в свою раковину, головой бьёшься о потолок и понятия не имеешь, как бороться с накатывающей паникой. А мне на такое плевать — вот и вся разница. Я бы придушил десяток таких девчонок Браунов при условии, что тебе станет легче. И, поверь, совесть меня бы не загрызла.       — Как у тебя это получается? — Эрен не сдержал улыбки, чувствуя, как пальцы Ривая ползут выше, нежно оглаживая щёку. — Говорить такие романтичные вещи с таким серьёзным лицом, словно ты рассуждаешь, как разложишь меня на этой стойке и препарируешь?       — Разложить на стойке звучит заманчиво. Эрен потянулся к нему первым. Или же это сделал Ривай, попросту устав терпеть. Губы у мальчишки оказались даже мягче, чем Ривай помнил, и такими одуряюще-вкусными, что демоны, голодавшие больше недели, жадно заревели, требуя продолжения. Они заставляли толкаться языком в восхитительно горячий влажный рот, отдающий цитрусом и пряностью выпивки. Заставляли рукой крепче обхватить Эрена за затылок, пальцами зарыться в спутанные пряди каштановых волос и оттянуть их, чтобы Йегер болезненно зашипел и выгнулся, прерывая поцелуй. Но лишь затем, чтобы подставить обнажённую беззащитную шею под требовательные прикосновения губ. Они скользили по гладкой смуглой коже, не обделяя вниманием ни один дюйм, оставляли после себя покраснения, которые позже расцветут знакомыми лиловыми отметинами. А Эрену нравилось. Он вжимался животом в гладкий край барной стойки, чувствуя, как дерево впивается под рёбра, но такие мелочи никогда его не волновали, когда речь шла об удовольствии. Об удовольствии, которое ему мог доставить только Ривай. Своими грубыми требовательными прикосновениями, изредка сменяющимися чем-то нежным и ласковым, Аккерману настолько несвойственным, что от этой игры на контрастах вставляло хлеще, чем от выпитой текилы. Эрен издал приглушённый протяжный стон, когда Ривай ощутимо прикусил зубами кожу на шее в том самом месте, где заполошно бился пульс.       — Блядь, как же с тобой охуенно, — хриплым срывающимся голосом прошептал Эрен и дёрнулся, когда рука Ривая настойчиво прошлась по груди, очерчивая по контуру возбуждённый сосок. Из-за трения о шерсть свитера ощущения были почти болезненными.       — Поэтому ты каждый раз сваливаешь? — Аккерман резко отстранился и уставился на Эрена нечитаемым взглядом. В отличие от поплывшего разомлевшего Йегера, он себя вполне контролировал и выглядел таким же собранным, как и обычно. Не считая разве что чуть ускорившегося дыхания. — Потому что со мной так охуенно?       — Рива-ай! — это не было хныканьем, но звук максимально приближённый к нему. Эрен даже не собирался скрывать разочарование, когда Аккерман вернулся в исходное положение и уселся так, что теперь их разделяла стойка. Ещё мгновение назад она не казалась существенным препятствием, но теперь могла посоревноваться с Джомолунгмой, под снегами которой легче сдохнуть, чем перейти их. — Только не говори, что наказываешь меня таким примитивным способом, — Эрен закатил глаза.       — Могу по заднице отхлестать ремнём, хочешь? Но разве это наказание, когда нравится? — Ривай спорить и что-то доказывать не собирался. Он выпил шот текилы и сразу налил себе ещё под пристальным взглядом зелёных раскосых глазищ, которые метали в него молнии.       — «Но разве это наказание?» Бу-бу-бу, — передразнил Эрен и последовал примеру Аккермана. Он опрокинул стопку и залпом выпил содержимое. В этот раз пошло легче.       — Хреновая пародия, на меня совсем не похоже.       — Да это я просто не старался, твою хмурую физиономию не так сложно показать, как ты думаешь, — Эрен моментально завёлся. Он рывком оттолкнулся и встал ровно, вытянувшись в такой идеальной прямой стойке, словно кто-то затолкал в него жердь. Ривай за этим театром одного актёра наблюдал с откровенной усмешкой.       — Главный секрет — делаем рожу кирпичом, смотрим на всех, как на обладателей лишней хромосомы, и строим из себя важного капитана в отставке, — на словах всё было просто, но на деле же Эрен продолжал трындеть, хотя первое, что следовало сделать, изображая Ривая — просто заткнуться. Меньше слов — больше взглядов.       — Всё ещё мимо, Йегер.       — Да неужели? — Эрен прищурился. Справедливости ради, в этот раз даже похоже на Ривая. — Ты посмел наступить на мой идеальный вычищенный ботинок? За это я убью тебя и всю твою семью. И всех, кого ты когда-либо знал и с кем имел честь пить кофе по утрам каждой пятницы.       — Уже лучше, — похвалил Ривай. Хотелось откинуться назад на спинку, взять в руки попкорн и насладиться представлением сполна, но, увы, барные стулья таких удобств не предоставляли. — Что насчёт улыбки?       — А что насчёт улыбки? — вскинулся Эрен, почуяв неладное.       — Я никогда не улыбаюсь, как придурок.       — То есть…       — То есть как ты сейчас, стоило тебя немного похвалить.       — Напомни, пожалуйста, почему я вообще связался с таким грубияном? — Эрен издал разочарованный стон и окончательно вышел из образа, признав своё поражение. Он налил себе ещё одну порцию текилы, но в этот раз выпил её медленнее, позволяя обжигающей жидкости стекать по глотке мучительно долго. — Ты бы со мной тоже не справился.       — Уверен? Перемены были такими внезапными, что Эрен даже не сразу сообразил, что произошло. Вот Ривай сидел напротив, скрестив руки на груди, с этой своей непробиваемой маской на лице, как и всегда. А потом каким-то невероятным плавным движением он стёк куда-то вниз, чуть ли не под стойку. Подперев одной рукой щёку, Ривай улёгся на деревянной поверхности, растёкся, как подтаявшее мороженое на асфальте. Взгляд у него стал расфокусированным и шальным. Эрен вообще не знал, что Аккерман может смотреть вот… так. Словно обкурившись забористой травой, с бегающими зрачками и смешинками, заплясавшими на серой радужке глаз.       — Я не… не такой, — запоздало возразил Эрен, продолжая таращиться на эту порнографичную картину, нарисовавшуюся перед ним. Небрежным движением Ривай свободной рукой расстегнул пару пуговиц рубашки, позволяя ткани разойтись на груди так, чтобы стало видно больше кожи, обтягивающей крепкие мышцы. Эрен даже рот приоткрыл, когда рука Аккермана поползла дальше, добралась до волос и небрежно растрепала их, вгоняя в состояние хаоса.       — Серьёзно? Вот таким ты меня видишь? — Эрен начал думать, что текила всё-таки оказалась просроченной. Или же обдолбанный мозг наконец начал ловить галлюцинации, подозрительно смахивающие на реальность. Он непроизвольно потянулся вперёд, поближе к этому совершенству в виде мужчины, который заставлял Эрена позорно скулить — хорошо, что хотя бы в мыслях. Пока. Выпитый алкоголь вкупе с ударившим в голову возбуждением мог сотворить и не такие ужасные вещи, как скулёж. Эрен и похлеще звуки издавал, когда, как правило, был под Аккерманом или сидел на нём. И вдруг оставшиеся клочки здравомыслия окончательно выветрились из головы, когда Ривай… улыбнулся. Не растянул губы в привычной ухмылке. Или усмешке. Или такой малюсенькой улыбке, когда затрагиваются только краешки губ. Нет, он улыбнулся широко. Так широко, что стало видно идеально белые зубы. И… чёрт возьми! У Эрена пересохло во рту и стало откровенно тяжело дышать.       — Охренеть, какой ты красивый, — протянул он с восхищением и наклонился к Риваю ещё ближе, стараясь рассмотреть его лучше. Потому что подобное выражение на лице Ривая было сравнимо с кометой Нисимура, пролетающей мимо Земли раз в хреноллион лет. Красиво, завораживающе, но так скоротечно, что не успеешь моргнуть, как уже исчезнет. — А я правда такой неотразимый? — Эрен оставался Эреном даже в такой момент. — Сейчас сам в себя влюблюсь.       — Ты сделал это ещё в тот момент, когда вылез из утробы матери. Всё, финита ля мираколо . Комета пролетела, спектакль закончился, и Ривай вновь стал самим собой. Ну, разве что рубашка осталась так же расстёгнутой на груди и волосы лежали растрёпанными прядями, а в целом Аккерман снова натянул свою шкуру и стал хмурым мужиком. Хмурым мужиком, от которого у Эрена всё равно обильно выделялась слюна и позорно дрожали колени. Последнее Йегер списывал на побочные эффекты просроченного алкоголя.       — Это было просто вау! Тебе стоит почаще так улыбаться, и все женщины в округе обкончаются. И не только женщины, — добавил Эрен, продолжая облизывать Ривая похабным взглядом.       — И забрать все твои лавры? Я мудак, но не настолько.       — Поцелуй меня. Они сказали это почти одновременно, и оба тут же замолчали. Уставились друг на друга: Ривай со знакомой насмешкой во взгляде, Эрен с просьбой и таким откровенным желанием, что удивительно, как он оставался за стойкой, а не перелез через неё на колени к Риваю.       — Нет, — это являлось особым сортом удовольствия — смотреть, как красивое смазливое лицо Эрена вытягивается от удивления. Он каждый раз так искренне выпадал в осадок с того факта, что кто-то мог ему отказать, что Ривай не мог отказать себе в желании опустить его с небес на землю. — Я всё ещё зол.       — За то, что я избегал тебя?       — В том числе.       — Хм-м-м. Ривай ожидал, что Эрен начнёт просить — для него это никогда не являлось сложным или невозможным. Он мог начать облизывать свои блядские припухшие губы, начать хлопать блядскими длинными ресницами и озвучивать такие же блядские вещи, от которых член в штанах предательски дёргался и вставал по стойке смирно. Тягаться и противостоять такому Эрену всегда было невозможно, и Ривай, как правило, сдавался. Но… Йегер не стал ничего из этого делать.       — Ладно, будь по-твоему, — Эрен пожал плечами и посмотрел на Ривая с вызовом, но с другим. Этот его взгляд нельзя было назвать игривым или приглашающим. — Я всё ещё хочу получить удовольствие, но раз ты отказываешься… Прибегну к способу, который никогда меня не обламывает. И прямо под пристальным взглядом Ривая засранец запустил руку в задний карман джинсов и вытащил на всеобщее обозрение маленький прозрачный пакетик. Зип-лок замелькал между пальцами Эрена, пока он аккуратно высыпал на барную стойку белый порошок. Ривай от подобной наглости охуел настолько, что не сразу даже сообразил, что Йегер делает. Нет, он знал, что Эрен снова начал принимать, и собирался заняться решением этой проблемы в ближайшее время. Но чего Аккерман не мог ожидать, так это такого откровенного поведения со стороны отпрыска одной из богатейших семей, построившей свою империю как раз на этом порошке.       — Ты совсем страх потерял? — он не узнал собственный голос — настолько низко и хрипло он прозвучал, словно Риваю оборвали связки. Эрен даже не отвлёкся от своего занятия. Используя тот же пакет, он кое-как вытянул гранулы в форме короткой дорожки. И, больше не медля, наклонился к стойке, зажал пальцем одну ноздрю и сделал резкий вдох. Ривай видел, как он пошатнулся. Как вцепился руками в стойку и крепко зажмурился, пытаясь сохранить равновесие и пережидая первые секунды, которые всегда ощутимее всего били по организму. А когда его глаза вновь открылись и посмотрели на Ривая, он с большим сожалением заметил, как зрачок практически полностью перекрыл радужку. Ту самую зелень, на которую Ривай когда-то давно и повёлся. Два этих бездонных омута, в которых тонул с головой. А наркота прямо сейчас забирала их и сжирала, заставляя Ривая обессиленно сжимать кулаки.       — Видишь? Всегда срабатывает. И не нужно дважды просить. Эрен улыбнулся. Оскалился, обнажая ровный ряд зубов. И Риваю вновь захотелось его ударить. Просто стереть с лица эту фальшь, закупоривающую черты, искажающую их до неузнаваемости. Словно перед Риваем не живой человек больше находился, а его искусственная замена. Кукла с зарядом, имитирующая оригинал. Легко можно обмануться, если не знать. Но стоит присмотреться, как всё дерьмо лезет наружу.       — Мне тебя убить хочется, — прохрипел Ривай.       — Так убей. Давай, в чём проблема? Усмешка была чересчур вызывающей и провокационной, за что Эрен тут же поплатился. В этот раз край стойки врезался под рёбра куда резче и грубее, срывая с губ Йегера болезненный стон, моментально затерявшийся среди чужих губ. Ривай вцепился в него болезненной хваткой, потянув на себя так требовательно, что Эрен заелозил подошвой обуви по гладкому полу, старательно пытаясь сохранить равновесие, чтобы не вспахать носом стойку. Губы горели огнём и ныли, потому что Ривай вгрызался в них так, будто хотел сожрать. Или просто оторвать смачный кусок, чтобы раз и навсегда отучить Эрена от этой усмешки, способной за мгновение поджечь фитиль терпения и раскрошить самоконтроль в труху. Эрен не сопротивлялся — ему такая грубость всегда нравилась. От неё вставляло даже хлеще, чем от белой смерти, впитавшейся в слизистую. Он послушно подставлялся под требовательные касания, позволяя языку Ривая исследовать его рот и буквально трахать, доставая едва ли не до глотки. А когда стало совсем невтерпёж и грёбаное полированное дерево, разделяющее их, превратилось в настоящую преграду, Эрен нетерпеливо застонал. Попытался отстраниться лишь затем, чтобы торопливо обогнуть стойку и оказаться к Риваю вплотную, но тот не позволил. Продолжал крепко держать за шею одной рукой, а второй вцепился в свитер так, что несчастная ткань затрещала. Эрен решил пойти коротким путём: кое-как собрав в себе остатки сил, отвечающих за координацию тела, опёрся ладонями о стойку и приподнялся. Умудрился даже не завалиться вперёд, удерживаемый чужими крепкими руками, и умостил на стойку сначала задницу, а затем плавным отточенным движением заправской подвыпившей стриптизёрши перекинул ноги. И все эти пируэты он совершал, продолжая активно отвечать на поцелуи Ривая и стараясь ещё немного дышать, чтобы банально не задохнуться от ощущений, обрушивающихся на него девятым валом.       — Сюда иди, — приказ в голосе Ривая был таким явным, что Эрен не посмел ослушаться. Он спрыгнул вниз и пошатнулся, потому что выжранная текила на пару с кокаином творили поистине впечатляющие чудеса, превращая Эрена в одну большую желеобразную массу без костей и хрящей в теле. Он с громким шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы, когда Ривай больно прикусил его ключицу и снова вцепился пальцами в волосы, оттягивая так, что пришлось запрокинуть голову, демонстрируя шею. — Ну и как? Что из этого лучше? — Аккерман небрежным кивком указал на оставшиеся на стойке белые разводы и, прежде чем Эрен сообразил, о чём он спрашивает, снова поцеловал его. Вгрызся в рот так мучительно и восхитительно, что позвоночник прострелило колючей дрожью, а член в штанах болезненно упёрся в ширинку.       — Ты! Конечно же, ты, господи, Ривай, что ты… спрашиваешь… просто… Бля! — Эрен едва не завыл, когда рука Аккермана пролезла ему под свитер. Пальцы сжали твёрдый сосок и выкрутили его так безжалостно, что у Эрена от остроты ощущений звёзды перед глазами заплясали и ноги совсем перестали держать. Он беспомощно завалился вперёд, практически повиснув на Ривае, и совсем не сопротивлялся, пока его тащили куда-то в сторону. Эрен только и мог, что продолжать порнографично стонать, чутко отзываясь на каждое прикосновение и каждый поцелуй, продолжающие покрывать его шею и обнажённые ключицы. Свитер беспорядочной массой полетел куда-то на пол, демонстрируя Риваю идеальное проработанное тело. В полумраке зала Эрен выглядел как самая настоящая статуя, высеченная умелой рукой скульптора. Под гладкой смуглой кожей бугрились и натягивались жгуты мышц, которые хотелось трогать, оглаживать ладонями, цеплять короткими ногтями и покрывать кусачими поцелуями, доводя Йегера до исступления. Он уже слабо понимал, что происходит. Только таращился на Ривая своими раздробленными аквамаринами, в центре которых зрела темнота. Беспросветный мрак, затягивающий в свои пучины. Ривай подхватил его и рывком усадил на столик — один из тех, что так любили занимать посетители клуба. Отсюда открывался лучший вид на танцпол, но сейчас Аккерман собирался использовать его совсем в других целях. Он окинул пристальным взглядом раскинувшуюся перед ним картину: Йегер, призывно раздвинувший ноги и практически разлёгшийся на столе так, словно там ему самое место и было. Он тяжело дышал, похабно облизывал свои опухшие покрасневшие губы и смотрел на Ривая с откровенной просьбой, вышибающей из головы остатки серого вещества. Оно давно стекло куда-то вниз, трансформировалось в желание и кипящей массой собралось в паху.       — Ты собираешься убивать меня? Или так и продолжишь жрать глазами? — Эрен издал приглушённый смешок и медленно потянулся к своему ремню. Расстегнул его подрагивающими пальцами, кое-как разобрался с ширинкой, но дальше лезть не стал. Ривай втиснулся меж его разведённых бёдер, которые моментально сжались и обхватили так крепко, что не сдвинуться. Он рывком притянул его к себе, заставив голой спиной проехаться по столу, и снова поцеловал, наклонившись и вжимая в прохладную поверхность. Эрен отвечал уже гораздо активнее, первичная прострация после выжранного наркотика прошла, сменившись бурлящим в крови потоком энергии, требующим выхода. И Эрен совсем не возражал, когда с него скинули обувь, грубо стянули джинсы, а следом и нижнее бельё, оставив в чём мать родила. Возбуждённый налившийся член прижался к животу, пачкая смуглую кожу выступившими на головке каплями предэякулята. Ривай обхватил его, пальцами сжимая гладкий ствол и срывая с губ Эрена очередную порцию стонов. Звуки Йегер издавал такие профессиональные, что непосвящённый человек, проходящий мимо зала «Сигансины», принял бы ночной клуб за заведение иного характера.       — А ты был максимально уверен в себе, да? — Ривай не сдержал громкого вздоха, когда коснулся второй рукой задницы Эрена. Мышцы под лёгким давлением пальцев разошлись в стороны, впуская его почти без труда. Такой мягкий и податливый. И подозрительно, мать его, влажный. — Только не говори, что всё это время сидел с растянутой дыркой.       — Ладно, не буду, — Эрен хохотнул и тут же был вынужден прикусить губу, чтобы позорно не заскулить. Не то чтобы это было впервые, но хотелось сохранить хоть какие-то остатки гордости, пока Ривай раздражающе медленно трахал его двумя пальцами, растягивая припухшие мышцы. Был ли Эрен действительно уверен, что его выебут в зад, а не в мозг? Нет. Но он решил довериться удаче и поверить в чудо, пока торопливо растягивал себя в припаркованной возле клуба машине. Так себе эксперимент, удовольствие на минус пять из десяти, повторять его в будущем Эрен не собирался, потому что планировал довериться профессионалу. — Сними это. Просящие нотки разбили желание Ривая помучить мальчишку подольше. Ему действительно сложно было отказать, когда он лежал, расхристанный на столе, и ёрзал, как уж на сковороде, от бессилия и долбящего по всем рецепторам возбуждения. Но трогать себя не собирался — знал, что Ривай сейчас не позволит. Эрен с нескрываемым восхищением смотрел, как длинные бледные пальцы, ещё недавно побывавшие в нём, теперь расстёгивали пуговицы рубашки — нарочито медленно, чтобы заставить Эрена исходить слюной. А стоило ткани распахнуться и обнажить грудь с твёрдыми проступающими мышцами, как Эрен потянулся к ней, чтобы потрогать, нагло облапать, покрыть своим теплом и запахом, но был остановлен предупреждающим взглядом свинцовых глаз.       — Это нечестно.       — Правда? Ну подай на меня в суд, — Аккерман усмехнулся, в очередной раз наслаждаясь этим плавным переходом Эрена из состояния капризной суки в податливую кучку охрененно красивого и дорогого пластилина, из которого лепить — одно удовольствие.       — Я думал о тебе каждую ночь, веришь? — Эрен прищурился и медленно опустил руку себе на пах. Ладонь накрыла твёрдый член, требующий к себе внимания, и начала невесомо поглаживать. Ривай, как заворожённый, внимательно следил за этими простыми движениями, замечая, как с каждым разом естественной смазки, выступающей на потемневшей головке, становится всё больше. А Эрену нравилось. Судя по тому, как закатывались его глаза. Он затылком вжимался в поверхность стола, мелко подрагивал и продолжал говорить. — Не мог нормально спать. Часами вертелся в кровати и думал о том, как хотел бы к тебе прижаться. Чтобы ты… уткнул меня мордой в подушку. Чтобы трахал медленно и глубоко, — с каждым произнесённым словом голос Эрена опускался всё ниже, пока не превратился в трудноразбираемый шёпот. Но, когда он резко распахнул глаза и уставился на Ривая, утопив его в своей зелени, Аккерман удивительно чётко расслышал каждый звук, слетевший с греховных губ. — Хотел, чтобы твой член был во мне. Вот… здесь. Он поднял ладонь выше и провёл по своему напрягшемуся животу. Всё равно, что сорок пятым калибром в башку. Навылет. Без шансов. И черепная коробка в хлам, мозги на ошмётки. Размазывает и затягивает на дно так, что не выплыть. Ривай не понял, как избавился от мешающей одежды, позволяя ей свалявшимся комом повиснуть на щиколотках. В себя он пришёл, уже накрывая Эрена телом, словно защищая от всего мира. Или же просто не позволяя миру его видеть — такого до пиздеца красивого и разгорячённого. Такого… капитально и бесповоротно принадлежащего Риваю. Эрен вздрогнул и обхватил его руками, обнимая и прижимая к себе так крепко, будто намертво хотел с ним спаяться. Его длинные восхитительные ноги плотным кольцом обвились вокруг бёдер Ривая, вдавливая в себя, позволяя члену Аккермана коснуться растянутых мышц. Эрен почувствовал лёгкий дискомфорт, потому что без смазки задница протестующе заныла, нехотя впуская в себя крупную головку. Но губы Ривая, нежно коснувшиеся щеки, перекрыли все неприятные ощущения. Эрен зажмурился и резко повернул голову одновременно с тем, как надавил ногами сильнее, буквально вжимая Ривая в себя, раскрываясь для него. Они замерли, пережидая вспышку болезненного возбуждения, чтобы не кончить в ту же секунду. Эрен тяжело дышал, капельки пота выступили на висках и шее, а сердце за рёбрами колотилось, как от прямой инъекции адреналина. Точно, та самая заветная формула, красующаяся на запястье Аккермана. Тонкий ремешок браслета обвивал руку, ярким контрастом выступая на бледной коже. И Эрен был готов рассматривать это вечно, понимая, что подарок на день рождения превратился в гораздо большее.       — Двигайся. Пожалуйста, — Эрен приоткрыл губы, беспомощно мазнул ими по напряжённой челюсти Ривая, опустился ниже и прихватил зубами подбородок. Это вывело Аккермана из оцепенения, и он действительно, господи боже, начал двигаться, медленно вбиваясь в горячее тело под собой. Да, определённо — это было гораздо лучше наркоты. Кайф, несравнимый ни с чем — ощущение тяжести на себе, жара, запаха. Эрен мог бы раствориться в нём — обмазаться с головы до ног, замотаться, как в тёплый плед, и наслаждаться. От Ривая пахло грозой. Сильным шквальным ветром, свежестью, проливным дождём и разрядами молний, оставляющих лёгкий шлейф горелого дерева. Он щекотал рецепторы, просачивался внутрь и оседал мягкой удушающей массой — сразу и не заметишь, как теряешь сознание. Эрену нравилось. Эрен был на седьмом небе, пока обхватывал Ривая руками и ногами, короткими ногтями царапал его спину, а потом полз ладонью выше и пальцами кололся о выбритый затылок. Громко и рвано стонал, пока Ривай целовал его куда-то под подбородок и продолжал медленно трахать, вбиваясь так глубоко, что едва не выворачивал внутренности. Ровно так, как Эрен и хотел. Как представлял, лёжа ночами в своей помпезной квартире в своей дорого обставленной спальне на своей до отвращения пустой кровати. И мечтал, мечтал, мечтал, как снова достаточно будет повернуться на бок, чтобы уткнуться носом в тёплую шею. И снова потеряться в Ривае.       — Я тебя люблю, — сказал он на выдохе, повторил то, что в бреду говорил уже раньше, но сейчас… это ощущалось иначе. Жизни Эрена ничего не угрожало. Он не находился на волоске от гибели, не нёсся к Риваю сломя голову сквозь горящее здание, не задыхался в дыму, выплёвывая свои органы. Нет, он полностью осознавал происходящее, жил этим моментом и не отрываясь смотрел в глаза Аккермана восхитительного свинцового цвета, как грозовые тучи в разгар весны. Эрен не ждал ответа. Он ему попросту не требовался, потому что всё и так было понятно. По тому, как Ривай замер. По тому, как посмотрел на него — без привычного холода, тем самым взглядом, которым всегда удостаивал только Эрена. Теперь Йегер начал это различать, понял, что имели в виду другие, когда говорили, что на Эрена Ривай смотрит иначе. Так, словно он — единственный, кто имеет значение. И от этого осознания накрывало так, что физическое удовольствие показалось лишь жалким суррогатом на фоне тепла, растёкшегося за грудиной. Оргазм выгнул Эрена дугой, вжимая в Ривая ещё сильнее. Чёрт, он кончил, даже не прикоснувшись к себе, вау. Не в первый раз, но всё ещё удивительно, как многое зачастую зависит просто от человека рядом. Сорванная от стонов глотка болела, но Эрен всё равно продолжал издавать нечленораздельные звуки, пока Ривай вколачивался в него, приближая себя к оргазму. Вытащил член в последний момент и грубыми механическими движениями руки довёл до конца, изливаясь Эрену на живот. Горячие тягучие капли покрыли смуглую кожу, и Йегер, не сдержавшись, размазал их пальцами.       — Ладно, признаю, ты меня убил. Доволен? — он хмыкнул и поднял руку, задумчиво рассматривая собственные пальцы, вымазанные в чужой сперме. Желание сунуть их в рот было отброшено лишь потому, что Эрен не был уверен, что его вкусовые рецепторы сейчас не взбунтуются. Выпитая текила очень не вовремя горечью, осевшей в желудке, напомнила о себе. Конечно, после таких-то скачек, Эрен будто в центрифуге побывал.       — Ты просто невозможный, — сдаваясь, признал Ривай, напоследок поцеловал Эрена в висок и отстранился. Тот морской звездой продолжал лежать на столе и двигаться не собирался. Пришлось подхватить с пола рубашку, вытереть Йегера, а потом и себя, чтобы без препятствий натянуть штаны.       — Сочту за комплимент. Но за это ты меня и обожаешь, поэтому не бухти. Эрен широко улыбнулся и приподнял голову, наблюдая за действиями Ривая.       — Почему ты не ходишь всегда топлесс?       — Чтобы ты не захлебнулся слюнями, — парировал Ривай и направился к бару. Пришлось немного повозиться за стойкой, вытаскивая чистые полотенца. Блядь, знали бы его сотрудники, чем он тут занимается в их отсутствие. Нанабу бы точно инфаркт хватил. Она эти столики и стульчики любила как родных детей, а Ривай с Эреном над ними грязно надругались. — На, вытрись нормально, — он швырнул одно полотенце Йегеру, а второе накинул себе на плечи и уселся на диван прямо за тем столом, на котором продолжал в позе египетской царицы возлежать нахальный сопляк. Жутко привлекательный, сексуальный до невозможного сопляк. Которого Ривай трахал пять минут назад, а по ощущениям прошла уже вечность. Хотелось повторить. Но в этот раз лучше бы им добраться до дома и относительно мягкой горизонтальной поверхности.       — Знаешь, я тут подумал, — Эрен лениво уложил полотенце себе на пах, чтобы член не отвлекал внимание от насущных вопросов.       — Охуеть, ты и это умеешь?       — Я тебя сейчас покусаю, — глаза мальчишки вспыхнули недобрым блеском — таким же фальшивым, как и его грозное выражение лица. Но представление быстро закончилось, когда Эрен повернулся на бок, подтянулся ближе к краю стола и, уперевшись локтем в столешницу, умостил голову на ладони. В таком положении между их с Риваем лицами было преступно мало расстояния. — Может, нам тоже махнуть куда-нибудь вместе?       — У меня сейчас много работы.       — У тебя всегда много работы, я не о том, — Эрен взмахнул длинными ресницами и тяжело вздохнул. — Я не про отпуск, а типа… ну, вообще. Этот город будто вымирает. Все либо гниют уже в земле, либо просто уезжают. Скоро здесь ничего и никого не останется, кроме развалин старого замка психованного короля. Даже туристы смекнут, что смотреть особо не на что.       — Эрен.       — Нет, дай мне договорить, — Йегер снова вздохнул, словно разом вся тяжесть мира рухнула ему на плечи и придавила к земле. — Я знаю, что о многом прошу, но… Ты бы смог уехать? Со мной? И в какой момент разговор из игривого превратился в охренительно серьёзный и важный? И почему Эрен смотрел на него так, словно ответ заранее не был известен. Не делай этого, ундина. Не ставь меня перед выбором. Ведь я не раздумывая выберу тебя, и вот это реально нечестно. Ривай потянулся к нему, невесомо коснулся пальцами лба, убирая прилипшие пряди каштановых волос. Эрен терпеливо ждал, и за следующие слова Ривай себя почти ненавидел.       — Я не могу всё бросить и уехать. Я связан по рукам и ногам с Аккерманами. И независимо от того, как часто мне хочется их прикончить, они всё ещё моя семья. Единственная оставшаяся.       — Дерьмо. Значит, ты тоже нихрена не свободен, — Эрен хмыкнул и, отстранившись, уселся, свесив со стола длинные ноги. Рассеянным жестом взъерошил волосы, а взглядом уставился куда-то вперёд.       — Эрен, — снова на пробу позвал Ривай. Этот разговор высасывал из него остатки сил.       — Не надо, всё нормально. Я понимаю тебя, правда. Я предложил, а теперь думаю, что и сам бы семью не бросил. Они во мне нуждаются. А ты? В чём нуждаешься ты сам? В свободе, о которой так грезишь? Ривай молча смотрел, как Эрен собирал с пола разбросанную одежду и торопливо одевался. Каждая шмотка покрывала его невидимым защитным слоем, за которым Эрен прятался, как за панцирем. Ривай подумал, что сейчас вот так просто он и уйдёт. Оставит после себя цитрусовый шлейф парфюма и собственный вкус на губах и снова исчезнет на неопределённое время. Но Эрен удивил его. Он обернулся и посмотрел на Ривая, искренне улыбаясь.       — Поедем ко мне? Я безумно устал, но один спать не хочу.       — Телефон только заберу. Хоть это я могу тебе дать. Аккерман поднялся к себе в кабинет не только за телефоном, но и за верхней одеждой. Тащиться на улицу в метель в одних штанах особого желания не было. И пока он собирался, мысли вертелись вокруг Эрена, оставшегося внизу. Он заслуживал большего. И Ривай это понимал. Как понимал и то, что рано или поздно они к этому вопросу вернутся. И совсем не факт, что Ривай снова сможет отказать ему.