Безвоздушная тревога

На лужайке перед главным корпусом университета шумно и многолюдно. Со всех сторон раздаются аплодисменты и восторженные выкрики гостей, пришедших поздравить выпускников с окончанием учёбы и теперь уже вступлением в настоящую взрослую жизнь. От ярких вспышек фотокамер рябит в глазах. Эрен морщится и почти бегом спускается со сцены сразу же, стоит фотографу объявить о готовности группового снимка. Он несётся вниз по лестнице, огибает гостей, идёт дальше — туда, в сторону выхода, где за высокими резными воротами раскинулась набитая под завязку парковка. В одной руке крепко сжимает шапочку выпускника, в другой держит диплом. Пальцами цепляется так сильно, что картонка едва не трещит. Эрену плевать, если она помнётся, порвётся или провалится в космическую чёрную дыру. Всё равно никто из тех, ради кого старался эти годы, не оценит его сертификат с особым отличием. И прежде чем рука рывком распахнёт дверь подаренной отцом Ауди, прежде чем нога втопит педаль газа в пол, нос улавливает знакомый горький запах табака. Эрен резко тормозит, носками кроссовок чуть не вспахав асфальт, и оборачивается. Органы чувств его не подводят: человек, о котором он подумал, действительно сейчас стоит здесь. Курит эту свою отвратительную сигару и криво улыбается. Одетый с иголочки, как и всегда, в костюме-тройке, несмотря на летнюю духоту. Эрен никогда не признается, но, помимо одинаковых имён, хотел бы иметь с ним и другие сходства.       — Поздравляю, крестник, твоя каторга подошла к концу, — усмешка на губах Крюгера не злая, а скорее, снисходительно-умилительная. Так обычно смотрят на щенят, плюхнувшихся мохнатыми задницами прямо в тёплую лужу.       — Это не было каторгой, — Эрен отрицательно мотает головой, вздыхает и всё-таки открывает дверь, чтобы поспешно закинуть внутрь всё ненужное. В том числе и мантию, которая жутко успела ему надоесть.       — Неужели? А я думал, Гриша насильно затолкал тебя на этот факультет. Эрен молчит. Суёт руки в карманы синих джинсов и небрежно прислоняется задом к машине. Мимоходом думает о том, что ещё лет пять назад кинулся бы крёстному на шею с радостными воплями, а теперь уже и не хочется. Или хочется, но здравый смысл кричит, что несерьёзно будет как-то. Он же типа взрослый, а значит, и поступки у него должны быть взрослыми.       — Я знаю это выражение лица. И знаю, что не об этом ты мечтал. Но нам всем порой приходится делать не то, что мы хотим, а то, чего от нас ждут, — Крюгеру бы лекции философии вести, все бы заслушивались. Он подходит ближе, врываясь в личное пространство Эрена шлейфом табачного дыма, и смотрит на крестника пристально. — Твои родители возлагают на тебя большие надежды.       — Правда? Тогда почему сейчас они не здесь? — ему хочется верить, что голос дрогнул от нервозности, а не по каким-то другим дурацким причинам. К дурацким причинам Эрен мысленно приписывает редкие телефонные звонки от отца и ещё более редкие визиты матери, навещающей его по праздникам. В последние годы Эрен задумывался о том, что на календаре слишком мало дат, отмеченных красным. Праздновать хотелось бы чаще и дольше. — Заняты? Много неотложных дел? Заботятся о моей безопасности? Ты тоже всегда занят. У тебя тоже много дел. Ты тоже обо мне заботишься, и именно поэтому ты сейчас здесь. А их нет. Снова. Он бы рад отмотать время назад и зашить себе рот, чтобы из него не вылетало такое откровенное нытьё. Он уже предвкушает это — разочарование в глазах крёстного, который для него всегда являлся примером для подражания и незыблемым авторитетом. Вот сейчас, ещё буквально секунду и… Ничего не происходит. Крюгер даже усмехаться перестаёт, только смотрит на застывшего Йегера внимательно и вдруг делает шаг вперёд. Крепкие сильные руки обхватывают Эрена с двух сторон, заключают в подобие кокона и настойчиво тянут к себе. А он слишком слаб, чтобы устоять. Ему так сильно хочется почувствовать частицу знакомого тепла, чтобы чем-то заткнуть эту отвратительную зияющую пустоту в груди.       — В отличие от них, я не верю — я знаю, что ты справишься, — у Крюгера голос спокойный и размеренный, на Эрена он с детства странный эффект оказывает. Из тела разом вся напряжённость уходит, и он позволяет себе прижаться к крёстному, чтобы постоять так ещё немного. Понимает, что и это продлится недолго — Эрен давно научился засекать время и отсчитывать секунды. — У тебя большое будущее, если только ты сам собственными руками не зароешь его в землю. …И нихрена он не справляется. Иначе бы не просидел полчаса в машине, глупо таращась на окна высотного здания, шпилем разрезающего низкие морозные облака. Эрену просто не хотелось заходить внутрь и сталкиваться с реальностью, которая буквально вопила о том, как сильно по нему соскучилась и в знак скорой встречи подготовила тонну сюрпризов. Эрен размышлял, что хотел бы оказаться на необитаемом острове, пока пересекал улицу, подошвой ботинок приминая выпавший снег. Думал о Крюгере, пока поднимался в лифте на двадцатый этаж здания, до недавнего времени принадлежавшего ему. А теперь оно являлось собственностью и головной болью самого Эрена. Святая святых встретила его гробовой тишиной, воцарившейся в тот момент, как дверь открылась, демонстрируя всем присутствующим его хмурое недовольное лицо. Кругом гудели процессоры, в застеклённой автоматически охлаждающейся комнате бесперебойно работали сервера, а Эрен всё равно мог при желании расслышать звуки дыхания каждого, кто сейчас таращился на него с открытым ртом. Кроме Армина. Тот только бросил быстрый взгляд и снова уткнулся в широкий монитор. Щёлкал активно приборами, что-то набирал на клавиатуре и раздражённо жевал внутреннюю сторону щеки.       — Стоять, — Эрен сказал это тихо, но остальные всё равно услышали. Те, кто собирался незаметно свалить, замерли на своих местах и неуверенно посмотрели на него. — Отсюда никто не уйдёт, пока вы мне не объясните, какого хуя происходит.       — Уточни конкретно, о чём ты говоришь. У меня слишком много вариантов, — Арлерт фыркнул и вновь уткнулся в компьютер. Эрену как никогда хотелось схватить эту блондинистую голову двумя руками и открутить её.       — Я говорю о миллионах, которые стремительно покидают счета компании. Улетают быстрее, чем шлюхи, рвущиеся на острова к богатым спонсорам.       — Произошла утечка данных.       — Да неужели? — Эрен округлил глаза и посмотрел на сотрудников, в большинстве своём выглядящих, как самые настоящие задроты. Не считая рыжеволосого Фостера, который вообще хрен знает как здесь оказался, если должен был со своей группой отвечать за охрану периметра.       — Вся информация о заказах и дальнейших продажах попала в чужие руки. Её разослали в соответствующие ведомства и тем самым всё закрытое сделали открытым. Как ты сам мог догадаться, большинство крупных клиентов отказались выкупать товар. И речь идёт об огромных партиях, уже отгруженных на склады.       — С каких пор ты считаешь меня настолько тупым?       — В смысле?       — Зачем объясняешь мне очевидные вещи? Я похож на человека с лишней извилиной? — Эрен развёл руки в стороны, демонстрируя себя во всей красе, чтобы у Армина была возможность как следует рассмотреть его.       — Нет.       — Так, может, расскажешь, блядь, какого хрена опять произошла утечка? Дерьмовый ты сантехник, Армин, если один-единственный кран не можешь залатать, — кто-то издал громкий смешок, Флок, кажется, но Эрен не обратил внимания. Он сверлил напряжённым взглядом лицо друга детства и ждал от него ответов.       — Это не внешнее вмешательство, систему хакнули изнутри, — Армин обошёл стол и остановился напротив Эрена, скрестив руки на груди.       — Как? Как её, сука, могли хакнуть?! — Эрен взорвался. Натянутые с момента приезда нервы лопнули, толкая его вперёд, ближе к Арлерту, словно тот один был виноват во всех грехах. — Сколько денег мы угрохали в эту защиту, сколько игрушек тебе дали с одним лишь условием — полная безопасность данных. У тебя целый штат клоунов, у которых одна задача — не допускать подобные проёбы. Как нас могли хакнуть? Это огромная слаженная система. Мы не барыги, толкающие колёса в вонючих подворотнях. Мой отец и Крюгер пеной изо рта исходили, пока заключали контракты по всему миру и вместо наркоты проталкивали эти грёбаные таблетки. А ты мне говоришь, что нас просто хакнули? Серьёзно?       — Я не идиот и прекрасно понимаю, как всё работает. Твой отец построил систему, гарантирующую полную безопасность и анонимность для сотен покупателей. Программа работает на нас, нам по сути даже стараться не надо, она сама выявляет слабые места и латает дыры быстрее, чем они появляются, — Армин устало потёр переносицу. — Софт перепрошивается каждые два дня, данные хранятся на серверах, раскиданных по всей стране. Технически, даже если прямо сейчас сюда ворвётся целый наряд Интерпола, их спецы всё равно ничего не найдут. Я это говорю к тому, чтобы ты понял: взломать систему извне практически невозможно без ключей доступа. Утечка данных происходит изнутри. Это крот.       — Кто? Почему его до сих пор не нашли? Это дерьмо уже длится полгода.       — Я не знаю.       — Ты не знаешь? У нас куча людей, команда Зика ищет, вы ищите, но до сих пор по нулям. Какого дьявола, Армин? Моя семья оплачивала твоё обучение в МТИ, чтобы ты мог обеспечивать нашу кибербезопасность, а не страдать хуйнёй. Он заметил, как Армин дёрнулся. Словно Эрен пощёчину ему влепил. Блядь, не стоило этого говорить. Не стоило попрекать его и напоминать, что всем имеющимся Армин и его родители обязаны Йегерам. Армин был его подчинённым, да, но в первую очередь он являлся его другом. Всё ещё одним из немногих, кто был с ним с самого детства и остался верен. Эрен захотел извиниться сразу же, как сказанное слетело с его губ, но замер. Внезапная мысль оглушила его. Доверие. Неслыханная для них роскошь, учитывая происходящее вокруг. Отвратительное осознание, что даже самый близкий человек может оказаться предателем. Кто мог быть настолько убеждён в своей правоте, чтобы из раза в раз продолжать это делать? Кто ненавидел их семью настолько, чтобы продолжать играть роль доброго самаритянина ради доступа к информации? Кто всегда оставался за кадром, пока Эрен до дыр засматривал основной сюжет детектива, пытаясь определить убийцу? Червяк сомнения забарахтался внутри.       — Выйдите все, — Эрен скомандовал, будучи уверенным, что его приказ выполнят в ближайшие пять секунд. Так и произошло. Очень скоро их в просторной комнате осталось лишь трое. На стоящего у стены Флока Эрен внимания не обращал, считая его несущественным. Да и у рыжего в глазах всегда был такой фанатизм, что он бы скорее мать родную продал, чем их. — Армин.       — Что? — он ничем не показал, что слова Эрена его обидели или задели. Продолжал смотреть на него и оставался таким же спокойным, как и всегда.       — Насколько высоким должен быть уровень доступа? — червь продолжал копошиться внутри, подкидывая Эрену картинки знакомых лиц. Неужели среди них одно принадлежало человеку, стабильно портящему их жизни?       — Не обязательно высоким, это может сделать кто угодно из компании. Достаточно просто запустить вирус в программу, и он откроет доступ ко всем данным. Можно закрыть одну брешь, но появится вторая, десятая и так бесконечно, пока мы не найдём крота, — Армин вздохнул. — Извини, мне нужно подышать свежим воздухом, — он вышел на балкон, оставив Эрена наедине со своими мыслями. Точнее, ему казалось, что он один, пока рядом не раздались тихие звуки шагов, и вскоре перед лицом замаячила рыжеволосая шевелюра Флока. Эрен недоумевающе приподнял брови, безмолвно спрашивая, что Фостеру нужно и какого чёрта он продолжает торчать здесь.       — Не против, если я задам вопрос? — Флок странно улыбнулся, дождавшись одобрительного кивка. — Когда узнаешь, кто предатель, что ты с ним сделаешь?       — Убью его. Очевидно, нет? — Эрен начинал постепенно раздражаться всё больше.       — Ты поступишь так с любым?       — Разумеется, — он собирался отмахнуться, сказать, чтобы Фостер проваливал и не задавал ему глупые вопросы. Но лихорадочный блеск в глазах и губы рыжего, растянутые в странной предвкушающей улыбке, заставили Эрена напрячься. — Тебе есть, что сказать мне?       — Нет, — слишком быстрый ответ. Быстрый и раздражающий. Эрен резким движением сократил расстояние между ними и встал так близко, что теперь мог рассмотреть каждую маленькую морщинку на лице Флока.       — Уверен?       — Да.       — Если когда-нибудь я узнаю, что тебе было известно имя предателя и ты мне его не назвал, я убью тебя, Флок. Но сперва тебе будет очень больно. Это не было угрозой, а обещанием. Эрен у Ривая научился. Никогда не говори то, что на самом деле не собираешься делать. Если ты сам в это не веришь, то как должен поверить противник? Эрен всегда схватывал информацию на лету. На балконе Армин стоял один. Территория была застеклённой, но хорошо вентилируемой, поэтому торчать там долго без одежды было сложно. Однако Армин, одетый лишь в рубашку и штаны, дискомфорта явно не испытывал. Он стоял напротив прозрачного стекла и сквозь него смотрел на раскинувшийся внизу заснеженный город. Красивое зрелище, но недостаточно, чтобы притупить чувство вины.       — Прости, не стоило мне это говорить, — Эрен встал рядом, но смотрел не сквозь стекло, а на своё лицо, отражающееся на гладкой холодной поверхности. — Ты ведь знаешь, что на самом деле я так не думаю. Но всё это дерьмо давит на меня, и я срываюсь. Лаборатории надо держать под контролем, на кон поставлено слишком многое, а единственное, что удаётся мне — проёбываться раз за разом.       — Эрен.       — Отец и Крюгер верили, что я могу с этим справиться. Не хочу их подводить.       — Эрен, — настойчиво повторил Армин, поворачиваясь к нему, чтобы установить зрительный контакт. Получилось не сразу: Йегер пребывал в своих мыслях, подёрнутых дымкой воспоминаний, и выныривать так быстро не хотел. — Ты берёшь на себя слишком многое, считаешь себя ответственным за всё, но так нельзя. Разрываясь на части, ты просто сожрёшь себя, но вряд ли докажешь отцу ещё больше, что ты достойный сын. Губы Армина украсила тёплая улыбка, такая знакомая, как ещё один привет из прошлого.       — Ты хорошо отдохнул?       — Да. Даже лучше, чем планировал.       — Это здорово, ты заслужил, — заметив, что Эрен собирается возразить, Армин поднял указательный палец и прижал его к своим губам. — Тихо, молчи. И просто прими тот факт, что ты тоже заслуживаешь быть счастливым, как бы ни старался доказать обратное. Эрен промолчал. Повернул голову и снова посмотрел на своё отражение. Заслужил? Действительно ли это так?

***

По будням и выходным, вне зависимости от погоды или каких-либо ещё обстоятельств, во время праздников и рабочих дней календаря, в «Сигансине» было шумно всегда. Стоило ночи вступить в свои законные права, как это просторное двухэтажное здание превращалось в муравейник с копошащимися внутри насекомыми, а танцпол на первом этаже, со всех сторон окружённый баром, становился маткой, манящей к себе все заблудшие души. И каждый хотел оттяпать кусок, да побольше и пожирнее, чтобы унести шлейф эйфории с собой. Эрену чаще всего на людей было наплевать, но в редких случаях, как этим вечером, они его раздражали. Приходилось прикладывать усилия, чтобы протолкнуться через беснующуюся толпу и добраться до заветной лакированной поверхности барной стойки. Знакомое скуластое лицо мелькнуло на фоне разноцветных стёкол пузатых бутылок, наполненных алкоголем. Бармен, смутно смахивающий на Тимберлейка, когда тот на рубеже две тысячи десятых побрился налысо, заметил Эрена, кивнул ему и подошёл ближе. Звали его Бобби. Или Билли — Эрену, по правде говоря, и на эту информацию было начхать со своей колокольни. Он только знал, что мужик этот умело вращает бутылки в воздухе, подбрасывая их и перекручивая, и неплохо разливает бухло, филигранно даже, ни капли мимо не роняя. Взаимных симпатий у них как-то не сложилось, хотя виделись они часто. Для Эрена бармен был просто рабочей силой. Для бармена же Эрен являлся экс-патлатой стервой с яйцами, виснущей на его начальнике. Один-один в этом противостоянии глубочайшего похеризма.       — Как обычно? — Бобби-Билли потряс в воздухе бутылкой текилы. Эрен хмуро посмотрел на неё, пораскинул мозгами и решил, что нахрен ему эта текила не сдалась. На утро опять башка трещать будет, словно хорваты на Чемпионате мира ею в футбол играли. Хорватов, кстати, Эрен в глубине души ненавидел, потому что немцев с Мундиаля они тогда вышвырнули с фанфарами и фейерверками. Грёбаные хорваты. И грёбаная текила. Грёбаное всё, если начистоту.       — Б-52, — Эрен хмыкнул, заметив, как и без того натянутая улыбка Билли-Бобби осыпалась на пол, превращаясь в откровенную гримасу. Трёхслойный шот замутить — это тебе не текилы просто плеснуть. Но спорить с любовником начальства себе дороже. Как известно, пока ебут — города дают, а ебали Эрена первоклассно, часто и с явным удовольствием, насколько Бобби-Билли мог судить по звукам, периодически долетающим из кабинета мистера Аккермана. Бармен с грацией ушастого слона Дамбо упорхал колдовать над шотами. Эрен подпёр рукой подбородок и повернулся, устраиваясь полубоком, чтобы иметь лучший обзор на толпу. Они танцевали, орали и тёрлись друг о друга, некоторые парочки так откровенно, словно собирались потрахаться прямо посреди зала. Эрен устало прикрыл глаза. Ещё недавно он бы без раздумий ворвался в этот хаос из человеческих тел, чтобы затеряться среди них и на несколько долгих часов выпасть из реальности. Но те времена прошли. Теперь он взрослый мальчик. Теперь у него на плечах помимо пиджаков Ralph Lauren и рубашек Armani такая огромная куча первоклассного дерьма, что только побитой псиной выть и остаётся. Теперь не он трахает эту жизнь, а она ебёт его без согласия, не по любви и не озаботившись смазкой. Так, сплюнула небрежно и пошло-поехало. Терпи, мальчик, оставайся с нами. Проблемы будут сыпаться как из рога изобилия, но ты держись. За чёрной полосой следует белая и вся эта хуйня из бесплатных пробных курсов психологии для чайников. Правда, какого-то чёрта зебра Эрена последние лет шестнадцать предпочитала оставаться готом и на белые оттенки совсем не разменивалась.       — Добрый вечер, можно тебя угостить? Эрену понадобилось время, чтобы открыть глаза, повернуть голову и сообразить, откуда исходит звук. Он хмурым взглядом уставился на смазливое мальчишечье лицо, обладатель которого, кажется, был младше даже самого Эрена. Рыжеволосый симпатичный парнишка с россыпью веснушек на щеках пододвинул в сторону Эрена изящный бокал «Маргариты» с обваленными в соли краями. Йегер скосил взгляд на это чудо, раздумывая, сможет ли он самоубиться кокетливо торчащим из бокала декоративным зонтиком, если вдруг ситуация станет ещё абсурднее.       — Блядь, Шон, куда ты полез?! — Билли-Бобби выскочил рядом с рыжим, как гриб после дождя. Небрежно бахнул на стойку деревянную подложку с ровно выложенными на ней трёхслойными шотами, извиняющимся взглядом посмотрел на Эрена и, схватив своего нерадивого коллегу за локоть, потащил от греха подальше. — Если не хочешь, чтобы шеф сломал тебе обе руки, а потом прикопал за клубом, держись от этого парня подальше, понял? Эрен дёрнул уголком губ в кривой усмешке. Последнее, что он увидел, прежде чем рыжего мальчишку уволокли в другую сторону барной стойки — испуганный взгляд горе-соблазнителя. Да-да, смотри на меня, я весь такой невъебенный и недосягаемый, а жопа моя принадлежит Тёмному Властелину, который заправляет вашим Мордором.       — Ни разу ещё не пожалела, что дала Барри шанс и взяла его к нам, — светловолосая короткостриженая голова Нанабы в поле зрения появилась внезапно. Эрен моргнул, фокусируясь на ней, и попытался улыбнуться.       — Так всё-таки Барри? Смышлёный мужик. Знает, как оберегать честь принцесс от посягнувших на неё рыцарей-мазохистов.       — Он просто не хочет, чтобы дракон откусил им головы. Зачем нам лишние жертвы, правда? — Нанаба говорила спокойно и улыбалась, но Эрен уловил скрытый посыл. Не провоцировать её наивных сотрудников на никому ненужные подвиги и не добавлять ей головной боли. Эрен молча кивнул и опрокинул один из шотов. Аплодисменты Барри-Билли-Бобби, он даже не сыпанул в него мышьяка из вредности. С Нанабой было легко. И просто. Не то чтобы они стали закадычными друзьями, но в редкие моменты, оставаясь наедине посреди беснующейся кругом толпы, они неплохо ладили. В основном Нанаба молчала, а Эрен болтал и нёс всякую чушь. Сейчас он говорить был не настроен. Он просто медленно пил, размазывая по стенкам рта и губам кофейный привкус ликёра, и слушал Нанабу. Она причитала и жаловалась, что находить хороших толковых сотрудников с каждым днём становится всё тяжелее. А ещё логистика хромает и поставки алкоголя сбоят всё чаще, одни партнёры появляются, другие пропадают, а вся эта бумажная волокита держится на её хрупких плечах и доставляет ей головную боль. И вообще, неплохо бы выпросить у Ривая прибавку к зарплате, потому что она, бедная несчастная, уже не справляется с оплатой счетов за посещение мозгоправа. Брехня, конечно, Нанаба на жертву босса-тирана и деву в беде совсем не тянула. Потому что Эрен знал — ворвись сейчас в «Сигансину» вооружённая группа боевиков, Нанаба первая прикончит как минимум десятерых и даже не запыхается. Такими людьми окружал себя Ривай — решительными, надёжными и верными. Или же они сами крепкой непробиваемой стеной выстраивались вокруг него? Угрюмый злобный орк нравился людям, вопреки всем своим стараниям. Момент, когда рядом с Нанабой вырос её двухметровый хахаль, Эрен пропустил — слишком глубоко задумался. А когда вновь выплыл в тягучую реальность, Майк торчал рядом с блондинкой и громко ржал. Он что-то пробасил и отсалютовал Эрену бутылкой виски, а затем отпил прямо с горла. Ещё один чокнутый. Эрену он нравился, хотя до сих пор становилось жутко, когда Захариус периодически наклонялся и принюхивался. Словно «Мансера» Эрена доставляла страдания его чувствительному носу.       — Каждый раз говорю себе, что хрен ещё полезу в эту клоаку, но вот она — снова я, — громкий, чуть режущий ржавым ножом по перепонкам голос Ханджи было сложно спутать с другим. Она плюхнулась на соседний пустующий стул и по-хозяйски потрепала Эрена по голове, как выставочную собачку. За её плечом маячило улыбающееся лицо Моблита.       — У вас тут встреча класса? Или собрание клуба тех, кому за пятьдесят? — Эрен фыркнул и вовремя уклонился от брызг мартини, направленных в его сторону Нанабой.       — Ля, пубертатная язва проснулась, — Ханджи прищурилась за стёклами очков, наклонилась к Эрену ближе и принюхалась к стопке, которую тот держал. — Ты перепутал Б-52 с детским шампанским, Йегер. Нанаба тебе сейчас нальёт, а это отдай взрослой тёте. Цепкие пальцы выхватили рюмку раньше, чем Эрен успел оценить степень угрозы. Уже через пару секунд Ханджи облизывала губы, как кошка, налакавшаяся сливок, и выглядела крайне самодовольной. Эрен закатил глаза — и кто из них ведёт себя, как ребёнок? Ему всё ещё казалось странным, как спокойный и уравновешенный Моблит терпел её тараканов и вполне мирно уживался с ними. Противоположности, конечно, притягиваются и всё такое, но Зоэ и Бернер — это грёбаные Венера и Уран. Температуры и атмосфера настолько разные, что приблизь их немного — случится коллапс и всю Галактику разъебёт к чертям собачьим. Со Смитом вон так и случилось. Эрен особо не вникал — ему на душевные терзания бровастой пародии на Стива Роджерса было похрен ещё больше, чем на перенаселение в Китае, но тем не менее понимал, что между этими двумя история тянется старая, долгая и крайне нервотрёпная. Со своими взлётами и падениями, последнее из которых, по словам Ривая, для Ханджи едва не стало фатальным. Потому что как бы сильно ни любил, как бы сильно ни мечтал остаться с человеком, привязав себя к нему стальными канатами, иногда не получается. Не выходит и всё. И как бы ты ни старался, как бы ни изворачивался, выискивая новые варианты решения проблем и аргументы, чтобы остаться вместе, жизнь всё равно расставит всё по местам, а двух людей растащит по противоположным углам ринга. На каждую хитрую жопу найдётся свой болт с резьбой.       — Сладкий, ты помнишь, что обещал мне экскурсию по своим чудо-катакомбам? — Ханджи наклонилась и облокотилась о плечо Эрена, зыркая на него из-за стёкол очков.       — Помню. На днях организую, идёт? — за эти дни, Эрен надеялся, они разгребут все проблемы.       — Зашибись, не жизнь, а сахар, — Ханджи ослепительно улыбнулась, хлопнув его по плечу, и вновь повернулась к Моблиту. — Ты же пойдёшь со мной? Чует моя пятая точка, что меня оттуда придётся вытаскивать силой. Йегер-старший тот ещё выпендрёжник, столько всяких плюшек напихал в свои лаборатории, что все эскулапы мира обзавидуются. Ханджи дождалась согласия Моблита (словно существовал хотя бы крошечный шанс, что он может в чём-то ей отказать) и теперь с благодарностью повисла уже на нём. А когда Нанаба вежливо поинтересовалась, как они провели отпуск в Альпах, рот Ханджи вовсе превратился в действующий вулкан, извергающий из себя горячие лавовые потоки информации. Эрен не особо вслушивался, больше был увлечён разглядыванием разноцветных бутылок за спиной Нанабы, но краем уха всё равно улавливал обрывки рассказа о том, как Ханджи едва не слетела на лыжах с обрыва, а днём позже сбила Моблита с ног и чуть не сломала ему руку. Не человек, а ходячая катастрофа. Захариус все эти россказни слушал с максимально сосредоточенным лицом и чуть пьяным взглядом, а Нанаба изредка вставляла короткие «ну надо же» и «с ума сойти», профессиональными движениями протирая бокалы. Почти идиллия, мать её, только почему Эрена продолжала жрать изнутри такая леденящая тоска? Он тоже мог рассказать, как они отдохнули с Риваем. Как провели незабываемую неделю вдали ото всех и какой-никакой цивилизации, увлечённые друг другом и никем больше. Как просыпались вместе ближе к обеду, как готовили на кухне поздние завтраки — точнее, готовил чаще Ривай, а Эрен всячески ему мешал, подныривая то под руку, то прижимаясь тёплым боком и выпрашивая поцелуи. Как заваливались на диван, обложившись подушками, и смотрели то аниме, выбранное Эреном, то всякие фильмы Финчера, Фон Триера и братьев Коэн, предложенные Риваем. Вкус у него был немного специфическим, Эрен такое серьёзное кино не любил, но с Аккерманом смотреть было интересно и обсуждать потом, делясь своими мыслями и впечатлениями. А в один из вечеров они максимально тепло оделись, укутавшись в десять слоев, и вышли на прогулку по ночному лесу, заваленному снегом. Тот красиво блестел и переливался, окрашенный мягким лунным светом и напоминающий россыпь бриллиантовых песчинок. Йегер, конечно же, угодил в сугроб. Ривай, разумеется, полез его вытаскивать, и Эрен нагло этим воспользовался, потащив Аккермана за собой. Комья снега лезли за шиворот и под задравшийся пуховик, Ривай громко матерился и называл Йегера малолетним идиотом, а Эрен только и мог, что смеяться, чувствуя себя по-настоящему счастливым. Потому что он был на своём месте. Рядом со своим человеком. И от этого ощущения за спиной вырастали настоящие крылья — хоть снежного ангела изображай, даже руками трясти не придётся.       — Эрен? — голос Нанабы заставил его вынырнуть из воспоминаний. Йегер моргнул пару раз и огляделся. Майк продолжал торчать за стойкой, что-то варганя в высоком бокале, а Ханджи с Моблитом испарились. — Они отлучились… справить нужду.       — Вдвоём? Интересно, — Эрен хмыкнул. Нанаба не стала говорить «ушли потрахаться в туалете ночного клуба», и без того было понятно, что подвыпившая Ханджи лёгких путей удовлетворения своих желаний не ищет.       — Ты в порядке? Выглядишь уставшим.       — День был дерьмовым, — он опустил взгляд на шоты. Даже половину не выпил. Не хотелось. — Ривай? — просто спросил Эрен, уверенный, что Нанаба поймёт.       — Разгребает завалы. Дел скопилось много, пока вы наслаждались медовым месяцем, — в её словах не было насмешки или сарказма, а улыбка показалась Эрену доброй и заботливой. Прав был Аккерман: Нанаба — святой человек. Только нимба над головой не хватает, и можно хоть сейчас её лик на иконы переносить.       — Я один всё ещё в культурном аху… шоке от этого дуэта? — Захариус с изяществом косолапого медведя влез в разговор, вызывая усмешку у Эрена и громкий фейспалм у Нанабы.       — Майк! — с упрёком протянула она и шлёпнула двухметрового мужика полотенцем, как нашкодившего щенка.       — Что такое, здоровяк? Удивлён, что ваш суровый шеф умеет трахать не только фигурально в мозг, но и вполне буквально в за…       — Эрен! Не желаю ничего знать! Мне с ним ещё работать, — Йегера она полотенцем бить не стала — решила не рисковать, но посмотрела с такой мольбой во взгляде, что Эрен решил благоразумно заткнуться. Нанаба отвернулась и строгим полушёпотом-полушипением начала отчитывать Майка, втолковывая в его голову очевидные нормы вежливости и правил, при которых нельзя совать свой чувствительный и любопытный нос в чужую личную жизнь. Эрен за этим наблюдал с лёгкой усмешкой, пока вдруг знакомое чувство предвкушения и сладкого ожидания не ударило его молотком в самое темечко. Этому не было разумных объяснений, просто его тело реагировало на приближение одного конкретного человека особым образом. Короткие волоски на затылке начинали шевелиться и вставали дыбом подобно крошечным антеннкам, улавливающим низкие частоты сигнала. Сердце предательски сбивалось с ритма, то пропуская удар, то наоборот ускоряясь. Нейронные клетки перестраивались, устанавливали новые связи, чутко подхватывая волну под красивым лаконичным названием «Ривай Аккерман». Крепкая чуть прохладная ладонь ещё не успела опуститься на спину, горячее дыхание не коснулось чувствительной кожи за ухом, а Эрен уже повернул голову, моментально сталкиваясь взглядом с серыми, почти прозрачными глазами, которые при приглушённом свете и ярком хаотичном блеске стробоскопов превращались в мерцающую гладь горного озера, кое-где затянутого острой крошкой льда.       — Привет, — одними губами произнёс Эрен и невольно подался назад, подстраиваясь под прикосновение руки, которая поползла по позвоночнику выше, пока не достигла шеи. Тонкие длинные пальцы пролезли под воротник рубашки и огладили кончиками гладкую горячую кожу.       — Привет. Давно здесь? — Ривай улыбнулся самым краешком губ. Для обычных людей почти нулевое проявление эмоций, для тех, кто знал Аккермана достаточно близко — целый фейерверк. Спорящие на фоне Нанаба и Майк замолчали и, судя по всему, отошли чуть подальше, оставляя их вдвоём. Эрен был им благодарен. Ему просто хотелось посидеть вот так подольше — чувствуя всем телом присутствие единственного человека, который по-настоящему мог его успокоить.       — Не знаю, чуть больше часа, наверное.       — Почему не поднялся в кабинет? — завуалированное «почему не поднялся ко мне». Ривай смотрел с толикой интереса и лёгкой усталостью во взгляде. Вот поэтому Эрен и не поднялся. Не хотел отвлекать и нагружать ещё своими проблемами.       — У тебя много работы, — он пожал плечами и незаметно подвинулся поближе, задевая бедром колени Ривая. Тот сидел на высоком барном стуле, всем корпусом повернувшись к нему.       — С каких пор тебя волнует моя работа? — завуалированное «с каких пор работа важнее тебя». Охренеть только, если бы полгода назад кто-то сказал Эрену, что он научится вот так хорошо понимать и читать интонации Ривая Аккермана, он бы рассмеялся. — Что случилось, Эрен? — он тоже его читал как открытую книгу. Пиздец, приятель, вот и приехали, станция конечная, скоро уже мыслями обмениваться начнём. Мои тебе точно не понравятся.       — Ничего из того, что не случалось раньше. Очередная дыра в системе безопасности, но мы её залатаем, — кого он убеждал — себя или Ривая? Эрен решил не зацикливаться и тряхнул головой. Непослушные пряди волос упали ему на лоб. С ними было удобно, Эрен быстро к ним привык, потому что ещё пару лет назад ходил с такой же небрежной причёской. Они постепенно отрастали, он ленился и всё оттягивал поход к своему барберу, пока одна из разовых подружек не сказала, что с длинными патлами ему лучше. Типа, так он выглядит взрослее и сексуальнее. Херня, конечно, он бы и лысый был привлекательным, потому что природа и родительские гены оказались к нему благосклонны.       — Так и не нашли крота? — Ривай нахмурился, а его пальцы, лежащие на затылке Эрена, надавили чуть сильнее, рассылая по коже приятное покалывающее тепло.       — Найдём, вопрос времени, — Эрен не хотел говорить о делах. По правде говоря, находиться в «Сигансине» он тоже не хотел. Сейчас он бы предпочёл оказаться на диване в огромной гостиной Ривая. Или на не менее огромной кровати в его спальне. И нет, не заниматься сексом, трахаясь снова, как в последний раз. Даже не целоваться (хотя это звучало заманчиво). Просто лежать рядом и дышать с Риваем одним воздухом, пропитанным их перемешавшимися запахами. Парфюм, лосьон после бритья, особый антисептический гель, которым Эрен смазывал кожу вокруг микродермала, когда чистил его. Нотки крепко заваренного цейлонского чая Ривая и шлейф капучино Эрена. Все эти ароматы смешивались в едином букете, который Йегер мог разобрать на составляющие и не ошибиться ни разу.       — Я чувствую себя в эпицентре урагана, — вдруг сказал он, тихо совсем, так, что слова утонули в басах музыки, но Ривай всё равно услышал. Сидел настолько близко или просто по губам прочитал. — Всё закручивается в какую-то ебейшую воронку, которая скоро разнесёт на куски всё, чего коснётся, а я просто торчу посередине и не понимаю, куда мне податься. За что хвататься первым, чтобы предотвратить.       — Ты ведь знаешь, что глаз бури — это самое тихое и безопасное место во время урагана? — Ривай склонил голову набок, как часто делал, когда над чем-то думал, и смотрел при этом на Эрена.       — Знаю. И я бы предпочёл в нём отсиживаться как можно дольше, но не получается. Дерьмо лезет изо всех щелей, а я, как долбанный страус, прячу голову в песок и выставляю жопу наружу. Еби меня, моя держава, — Эрен усмехнулся.       — А можно как-то остановиться на моменте, где мне не нужно делить твою задницу со всем миром? — Ривай отзеркалил его улыбку и подался ещё ближе, глубоко забив на тот незначительный факт, что они всё ещё торчали в общем зале на глазах у всех посетителей, а не в его кабинете наедине. — Тебе стоит лишь попросить, Эрен. Я не читаю мысли и не могу безошибочно определять, кому нужно снести голову, чтобы облегчить твою жизнь. Но если ты укажешь мне пальцем — я это сделаю.       — Вот так легко? А если человек невиновен, а я просто, такой сукин сын, захотел убрать его?       — Если захотел, значит, на то была причина. Я не спрашиваю, зачем и почему. Я просто иду и решаю твою проблему.       — Но почему? — Эрен искренне не понимал. Не понимал, чем это заслужил и заслужил ли вообще.       — Потому что ты — это ты? Потому что тебе это важно, а мне важно всё, что связано с тобой? Вот так просто. И хоть тресни, хоть разорвись на месте, доказывая, какое ты дерьмо. Если Ривай решил сделать тебя частью своей жизни — это не поменяется. Если он тебе доверился — это навсегда. Эрен понял, почему люди шли за ним. Почему доверяли так же безоговорочно. Почему Нанаба могла с утра до ночи бурчать и жаловаться на своего начальника, но без лишних вопросов пошла и убила бы по первому приказу своего капитана. Почему Ханджи так часто называла Ривая грубияном и неотёсанным хамлом, но с теплотой во взгляде всегда смотрела на друга, как бы ни старалась этого скрыть. Почему Микаса с такой обидой и разочарованием говорила Эрену про «не того Аккермана», признавая своё поражение, но не сделала ничего, чтобы помешать счастью своего двоюродного брата. Подчинённые, бывшие сослуживцы, друзья, знакомые, члены семьи — все они тянулись к нему. К этому действительно грубому, жёсткому и временами жестокому человеку, от которого редко можно было услышать доброе или ласковое слово. Он не болтал — он просто делал. Молча, без фанфар и спецэффектов, просто оказываясь рядом, когда нужно, и подставляя своё плечо. Таким был Ривай Аккерман. Они с Эреном, как две улитки, отгородившиеся от мира жёсткими надёжными панцирями, открывались лишь друг с другом, тёрлись беззащитными нежными брюшками, безоговорочно доверяя. Словно были знакомы всю жизнь. Словно эти короткие месяцы растянулись на долгие годы и сблизили их настолько, насколько вообще могут сблизиться два диаметрально противоположных человека. Они не как Ханджи и Моблит и даже не как Ханджи и Эрвин. Не как грёбаные Венера и Уран — не просто пылающий и ледяной. Они куда больше, как снег возле замерзшего озера Эйбрахам в глуши Канады и раскалённый песок в одной из «любимых» Афганских пустынь Ривая. Как небо и земля, как две параллельные прямые, которым никогда не суждено пересечься, но! Если вся геометрия мира вдруг наебнётся, если когда-то в далёком будущем Андромеда всё-таки поглотит Млечный Путь и всё превратится в пыль, у них получится. Как и сказал однажды Эрен, у их атомов появится шанс.       — Тогда я попрошу тебя прямо сейчас, — Эрен напряжённо замер, ожидая реакцию Ривая. — У Греты завтра день рождения. Пойдёшь со мной на кладбище? Знаю, звучит глупо, но я хочу вас познакомить. Будь она… — Эрен запнулся. — Будь она жива, я бы ей первой рассказал про тебя.       — Пойду, — просто ответил Ривай и скользнул пальцами ниже, указательным задевая яремную вену, которая пульсировала так быстро, словно Эрен пробежал марафон. — Это все пожелания на сегодня?       — Нет, есть ещё одно, — Эрен улыбнулся. — Никогда больше не зовите этого диджея.       — Что? Почему? — Нанаба, всё это время деликатно стоящая в стороне, сейчас подошла к ним ближе и с удивлением уставилась на Эрена.       — Он лажает весь вечер, я терпел, сколько мог, но у меня скоро кровь из ушей пойдёт. Он криво выставил кроссфейдер, звук между каналами проходит неравномерно, поэтому нет адекватного смешения. Левая сторона зала слышит одно, а правая другое, — пока Эрен говорил, брови Нанабы всё выше ползли вверх, а улыбка Ривая становилась шире. Он убрал руку, повернулся и опустошил один из шотов, поморщившись от приторной сладости. — И с эквалайзером обращаться не умеет. Выкрутил высокие и нижние частоты, а на средние забил хер. Меняйте этого криворукого.       — Кроссфе… чего? — Нанаба нахмурилась. — Ладно, не объясняй, пока у меня мозг не закипел. Уберу его, если он так тебе не нравится. Сам почему этим не занимаешься, разбираешься ведь?       — В последнее время я слышу этот вопрос чаще, чем как у меня дела, — Эрен закатил глаза, услышав, как рядом тихо фыркнул Ривай. — Я давно просрал своё будущее в музыке, плюс, когда увлечение превращается в работу, пропадает весь кайф.       — Ага, сказал бы это нам лет десять назад! — Ханджи вклинилась между ними так внезапно, что Эрен едва не поперхнулся воздухом. Она закинула руки на их плечи и нагнулась, протиснув вперед своё раскрасневшееся лицо с крайне довольным выражением. — С годами стрелять во всяких уродов нравилось даже больше, чем в начале.       — За себя говори, очкастая, — буркнул Ривай и грубо спихнул её руку.       — Кстати об очках… куда они делись? — Эрен был уверен, что ещё полчаса назад, когда Ханджи околачивалась у бара, очки на ней были.       — От вас странно пахнет, — Захариус перегнулся через стойку и зашевелил ноздрями, активно принюхиваясь сначала к Ханджи, потом к Моблиту. Тот, кстати, выглядел не лучше Зоэ. С растрёпанными волосами и красным лицом. — О, я понял! Вы…       — Просто молчи, Майк, — предупредил Ривай, но и без объяснений все уже прекрасно поняли, чем занималась эта почти состоявшаяся ячейка общества. Ханджи подмигнула им и подошла к Моблиту. Тот, несмотря на всю свою военную выправку, выглядел по-забавному смущённым. Ханджи это не остановило. Она обвила двумя руками его шею и заставила наклониться, настойчиво впиваясь в губы.       — Лучше бы я ослеп, — прошипел Ривай на фоне, но Эрен его уже не слушал. За Ханджи он искренне был рад. Она выглядела счастливой, пока обнимала Моблита и прижималась к нему. Правда, когда Зоэ повернулась, свет стробоскопа выхватил на её шее тонкую цепочку с кулоном. Крылья свободы на коже Ханджи напоминали вечное клеймо. Когда-то давно Смит ей их подарил. И он же был тем, кто навсегда Ханджи их лишил, намертво привязав к себе. Как бы она ни сопротивлялась и ни извивалась в этих тисках.

***

Кладбище встретило их тишиной, присущей подобным местам, где из живого остаются только воспоминания о похороненных под каменными плитами людях. Несмотря на раннее утро, среди снега уже была протоптана узкая дорожка шагов, ведущих в сторону надгробия, расположенного в небольшом отдалении от остальных. Эрен бы удивился больше, окажись он первым, кто пришёл проведать Грету. Проведать… странное слово, неподходящее и откровенно дурацкое. Словно она лежала в больничной палате и существовал ещё хотя бы крошечный шанс, что она может поправиться.       — Эрен? Прохладная ладонь коснулась его руки, сжавшейся в кулак, и Эрен вздрогнул. На несколько долгих мгновений даже забыл, что пришёл не один. Ривай смотрел на него терпеливо, давая ему время.       — Да, пойдём. Просто задумался. Снег на могиле расчистили, обнажив чёрную промозглую землю. В это время года, когда жухлая трава смешивалась с почвой, а куст плюмерии осыпался и превращался в безжизненные деревяшки, торчащие из-за плиты памятника, могила выглядела совсем уж серой и мрачной. Не стоило снег убирать. Легче было представлять, что Грета лежит под мягким пушистым одеялом, а не под грудой чернозёма. Ярким пятном выделялись лишь два аккуратных букета. Один с перевязанными розовой лентой насыщенного бордового цвета маргаритками. Удивительно, как Карла каждый раз умудрялась раздобыть их в разгар зимы. Второй букет был чуть побольше — белые лилии, завёрнутые в полупрозрачную упаковку, не портящую общую композицию. Эрен смутно помнил, что они олицетворяют чистоту и непорочность. Что ж, по мнению Зика, Грета за четыре года жизни испортиться не успела, в отличие от них, пропитавшихся грязью их мира и откормленных его пороками.       — Ни имени, ни даты, — задумчиво сказал Ривай, стоящий рядом, и кивком головы указал на надгробие, на котором был высечен крошечный белый шарик. — Что это значит?       — Маргарет — жемчужина на греческом. Моя семья слишком помешана на символизме, словно это может что-то изменить. Эрен громко выдохнул и подошёл ближе. Опустившись на корточки, он невесомо провёл ладонью по ледяной плите и положил рядом с остальными цветами белые розы. Без символизма, без каких-либо таинственных значений и суеверий, первый попавшийся ему на глаза букет, когда он зашёл во флористический салон. Он знал, что может притащить сюда самые диковинные растения, хоть цветок папоротника, обмотанный четырёхлистным клевером — Грета от этого живее не станет. Не скажет, какой чудный букет и не поблагодарит за него. Её нет. И они могут приходить сюда ещё десять, двадцать, тридцать лет, а она так и не вернётся. Потому что Эрен убил её.       — Сегодня ей исполнилось бы двадцать, — хрипло сказал он и вновь отошёл подальше. Сунул руки в карманы тёплого пальто, безуспешно пытаясь согреться. — Она бы тебе понравилась, Ривай. Мелкая совсем была, а всё равно умнее меня. Я палкой в муравейник тыкал, малолетний идиот такой, а она рядом сидела и смотрела взглядом, словно спрашивала у небес, за что ей такого никудышного брата послали. Называла меня Эре, проблем с произношением у неё не было, просто ей так нравилось больше.       — Дай угадаю, и совсем не такая буйная, как ты? — Ривай, стоящий рядом, улыбнулся. Непривычно так, по-доброму и искренне, он даже с Эреном не часто себе это позволял. А Грета вот с первого раза удостоилась.       — Да, более спокойная, по характеру скорее на Зика похожа, чем на меня.       — Уверен, что мы бы с ней поладили?       — Чёрт, — Эрен рассмеялся. Громко так и протяжно, что сам же вздрогнул. В окружающей тишине его смех показался неуместным, но Эрен мысленно себя отругал. Кроме них двоих, здесь больше никого не было. Ну, разве что Грета, но Эрен был уверен, что она посмеялась бы с ним. В такие моменты он чувствовал себя странно. Он прожил без неё больше, чем с ней. Он её почти не знал, за четыре года личность ещё не успевает толком сформироваться, и вряд ли её можно прочувствовать и понять, когда тебе самому всего лишь семь. Кто знает, какой бы она выросла. Может быть, они бы с Эреном вообще не нашли общий язык, как это часто бывает у братьев и сестёр. Гонялись бы друг за другом по всему дому, устраивали кровавые бои подушками, рвали волосы, пытались выколоть глаза за последний сожранный кусок торта. Грета бы любила попсу, слушала какие-нибудь типичные девчачьи песенки, а он бы без спроса врывался в её комнату и прекращал эти концерты безвкусия, пытаясь навязать ей нормальную по его мнению музыку. Он бы в школе таскался за ней хвостом и отгонял всех навязчивых кавалеров, желающих подёргать её за косички. Ввязывался в драки, получал по морде — чаще всего заслуженно, а Грета бы обрабатывала ему ссадины и ругала. Он бы любил её — больше всего на свете, больше своей жизни — и сделал бы всё, чтобы она была счастлива. Но история не терпит сослагательного наклонения, а реальность такова, что Эрен должен каждый день просить прощения за то, что не смог выполнить обещание. Не защитил её. Не был тем старшим братом, которого она заслуживала.       — Видишь этот дряхлый куст? — Эрен показал на остатки былой роскоши плюмерии. — Как только потеплеет, мама посадит новый. Она каждый год это делает. Не знаю, как у неё получается, наш климат слишком холодный для плюмерии, это тропическое растение. Буддисты считают её символом бессмертия. Мама, наверное, придерживается того же мнения.       — Карле стоит меньше думать о мёртвых и больше заботиться о живых, — тон у Ривая поменялся, стал резким, что лучше любых слов свидетельствовало о настроении Аккермана. Эрен не понял, чем вызваны такие перемены. Он собирался спросить, но тихие звуки шагов, раздавшиеся за спиной, заставили его захлопнуть рот и обернуться. Очередная неожиданная встреча, от которой Эрен бы с большим удовольствием отказался, но сука-жизнь, как и всегда, не спрашивала его мнения. Он почувствовал, как рядом напрягся Ривай, хотя, видит бог, сам Эрен испытал раздражение, которое уже через секунду трансформировалось в тотальное безразличие. Словно зажжённую свечу потушил сильный порыв ветра, оставив лишь горчащий дым в воздухе. Хистория молча прошла мимо него. Присела на корточки и положила рядом с пёстрыми цветами плюшевого медведя с забавным галстуком-бабочкой и шляпкой на голове. Посидела так немного, словно не могла сразу встать, и, коснувшись напоследок рукой памятника, выпрямилась во весь свой метр с кепкой рост. Взгляд её голубых глаз медленно скользнул сначала по лицу Ривая, особо на нём не задержавшись, а затем плавно перетёк к Эрену.       — Мне жаль, — тихо сказала она. Повторила слова, которые говорила уже десятки и сотни раз. Каждый год, когда наступал день рождения Греты или день её кончины. Когда Эрен впадал в очередную особо насыщенную стадию своей перманентно длящейся депрессии, а Хистория неизменно оказывалась рядом, чтобы поддержать и помочь ему справиться с болью, разрывающей изнутри. Но это было до того, как она собственными руками оторвала смачный кусок от его сердца, которое успело затянуться засохшей коркой. Не кровоточило больше, а фантомные пульсации боли до сих пор посылало. Бесячий, максимально раздражающий рудиментарный орган. Хистория подошла и обняла его. Вот так просто, будто имела на это право. Приподнялась на носочках, всё равно едва доставая ему до подбородка, и обвила руками, лицом вжимаясь в плечо. Тёплая, знакомо пахнущая цветочными духами. В мозгу закоротило. Тело, действующее на инстинктах, хотело податься вперёд и обнять её, привычным жестом притянуть к себе. Рефлекс, вбитый в подкорку, как у собаки Павлова. Но Эрен смог его обуздать, не прилагая никаких усилий. Не стал ей отвечать, но и отталкивать не собирался. Потому что откровенная демонстрация антипатии — это тоже реакция. А он не хотел проявлять по отношению к ней ничего. Хистория не догадывалась, но на кладбище, на этот самом месте Эрен однажды попрощался не только со своей сестрой. Когда сидел, коленями упираясь в чавкающую грязь, когда дождь лил как из ведра, колючими снарядами обрушиваясь на спину, плечи и опущенную голову Эрена. Когда он загибался и медленно подыхал в разгар истерики, шрапнелью разрывающей грудь, Эрен и с Хисторией прощался. Хоронил воспоминания о ней прямо здесь, рядом с Гретой, заменой которой Рейсс долгие годы и являлась. Когда она разжала руки и ушла, не проронив больше ни слова, Эрен испытал облегчение, приправленное лёгкой щепоткой сожаления. Едва ощутимое, но, тем не менее, оно присутствовало. И от этого становилось не по себе. Потому что Эрен, вопреки всем громким словам и мыслям, до сих пор продолжал верить, что у них ещё есть шанс. Совсем крошечный, но есть. Сердце, конечно, не печень, регенерировать и отращивать утраченные куски не умеет, но и раздробленным функционировать может. Но Эрен устал за них бороться. Он слишком сильно и глубоко увяз в других проблемах, чтобы уделять внимание ещё и этой. Теперь очередь за Хисторией, а у него есть и свои заботы.