Безвоздушная тревога

Его разбудили шорохи и тихий бубнёж, раздающиеся на первом этаже. Он не стал открывать глаза или шевелить рукой, чтобы нащупать рядом пустующую половину кровати. Даже не будь этих звуков, Ривай бы всё равно понял, что Эрена в комнате нет. Йегер отличался странной особенностью заполнять собой окружающее пространство, даже когда просто спал, а не носился по помещению, оставляя везде цитрусово-сладковатый шлейф своего парфюма. Ривай перевернулся на спину, крепко зажмурился, прогоняя остатки дрёмы, и прислушался. Звуки поменялись: голос Эрена стал ближе, сопровождаемый медленными шагами, поднимающимися по лестнице. Он что-то болтал на немецком, по привычке растягивая гласные. Раньше этот язык казался Риваю, как и многим не носителям, довольно грубым и резким, но Эрен говорил на нём так, что слушать становилось даже приятно. Он едва не мяукал, как большой отъевшийся кот, полностью довольный своей жизнью. Приоткрытая дверь комнаты беззвучно распахнулась, впуская внутрь Эрена. Ривай открыл глаза, сразу натыкаясь взглядом на высокую фигуру, застывшую в проёме. Эрен хмыкнул, заметив, что Аккерман уже бодрствует, и прошёл дальше. Одной рукой он прижимал к уху смартфон, внимательно слушая собеседника и изредка вставляя тихие «угу», а во второй нёс простую белую чашку. Эрен улыбнулся, не размыкая губ, произнёс «доброе утро» и аккуратно поставил чашку на прикроватную тумбу со стороны Ривая. Бледные пальцы обхватили нагретую керамику и поднесли чашку ближе к лицу. Ривай принюхался. Свежезаваренный зелёный чай с кардамоном и корицей пах фантастически. Ривай вновь посмотрел на Эрена, но тот уже скрылся в ванной, ни на секунду не прекращая трындеть.       — Bitte-e-e, — протянул Йегер и громко рассмеялся, судя по шорохам, копаясь в шкафчике. Ривай молча пил чай, на вкус оказавшийся таким же приятным, как и по запаху. Эрену понадобилось не так много времени, чтобы запомнить предпочтения Аккермана и научиться готовить что-то не только съедобное и годное для питья, но вполне даже удовлетворяющее его вкусам. Риваю всё ещё было немного странно — вот так просто наблюдать, как посторонний человек спокойно разгуливает по его дому, занимается своими делами, готовит ему чай и приносит в спальню. Почти что завтрак в постель, хотя какая, собственно, разница, ведь посторонним Эрен давно уже не считался. Он вышел из ванной, посвежевший и с влажными прядками волос, прилипшими ко лбу. Верхней одеждой так и не озаботился — щеголял в одних пижамных штанах, низко сидящих на бёдрах и при каждом шаге грозящихся сползти ещё ниже. Ривай сомневался, что под ними есть бельё.       — Как тебе чай? — Эрен застыл напротив и по-птичьи склонил голову, задумчиво наблюдая за Риваем.       — Ну, я пока жив, но гарантий никаких.       — Ха-ха, очень смешно, — он громко фыркнул. — Между прочим, я старался.       — Молодец, возьми с полки пирожок, — дразнить мальчишку Риваю нравилось. Наблюдать за тем, как поджимаются пухлые губы, напрягается челюсть и взгляд зелёных глаз становится прищуренным.       — Я ещё и цветы полил.       — Какой кошмар, теперь им точно конец.       — Веселись, пока можешь, когда-нибудь тебе придётся смириться с моими хозяйственными навыками, — Эрен улыбнулся и опустился на кровать, разлёгшись поперёк неё. Его голова оказалась на бёдрах Ривая, а длинные ноги, согнутые в коленях, так и остались на полу. — Вот научусь ещё рубашки гладить и носки сортировать…       — Очень трудный процесс, учитывая, что они все чёрные.       — …и стану идеальной кандидатурой для заключения брака, — проигнорировав его подколку, Эрен посмотрел на Ривая снизу вверх и прищурился.       — Спасибо, я уже был женат, второй раз в кабалу не полезу, — разговоры на эту тему, приправленные щепоткой юмора, давались Риваю куда проще, нежели разгоняемые на серьёзных щах под соусом людского сочувствия.       — То есть кольцо на пальчик от тебя не ждать?       — Максимум анальное.       — Я тебя ненавижу! — Эрен громко рассмеялся и закрыл ладонями лицо. Его потряхивало, а скулы покраснели то ли от нелепости откровенно чёрной шутки, то ли от смущения. Хотя где Йегер и где смущение — легче заставить жирафа избавиться от пятен. Ривай наблюдал за этой мини-истерикой с лёгкой улыбкой, терпеливо дожидаясь, когда Эрена отпустит. Он отставил полупустую чашку обратно на тумбу и зарылся рукой в волосы Эрена. Пальцами перебирал мягкие пряди, наслаждаясь их гладкостью и шелковистостью. Сотня бутылочек и флаконов, разложенных на полках в ванной, справлялись со своей задачей.       — Слушай, я с друзьями говорил, летом в Мюнхене планируется какой-то рок-фестиваль. Судя по тому, как все уже всполошились и начали готовиться, будет круто. Поедешь со мной? — Эрен улыбнулся и, перехватив руку Ривая, переплёл их пальцы.       — До лета ещё далеко.       — Это значит «нет»? — судя по дёрнувшемуся уголку губ, Эрен расстроился, но не стал это открыто демонстрировать. Отказывать ему, когда он вот так смотрел своими огромными глазищами, было трудно. Практически невозможно.       — Это значит, что я подумаю, — Ривай пошёл на компромисс, не давая чёткого ответа. В отличие от Эрена, он не питал ложных надежд и ни на секунду не забывал, в рамках каких обстоятельств они живут. Планировать что-то на месяцы вперёд заведомо плохая идея, когда порой не можешь даже завтрашний день предсказать, будучи уверенным, что пройдёт он без осложнений. — С Ханджи сегодня встречаетесь?       — Ага, она так рвётся туда, что мне уже страшно. Прыгнет в чан с реактивами, а отец потом с меня спросит, почему я позволяю всяким сумасшедшим разгуливать по лабораториям, — у Эрена сделалось такое смешное лицо, словно он ни на мгновение не сомневался, что очкастая действительно может такое выкинуть.       — Моблит с вами идёт?       — Да.       — Отлично, существует хоть какая-то гарантия, что вы там всё не подорвёте, — Ривай искренне верил в способности Бернера по локализации мини-апокалипсисов, устраиваемых его суженой. Он ведь вытерпел как-то в её компании несколько лет и даже не поседел.       — А я-то что? Я вообще никакой опасности не представляю, — Эрен скорчил самую очаровательную морду из своего широкого арсенала.       — Да, ты только профессионально подрываешь мою нервную систему. Дальнейший спор не имел никакого смысла, потому что поганец приподнялся на локтях и потянулся к лицу Ривая, призывно приоткрыв губы. Мягкие и податливые, сохранившие лёгкий привкус мятной зубной пасты. Поцелуи с Эреном входили в десятку, нет — в топ пяти того, что доставляло Риваю удовольствие и позволяло на какое-то время выкидывать из головы происходящее в реальной жизни. Забавно, что все пункты из этого списка так или иначе были связаны с Йегером, в той или иной степени. Просто смотреть на него, к примеру. Или прикасаться, проводя ладонью по широкой груди, спускаясь ниже и чувствуя, как поджимаются мышцы живота. Как Эрен весь начинает ёрзать, пытаясь пододвинуться к Риваю ещё ближе. Тактильный до ужаса, словно всё происходящее потеряет смысл, если он не будет касаться Ривая всеми открытыми участками кожи. Телефонный звонок помешал поцелую зайти дальше положенного. Эрен издал разочарованный стон, когда его мягко отстранили. Надувшись, как мышь на крупу, он вновь улёгся на бёдрах Ривая, позволяя ему ответить на звонок. Понимал, что в такую рань Аккермана беспокоили редко, если только не случилось что-то из ряда вон выходящее.       — Слушаю, Эрвин. А вот и бровастый Виктор Бут напомнил о себе. Эрен скривился, словно столовую ложку васаби сожрал. Слова Смита он разобрать не мог, да и не особо прислушивался, но, судя по тому, как из вполне живого человека из плоти и крови Ривай за секунду превратился в мраморное изваяние, позвонил Эрвин не просто так и не по пустячному вопросу. Утренние прелюдии отменяются. Эрен перекатился на кровати, освобождая Ривая из тисков своего тела и позволяя ему спокойно встать.       — Понял. Приеду через полчаса.       — Всё нормально? — Эрен не сдержался и спросил сразу же, стоило Риваю закончить звонок. — По глазам вижу, что нет.       — И что же не так с моими глазами? — голос Ривая оставался спокойным, а тон сдержанным, как и всегда, но Эрен научился различать едва заметную металлическую стружку, шрапнелью вспарывающую воздух. Вокруг Аккермана словно само пространство наэлектризовалось.       — Когда ты злишься, они темнеют. Как небо при надвигающейся грозе. Ривай не ответил. Просто смотрел, как Эрен поднялся одним плавным движением с кровати и подошёл к двери. На пороге остановился, помешкал немного, но всё-таки обернулся.       — Если буду нужен, звони, ладно? Какой бы пиздец ни случился. Знаю, ты привык разбираться со всем один, но твоё желание решать мои проблемы работает в обе стороны. Я тоже хочу быть рядом, когда тебе трудно. Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Ривай опустил взгляд на несчастный телефон, который сжал в руке так, что корпус едва не затрещал. Слова Эрена имели смысл. Здоровые отношения на том и строятся, что доверие должно быть обоюдным. Но до сих пор существовала грязь, в которую Эрена Ривай тащить за собой не хотел. Это были только его призраки прошлого и ничьи больше. А с прошлым он предпочитал разбираться сам.

***

      — Это просто… сдохнуть можно! Очередной громкий возглас ножом разрезал идеальную тишину просторного помещения. Ханджи со своими горящими восторгом глазами и покрасневшими щеками напоминала ребёнка, главное желание которого исполнилось, и вот родители привезли его в Диснейленд. В роли родителей выступали Эрен и Моблит, и от этой мысли дебильная улыбка украсила губы Йегера. Бороться с ней было бессмысленно, юмор и веселье — единственное, что уберегало психику от трясущейся рядом Ханджи. Благо к лаборантам она не лезла. В белом халате, надетом чисто для галочки, она как никогда напоминала сумасшедшего учёного. Вообще, они даже в такой форме не должны были входить в стерильные помещения, сотрудники косились на них недобрыми взглядами, но возражать не могли. В конце концов, владелец решил оценить труды своих работников.       — Смотрите, двухлучевой спектрофотометр, — Зоэ пальцем указала на прибор, чисто визуально напоминающий Эрену простой принтер. Но судя по восхищённым нотам в голосе Ханджи, штука эта была гораздо круче. — Но он не стандартный. Спектральный диапазон увеличен до тысячи пятисот нанометров, а это на триста больше, чем в обычных исследованиях. Это помогает более точно регулировать уровень коэффициента коррекции и изучать исследуемый образец.       — Звучит так, будто она нас прокляла, — тихо сказал Моблит, чтобы услышал только Эрен. Йегер сверкнул зубами и покачал головой.       — Это только первый этаж, Ханджи. Что же будет дальше, когда ты поднимешься на третий?       — А там у вас что? — Зоэ вытаращила глаза, из-за стёкол очков кажущиеся ещё больше. Эрен быстро смекнул, что скудный уровень его знаний о практических исследованиях не удовлетворяет требованиям Ханджи, и решил выставить перед собой живой щит.       — Хитч! — громко позвал он. Раздалось недовольное бормотание, и вскоре из-за угла вырулила миниатюрная девушка, судя по угрюмому лицу, явно оторванная от чего-то важного. — Знакомьтесь, Хитч Дрейс, старший лаборант и незаменимый спец, которого мы переманили из Сингапура, — обладательница прищуренных янтарных глаз и растрёпанного каре на такое представление только фыркнула, но всё же выдавила подобие вежливой улыбки. — Хитч, вот эту любопытную особу зовут Ханджи Зоэ. И она мечтала попасть сюда два месяца, чуть дыру мне в черепе не просверлила. Расскажи ей, пожалуйста, чем мы занимаемся, и по возможности покажи, что можно.       — И что нельзя тоже, — с усмешкой добавила Ханджи, голодным взглядом вцепившись в лаборанта. — Вы изучаете механизмы и свойства лекарственных агентов только синтетического происхождения?       — Не совсем. Мы рассматриваем и природные агенты путём клатрирования с гликозидами и полисахаридами, — задумчиво ответила Хитч, оценивающе разглядывая Ханджи. Спустя несколько секунд напряжённого молчания был, судя по всему, вынесен положительный вердикт, и улыбка Дрейс стала куда искреннее. — Конкретно на этом этаже мы занимаемся поиском агентов с цитопротекторным и противоопухолевым действием среди высших тритерпеноидов. Она сделала жест рукой вперёд, приглашая Ханджи пройти дальше. Зоэ дважды звать не надо было. Она метнулась к Хитч и начала засыпать её вопросами, девяносто девять процентов которых для простых смертных звучали как заклинания из «Гарри Поттера». Женщины шли впереди, а Эрен и Моблит уныло поплелись за ними.       — И как ты с ней выживаешь? — шёпотом спросил Эрен, смотря на Бернера, как на Иисуса. Не так-то сложно воду в вино превратить или босиком по воде пройтись. Куда более невозможным и невероятным казалось терпеть присутствие Ханджи двадцать четыре на семь, и это при всей любви, что Эрен к ней питал.       — На самом деле, весь секрет в том, что выживал я до неё. А она научила меня жить по-настоящему, — Моблит сказал это так просто, как нечто само собой разумеющееся, и с улыбкой посмотрел вперёд, глазами отыскивая растрёпанный затылок Ханджи. В дальнейших объяснениях Эрен не нуждался. Этого ответа вполне было достаточно, чтобы в голове у него всё окончательно встало на полочки. Некоторые говорят, что просто любви для счастливых отношений недостаточно. Нужно постоянно работать над ними, совершенствоваться, прикладывать усилия, подстраиваться или же, наоборот, пытаться перекроить партнёра под себя. Брехня. Был в жизни Ханджи такой человек — с ним не получилось. А Моблит вот смог, просто принимая её со всеми тараканами в голове размером с собаку.       — Мы работаем не так давно, но за прошедшие месяцы результат уже впечатляющий, — Хитч остановилась у массивных электронных дверей с двухфакторным защитным механизмом. Датчики отсканировали её лицо, и Дрейс ввела код. Двери бесшумно разъехались в стороны, выпуская их небольшую компанию в светлый просторный коридор. — Мы выявили новые соединения опиоидных анальгетиков и антидепрессантов.       — А вот это звучит уже на знакомым языке, — встрял Эрен. — На этих колёсах я смогу заработать много-много денежек, да, Хитч? Девушка демонстративно скривилась, оскорблённая до глубины души таким меркантильным отношением к исследованиям.       — Чтобы получились колёса, сэр, нужно прежде пройти как минимум пять этапов исследований, изучить прооксидантно-антиоксидантный гомеостаз органи…       — Да-да, я понял, опять вот эта ваша авада кедавра, не продолжай, — Эрен закатил глаза. — На второй этаж нас проведёшь? Или там экскурсии для туристов ведёт Марло?       — Второй этаж сегодня закрыт для исследований, вы разве не знаете? — Хитч остановилась и вопросительным взглядом уставилась на Эрена. — Я могу показать вам третий сектор, но вряд ли мисс Зоэ увидит там что-то интересное.       — Почему этаж закрыт? — Эрен нахмурился. — Или лучше спросить, почему я не в курсе?       — Последние три дня были частые скачки электроэнергии, не на всём оборудовании стоит защита от таких перепадов. Сейчас на этаже работают техники, они проверяют систему и переустанавливают необходимое.       — Вопрос всё ещё актуален: какого хрена я об этом не знал, Хитч? — Эрен за пару шагов преодолел разделяющее их расстояние и навис над девушкой, заставляя её запрокинуть голову. В глазах Дрейс не было испуга, но появились первые ростки сомнения. — Я ведь дал чёткие указания: сообщать мне о любой мелочи. В этот проект вложено слишком много, чтобы из-за какой-то херни всё вылетело в трубу. Ты поняла меня?       — Да, сэр. Девушка кивнула и отступила назад. Йегер, когда с него слетала маска легкомысленного придурка, внушал ей вполне здравые и обоснованные опасения. Ханджи и Моблит всё это время стояли молча в сторонке, не вмешиваясь в рабочий момент.       — Ладно, давайте поднимемся на третий этаж, — предложил Эрен, чтобы разбавить повисшее в воздухе напряжение. Он собирался дождаться конца этой импровизированной экскурсии, чтобы потом напихать своим сотрудникам детородных органов в панамку. Их небольшая компания проигнорировала лифты. Благо они были не в том возрасте, чтобы несчастный лестничный пролёт доставил им серьёзные неудобства. Хитч и Ханджи продолжали обсуждать свои навороченные штуки, пока поднимались наверх, обходя двери второго этажа. Эрен занёс ногу над следующей ступенью, когда сзади раздался голос Моблита.       — Эрен, — позвал он и указал рукой на дверь. — Посмотри на сканер. Йегер спустился по лестнице обратно и остановился рядом с Моблитом. Проследив за его взглядом, Эрен посмотрел на биометрический замок. Сенсорная поверхность по очереди мигала красным и зелёным цветом, что явно не соответствовало норме.       — Какого хрена… Договорить Эрен не успел. Раздался взрыв, болью и гулом обрушившийся на ушные перепонки, и всё здание затряслось.

***

Ривай часто представлял этот момент. Рисовал себе в голове картины, в большинстве собой пропитанные солоновато-металлическим запахом и окрашенные в алый цвет. Он думал, что будет испытывать удовлетворение. Или привычную злость, припорошённую острой ненавистью. Но, следуя за Эрвином по длинному коридору с застоявшимся воздухом и пропитанным сыростью, Ривай не чувствовал ровным счётом ничего. Словно всё, что в нём было, Эрвин высосал своим звонком, опустошив чашу, капля за каплей заполнявшуюся последние годы. Смит остановился у металлических заржавевших дверей и открыл их с протяжным мерзким скрипом. Кивнул Риваю, приглашая его зайти первым, и спустился следом по бетонной лестнице. Подвальное помещение было небольшим. Голые кирпичные стены, лампа, висящая на потолке, грубо сколоченный деревянный стол в углу, заставленный различным оружием, каждому из которого Ривай знал применение, и стул, одиноко стоящий ровно посередине помещения. Обстановка настолько клишированная и в то же время тривиальная, что представлять нечто другое было бы странно. Ривай в таких бывал часто.       — Прошу прощения, я немного опоздал с рождественским подарком, но готов искупить вину, — в голосе Эрвина не было насмешки, но Ривай всё равно повернул к нему голову и молча кивнул. Особый сорт благодарности, на большее Аккерман редко расщедривался. Но он знал, что Эрвина такая холодность не заденет и не оскорбит. Смит слишком хорошо понимал, что именно значит для Ривая человек, сидящий на единственном стуле в центре комнаты. Леонхарт медленно подняла голову и уставилась цепким взглядом на вошедших мужчин. Выглядела она так же, как и всегда, идеально соответствуя изображению, высеченному у Ривая на сетчатке глаз. Разве что одежда была помятой, рукав футболки разорван, словно кто-то схватился за ткань и резко дёрнул. Блондинистые волосы растрепались, а разбитая нижняя губа опухла и покрылась подсохшей кровью. И на виске глубокая ссадина красовалась. Что ж, первое впечатление оказалось обманчивым, расхождения с привычным образом оказались существенными. Кроме взгляда. Стоило ей увидеть Аккермана, как из серых глаз исчез любой намёк на эмоции. Энни Леонхарт по праву можно было назвать живым трупом.       — Ребята уронили её, пока тащили сюда, — объяснил Эрвин небольшие увечья на её бледной коже. Ривай усмехнулся.       — Полагаю, ронять её начали с раннего детства, — сухо сказал он. Один из мужчин, стоящих по бокам от Леонхарт, издал смешок, а второй закатил глаза. Пары часов, проведённых в компании этой отмороженной суки, хватило, чтобы понять — у неё явно есть проблемы. Дохлые рыбы, выброшенные на берег, и то были более эмоциональными, чем это роботизированное подобие человека. Эрвин действительно преподнёс Риваю поистине восхитительный подарок. Когда он позвонил утром и сказал, что его люди схватили Леонхарт на выезде из города, Ривай не сразу поверил. Это казалось чем-то нереальным и сюрреалистичным, потому что почти четыре долгих года он сам за ней гонялся, как обезумевшая борзая за грёбаным кроликом. И каждый раз этой дряни удавалось ускользнуть в нору в последний момент.       — Выйдите, — он посмотрел на подчинённых Эрвина, и те, понятливо переглянувшись, без лишних возражений покинули помещение. Это не касалось посторонних. Это дело было только между ней и Риваем. А Эрвину разрешалось наблюдать с первого ряда за происходящим, потому что когда-то он был тем, кто помог Риваю не свихнуться от гнева, ненависти и бессилия, когда последние комья земли упали на крышку гроба с изломанным телом Петры внутри. Он подошёл к ней, размахнулся и впечатал кулак в скуластое лицо. Недостаточно сильно, чтобы она отрубилась, но достаточно, чтобы раздался громкий характерный хруст костей. Из сломанного носа фонтаном брызнула кровь. Голова Энни по инерции откинулась назад, но она быстро сориентировалась и вернула её в исходное положение, чтобы кровь толчками не потекла прямо в глотку. Ей было больно. Ей должно было быть больно — ни один человек, каким бы каменным изваянием он ни был, не может проигнорировать боль, когда ему ломают кости. Она не издала ни звука, и Ривая это только раззадорило. Не давая ей времени опомниться, он схватил её правую руку, привязанную к стулу, оттянул, насколько позволяли веревки, и резко надавил под неправильным углом. Энни вскрикнула и попыталась вырвать пострадавшую конечность, но Ривай не позволил. Он держал до тех пор, пока крик не превратился в болезненное хриплое дыхание, а рука Леонхарт не повисла, как у куклы со сломанным шарниром.       — Если ты думаешь, что этими примитивными способами заставишь меня говорить, то мне жаль тебя расстраивать, — она посмотрела на Аккермана воспалённым взглядом. Кровь из носа продолжала струйками стекать вниз, заливая ей губы, шею и воротник футболки. Риваю эта картина абстракционизма начинала нравиться.       — Говорить? — он приподнял брови. — Мне похуй на твои слова. Единственное, чего я хочу — это посмотреть, как ты сдохнешь.       — Какой ты бессердечный, Ривай, — Энни хрипло рассмеялась и на мгновение зажмурилась, борясь с подступающей тошнотой. — А мне вот было искренне интересно послушать твою драгоценную жёнушку, но она тоже оказалась не из разговорчивых. Ривай метнулся вперёд и схватил Леонхарт за горло, затыкая её смех, действующий ему на нервы. Пальцы сдавили шею, погружаясь в мягкую бледную кожу. Если нажать чуть сильнее, можно переломать хрящи гортани и подъязычную кость. А затем отпустить и смотреть, как она медленно будет задыхаться и захлёбываться кровью, беспомощно хватая ртом воздух.       — Тебе понравилось её пытать? — прошипел он едва слышно, наклонившись к уху Энни. — Ты получала удовольствие, ломая её и мучая, или бесилась, когда девушка, казавшаяся тебе лёгкой добычей, не сказала ни слова? Ривай резко отстранился и разжал руку, позволяя Леонхарт сделать спасительный глоток кислорода. Это была бы слишком быстрая смерть. В её теле всё ещё оставалось много целых костей и не разорванных внутренних органов. И кожа была чистой и нетронутой. Петре так не повезло. С Петры она слезала обугленными клочьями.       — Да, это было захватывающе, — Энни улыбнулась окровавленными губами. Теперь она выглядела живее, с этим жалким подобием эмоций на лице. — Я резала её, а она кричала. Я жгла её, а она скулила и всё дальше и дальше отползала в угол, — Леонхарт закашлялась и сплюнула на пол кровавый сгусток. — Но знаешь, что показалось мне удивительным? Она не пыталась прикрыть лицо, обычно все так делают, сам ведь понимаешь. Она отчаянно цеплялась руками за свой живот. Ривай застыл, так и не дойдя до стола. Он невидящим взглядом уставился на ножи, разложенные на деревянной поверхности, но не видел ни один из них. Перед глазами застыло мёртвое лицо Петры.       — Только не говори, что ты не знал. Чёрт, будь она жива, я бы испортила её сюрприз, — снова смех, стеклянной крошкой впивающийся в заново расковырянную грудную клетку. Пальцы обвились вокруг рукоятки ножа. Ривай медленно обернулся, выставив перед собой острое лезвие, и посмотрел на Леонхарт. Она искренне веселилась, позабыв о своих переломах и явно наслаждаясь ситуацией. Больная психопатка, которая…       — Она ждала ребёнка. Твоего ребёнка, Ривай. Можешь поблагодарить меня, ведь я избавила тебя от нежеланного отпрыска от нелюбимой женщины. Нож легко вошёл в бедро Энни, вспарывая его, как подтаявшее масло. Кровь заструилась вниз, капая на бетон и собираясь в небольшие лужицы. Леонхарт закричала и затряслась, когда ещё одно лезвие пронзило вторую ногу чуть выше колена. Эрвин подошёл ближе, что-то тихо говорил, но Ривай его не слушал. Он наклонился и смотрел в глаза женщины, которая лишила его того, о чём он даже никогда не думал. Всё равно, что вырвать из человека все будущие желания. И он никогда больше ничего не захочет, потому что ему не оставили шанса. Ему даже не дали возможности представить, помечтать, вообразить. Он не думал о детях. Он не хотел детей, справедливо считая, что родитель из него получится хреновый. Но… он ведь мог бы попытаться. Он мог стать лучше при необходимости. Он мог приложить усилия и сделать хоть что-то хорошее в жизни. Но ему не позволили. Просто забрали это право.       — Ты будешь умолять о смерти, — едва слышно сказал Ривай. Из бесцветных глаз Леонхарт на него взирала бездна.       — Жду не дождусь, но сперва… сколько сейчас времени? — уголки её губ оставались приподнятыми, сохраняя эту перекошенную гримасу на лице.       — Одиннадцать часов, — подал голос Эрвин, поняв, что Ривай ей отвечать не собирается. Он возился у стола, выбирая нож, которым легче и удобнее будет срезать кожу.       — Жаль. Пока я тут торчу с вами, в городе происходит всё самое интересное.       — О чём ты говоришь? — Смит наклонился, пытаясь поймать её взгляд, но Энни не моргая смотрела на Ривая и улыбалась. Ему впервые стало не по себе рядом с ней. Колючий страх — необоснованный и абсолютно нелогичный — пополз по позвоночнику, постепенно достигая головы и парализуя работу мозга. Ривай не мог пошевелиться. Сжимал в руке нож и просто смотрел на Леонхарт. Она не выглядела как человек, который скоро умрёт. Она не казалась проигравшей. Она широко улыбалась и едва не светилась, потому что знала, что победила.       — Ты опоздал тогда, не успел спасти Петру. И сегодня тоже. История повторяется, тебе суждено вечно опаздывать, привыкай, — она сделала демонстративную паузу, облизнула окровавленные губы и широко улыбнулась. — Надеюсь, ты как следует попрощался с Эреном. Пустота. Абсолютное всепоглощающее ничего. Только белый шум в ушах. Знаю, ты привык разбираться со всем один, но твоё желание решать мои проблемы работает в обе стороны. Я тоже хочу быть рядом, когда тебе трудно. Он не понимал, что делает. Не понял, как вонзил нож в глотку Леонхарт. Не понял, как рывком распахнул дверь и оказался в сыром коридоре. Как мчался вперёд и буквально вывалился на улицу, едва не упав. А потом бежал к машине так быстро, что ветер в ушах свистел. И хлопья снега в лицо забивались, моментально тая на горячей коже. Ему никогда не было так страшно. Ни на одной из войн, пока вокруг со свистом пули разрезали воздух, а сослуживцы мешками валились на землю, алой кровью пропитывая горячий песок. Ни на безлюдном холодном пустыре, когда изувеченное тело Петры валялось на земле. Ни много-много лет назад, когда одинокий мальчишка днями и ночами сидел возле трупа матери. Никогда. А теперь он чувствовал, как ужас когтистой лапой сдавливает сердце, не позволяя ему сделать следующий удар. В ушах звучал громкий мальчишеский голос с нахальными нотками. Перед глазами застыли два глубоких зелёных омута, в которых Ривай каждый раз безнадёжно тонул.       — Ривай, что она сказала? Куда ты несёшься?! — Эрвин нагнал его быстро. У Эрвина было преимущество — он мог дышать нормально, он был уверен в завтрашнем дне, он стоял на ногах твёрдо. И Ривай собирался выбить почву у него из-под ног.       — Они собираются убить Эрена. Ханджи сегодня с ним. Ривай испытал почти садистское удовлетворение, когда увидел, как страх поселяется в глазах Эрвина. Как его цепкие щупальца ползут всё дальше и дальше, пока не поглотят всё. Самый смелый и храбрый человек, которого Аккерман когда-либо знал, сейчас был в долбанном ужасе. Мог ли Ривай винить его?

***

Горчащий дым забивался в нос, заставлял глаза слезиться, а глотку судорожно сжиматься в попытках выкашлять всю дрянь, что наждачкой царапала стенки горла. Эрен попытался встать, опираясь рукой об уцелевшую часть стены, но снова рухнул на колени, потеряв равновесие. Перед глазами мелькали разноцветные пятна, разбавляемые размазанными фигурами в панике мечущихся рядом людей. Он зажмурился и потряс головой, чтобы избавиться от этого раздражающего шума, заполняющего собой всю черепную коробку. Он сосредоточился на своих ощущениях, пытаясь понять, какая часть тела пострадала больше всего. Взрывной волной их с Моблитом снесло с лестницы вниз. Эрен свалился мешком, придавив собственным весом правую руку. Конечность прострелило острой вспышкой боли, и либо она была сломана, либо плечевая кость вылетела из сустава. Во всяком случае, шевелить рукой он не мог. Ещё ужасно болели уши. Нечто отдалённо похожее Эрен чувствовал после затяжных концертов, когда музыка грохотала так, что барабанные перепонки с трудом выдерживали. Как подсказывала тёплая струйка крови, вытекшая из левого уха, несчастная перепонка в этот раз пала жертвой храбрых.       — Эрен? Судя по хриплому срывающемуся голосу, Моблиту досталось не меньше, но как минимум он был жив. Эрен перевёл на него расфокусированный взгляд. Вместо одного Бернера перед глазами заплясали сразу трое. Эрен мысленно фыркнул. Было бы удивительно, сумей он избежать сотрясения головного мозга, когда всё здание в моменте тряслось так, словно отплясывало латинские танцы.       — Порядок, сейчас встану, — смелое заявление, но Эрен собирался приложить максимум усилий, чтобы перестать валяться на полу соломенной куклой. — Ханджи в порядке?       — Я слышал её красноречивый мат, так что — да, — Моблит обеспокоено посмотрел наверх. Лестница разрушилась, а лифты, будь они всё ещё в рабочем состоянии, завалило обломками стены. Ханджи вместе с Хитч успели подняться на третий этаж, и им крупно повезло, что их не выкинуло оттуда ударной волной, как тряпичных кукол.       — Если Хитч цела, она поведёт её к правому крылу. Эта часть здания не разрушена, — Эрен кое-как поднялся на ноги и устало прислонился здоровым плечом к стене, одновременно пытаясь вытащить пистолет из кобуры. Моблит свой уже держал наготове, продолжая осматриваться по сторонам. Выживший персонал пытался как можно скорее спуститься вниз и выбраться из здания. — Мой отец уже знает, уверен, его люди едут сюда. Мы заберём Ханджи и вместе с охраной дождёмся их, а потом выйдем наружу. На случай…       — Если те, кто установили взрывчатку, ещё в здании, — Моблит не задавал лишних вопросов. Эрен в такие моменты искренне обожал людей военной закалки, у которых эмоции отходили на второй план и впереди маячила только цель. Её нужно выполнить, а сантименты и переживания потом. — Идти можешь?       — Могу, ноги целы, пострадала только моя самооценка, — сказал Эрен и ядовито улыбнулся, поражаясь собственной невнимательности. Он должен был сразу догадаться, что что-то идёт не так. Когда Хитч упомянула про незапланированное закрытие второго этажа и прибытие техников. О том, как они пронесли внутрь взрывчатку, Эрен собирался подумать потом и в качестве моральной компенсации для себя любимого прикончить парочку людей из службы безопасности. Они шли медленно, то и дело сталкиваясь с паникующим персоналом, отчаянно пытающимся как можно скорее покинуть горящее здание. Пожар пока был небольшим, но постепенно распалялся, охватывая всё большую площадь этажа. Вскоре он перекинется на другое крыло, и загорится вся лаборатория. Эрен буквально слышал, с каким треском сгорали миллиарды, вложенные в это дело. Отец будет в полнейшем восторге.       — Ханджи! — крикнул Моблит, заметив растрёпанную шевелюру своей суженой в конце коридора. Зоэ резко обернулась и уставилась на него расширившимися в страхе глазами, который моментально сменился облегчением. — Стой там, мы сейчас придём! Сейчас — очень громко сказано, потому что обломки стен на полу, снующие по коридору паникующие люди и звенящая голова Эрена заметно его затормаживали, но он упорно продолжал идти вперёд, игнорируя тупую ноющую боль во всём теле. Ему просто необходимо было выбраться наружу, вдохнуть свежий морозный воздух, не пропитанный горчащий дымом, и позволить голове вновь соображать. Рядом с Ханджи маячила миниатюрная фигура Хитч. Она прижимала руку к кровоточащему виску и выглядела сильно потрёпанной, но вполне живой. Дрейс девяносто процентов времени Эрена раздражала, когда смотрела этим своим всезнающим взглядом, в котором читалось пренебрежение, словно сам Эрен был гадким насекомым, проползающим у неё под ногами. Но сейчас Эрену просто по-человечески хотелось перед ней извиниться за то, что вытащил её из насиженного безопасного места и приволок в этот эпицентр пиздеца. Он отпустит её. Вот выберутся отсюда, и он её отпустит. Скажет, пусть хватает своего драгоценного помощника с дурацкой старомодной причёской и валит как можно дальше. Туда, где её мозги пригодятся больше и не будут подвергаться опасности. Раздался громкий звук, спутать который с чем-то другим было невозможно. Эрен словно в замедленной съёмке наблюдал, как гениальные мозги Хитч разлетаются в стороны, окрашивая ближайшую стену в алый. Несколько больших брызг попали на лицо Ханджи, и она громко закричала, прежде чем рухнуть на пол, прикрывая голову. Моблит понёсся вперёд, Эрен ринулся за ним, но был вынужден затормозить и укрыться за обломком стены. Выстрелы участились. Происходящее ранее оказалось всего лишь прелюдией к настоящему аду, который разверзся прямо сейчас.

***

Уже издалека заметив горящее полуразрушенное здание, Ривай понял, что они опоздали. Лаборатории Йегеров пылали, как священный костёр инквизиции, подпитываемый людской ненавистью и страхом. Последнее как никогда явно чувствовал сам Ривай, стараясь не думать о будущем, не заглядывать хотя бы на несколько минут наперёд, потому что он не знал, что там увидит. Не хотел знать. Астон Мартин резко затормозил, колёсами взбивая снег, как сливки в масло. Рядом остановились внедорожник Эрвина и ещё несколько машин. На улицу высыпали люди, кто-то из подручных Смита, кто-то из его собственных. Замаячила светловолосая макушка Нанабы, рядом непробиваемая физиономия Майка, Шульц и другие. Ривай не разглядывал. Больше был занят тем, чтобы собраться и взять себя в руки. Всё поправимо. Ничего ещё не закончилось. Как всегда говорил Кенни, считая себя при этом очень крутым и остроумным, нет тела — нет дела. И пока Ривай не увидит то самое тело единственно важного человека, пророческие слова Леонхарт не станут реальностью. Он не опоздает снова. Эрвин бежал вперёд, раздавая приказы своим людям. Ханджи, находящаяся внутри здания, была лучшим и самым веским стимулом, который у Смита когда-либо существовал. И Ривай прекрасно его понимал. Потому что при мысли, что блеск в родных зелёных глазах может погаснуть навсегда, его наизнанку выворачивало. Град из пуль, обрушившийся на них, заставил всех замедлиться. Ривай пригнулся, укрывшись за одной из припаркованных возле лаборатории машин. Эрвин успел вовремя встать за массивное дерево, пока пули не пробили ему череп.       — Стреляют из окон третьего этажа! — проорал Майк, выглядывая из своего укрытия. Ривай чуть приподнялся и посмотрел в нужном направлении. Одно крыло уцелело, взрыв до него не добрался, а пожар бушевал в другой стороне. Выбитые окна стали идеальной позицией для засевших там стрелков. Приблизиться к зданию и тем более войти в него не получится, если не снять этих грёбаных снайперов на полставки. Судя по тому, как они периодически мазали, винтовок у них не было, всего лишь стандартные стволы.       — Мы теряем время, — напряжение в голосе Эрвина было таким осязаемым, что Ривай поморщился. Да, они теряют время и прямо сейчас Ханджи может лежать на полу и истекать кровью. Судя по частоте звуков выстрелов, внутри тоже творилась мясорубка.       — Эрвин, — позвал Ривай, но Смит не обратил на него внимания. — Эрвин! — получилось чуть громче и гораздо требовательнее. Смит перевёл воспалённый взгляд на Ривая и непонимающе нахмурился. — Придётся разделиться. Мы не сможем все зайти внутрь.       — Ривай, я знаю, о чём ты думаешь, и это…       — Единственное верное решение, — оборвал его Аккерман. Руки, сжимающие рукоятки пистолетов, надавили сильнее, впиваясь в нагревшийся от тепла кожи металл. — Возьми людей, обойдите здание сзади и входите. Я со своими прикрою отсюда и сниму этих ублюдков из окон.       — Выйдешь вперёд, и ты труп.       — Зато ты сможешь вытащить Ханджи, — спокойно сказал Ривай, даже не поморщившись, когда в непосредственной близости от его головы со свистом снова пролетело несколько пуль.       — И Эрена, — в словах Эрвина не было вопроса.       — Да, и Эрена, — звучало идеально. Лучше, чем Ривай мог себе представить, и единственное, о чём сейчас мечтал. Йегер. Живой и невредимый. В безопасности. Эрвин кивнул. Большего и не требовалось. Он подал знак своим людям, чтобы готовились идти в обход. Ривай на одно долгое мгновение прикрыл глаза, усмиряя бьющееся в клетке рёбер сердце, и выдохнул.       — Майк! Нанаба! — он указал рукой, всё ещё крепко сжимающей пистолет, на окна. — Снимаем их, чтобы остальные могли войти. Движемся полукругом и очередями.       — Как в Алеппо? — Захариус прищурился, подмигнув Нанабе. Та не разделяла его веселья, выглядя максимально сосредоточенной.       — Да, как в Алеппо, — согласился Ривай, предпочитая не думать о том, что при выполнении той операции они потеряли семерых бойцов и двух заложников. Однако всё равно победили. Ривай не хотел больше думать. Он полностью отдал бразды правления телу и позволил ему делать то, что оно умело лучше всего — убивать. Короткими перебежками двигаясь вперёд, крепко сжимая в руках оружие и стреляя по мишеням, являющимся такими же людьми, как и он сам. Человеческие жизни давно перестали иметь для него значение так, как полагается, как с детства учат родители, рассказывая о добре и зле, о сочувствии и сострадании, как проповедуют все религии мира, возводя убийство в абсолют греха, после которого по ту сторону завесы ждут лишь бесконечные страдания и муки. Риваю было глубоко наплевать, что его ожидает в аду. При условии, что ад действительно существует, в чём он очень сомневался. Ад был прерогативой жизни и на глазах Ривай разворачивался столько раз, что Аккерман бы уже и сосчитать не смог. Даже прямо сейчас, когда из окна вывалился мужчина, убитый им метким выстрелом в голову, Ривай не собирался считать свои грехи. В конце концов, он мог оправдать их одной-единственной спасённой жизнью. Если всё получится и сложится так, как он хотел. Скулу оцарапало пролетевшей мимо пулей. Ривай не дёрнулся. Прицелился и выстрелил. Он не мог остановиться сейчас, когда они почти закончили и приблизились к зданию. Звуки стрельбы внутри стали раздаваться реже. Хотелось верить, что люди Эрвина разобрались с остальными. Ривай собирался зайти внутрь. Хотя знал, что патронов у него не осталось, но… разве его это когда-то останавливало? Он собирался. И не успел. Раздался грохот. Всё здание затряслось, чтобы через жалкие несколько мгновений разлететься на сотни каменистых ошмётков, как игрушечный домик, пнутый разгневанным ребёнком. Взрывной волной снесло колонны, стоящие у центральных массивных дверей, и перевернуло близстоящие машины. Ривая отбросило на землю. Он крепко приложился головой и отключился на короткое время, выпав из реальности. Эти мгновения были спасительной негой, потому что когда Аккерман снова пришёл в себя — пожелал сдохнуть. Голова взорвалась пульсирующей болью, а в ушах зазвенело так, словно Ривая поместили внутрь огромного чугунного колокола, бьющего в набат. Он не мог сфокусироваться, перед глазами всё плыло. Смутные очертания светлых волос валяющейся рядом Нанабы — единственное, что он смог выцепить взглядом. Девушка болезненно застонала, сжимая руками голову. Кто-то громко кричал. Кто-то даже сейчас продолжал стрелять. Ривай с хрипом выдохнул и сплюнул на промозглую землю густую слюну, наполнившую рот. Его едва не вывернуло наизнанку, повезло, что со вчерашнего дня он ничего не ел, не считая выпитого утром чая… Блядь. Эрен. Эта мысль отрезвила. Опираясь ладонями о заляпанный грязью и кровью асфальт, Ривай кое-как поднялся. Его трясло, а ноги держали с трудом, но он сделал неуверенный шаг вперёд. Ещё один. И ещё. От здания практически ничего не осталось, но Ривая это не заботило. Он не мог остановиться, потому что среди этих обугленных разрушенных стен находились единственные люди, когда-либо имевшие для него значение. Он не мог их потерять. Он не мог потерять его. Из-за дыма Ривай не сразу рассмотрел фигуры людей, движущихся ему навстречу. Их было несколько, те, кто сумел уцелеть, видимо, покинув здание до взрыва. Чем ближе они становились, тем чётче Ривай видел высокую крепкую фигуру Эрвина, прижимающего к себе кого-то гораздо меньше. Это было почти облегчение. Увидеть Смита, ведущего Ханджи. Она тряслась, громко рыдала и что-то бесконечно повторяла, выглядя так, какой Ривай никогда прежде её не видел. У Зоэ была истерика. Такая сильная, что, не будь рядом Смита, она бы рухнула на землю из-за неспособности стоять на ногах. Да, облегчение, разом стёршееся при осознании одного факта. Эрена рядом с ними не было. Ривай не почувствовал боль, когда колени столкнулись с асфальтом. Не почувствовал, как руки безвольно повисли вдоль тела. Не слышал, что ему кричали. Он просто продолжал смотреть вперёд, пытаясь среди толпы остальных людей рассмотреть долговязую мальчишечью фигуру.       — Сейчас глупость скажу, но… Если бы галактики столкнулись прямо сейчас, я был бы рад. Мы разлетимся на тысячи маленьких частиц, они смешаются между собой и будут дальше путешествовать вместе.       — И я никогда не смогу избавиться от тебя.       — Никогда, но в этом и смысл. Я больше не хочу расставаться с теми, рядом с кем могу дышать. Ривай не сказал ему тогда, что это абсолютно взаимно. Эрен уснул, так и не услышав, что стал первым за долгое время, с кем Ривай вновь научился жить, а не банально существовать, считая секунды с момента пробуждения утром до того, как поздней ночью закрыть глаза и позволить кошмарам вновь вторгнуться в голову. Рядом с Эреном кошмары растворялись. Он прогонял их одним своим присутствием, прижимаясь тёплым боком и громко выдыхая в шею.       — Короче, если теперь кто-то при тебе будет рассуждать про гормоны любви, смело им говори, что все они — херня. А то, что реально имеет значение — адреналин. Стресс, который мы испытываем, встречая нового человека в своей жизни. И понимание, что как раньше уже никогда и ничего не будет. И не было. Каждый день, с того момента, как Ривай посмотрел в зелёные глаза с шальным блеском, всё менялось. Когда Эрен начал появляться в поле зрения всё чаще и чаще и не сдавался, как бы грубо Ривай его ни прогонял. Эрен смышлёный был, а Ривай вот безнадёжно тупой и наивный, если сразу не понял, что без Йегера у него больше не получится. Пальцы дрожащей руки нащупали тонкий кожаный ремешок на запястье. Ривай крепко сжал браслет, чувствуя, как прохладная платиновая пластинка обжигает кожу. Браслет, подаренный мальчишкой с самой красивой улыбкой и искренним смехом, услышав который, демоны в груди сразу затихали и прятали головы. Мальчишка, который зачастую вёл себя как ребёнок, а через мгновение делал или говорил что-то, от чего сердце за рёбрами предательски замирало. Мальчишка, который так и остался запертым в подвале с трупом своей сестры и не смог оттуда выбраться. Сжираемый собственными демонами и чувством вины, что красной нитью тянулась всю его жизнь. Он не должен был мучиться. Он должен был понять, что заставляет жить других. Впереди замаячило размытое пятно. Усилившийся ветер разгонял дым по воздуху, делая видимость практически нулевой. Но Ривай всё равно смотрел. Следил за пятном, которое становилось всё больше, пока не приобрело человеческие очертания. И прежде, чем мозг успел сопоставить полученную от органов чувств информацию, проанализировать всё, что увидели глаза и услышали уши, нечто большое и тёплое налетело на Ривая, едва не сбив его с ног. Он с трудом удержался в вертикальном положении, продолжая опираться коленями о землю.       — Боже, боже, охренеть просто, господи, Ривай! Над ухом раздался голос Эрена, а в ноздри забился его запах. Смешанный с вонью пожара и едва уловимым шлейфом крови, но всё ещё его запах. Тот, который Ривай учуял бы и разобрал, даже если бы ему отрубили нос.

Ровно дыши.

Капитан моей испорченной души.

Он говорил и говорил, то срываясь на крики, то снова опускаясь до шёпота. Прижимался к нему, крепко обхватив за шею и по привычке зарывшись в неё носом. Трясся, как лист на ветру, который сейчас подхватят сильные потоки воздуха и унесут. Ривай не мог им позволить. Обхватил его руками, положив ладони на трясущиеся лопатки, и прижал к себе крепче, словно, если его не удержать, Эрен мог исчезнуть в любой момент.       — Там всё горело и взрывалось, — прохрипел мальчишка, горячим рваным дыханием обжигая ухо. — Люди умирали, кровь во все стороны, а я… — Эрен затрясся сильнее. — Я мог думать только о том, что никогда тебя больше не увижу. И не скажу тебе главного, — Эрен с трудом отстранился и посмотрел на него своими огромными глазами, светящимися, как два аквамарина на свету. — Я люблю тебя. Я так сильно люблю, Ривай! Охренеть просто, это же… это же нормально так сильно, да? Я же не сошёл с ума? Ривай кивнул. Нормально. Это совершенно нормально. Хотя любой врач бы с ним не согласился. Это совсем не здорóво, когда любовь доставляет почти физическую боль, приводя к прекращению сердечной и дыхательной деятельности. Отказ всех органов. Маленькая клиническая смерть. Это именно то, чем Эрен для него являлся. Фатальным исходом. Смертью и адреналином, заново запускающим сердце. Яд и противоядие в одном флаконе. Удобно брать с собой. Ривай улыбнулся. Эрен посмотрел на него удивлённо, но ничего больше говорить не стал, исчерпав лимит своих слов на день. Или на неделю. Он сегодня орал так, что вряд ли в ближайшее время сможет говорить без вреда для голосовых связок. Плевать. Самое важное он уже сказал.       — Я тебя ненавижу! Громкий женский крик, раздавшийся рядом, опустил Ривая с небес на землю и заставил отстраниться от Эрена. Он и раньше видел, как Смит с Зоэ ругались, но сейчас… Это не было руганью. Это не было ссорой. Это была самая настоящая истерика. Ханджи вырывалась из рук Эрвина, который тщетно пытался удержать её на месте, спиной прижимая к своей груди. Она кусалась и царапалась, раздирая в кровь кожу на руках Смита, но тот не отпускал. Терпел всё, сжав челюсти, хотя по его глазам было понятно, как тяжело ему приходится. И отнюдь не из-за физической активности Ханджи.       — Я ненавижу тебя! Я проклинаю тот день, когда тебя встретила! — Ханджи продолжала рваться вперёд, казалось, даже не замечая, что не сдвигается ни на дюйм. — Он погиб из-за меня! Если бы я его послушалась, если бы уехала с ним, он был бы сейчас жив. Но я, как идиотка, продолжала цепляться за тебя. Ты не заслужил, Эрвин! Ты не заслужил ни дня, что я потратила на тебя! Слёзы струились по её лицу, а голос с каждым произнесённым словом становился всё тише и тише, пока не превратился в шёпот. Ханджи прекратила вырываться и буквально повисла в руках Эрвина, как марионетка с оборванными кукловодом нитями. Единственное, что оставалось в ней живым — глаза, лихорадочно бегающие по округе, словно пытающиеся что-то найти. Кого-то найти.       — Моблит погиб, — прошептал Эрен, прижимаясь к Риваю. — Он… оттолкнул её и закрыл собой. Ривай громко выдохнул. В этом было сложно признаться, но в глубине души он всегда знал, что всё этим и закончится. Потому что видел, как Моблит смотрел на Ханджи. И видел, как она (не)смотрела на него в ответ. Некоторые начинают ценить только после того, как потеряют. Для некоторых любовь вовсе не клиническая смерть, а самая настоящая. Необратимая.

В этой картине сгущаются краски,

Искренне любят, но терпят фиаско.