Безвоздушная тревога

Коэффициент Бухгольца – шахматный термин. Показатель, помогающий определить места, которые занимают участники в турнире. Сумма очков всех соперников, независимо от результата встреч между ними. Подведение итогов перед новой партией.

Треск догорающих в камине дров размеренным эхом отскакивал от стен просторной комнаты, создавая симфонию, на которую способно лишь дерево в предсмертной агонии. Обычно этот звук успокаивал, но теперь только раздражал, ещё больше теребя и без того натянутые струны нервов. Карла нахмурилась, бросила быстрый взгляд на источник своего недовольства, но очень скоро сдалась в этой неравной битве. С огнём она бороться не могла. Стихия, победить которую крайне сложно. В процессе можно обжечься так, что потом до конца жизни не восстановишься. Пламя злобы, подпитываемой ненавистью, страхом и неисчерпаемым горем, продолжает тлеть даже спустя десятки лет. И не потушить его ничем. Пальцы сжались крепче, впиваясь в гладкие края стеклянной рамки. Аскетично и до абсурдного минималистично, чтобы взгляд смотрящего цеплялся не за красивую раму, а падал сразу на фотографию, скрытую за прохладным стеклом. Карла повернула её, чуть наклонила, и яркие блики света запрыгали по снимку, подобно маленьким прожекторам выхватывая лица людей, запечатлённых на нём. У Гриши тогда морщин и седины было куда меньше, и выглядел он не таким уставшим. Сама она стояла рядом, цеплялась за его предплечье и широко улыбалась. Внешне ничуть не изменилась, природа была к ней благосклонна, но взгляд… Карла провела указательным пальцем по собственному лицу шестнадцатилетней давности, надавила, словно могла что-то нащупать, и разочарованно выдохнула. Взгляд поменялся. Очень сильно. Тогда её глаза ещё светились, на зелени радужки плясали надежда и вера в лучшее. А в последние годы, стоя перед зеркалом и глядя в своё отражение, Карла видела там лишь одно — страх. Дикую, первобытную боязнь, что всё может повториться. Фотография была сделана на праздновании пятилетия Эрена. Худощавый мальчишка с копной непослушных каштановых волос в одной руке держал новенькую подаренную ему машинку, а второй вцепился в ладонь матери. Он улыбался широко, демонстрируя неровный ряд верхних зубов. Один из резцов уже выпал, а ещё один ему незадолго до этого выбили мячом. Но Эрена это совсем не заботило. Он уже тогда считал себя неотразимым. Рядом с Гришей стоял Зик. Своей светловолосой макушкой он не вписывался в общую картину семейства Йегеров, но тем не менее всегда являлся его неотъемлемой частью. Карла его полюбила сразу, как увидела. Мальчик, рано потерявший мать, был спокойным и вежливым, хотя изредка бросал на неё подозрительные взгляды из-под стёкол очков, но Карла очень быстро смогла пробиться сквозь эту стену детского недоверия. Она знала, что заменить ему мать не сможет, поэтому постаралась стать для Зика хорошим другом. Спустя годы, оборачиваясь на прошлое, Карла, не кривя сердцем, могла сказать, что у неё это получилось. Палец, поглаживающий лица на фотографии, дёрнулся. Карла прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, а на выдохе вновь открыла их и посмотрела на снимок. Зик держал на руках Грету и прижимал её к себе. Совсем ещё маленькая, крошечная даже, одетая в пёстрое платье с вышитыми на подоле маргаритками. На коротких тёмных волосах, на концах завивающихся в кудряшки, с большим трудом держался бант. Она активно тянулась к нему рукой с растопыренными пальчиками, намереваясь сорвать, и выглядела при этом крайне решительно. Фотограф успел запечатлеть этот момент. Карла с громким стуком поставила рамку на столик и отвернулась. В коридоре раздались шаги, и вскоре на пороге гостиной показался Гриша. Он зашёл в комнату, остановился, молча посмотрел на жену, краем глаза заметив фото, стоящее рядом с ней, и нахмурился.       — Пойдём спать, Карла, ты устала. Тебе нужно отдохнуть, — забота в его голосе была искренней. Он подошёл ближе и встал так, чтобы при необходимости было легко её коснуться.       — Не могу сомкнуть глаз. Думаю… обо всём, — Карла передёрнула плечами. Даже в хорошо отопленной комнате рядом с камином она чувствовала, как холод сковывает всё её тело и просачивается в кости. — Эрен не отвечает на звонки. Я за него волнуюсь.       — Он давно не ребёнок и сам может о себе позаботиться.       — Именно поэтому его каждый день пытаются убить, — Карла резко встала, не позволив Грише ободряюще положить руку ей на плечо. Обернулась так стремительно, что пряди волос хлестнули её по лицу. Светло-карие глаза, в тусклом свете напоминающие кошачьи, уставились на Йегера. — Я предупреждала тебя, я говорила, что ему не следовало возвращаться. Он должен был оставаться в безопасности, там, где вся эта чертовщина его не коснётся. У нас не так много детей, чтобы мы могли ими размениваться, Гриша. И последнего я потерять не хочу. Пусть остаётся в Лондоне.       — Как долго?       — Что?       — Как долго он должен скрываться и отсиживаться в стороне? — Гриша говорил спокойно, в отличие от жены, не повышая голоса, но удивительно, что его слова даже так всегда производили куда больший эффект. — Ещё пять лет? Десять? Всю жизнь? Здесь его дом. Место, где он родился и где должен был расти дальше, если бы ты, поддавшись страхам, не решила запрятать его в другой стране.       — Я спасала ему жизнь! Ты лучше меня знаешь, что тогда творилось в городе. Марлийцы бы не успокоились, они бы нашли способ достать его и… — Карла замолчала. Поджала губы и сцепила челюсти так, что стало почти больно. Глаза жгли непрошеные слёзы. — Я не хотела оплакивать и его. Второй раз я… Гриша, я бы не справилась. Понимаешь? Это слишком жестоко с твоей стороны — обвинять меня в том, что я лишь хотела, чтобы наш ребёнок жил. Пускай вдали от нас, но целый и невредимый.       — Невредимый? Он пытался покончить с собой. И у него это почти получилось, Карла. В его словах не было упрёка и обвинения, но они больно хлестнули Карлу по лицу, словно Гриша её ударил. Она отшатнулась и, испуганно захлопав глазами, уставилась на него. Слёзы сорвались вниз и стремительным потоком понеслись по щекам. Красивое, завораживающее зрелище и такое редкое, что журналисты из жёлтой прессы отдали бы всё, чтобы сполна им насладиться. Ведь на людях, за пределами своего безопасного убежища, Карла никогда не позволяла эмоциям взять верх над собой.       — Пожалуйста, не говори об этом, — прошептала она едва слышно, чувствуя, как голос предаёт её, дрожа и срываясь. — Прошу тебя, не надо, не говори… я не смогу с этим справиться, я не хочу даже думать о том, что это могло произойти. Она не стала сопротивляться, когда Гриша аккуратно обхватил её за плечи и притянул к себе. Щекой прижавшись к его груди, Карла крепко зажмурилась, о чём тут же пожалела. На обратной стороне век начали мелькать видения из её кошмаров. Собственные руки, измазанные кровью Греты. Её маленькое безжизненное тельце, что она обессилено трясла, словно это могло вернуть её с того света. А потом Грета в её снах начинала меняться. Волосы становились короче, девичья округлость черт лица заострялась, пухлые щёки втягивались, обнажая острые мальчишечьи скулы. Только большие глаза оставались такими же зелёными. И на руках Карла держала Эрена, рыдала и кричала громко, пытаясь добиться от него ответа. Пальцами пережимала кровоточащие порезы на его запястьях, из которых медленно утекала жизнь.       — Дети не должны расплачиваться за грехи родителей, — прохрипела она срывающимся голосом, прижимаясь к Грише и чувствуя, как его руки успокаивающе гладят её по спине, зарываются в волосы, пытаясь прогнать кошмары. Он что-то говорил ей, шептал на ухо слова, которые должны были вселить в неё уверенность, но Карла не могла их разобрать. В её голове жужжал целый рой мыслей, она перебирала варианты и пыталась понять, как поступить лучше, что предпринять, чтобы защитить сына. Но как бы она ни старалась, как бы ни хотела уберечь его, Карла понимала — спасти Эрена от самого себя даже она не сможет.

***

Она всегда двигалась бесшумно. Пластика и грация движений, на льду отточенных до идеала, плавно перетекали и в повседневную жизнь, превращая Хисторию в идеальную убийцу, способную подкрасться к человеку бесшумно. При условии, конечно, если бы она в принципе задумалась об использовании своих талантов в таком промысле. Но это утро было особенным. Из категории тех, когда походка у Хистории менялась и шаги становились скованнее и громче. Травма ноги снова давала о себе знать, таблетки не помогали. Врачи много раз ей говорили, что физически она здорова и проблема на самом деле сидит у неё в голове, отравляя жизнь Рейсс фантомными болями. Но одно дело — понимать это, и совсем другое — избавиться от своих тараканов раз и навсегда.       — Болит? — Райнер чуть повернул голову, скосив взгляд в сторону. Хистория притормозила, прислушиваясь к своим ощущениям. Лицо её приняло задумчивое выражение, и за мгновение до того, как пухлые губы приоткрылись, Райнер уже знал, что она солжёт.       — Совсем немного, потерплю. Он не стал возражать. Молча наблюдал, пока она, сонно зевая, заваривала себе кофе. Блондинистые пряди волос спутались и напоминали солому, но Хисторию мало волновал внешний вид, когда она была с Брауном наедине. И его мятая чёрная футболка, висящая на ней мешком и прикрывающая стройные ноги до середины бедра, тоже совсем её не заботила. Хистория поставила чашку с ароматным капучино на стол, а сама уверенно плюхнулась на колени Райнера, предпочтя их стулу. Улыбнулась и невесомо мазнула губами по его гладкой щеке. Он встал рано и успел побриться. Лёгкий освежающий запах лосьона щекотал обоняние и очень сильно ей нравился.       — Какие планы на сегодня? — она продолжала улыбаться, чувствуя, как его широкая ладонь ложится ей на спину, придерживает и поглаживает, рассылая по позвоночнику колющие мурашки.       — Даже не знаю, думал, ты мне подскажешь, — Райнер усмехнулся, заметив, как дёрнулись её брови, образуя на переносице небольшую складку.       — Хочешь, чтобы я составила твоё расписание? — Хистория подхватила чашку, сделала небольшой глоток, отвлекаясь на обжигающий кофеин, пряной массой оседающий на рецепторах. Попыталась занять себя чем-то. Получилось откровенно хреново. Чувствовала, что что-то не так, но пока не могла в полной мере понять.       — Нет, хочу, чтобы ты ответила на один вопрос, — его пальцы подхватили светлые пряди волос и отодвинули их назад так, чтобы обнажить лицо Хистории. Никаких преград для прямого взгляда, никаких ширм, чтобы спрятаться за ними. — Йегер полетел в Лондон. Зачем? Она нахмурилась и поджала губы. Кофе, сваренный идеально, вдруг разонравился ей, и чашка снова оказалась на столе. Хистория поёрзала, бёдра Райнера чудесным образом перестали быть удобными, но вставать она не торопилась.       — Понятия не имею, — Рейсс пожала плечами и решила не добавлять, что до этой минуты вообще даже не догадывалась, что Эрена нет в городе. После произошедшего в её пентхаусе прошло не так много времени. С тех пор они не виделись и не разговаривали. — Даже если бы знала, всё равно бы не сказала, Райнер. Я с самого начала дала тебе понять, что не буду вмешиваться в… происходящее между вами. Ей захотелось встать и уйти в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, но рука Райнера, лежащая на её талии, надавила чуть сильнее, удерживая на месте. Его глаза, в утреннем свете приобретающие медовый оттенок, смотрели на неё цепко, замечая каждую эмоцию, промелькнувшую на лице.       — Он пытался меня убить.       — Я не страдаю провалами в памяти, нет нужды напоминать.       — И убил моего отца.       — Которого ты ненавидел, — Хистория отстранилась, понимая, что разговор входит в русло, которое она всегда старательно избегала. Вновь попыталась встать, и в этот раз Райнер ей позволил. Это стало почти облегчением. Она всё ещё хотела уйти, но пальцы Брауна, подобно тискам, обвились вокруг запястья, удерживая её на месте. Совсем не больно, даже толком не надавливая на кожу, однако этого было достаточно, чтобы Хистория осталась. Стояла рядом, смотрела на него и буквально чувствовала, как её загоняют в угол невидимых стен.       — Сути это не меняет, каким бы хреновым человеком он ни был, в первую очередь он оставался моим отцом.       — Тираном, который засунул собственную семью в этот мир, полный жестокости и насилия? Он тебе выбора не оставил — ты сам говорил. Из-за него ты погряз в этом по уши, не имея права поступать иначе и строить свою жизнь. И ты серьёзно сейчас будешь говорить мне, что Эрен виноват в его смерти? Напомнить тебе, чего лишились Йегеры? — Хистория дёрнула рукой и легко избавилась от чужой хватки. Она практически подбежала к окну и рывком распахнула шторы, впуская в просторную кухню утренний свет. Стало немного легче. — Грета погибла. Маленькая невинная девочка, которая точно этого не заслужила. Как и не заслужил Эрен всего, что с ним произошло. И в этом виновата твоя семья, Райнер. Он был всего лишь ребёнком, а вы сломали ему жизнь. Она могла бесконечно злиться на Эрена, обвинять его в нежелании идти на компромисс, но в глубине души знала и понимала, почему он так себя ведёт. Почему это делает, почему продолжает бороться и не идёт на попятную. И в такие моменты осознания Хистория чувствовала себя самой подлой предательницей. Потому что не была в состоянии что-либо поменять. Не могла выкинуть из головы мысли о другом человеке, не могла оторвать от сердца и выдрать из груди приличный кусок.       — Ты стараешься, из кожи вон лезешь, но это невозможно, Хистория, — он подошёл к ней сзади и встал так, что она могла почувствовать его горячее дыхание, разбивающееся о её макушку. — Ты не сможешь оставаться посередине вечно. Рано или поздно тебе придётся сделать выбор.       — Я не собираюсь становиться разменной монетой в ваших играх.       — Тогда ты такая же эгоистка, как и он. Ты хочешь оставаться со мной, но при этом не желаешь отпускать его. Так не бывает. Райнер ушёл, оставив её одну. Дал возможность в тысячный раз подумать, взвесить все варианты и прийти к неутешительному выводу, что ничего по сути не поменяется. Потому что всё, что он сказал, было чистой правдой, как бы она этого ни отрицала. У неё стоял выбор: чёткий и до смешного очевидный. А Хистория отказывалась его делать. Откладывала до последнего, надеясь, что проблема сама по себе решится. Отец часто называл её слабовольной девчонкой. Годы шли, а она, кажется, так и не поменялась.

***

К вечеру снегопад за окнами не прекратился, а, наоборот, только усилился. Пушистые хлопья падали, падали и падали, действуя Риваю на нервы. Он терпеть ненавидел это время года. Даже в детстве, пока сверстники на улице зарывались в сугробы, лепили снеговиков и, как малолетние придурки, размахивали руками и ногами, изображая снежных ангелов, Ривай только презрительно смотрел на них из-под нахмуренных бровей. Всё кругом замерзает, холодно, снег мерзко чавкает под ногами, лезет за шиворот, ещё и темнеет рано, стоит из школы вернуться, как уже мрак кругом. Где тут повод для радости? Он поморщился и потёр пальцами глаза, надавливая на веки. Отчёты о годовых доходах клуба превратились в мешанину цифр и рандомной информации, которая под конец дня в голове укладываться совсем не желала. Давно остывший чай на вкус казался отвратительным, кресло, обычно вполне удобное, сейчас доставляло дикий дискомфорт. Всё-таки решение безвылазно торчать в офисе было чересчур опрометчивым. Сказывался недосып. Или же всё это было редкостной чепухой и на самом деле его волновало совсем другое? Ривай сам ещё не решил. Предпочитал об этом не думать. Потому что знал, что в противном случае начнёт беситься. Перманентное раздражение, щедро припорошённое злостью, и так маячило на задворках сознания, периодически о себе напоминая, стоило только Риваю взять телефон в руки и увидеть кучу сообщений и пропущенных звонков от кого угодно, но только не от Йегера. Сопляк хранил молчание куда профессиональнее, чем арабские сепаратисты на допросе. С момента, как уехал, ни разу не написал. И это жутко раздражало. Потому что обычно Йегера заткнуть мог только танк, вмазавшийся в него в упор, и то не факт, кто бы вышел победителем из этой неравной схватки. Ривай резко оттолкнулся от стола и встал. Подошёл к окну — картина на улице не изменилась. Грёбаные снежинки продолжали выплясывать фламенко на его нервной системе, а жаль. На тёмной копне волос Эрена они смотрелись куда красивее. Дверь за спиной открылась внезапно и столкнулась со стеной с таким громким стуком, что наверняка осталась вмятина. Незваному посетителю повезло, что ещё пару часов назад Ривай снял кобуру, иначе мужик, появившийся на пороге, стал бы счастливым обладателем ещё нескольких дырок в теле.       — Чё такой кислый? Член не стоит? Кенни сверкнул своими чуть кривоватыми рядами зубов, прошёл внутрь, не спрашивая разрешения, и плюхнулся в свободное кресло, самым хамским образом закинув ноги на стол Ривая. Мокрые из-за подтаявшего снега каблуки ботинок легли прямиком на кипу бумаг. У Ривая натурально задёргался глаз.       — Ноги убери, — едва не по слогам сказал он, прикладывая максимум усилий, чтобы ни грамма терзавшего его изнутри раздражения не просочилось в голос. Кенни только повод дай, хоть малейший намёк. Он, подобно гончей, мог учуять слабость раненого животного на расстоянии нескольких миль.       — И в кого ты такой угрюмый, племянник? — он показательно покачал головой, но «просьбу» всё-таки выполнил. Смятые документы на столе представляли из себя жалкое зрелище.       — Зачем пришёл?       — Соскучился, — Кенни вновь улыбнулся, выводя Ривая из себя ещё больше. Хорошее настроение Аккермана-старшего всегда подразумевало, что у остальных вокруг оно будет загажено по самые яйца. — Радушнее надо быть, людей любить, Ривай, наслаждаться жизнью.       — Не получается, твоя рожа мешает, — он медленно обошёл стол и положил на него ладони, наклонившись вперёд.       — А придётся потерпеть, нам с тобой предстоит провернуть одно масштабное дельце. Риваю следовало напрячься уже на этом моменте, но он решил дождаться окончания этого восхитительного предложения, от которого он, разумеется, не сможет отказаться, когда сам крёстный отец так щедро навязывает его.       — Готовь свой лучший фрак, племянник, сделай укладку, наведи марафет, потому что на следующей неделе мы с тобой закатим грандиозный банкет в честь празднования Рождества. Или званый приём? Фуршет? Как это дерьмо сейчас называется культурно? Если бы взглядом можно было убивать, то разлагающийся труп Кенни уже доедали бы рыбы на дне Атлантического океана. Ривай сверлил его напряжённым взглядом, но Кенни было глубоко до лампочки. Он мечтательно прикрыл глаза и откровенно смахивал на торчка, дорвавшегося до заветной дозы.       — Короче говоря, нажрёмся по самые помидоры. Вместе со всеми протухшими сливками нашего золотого общества. Эти жополизы давно в свет не высовывали свои носы, надо вытащить их, пока мхом не заросли. Заодно и дела решим, перетрём, с кем надо. Со всей этой показухой будет не сложно пустить пыль в глаза, пока мы работаем.       — Ты под чем-то? — абсолютно серьёзно спросил Ривай, пытаясь выцепить взгляд дяди, чтобы проверить его зрачки. Но тот только расхохотался, запрокинув голову назад.       — Обычно я над кем-то. Хотя «под» мне тоже нравится, есть в этом особое удовольствие, да? Ты меня поймёшь, — Кенни похабно подмигнул ему, и Ривай уже в миллионный раз спросил у Всевышнего, за что в ближайшие родственники ему достался именно этот престарелый клоун.       — Устраивай, что хочешь, но без меня.       — Не вариант, племянничек, помимо Рождества, на повестке дня твой день рождения, — Кенни довольно хмыкнул, оценив свой каламбур, и посмотрел на Ривая взглядом, в котором от веселья осталось совсем мало. Этот стремительный переход из одного настроения в другое в Кенни напрягал больше всего.       — Нихрена подобного, — голос Ривая опустился до уровня шёпота, больше напоминающего шипение. Он наклонился ниже, смотря на Кенни сверху вниз и взглядом пригвождая его к полу. — Тебе напомнить, что в этот день я хоронил Петру?       — Да-да, твоя очаровательная милая жёнушка. Сердце до сих пор кровью обливается, но… как долго это будет продолжаться? Странные у тебя понятия о трауре, трахаться с отпрыском Йегеров светлая память Петры тебе не мешает. Что-то громко хрустнуло. Ривай даже не понял, как сдавил карандаш в кулаке. Лишь почувствовав острый укол боли, он разжал пальцы и отряхнул их, избавляясь от деревянной стружки. Обессилено опустился в кресло и крепко зажмурился. Кенни хотелось убить. Придушить собственными руками, чтобы никогда больше не смел открывать рот на эту тему. Но мерзкий червь капитуляции, сидящий глубоко внутри, зашевелился и, подобно наждачке, прополз по органам, затормозив за грудиной. В словах Кенни была доля истины.       — Нам это нужно, Ривай. Поверь, я не поплясать хочу и нахлебаться шампанского, а вопросы решить. Повод подходящий, комар носа не подточит, а Закклай может хоть дерьмом изойти, но хрен что нам сделает, пока мы действуем в рамках закона. Он не ждал ответа, не нуждался в согласии, потому что давно всё решил, а Риваю оказал большое снисхождение тем, что в принципе заранее поставил в известность.       — Эй, белобрысая! Иди сюда! — Кенни заорал так, что услышал бы даже глухой. Спустя минуту на пороге кабинета показалась запыхавшаяся Нанаба, которая вопросительно уставилась сначала на своего шефа, а затем и на его дядю, страдающего от постепенно подкрадывающегося старческого маразма. — Ты ведь у нас спец по мероприятиям?       — Она спец в убийствах и диверсиях, — сухо заметил Ривай, но его уже никто не слушал.       — Организуй нам рождественский приём. Самый масштабный, самый пафосный, чтобы от бантов и мишуры зубы скрипели и чтобы все там обкончались от удовольствия.       — Последний пункт не обязателен к выполнению, — внёс свою лепту Ривай, понимая, что, если Кенни вовремя не остановить, его понесёт очень далеко и надолго.       — Бюджет? — деловым тоном спросила Нанаба, моментально переключаясь в режим бизнес-леди, которая одной рукой развешивает ленточки на винтовых перилах роскошного особняка, а другой держит за яйца мужиков, что рядом с ней и пискнуть не смеют.       — Не ограничен. Карт-бланш тебе, Рапунцель, действуй. Нанаба оценила высокий уровень юмора и смерила Кенни взглядом, которым обычно награждают душевнобольных. Кивнув, она покинула кабинет, оставив Аккерманов одних. А лучше бы и Кенни с собой прихватила. Ривай с тяжёлым вздохом откинулся на высокую спинку кресла и прикрыл глаза. Головная боль прошла, сменившись самой настоящей мигренью.

***

Девчонка за соседним столиком на него пялилась. Вместо того, чтобы есть свою пасту, что грустной остывшей соплёй повисла на вилке, она предпочла пожирать глазами Эрена. Симпатичная, с огненными рыжими волосами и цепким взглядом. Раньше Эрен бы улыбнулся ей очаровательно, может, даже подмигнул, подталкивая её к более решительным действиям, но теперь она не представляла для него никакого интереса. Он лениво посмотрел на неё и отвернулся, вновь сосредоточившись на своём стейке. Мясо в этом помпезном ресторане готовили вкусно. Впрочем, как и во всём Лондоне. Англичане за последние десятилетия стали фанатами вырезки. Эрен бы предпочёл провести своё свободное время иначе. Запереться в просторных апартаментах, которые по наследству достались ему от Крюгера, накидаться чем-нибудь покрепче и на несколько часов пропасть у барабанной установки. Долбить палочками по пластиковой мембране, пока на пальцах волдыри не вскочат и конечности не устанут так, чтобы на утро пошевелить ими не мог. Это помогало расслабиться и забыться. Выкинуть из головы то отборное дерьмо, которым черепная коробка была забита последнее время. Если бы не удачно подкинутая работа в Лондоне, Эрен бы всё равно придумал, куда свалить на несколько недель. Переждать бурю в надёжном месте, разложить всё произошедшее по полочкам и понять, как действовать дальше. Он всё как на духу выложил Риваю. Всё, что долгие годы являлось его личным источником головной боли и детских психотравм, приведших к тому, что Эрен вырос откровенно хреновым человеком. Он это знал, понимал. Со здравой самокритикой у него всегда всё было в порядке. Свернуть назад уже не представлялось возможным, нельзя отмотать плёнку воспоминаний и выкинуть из неё ненужный фрагмент. Аккерман всё прекрасно расслышал и понял. И если бы Эрену хватило смелости, он бы остался, посмотрел ему в глаза и выслушал свой приговор. Но он, как и всегда, решил пойти по пути наименьшего сопротивления и понадеялся, что со временем всё само рассосётся. Эрен оторвал взгляд от куска мяса, которое он грубо раздербанил вилкой. В сторону его столика плавно шла хостес в компании ещё одной девушки. Той самой, с которой у Эрена и была запланирована встреча. Губы дрогнули и непроизвольно растянулись в улыбке, стоило Эрену заметить круглые очертания живота блондинки, которые не скрывал даже свободный крой бежевого платья.       — Меня начинает пугать эта тенденция. Я когда-нибудь увижу тебя не беременной? — Эрен встал и потянулся вперёд, приобнимая девушку. Её сладковатый шлейф духов пощекотал ноздри и приятной массой осел где-то внутри, притупляя нервозность Эрена.       — Если бы это зависело только от меня, — Имир устало вздохнула и, чмокнув Эрена в щёку в знак приветствия, отстранилась. Он отодвинул стул и помог ей усесться. На новогодний шар она пока не смахивала, но уже была близка к сроку, когда в дверь будет входить сначала её живот, и только следом она сама. — Спасибо.       — Как малыш?       — Малышка, — поправила Имир, наслаждаясь реакцией Эрена. У того глаза на лоб полезли и даже рот приоткрылся.       — Опять?! Да твой муж ювелир, — в голосе удивление смешалось с искренним восхищением, потому что Йегер каждый раз натурально обалдевал от того, как эта счастливая семейка общества стабильно штампует дочерей. — И как ты себя чувствуешь? Подробности о жизни беременных не то чтобы шибко его интересовали, но не проявить должное внимание и заботу к Имир Эрен не мог. Они были знакомы чёрт знает сколько лет и хоть виделись не так часто, как хотелось бы, но Эрену эта девушка по-своему была близка. Странно, конечно, и даже самую малость забавно — ему она по крови никем не приходилась. Имир была троюродной кузиной Зика по материнской линии, седьмая вода на киселе, да и общались они не особо тесно, но вот с Эреном общий язык найти смогли. А ещё Имир чуть ли не в сотом поколении, но тем не менее являлась потомком королевской семьи. Эрену это всегда казалось чем-то из ряда вон выходящим. Он помнил развалины замка, на которые любил смотреть в детстве в туристическом городке, даже пару месяцев назад с Риваем посетил и опять любовался головокружительным закатом на фоне обветшалых шпилей старой крепости, рассуждая о безумии королевской семьи. А теперь прямо напротив него в одном из элитных ресторанов Лондона сидела очень дальняя представительница династии Фриц. Смешно даже и самую малость сюрреалистично.       — Домой не тянет? — с усмешкой спросил он.       — Не-а, вообще нет. Мой дом уже давно в Англии и полностью меня устраивает, — Имир накрутила спагетти на вилку, подцепила зубьями креветку и отправила всё в рот. Пожевала с задумчивым лицом, видимо, пытаясь понять, станет ли паста с морепродуктами активатором её приступа токсикоза. — М-м-м, вкусно, — повар мог собой гордиться, его блюдо прошло строжайшую дегустацию.       — А мой в Мюнхене, но это не помешало родителям затащить меня обратно в эту клоаку, — в голос Эрена просочились нотки нытья обиженного на весь мир мальчишки. Он сам же от себя поморщился.       — Так уезжай и живи там, где тебе нравится. У тебя куча вариантов и возможностей, многие о таком выборе только мечтают.       — Обстоятельства поменялись, — буркнул Эрен и торопливо приложился к бокалу с красным вином.       — В последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты описывал эти обстоятельства, как хмурого и непробиваемого мужлана. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты был полон уверенности растопить его чёрствое сердце и, цитирую, узнать, какой он в постели, — Имир говорила спокойно, ни на секунду не отвлекаясь от своей пасты, но при этом она не издала ни одного чавкающего звука. Эрен ею искренне восхищался.       — Ну, допустим, в постели я его узнал. А с сердцем пока непонятки. Вернее, до недавнего времени было всё нормально, но… Теперь я не знаю, как он ко мне относится.       — Что ты сделал? Убил его попугая?       — Рассказал про Грету. С Имир Эрену было легко. Легче, чем с родителями или друзьями. Даже легче, чем с Зиком. Он знал, что может рассказать ей обо всём и она не осудит, не начнёт читать ему нотации. Она выслушает и поймёт его, как понимала всех психов, которые приходили к ней на приём. Себя Эрен к категории психов не относил, но и совсем нормальным человеком считать не мог.       — Почему ты думаешь, что произошедшее может как-то повлиять на его мнение о тебе? — она закончила с пастой, отодвинула от себя пустую тарелку и принялась за поглощение вишнёвого штруделя. Короткие пряди волос лезли ей в лицо. Имир сняла свой ободок и заново надела его, зачесав назад мешающие волосы.       — Потому что я убил свою сестру? — пожалуй, стоило сказать это чуть тише. Сидящая за соседним столиком девушка удивлённо заморгала и, наконец, отвернулась, перестав глазеть на Эрена.       — Мы уже много раз это обсуждали: ты её не убивал. Это был несчастный случай. Ты это понимаешь, я понимаю, и уверена, твой парень тоже поймёт. Как его зовут, кстати?       — Ривай, — Эрен произнёс это на выдохе и замер. Буквы слетели с его губ знакомым чуть протяжным звуком, и это вдруг ударило Эрена как обухом по голове. Он так давно не произносил это имя вслух. Так сильно соскучился по этому ощущению.       — Ривай, интересно, — Имир протянула имя Аккермана, едва не причмокивая, словно вместе со своим штруделем хотела распробовать и его. — Фото есть?       — Угу, — Эрен нехотя полез за телефоном. Сам толком не понял, почему такая простая просьба вызвала у него подобную реакцию. Рассказать Имир он мог абсолютно всё, а вот делиться Аккерманом оказалось неожиданно сложно. Он нашёл нужный снимок, быстро скользнул по нему взглядом и протянул телефон Имир прежде, чем успел передумать. Эрен знал, что она там увидит. Их раскрасневшиеся из-за холода лица, белые снежинки, пухом оседающие на тёмных волосах, и взгляды, которые красноречивее любых слов говорили о том, что этот момент был их общим. Одним на двоих.       — Выглядите счастливыми, — Имир улыбнулась. Пальцем провела по экрану, точно пыталась смахнуть снежинку, нагло прилёгшую на кончик носа Эрена. — И он вовсе не такой угрюмый, как ты рассказывал.       — Просто в тот день я ни разу его не выбесил и даже на ногу не наступил. Как мало надо для счастья человеку за тридцать, — Эрен закатил глаза. Имир издала громкий смешок, прекрасно его понимая. У неё разница с супругом тоже была приличной. — Не знаю, вроде кажется, что всё идеально, а потом я опять творю какую-то херню, и всё катится в задницу. В один день он окончательно устанет и точно меня пошлёт. Я типа… слишком незрелый для него, — последние слова прозвучали приглушённо, потому что Эрен снова глотнул вина. — У нас всё сложно.       — Так сделай легко, — Имир пожала плечами.       — Извините, а вы точно психотерапевт? Если я скажу, что мне грустно, ты предложишь не грустить? — брови Эрена взлетели вверх, а выражение лица стало крайне скептичным. Возможно, краем сознания он понимал, что до него пытается донести Имир, но отчаянно этому сопротивлялся.       — Послушай, я не спец в отношениях, самой иногда становится так тошно, что хоть на стену лезь. Я вышла замуж шесть лет назад и с тех пор уже третий раз беременна. Боже, иногда я даже забываю, как выгляжу без огромного живота, отёков и страдающего взгляда. Настроение скачет жутко, я либо кричу, либо рыдаю, либо просто запираюсь в ванной и сижу там часами, чтобы не убить никого, — Имир вздохнула, с грустным видом отправив в рот последний кусочек штруделя. — Когда успокаиваюсь, покидаю своё убежище и вновь сталкиваюсь с реальным миром. И в этом мире я по-настоящему счастлива. Потому что меня окружают люди, которых я люблю. Мне беззубо улыбаются мои дети, они громко орут, просятся на руки и больно дёргают мои волосы, но… чёрт возьми, я бы это ни на что не променяла. Как и чувство защищённости и безопасности, когда он меня обнимает. И я ведь тоже не идеальна, Эрен. Но он меня принимает такой. Как и миллионы других людей во всём мире принимают друг друга такими, какие они есть. Так почему ты считаешь, что с тобой дела обстоят по-другому? Ты разве отличаешься чем-то от остальных? Эрен молчал. Теребил пальцами салфетку, которая давно превратилась в лоскутки, и просто смотрел на Имир, словно на её лице сейчас могли появиться ответы на все его вопросы.       — Ты его любишь? — Имир не давила. Просто интересовалась, как обычно прохожие интересуются, сколько времени.       — Нет, — ответил так быстро, что и сам удивился. А потом пристыженно прикусил губу, понимая, что сказал совсем не то, что имел в виду. — Ты же знаешь, я… не совсем умею.       — Ладно, перефразирую. Что ты чувствуешь, когда его нет рядом?       — Не чувствую. В этот раз он сказал абсолютную правду. Потому что без Ривая все чувства и эмоции вставали на паузу. Потому что всего лишь несколько месяцев понадобилось, чтобы Эрен себя полноценным без него больше не ощущал.       — Вот тебе и ответ, — Имир улыбнулась, наклонилась вперёд и накрыла руку Эрена своей, чуть сжав. — Подумай об этом на досуге и реши, готов ли меняться ради этого человека. Эрен был благодарен вернувшемуся официанту. Тот поставил на стол тарелку с пирожным странного зеленоватого цвета. Фисташковое, судя по всему. Удивительно, как после всего съеденного в Имир ещё было способно что-то влезть. Она едва не замурчала от удовольствия, откусив пряное лакомство и довольно слизывая с губ нежный крем.       — Когда ты в последний раз был у специалиста? — даже драгоценная фисташковая масса была не в состоянии заткнуть её и прервать допрос. Эрен закатил глаза.       — Ну, вот сейчас с тобой разговариваю.       — Не считается, я не могу объективно оценить твоё состояние — возразила Имир, устремив на него настойчивый взгляд. — Сам что думаешь?       — Если ты намекаешь на то, не возникает ли у меня желание наложить на себя руки, то пока нет, — сомнительное «пока» повисло в воздухе. Эрен забавлялся, наблюдая за эмоциями, быстро сменяющимися на лице Имир. — Меня недавно чуть не прикончили. И я как-то вдруг смекнул, что пожить ещё хочу. Довольна?       — Сумасшедший мир! — возмущённо воскликнула Имир и вгрызлась в своё пирожное, будто оно было виновато во всех смертных грехах. Эрен рассмеялся. Ему стало так легко. Прилететь в Лондон стоило хотя бы ради встречи с Имир и этого разговора. Он не расставил всё по местам, но дал приблизительное направление, в какую именно сторону ему следует двигаться. Он правда хотел измениться. Стать лучшей версией себя самого. Но для этого ему нужен человек, ради которого стоит меняться. Иначе какой во всём смысл.

***

Хистория пожалела, что не надела пуховик с удобным капюшоном. Шуба из искусственного меха была красивой, но совсем непрактичной в такую погоду. Не успела она выйти из здания, как ветер загнал снежинки ей за шиворот, заставляя поёжиться. Она плотнее запахнула шубу и стремительным шагом понеслась к припаркованному у спорткомплекса автомобилю. После долгой тренировки мышцы ныли, и каждый шаг давался с трудом, но желание скорее оказаться в тепле превысило весь дискомфорт в конечностях.       — Хистория, подожди! Громкий окрик сумел перекрыть даже завывание ветра. Рейсс резко затормозила и обернулась, сталкиваясь взглядом с человеком, видеть которого в последние дни ей не очень хотелось. На расстоянии вытянутой руки стояла Имир. Судя по толстому слою снега, покрывшему её куртку, стояла уже довольно долго. Раньше бы Хистория бросилась ей на шею, крепко обняла и потащила в тёплый салон своей машины. Сейчас же она испытывала обоснованное опасение и желание отойти как можно дальше от той, кто не так давно пыталась прикончить Райнера.       — Зачем ты пришла, Имир? — её голос показался чересчур хриплым.       — Поговорить.       — Нам не о чём говорить. В последний раз, когда мы виделись, твои поступки были красноречивее любых слов. Хистория защитным жестом скрестила руки на груди, неосознанно пытаясь отгородиться от Имир. Чёрт, она ведь искренне считала её подругой. Они проводили вместе много свободного времени и всегда чувствовали себя комфортно в компании друг друга. Хистория слишком расслабилась и увлеклась. Совсем забыла, с кем Имир связана напрямую.       — Почему ты это сделала? Почему решилась на такое? Я могла ожидать подобного от кого угодно, но только не от тебя, Имир, — в ней заговорила обида. Горькое разочарование густой массой растеклось под кожей, вызывая у Хистории дрожь, никак не связанную с холодом. — Я тебе доверяла, я ведь всё тебе рассказывала. А ты просто слушала и кивала, чтобы потом поступить так.       — Хистория, дай мне объясниться, — Имир примирительно подняла руки, демонстрируя Рейсс пустые ладони.       — А что нового ты мне скажешь? Что не хотела этого делать, но Эрен тебя заставил? Знаю. Я не идиотка и понимаю, что это было его решение. Он попросту тебя использовал. Эрен умеет это делать, у него всегда отлично получалось. Но я думала, что ты можешь с этим справиться. Не идти у него на поводу, а думать своей головой.       — Своей? — Имир шагнула вперёд, и разница в их росте сразу бросилась в глаза. — Ладно, своей, так своей. Если я скажу, что сама хотела прикончить Брауна, тебе станет легче?       — Но почему? Тебе он ничего не сделал! Смешно, она действительно этого не понимала. Имир видела, как мечутся зрачки посреди голубой радужки глаз. Как маленькие облачка пара вылетают из приоткрытого рта, а кулаки сжимаются от бессильной злости. Хистория становилась по-особенному красивой, когда бесилась. Имир могла часами смотреть на неё и не уставать. Такие вот хреновые чувства. Возможно, стоило озвучить их раньше. Сейчас же стало слишком поздно. Или нет? Имир бы сказала. Собрала всю волю в кулак и сказала бы прямо сейчас, но за спиной раздался хруст снега, сминаемого под ногами подошедшего человека. Имир обернулась, чтобы максимально ласково послать третьего лишнего куда подальше, но дуло пистолета, возникшее перед лицом, заставило её потрясённо захлопнуть рот. До смешного нелепо. Она настолько забылась и целиком и полностью растворилась в компании Хистории, что потеряла бдительность.       — Порко?!       — Откуда столько возмущения в голосе, Рейсс? Я так решу, что ты и твоя подружка не рады меня видеть, — в словах Галлиарда сквозила откровенная насмешка, хотя лицо оставалось серьёзным. Он подошёл достаточно близко, чтобы не оставить Имир места для манёвра. До оружия она дотянуться не успеет, шевельнётся и попробует уклониться — пуля угодит ей прямиком в лоб. — А Браун в курсе, что ты мило воркуешь с девчонкой, которая пыталась его пришить? Или тот факт, что она промазала, снимает с неё вину? Что-то я никак не могу разобраться.       — Порко, пожалуйста, не делай глупостей, давай поговорим, — Хистория подняла руки и медленно подошла ближе, вставая так, чтобы закрыть собой Имир. Разница в росте делала эту попытку откровенно провальной.       — О чём? Сферы наших с тобой интересов максимально далеки друг от друга, — Галлиард усмехнулся, крепче сжимая рукоять глока. — Мы от силы виделись три раза. И последний, кстати, на похоронах Марселя. Несколько дней назад, помнишь?       — Порко, — вновь попыталась она, талдыча его имя, как попугай. Раздражала жутко. Хлопала своими большими глазами и смотрела, как овца на закланье. Пока веснушчатая девчонка за её спиной пялилась на него, даже не моргая. Не тупая, значит. Понимала, что уйти не сможет.       — Райнер не обрадуется, если я случайно подпорчу твою симпатичную мордашку. Да и я пришёл не за тобой, Рейсс, а за убийцей своего брата. Поэтому, пожалуйста, свали в сторону.       — Нет, — она сказала это твёрдо. Галлиард вновь усмехнулся.       — Ладно, как хочешь. Палец надавил на спусковой крючок. Раздался громкий оглушающий выстрел, сменившийся криком Хистории.

***

Пальцы пульсировали острой болью, мышцы рук налились свинцом из-за усталости, но Эрена это не останавливало. Он продолжал крепко сжимать палочки и в бешеном темпе долбить по барабанам, давно уже не попадая в такт звучащей музыке. Ему было плевать, он не пытался добиться мелодичности, а просто мечтал забыться. Раствориться в этих ощущениях, в игре, от которой вставляло не хуже, чем от забористой травы. Это тоже привычка. Тоже зависимость, но, в отличие от кокса, не пагубная, а воскрешающая его. Помогающая морально восстановиться. Он размахнулся и ударил по тарелкам слишком сильно. Палочка выскользнула из потных пальцев и отлетела в дальний угол комнаты. Эрен издал протяжный стон разочарования и вынужден был признать, что на сегодня с игрой закончено. Если сейчас встанет и пойдёт её поднимать, потом уже на трясущихся ногах до установки обратно точно не доберётся, а свалится где-нибудь посреди комнаты. Йегер, пошатываясь, кое-как добрёл до дивана и упал на него без сил. Скривился, выплёвывая влажные из-за пота волосы, лезущие ему в рот. Резинка давно слетела и валялась на полу. За ней идти, разумеется, тоже было лень. Эрен прикрыл глаза и на ощупь нашёл пульт, с большим удовольствием отрубив стереосистему. Стало совсем тихо. В ушах зазвучал пронзительный протяжный свист, который обычно бывает, если долго находиться в шумном помещении, а потом внезапно выйти из него. Или как после рок-концертов, когда несчастные барабанные перепонки ещё несколько дней потом восстанавливались. Мокрая пропитанная потом майка, сползшая с одного плеча, мерзко липла к телу, вызывая у Эрена отвращение. Но сил идти в душ тоже не было. Он бы с огромным удовольствием отрубился прямо здесь, на диване, и без задних ног продрых до самого утра. Однако у зазвонившего телефона были свои планы.       — Да вот же блядь, — пробухтел Эрен, нашарив смартфон под диванной подушкой. Он вытащил его и бросил взгляд на экран. Произнесённое ругательство заиграло совсем новыми красками, когда на дисплее высветился входящий звонок от Хистории. Эрен сидел и тупо втыкал в телефон, не понимая, почему она звонит ему. Столько дней сохраняла молчание, а теперь вдруг соизволила почтить своим вниманием. Конец света случился, он посмел предпринять попытку грохнуть её напыщенного хахаля, которого, сколько себя помнил, ненавидел, хотя до прошлой встречи даже не видел ни разу.       — Ну и чё ты хочешь? — в пустоту спросил Эрен, продолжая таращиться на экран и игнорируя звонок. Тот вскоре оборвался. Но не успел Эрен и десяти секунд посидеть в тишине, как мелодия вновь возобновилась. Он мысленно досчитал до пяти, давая себе время, но быстро смекнул, что в случае с Хисторией надо как с пластырем: срывать резко и быстро, чтобы болело меньше. — Максимально внимательно тебя слушаю, — произнёс он, приложив айфон к уху. Долгие мгновения на том конце сохранялась тишина.       — Надеюсь, ты счастлив, — голос Хистории, знакомый до малейших ноток, показался Эрену совсем чужим. Она словно долго кричала и сорвала глотку, отчего гласные звуки теперь выходили приглушёнными, а согласные вылетали со свистом.       — Говорить с тобой? Ну, такое себе удовольствие, в силу последних обстоятельств, — напряжённо сказал Эрен, уже пятой точкой чуя, что происходит что-то неладное.       — Ты ведь знал, что так будет, когда приказал ей сделать это.       — Что ты вообще несёшь?       — Имир мертва. Галлиард застрелил её. Усталость как рукой сняло. Эрен встал и медленно добрёл до балконных дверей. Понимал, что он весь мокрый, а на улице сейчас минусовая температура и снег валит, но всё равно распахнул их и вышел наружу. Вопреки ожиданиям, стало не холодно, а наоборот — тело словно кипятком ошпарили. Эрен замер, рукой впился в резные перила, обжигая ладонь о корку льда, покрывшую металл.       — Когда? — тихо спросил он, чувствуя подступающую к горлу тошноту.       — Два часа назад.       — А ты? — вопрос риторический, она ведь была в состоянии говорить с ним, значит, жива и здорова.       — Меня он не тронул, — раздался звук, похожий на щелчок закрываемой двери. Кажется, она зашла в свою квартиру.       — Разумеется, тебя он не тронул. В противном случае твой бойфренд оторвал бы ему голову, — Эрен не собирался это говорить, но порция яда выплеснулась наружу, пропитав слова и окрасив их обвиняющей интонацией.       — А тебя только это волнует? Я говорю тебе, что Имир мертва. Девушка, которая много лет была рядом с тобой. Которую ты хорошо знал. Которую надоумил пойти на этот самоубийственный шаг, — с каждым мгновением голос Хистории дрожал сильнее, она проглатывала окончания слов и искажала их. — Ты знал, что за этим последует, и всё равно это сделал. Тебе совсем было плевать на неё.       — Даже если так, то что? — пальцы впились в металл так, что костяшки побелели. Эрена трясло, ледяной ветер проходил словно сквозь него, выедая тело изнутри и замораживая каждую клетку. Но он держался. Продолжал умело играть роль того, кого Хистория хотела слышать.       — Меня это пугает, Эрен. Ты меня пугаешь, — она заплакала. Громко и навзрыд, как плачут только люди, которым очень больно. И слёзы — это единственный способ справиться с болью. — Ты изменился. Когда ты стал таким жестоким?       — Даже не знаю, давай вместе подумаем, — Эрен хмыкнул. — Может, когда отец твоего любимого похитил, а затем держал меня и мою семью в грязном вонючем подвале? — его вновь затрясло. От холода. От чего же ещё, Эрен ведь уже взрослый. Давно пережил и смирился с произошедшим. — Или когда наставил на нас глок? Представляешь, Тори, со временем я научился отличать их друг от друга. У глока флажка предохранителя нет и зачастую курка. У беретты кнопка выброса магазина не в нижней части рукоятки находится, а в середине, у основания спусковой скобы. У российского грача на стволе шесть особых нарезов, когда сбоку смотришь, сразу заметно бывает, — Эрен торопливо облизнул пересохшие губы. — Ты меня слушаешь? Я ведь для тебя распинаюсь, — его монотонный бубнёж должен был успокаивать, но, наоборот, только расшатывал и без того подорванную нервную систему.       — Пожалуйста, прекрати, Эрен. Хватит.       — Не расстраивайся, звучит всё сложно, но запоминается быстро, когда часто их видишь. Не волнуйся, ты тоже скоро научишься. Райнер тебе всё объяснит и покажет. Ты ведь стала частью его мира, привыкай жить по правилам, которые в нём царят. Рейсс не стала дослушивать. Звонок оборвался. Эрен ещё какое-то время поглазел на экран, но он показывал лишь стандартные яблочные обои. На балконе стало слишком холодно. Эрен зашёл внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Шаркая ногами, он кое-как дошёл до кухни. На столе валялся полупустой блистер таблеток. Эрен вытряхнул на ладонь две. Помешкал немного, но всё же следом выдавил ещё одну. Просто на всякий случай. От мерзкого привкуса очередного грандиозного провала лекарство его не избавит, но хотя бы поможет справиться с этой неконтролируемой дрожью, из-за которой потряхивало все конечности. Эрен запил таблетки водой и устало прислонился к кухонной стойке. От белой поверхности поблёскивающего мрамора рябило в глазах. Пальцы заскользили по гладкому экрану айфона, набирая знакомый номер. Ответили сразу, словно только его звонка и ждали.       — Эрен, творится какой-то пиздец, — золотые слова, такое лаконичное описание всего происходящего, что лучше и не скажешь. Кирштейна стоило похвалить за красноречие. Но Эрен не успел вставить и слова, потому что собеседник начал бомбардировать его несчастное ухо, как русские Берлин в сорок пятом. — Галлиард застрелил Имир. Прямо на улице, возле комплекса, где Рейсс тренируется. Хер знает, с чего он вообще решил, что она там будет, но, блядь, не ошибся. Там мозги по всему асфальту размазало, когда мы приехали, копы уже всё оцепили и подойти было нереально…       — Жан…       — Тело отдадут только завтра, а я в душе не ебу вообще, у неё родные есть? С кем-то надо связываться? Бля, Эрен, она, конечно, была той ещё занозой в заднице, но такого точно не заслужила.       — Я знаю, Жан, дай мне сказать, — вклиниться в этот поток эмоционального красноречия было нелегко, но Эрену всё же удалось. Кирштейн замолчал, и лишь его громкое дыхание доносилось из динамика. — Родных у неё нет, она из детдома сбежала и на улицах торчала, когда кто-то из отцовских людей её заметил. Без понятия, что он там разглядел на её веснушчатой физиономии, но взял под своё крыло, и в итоге она оказалась с нами. Так что… если у неё и была семья, то это мы. Жан продолжал молчать, тем самым действуя Эрену на нервы. Зная характер Кирштейна и его темпераментность, легко было предположить, что сейчас он начнёт сыпать обвинениями, как после ранения Марко. Самое время разглагольствованиям о том, что в семьях так не поступают. В семьях друг друга не подставляют и не отправляют на эшафот.       — Организуйте ей достойные похороны. Хотя бы это она заслужила.       — А ты?       — Дня на три тут ещё застрял. Эрен медленно опустился на стул и вытянул длинные ноги. Тело буквально ломило от боли, и несколько часов, проведённые за барабанной стойкой, были совсем не при чём. Просто Эрена натурально тошнило от самого себя. Такое знакомое и уже привычное состояние, что он замечать его перестал. К чувству вины тоже постепенно привыкаешь. Особенно, когда у тебя есть фора в долгие годы.       — И что? Даже не будешь говорить, как я проебался и виноват во всём? — Эрен криво усмехнулся, словно Жан мог его видеть.       — Не буду, — снова пауза. Громкий вздох. — Она знала, на что шла. Как и все мы.       — Золотые слова, Кирштейн, почаще их повторяйте для профилактики. Эрен отключился первым. Какое-то время ещё нервно сжимал и разжимал пальцы вокруг телефона, а затем размахнулся и со всей силой швырнул его в стену. Яблочный гаджет с громким треском экрана отлетел куда-то в угол комнаты, не выдержав такого тест-драйва. Стив Джобс бы в гробу перевернулся, увидь он, как обращаются с его детищем. В доме стало совсем тихо. Эрен хотел насладиться этой тишиной, прочувствовать её в полной мере, но кровь, набатом стучащая в висках, портила всю идиллию. Таблетки совсем не помогли. Он уже заранее понимал, что эта ночь обречена на бессонницу. Оставалось лишь сделать ставки, чьё окровавленное лицо ему будет видеться в кошмарах на этот раз.

***

Снег. Чёртов снег не прекращался. Весь город тонул в нём, оказался под завалами белого невесомого одеяла, что совсем не согревало. Стеклоочистители тихо гудели, но не справлялись. Хлопья продолжали налипать на лобовое, чем нещадно действовали Зику на нервы. Он бросил взгляд на наручные часы и нервно поёрзал. Она опаздывала. Пришлось прождать её ещё около десяти минут, после чего дверь с пассажирской стороны открылась, впуская в нагретый салон автомобиля несколько особо наглых снежинок.       — Извини, на въезде в город была ужасная пробка, из-за гололёда машины ползут как черепахи, — Пик потянулась к нему и оставила поцелуй на колючей щеке, заросшей недельной щетиной.       — Не страшно, всё равно я никуда не тороплюсь, — вообще-то, торопился. У Зика скопилось чертовски много дел, но ради Фингер их можно было отложить. Тем более, что в последнее время встретиться удавалось всё реже. Приходилось быть осторожными, чтобы их никто не увидел. — Держи, — он забрал с заднего сиденья планшет и протянул его Пик. Девушка издала удовлетворённое хмыканье и начала изучать новую игрушку. Зику нравилось наблюдать за ней, когда она была максимально сосредоточена. Когда тонкий указательный палец скользил по экрану, открывая одну папку за другой, пролистывая огромное количество файлов, содержащих информацию, за которую многие готовы были умереть.       — Поняла. Это существенно облегчит нам жизнь и усложнит её твоему отцу, — Пик очаровательно улыбнулась и сунула планшет в свою сумку. — Но ты не выглядишь довольным.       — Мне плевать на Гришу. Его имперские планы рано или поздно привели бы его к плачевным последствиям. Мы лишь немного ускоряем процесс, — Зик снял очки и потёр переносицу. Эта погода действовала на него удручающе. — Нам надо поговорить, Пик.       — О чём? — она настороженно посмотрела на него.       — Когда всё это начиналось… — Зик неопределённым жестом обвёл пространство вокруг себя. — Когда я согласился на сотрудничество, у меня было одно-единственное условие: мой младший брат ни в коем случае не должен пострадать. И что в итоге? Его пытались убить на нашей же территории.       — Тайберы действовали сами, от нас инициативы не исходило, — Пик возмущённо поджала губы, и выражение её лица, как правило меланхоличное, стало напряжённым. — К тому же этот уговор потерял свою силу ровно в тот момент, как твой несмышлёный братец совершил покушение на Райнера и убил одного из наших. Пускай не своими руками, но сути это не меняет. О каких гарантиях может идти речь после подобного?       — Эрен действует импульсивно, потому что чувствует себя загнанным в угол.       — До каких пор ты будешь его оправдывать? Он давно не ребёнок, — Пик прищурилась и потянулась вперёд, так, что между их лицами осталось совсем крошечное расстояние. — Лучше спроси себя: что сделает Эрен, когда узнает, кто всё это время сливал нам информацию?       — Предпочитаю пока об этом не думать, — во рту пересохло. Зик торопливо облизнул губы и пожалел, что не купил по дороге воду.       — А зря. Зик был полностью с ней согласен. Зря. Очень зря, что несколько месяцев назад он поддержал идею отца о возвращении Эрена домой. Стоило встать на сторону Карлы, которая умоляла, чтобы её драгоценный ребёнок и дальше оставался за пределами этой дерьмовой воронки. Та с каждым днём закручивалась всё сильнее и стремительнее, грозясь превратиться в настоящий смерч. Да, Зик совершенно не хотел думать о том, что сделает Эрен, когда поймёт, что предателем, которого они так старательно искали, был его собственный брат. Он не станет слушать. Не попытается понять его. Эрен просто поступит так, как посчитает нужным. С прошедшими годами стало всё более очевидным, что лишь один из сыновей Гриши был на него похож.