Безвоздушная тревога

Костяшки нещадно ныли, кожа покраснела и кое-где начала кровоточить. Идея колотить грушу голыми руками без защиты уже не казалась такой удачной, как полчаса назад, но остановиться Ривай не мог. Копившееся в теле напряжение требовало выхода, натянутые струны нервов держались на соплях, грозясь вот-вот разорваться в клочья. Но… ни черта не помогало. Удары не приносили должного облегчения.       — Надеюсь, на месте груши ты не моё лицо представляешь. Ривай вздрогнул. Чересчур увлёкся, не отследил момент, когда в спортзале появился ещё один человек. Аккерман вздохнул, придержав грушу, чтобы в порыве раскачки не вмазала ему по лицу. Медленно обернулся, сразу натыкаясь на внимательный взгляд зелёных глаз. Эрен стоял на пороге, скрестив руки на груди и плечом подпирая косяк двери. Поза расслабленная, на лице лёгкий оттенок любопытства, но не более. Он выглядел так, словно только проснулся, хотя время уже давно перевалило за полдень. Впрочем, когда Ривай последний раз его видел, Эрен валялся в кровати и втыкал в телефон.       — Ты не настолько меня бесишь, — отмахнулся Аккерман. От его внимания не укрылось, с каким интересом Эрен рассматривал его тело, обнажённое по пояс. Кожа, натянутая поверх крепких мышц, блестела от пота. Волосы растрепались и неприятно липли ко лбу. Риваю хотелось скорее завалиться в душ и смыть с себя всё.       — Но всё-таки бешу? — тонкая бровь взлетела вверх, но губы не изогнулись в привычной ухмылке. Эрен в последние дни в принципе редко проявлял какие-либо эмоции.       — Это риторический вопрос? Эрен лениво пожал плечами и подошёл к нему. Двигался медленно и по-кошачьи плавно, бесшумно ступая босыми ногами по тёплому полу. Простые серые штаны низко сидели на бёдрах, а чёрная растянутая футболка сползла с правого плеча, обнажая смуглую кожу. Ривай не мог не смотреть на красноватый след, что удавкой обвивался вокруг горла Эрена. С каждым днём он становился светлее, проходил постепенно, но всё ещё служил напоминанием о грандиозном проёбе Ривая и непоправимой ошибке, которую он мог совершить. Если бы Эрен сам не справился. Если бы оказался чуть слабее. Если бы просто сдался в тот вечер.       — Со мной подраться не хочешь? — Эрен прищурился, вставая так близко, что Риваю пришлось задрать голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. Это даже уже не раздражало. Удивительно, как быстро человек ко всему привыкает.       — Я не бью детей.       — Ауч, — он усмехнулся, натянуто так, ради галочки, отыгрывая роль себя нормального. Хотя Ривай прекрасно видел, что с ним что-то происходит. Как гнетущая серость просачивается в каждый взгляд, каждый жест, каждое слово Эрена, а яркие цвета постепенно растворяются и исчезают. Это удручало. Ривай не сдержался. Шагнул вперёд и вжался губами в гладкую кожу над ключицей Эрена. Несвойственное ему поведение, откровенно выбивающееся из категории привычного, но зато действенное. Потому что Ривай почувствовал, как Эрен моментально расслабился. Словно напряжение, сковывающее тело, испарилось сразу же под гнётом сентиментальности. Ей было не место между ними, от неё откровенно разило вульгарщиной и банальностью, но… Эрен громко вздохнул, опустил голову, щекой прижимаясь к виску Ривая, и замер. Впитывал в себя эти секунды заботы и нежности, что глубоко забивались в поры и закутывали в защитный кокон.       — Болит ещё? — Ривай оставил невесомый поцелуй на отметине, что раздражала его, клеймом светясь на смуглой коже и портя её.       — Давно не болит, — Эрен дёрнулся и резко отстранился. Посмотрел на Ривая виновато, но тут же спрятал это выражение лица за напускным спокойствием. — Я приготовлю что-нибудь, пока ты душ принимаешь. И сбежал. Это напрягало. Ривай научился читать Эрена как открытую книгу, одного взгляда порой было достаточно, чтобы понять, что творится в темноволосой макушке. Однако теперь, после произошедшего, Эрен закрылся на сотню замков и оградил себя стальными щитами, сквозь которые даже Аккерману пробиться было сложно. Когда он, приняв душ, спустился на кухню, Эрен уже восседал за барной стойкой и что-то настойчиво печатал на своём смартфоне. На столе в широкой тарелке возвышалась гора горячих бутербродов с сыром и стояла глубокая миска со свежим салатом. Ривай, нагулявший аппетит в тренажёрном зале, с охотой принялся за еду. Готовил Эрен сносно. Бутерброды и салат, конечно, в принципе сложно испортить, но иногда Йегер возился у плиты куда дольше, выдавая даже вполне вкусные обеды и ужины. Завтраки у них в доме особо не приветствовались. Они либо валялись в постели до полудня, либо Ривай уезжал по делам, оставляя Эрена дрыхнуть одного. Стоп. Он даже жевать перестал и замер, так и не донеся до рта кусок наколотого на вилку огурца. В голове запертой птицей тревожно забилась мысль. У них в доме? Он правда только что, пускай не вслух, но всё-таки назвал это их домом? Мальчишка, словно почуяв его смятение, оторвался от телефона и растерянно посмотрел на Ривая.       — Что? Пересолил? — спросил он и, не дождавшись ответа, потянулся вперёд, обхватывая губами вилку и стягивая с неё кусочек огурца. Пожевал немного и непонимающе нахмурился. — Нормально же, чего ты? А Ривай ничего. Ривай просто смотрел на Йегера и думал. Пытался воспроизвести в памяти момент, когда Эрен перестал восприниматься чужим. Когда стал частью этого дома, куда давно не ступала нога постороннего. Когда умудрился пролезть в личное пространство Ривая настолько глубоко и зацепиться так сильно, что Аккерман начал спокойно реагировать на его выходки. Если бы кто-то другой вот так облизал его вилку, он бы в лучшем случае поморщился и к еде больше не притронулся, а в худшем — вогнал эту вилку в глаз наглому придурку. Но Эрен… Эрену внезапно оказалось всё можно. Бесить его и раздражать оказалось можно. Обнимать и по-дурацки, как щенку, тыкаться лицом в шею Ривая оказалось можно. Засыпать с ним и просыпаться, прижиматься тёплым боком оказалось можно. Просто… пиздец.       — Как твоя рука? — хрипло спросил Ривай и смачно откусил хрустящий бок горячего бутерброда, чтобы занять рот.       — Давно уже зажила, — Эрен беспечно пожал плечами, даже не удостоив взглядом свою ладонь, порез на которой затянулся корочкой. Она всё ещё побаливала, когда он по неосторожности сжимал кулак слишком сильно или резко хватался за что-то. Ну, кто мог подумать, что порезы от зеркальных осколков доставляют такой дискомфорт. — Можно вопрос?       — Даже если скажу нет, ты всё равно спросишь. Эрен прищурился. Склонил голову набок и не моргая уставился на Ривая своими раскосыми большими глазами. Когда он так делал, на змею становился похож. Не зря так обожал этих ползучих гадов, сам мог запросто возглавлять отряд пресмыкающихся.       — Ты вырезал всю семью. Не жалеешь? Он впервые об этом заговорил. Хотя узнал обо всём в тот же день. Неудивительно совсем, весь город узнал. Сложно было проигнорировать тот факт, что Тайберы были-были, занимали почётное место на вершине иерархии города, а затем их вдруг не стало. Всех, не считая детей. Те не виноваты в ошибках взрослых, а примитивно жестоким Ривай никогда не был. В голове яркими вспышками крутился вихрь воспоминаний. Кровь на руках, стекающая с запястий до локтей, пропитывающая ткань чёрной рубашки. Испуганные глаза детей и наполненные ужасом остальных. Громкие крики, разрывающие ушные перепонки. А затем опустошение. Выжирающая изнутри безнадёга, словно он уже делал это десятки и сотни раз. Доказывал самому себе, что всё держит под контролем. Что может уберечь своих близких, хотя сука-судьба постоянно ему напоминала, что это нихрена не так. Когда мелкий ещё совсем сидел возле иссохшего трупа матери. Когда голыми руками вытряхивал из ямы песок, хороня Фара и Изабель. Когда цеплялся ослабевшими пальцами за изломанное тело Петры. Когда застыл на пороге, обезумевшим взглядом выхватывая лужи крови на холодном кафеле, посреди которых сидел Эрен. Всё могло повториться. Кошмары легко воплощались в жизнь, когда Ривай давал им волю.       — Не жалею, — твёрдо сказал он, сам же удивившись безразличию в своём голосе. — Им не стоило тебя трогать. Вот так просто. Честно. Как обухом по голове. И откровенный шок, исказивший лицо Эрена, служил доказательством того, что Ривай всё сделал правильно. Мальчишка не должен был удивляться, что из-за него… ради него можно такое сделать. Мальчишка должен понимать и знать, что его жизнь стоит каждой пролитой капли крови. Эрен не стал отвечать. Молча встал, подошёл к шкафу и завозился, наливая себе воду в стакан. Ривай мог предположить, что он сделает дальше. Вытащит из кармана штанов плоскую полупрозрачную коробочку, достанет капсулу с розоватым порошком внутри и отправит её в рот, обильно запив водой. Этот своеобразный ритуал Ривай наблюдал уже пару недель, а за последние дни он вовсе участился. Аккерман ничего не спрашивал. Мог уже давно подойти, выхватить из руки Эрена лекарства и вчитаться в название. Но он терпеливо ждал. А Йегер не торопился говорить. До этого момента.       — Отец узнал про наркоту. Сказал, что запрёт в рехабе, если я продолжу долбить, — Эрен закатил глаза и скрестил руки на груди, вставая в защитную позу. Словно Ривай собирался в чём-либо его обвинять. — Я как-то с детства привык, что слов на ветер он не бросает, так что…       — Решил слезть с одной дряни и пересесть на другую?       — Это аддералл.       — Разве его не назначают подросткам с СДВГ? — Ривай нахмурился. О стимуляторах он знал мало, но помнил, как Ханджи часто рассказывала о своём гиперактивном детстве. Справляться помогали только таблетки, а к моменту выпуска из школы проявления болезни вовсе сошли на нет. Ну, или она так думала, хотя Ривай был уверен, что шило в заднице у неё осталось размером с бейсбольную биту.       — Не обязательно. Им также лечат нарколепсию. Если я не буду принимать, не смогу нормально спать и вообще буду целыми днями ходить овощем.       — Ты меняешь шило на мыло, Йегер, — Ривай подошёл к нему, попытался преградить путь, но Эрен легко увернулся.       — Зато у меня либидо повышается, столько возможностей в постели открывается, — сказал он нарочито бодрым голосом и затормозил на пороге кухни. — Вечером меня не будет. Нужно решить… кое-какие дела. По лестнице на второй этаж он буквально бежал, словно боялся, что Ривай его остановит и потребует объяснений. Не остановит. Не потребует. Аккерман, в отличие от родителей, друзей и большинства знакомых, никогда не загонял его в угол, не требовал отчитываться и аргументировать каждое слово и действие. Эрен за это был ему благодарен. В гардеробной, слишком большой для одного человека, но в последнее время активно заполняющейся шмотками другого обитателя дома, Эрен быстро отыскал нужные вещи. Натянул чёрные джинсы, в этот раз удивительным образом без дырок, и того же цвета водолазку, плотно прилегающую к телу. Собрал волосы в привычный пучок и окинул себя пытливым взглядом. Горловина была высокой и идеально скрывала всё ненужное, а именно отвратительный след, окаймляющий шею. Эрен придирчиво рассматривал своё отражение, будто сомневался в картинке, которую ему демонстрировало зеркало.       — Да нахер, — прошептал он себе под нос и одним небрежным рывком стянул водолазку. Сложил её обратно на полку и стащил с вешалки чёрную рубашку. Эрен надел её, застегнул все пуговицы, но две верхние так и оставил нетронутыми. Воротник рубашки свободно расходился в стороны, демонстрируя красноватый след на шее. Наплевать вообще. Эрен не собирался его скрывать. И так несколько дней безвылазно просидел в доме Ривая, словно окружающий мир мог его добить, освежевать мясо и сожрать. Йегер накинул сверху чёрное пальто, подхватил со столика ключи от машины и понёсся вниз. Ривай из кухни так и не вышел, позволил ему свалить без лишних расспросов. Эрен всё ещё был благодарен, потому что очень сомневался, что не передумает и не выложит всё как на духу, если Ривай действительно начнёт спрашивать. Мазерати неслась по заснеженным улицам города, нарушая правила и превышая допустимую скорость на дорогах. Эрен бросал раздражённые взгляды на наручные часы, понимая, что время стремительно бежит вперёд, словно решив поиграть с ним наперегонки. Но он всё ещё был на шаг впереди. Во всяком случае, ему хотелось так думать. Колёса со скрипом затормозили возле спорт-бара, где Эрен не появлялся неделю. Стоило толкнуть деревянную дверь, как в нос моментально просочились знакомые запахи крепкого пива и строительного лака, которым Конни самолично пропитал все стены и пол. Голоса друзей долетели до слуха какофонией звуков, и, судя по оживлённой беседе, обсуждение проходило крайне бурно. Эрен затормозил в коридоре, не торопясь высовываться.       — Но это же ненормально, что он не выходит на связь! — Саша говорила взволнованно, по привычке взмахивая руками, точно назойливых насекомых отгоняла. — Вдруг ему нужна помощь? Да просто даже поговорить с кем-нибудь, поделиться… не знаю, переживаниями. Его чуть не убили!       — В последний раз, когда я спрашивал, как он себя чувствует, его голос не звучал как у трупа, — Армин устало вздохнул. Судя по всему, этот диалог в одни ворота происходил далеко не в первый раз. Эрену в любой другой ситуации было бы крайне лестно такое беспокойство со стороны друзей, но только не сейчас.       — А, типа с избранными и особенными его величество всё-таки соизволил поболтать? Ох, как это мило! — издевательские нотки в голосе Жана заскребли по натянутым нервам, как резак по стеклу. Эрен поморщился. — Я-то наивно думал, что злобный орк запер его в своих подземельях и обрубил все средства связи.       — С каких пор Буцефал пользуется функциями своей думалки? Охереть как быстро всё меняется в этом мире. Эрен нарочно сказал это громко, чтобы все присутствующие вздрогнули. Армин и Конни синхронно обернулись, Саша издала звук, очень похожий на писк, а Жан напряжённо поджал челюсть и немигающим взглядом уставился на Эрена. Несложно было догадаться, на что именно они все глазели. Йегер вновь поморщился и не спеша подошёл к ним.       — Давай проясним один момент, — Эрен остановился напротив Жана и посмотрел ему прямо в глаза. — Если он и орк, то мой орк. А за своего орка я тебе конский еблет начищу так, что месяц через трубочку жрать будешь. Поэтому в следующий раз подумай дважды, прежде чем такую херню нести, — уголки губ поползли вверх в чересчур широкой улыбке. — Но если ты соскучился, сладкий, то так и скажи.       — Да иди ты в жопу.       — Эрен! Ты зачем так пугаешь? — Саша налетела на него подобно разгневанной фурии и начала угрожающе тыкать пальчиком в грудь. — Пропал, не говорил ничего, а там такая резня была, что кошмар просто. Мы уже думали, что… чёрт, Эрен, нельзя же так! — Блаус потянулась к нему и, не дожидаясь разрешения, обняла. Обвила руками за шею и крепко прижалась стройным тельцем, обжигая рецепторы пряным шоколадным ароматом своего парфюма. — Я рада, что ты в порядке, — прошептала она совсем тихо, но Эрен, разумеется, услышал.       — Не нервничай, Алекс, а то морщины появятся раньше времени, и твой поварёнок тебя бросит, — он улыбнулся, успокаивающе поглаживая её по спине. Саша всегда была особенной девушкой в их компании, отличалась от остальных. Эрен не мог припомнить ни одного человека, который вызывал бы у него такие же тёплые чувства, как Блаус. — Всё хорошо, честно. Я жив и здоров. Сомнительное заявление, конечно, но переспрашивать и проверять никто не стал. Саша отпустила его и отошла в сторонку, позволяя и остальным рассмотреть Эрена как следует. А они смотрели. Разумеется, пялились на него, как на распятого на кресте Христа. Словно уже успели похоронить и попрощаться, а он свалился им на головы вторым пришествием. Эрен чувствовал, как несколько пар глаз сверлят в нём дыру. В том самом месте, где отметина продолжала уродовать смуглую кожу. Дай им волю, и сотней вопросов закидают. Но Эрен покачал головой, заранее обрубая весь нездоровый интерес на корню. Поэтому они переключились на другое. На то, что не сразу бросалось в глаза, но если как следует присмотреться, то становится очевидным — что-то кардинально поменялось. Эрен, всегда пёстрый и яркий, сейчас был одним сплошным чёрным пятном. Мрачный монохром, ничем не разбавленный. Из цветного только глаза остались, да и те затянуло тусклой дымкой. И их это напрягало. Эрен видел, как замешательство на их лицах сменяется лёгкой ноткой возмущения. Не явного, умело прикрытого и замаскированного, потому что вслух никто бы озвучить свои мысли не посмел. Эрен знал, о чём они думают — злобный орк перекроил его под себя и вылепил из улыбчивого яркого мальчика свою мрачную копию. Даже стало жаль их расстраивать и говорить, что Ривай здесь был вовсе ни при чём. Просто Эрен устал притворяться.       — Где Имир? — спросил он, сам себе напоминая, что у него нет времени играть в переглядки и торчать в баре дольше необходимого.       — Что, по мне тоже соскучился? — веснушчатая выплыла из подсобного помещения, обогнула бар и встала рядом, поглядывая на Йегера с изрядной долей скепсиса.       — Хочешь, чтобы я соврал или сказал правду? — Эрен натянуто усмехнулся. Они никогда не были близки. Имир оставалась одной из немногих, кого он не смог расположить к себе больше, чем требовали обстоятельства жизни. Всегда где-то рядом, но не настолько, чтобы входить в круг его доверия. Поэтому и сейчас притворяться смысла не было. — Меня кое-куда пригласили этим вечером. Ты едешь со мной.       — Поче…       — Не обсуждается, — он не собирался ей объяснять. Она девочка неглупая, очень скоро сама всё поймёт. Эрен махнул рукой остальным и, развернувшись, потопал к выходу. Оборачиваться не стал — знал, что Имир пойдёт за ним. Не посмеет его ослушаться. Холодный воздух улицы сменился теплом нагретого салона автомобиля. Мазерати утробно зарычала и рванула с места, направляясь в центр города. Эрен включил музыку, чтобы тихо играла на фоне, и устремил всё внимание на дорогу. Имир сохраняла ледяное молчание, только поглядывала на него изредка и нервно отстукивала пальцами на коленке ровную дробь. В любой другой ситуации Эрена бы это развеселило, потому что заставить Имир нервничать удавалось не каждому. Она была умной, хитрожопой и непрошибаемой, как железобетонная плита. Но даже в её броне имелась маленькая трещина. Слабое место, которое Эрен давно нащупал и теперь собирался им воспользоваться. Верхние этажи элитных высоток терялись в темноте наступившей ночи и снежных хлопьях метели, разбушевавшейся не на шутку. В этом году декабрь решил не церемониться и обрушить на жителей города все блага зимы.       — Эрен, зачем мы сюда приехали? — голос у Имир оставался спокойным, но Эрен уловил в нём едва слышные первые нотки беспокойства. Она уставилась на него своим цепким взглядом, под которым многие терялись. Однако на Йегере такие приёмы никогда не срабатывали.       — Ты ствол свой взяла?       — Взяла.       — Умница, тогда идём скорее навстречу приключениям. Он улыбнулся и выскользнул из тёплого салона в холодную ночь улицы. Запрокинул голову и уставился на балкон десятого этажа. Яркие разноцветные блики света, просачивающиеся через окна, сразу рассеивались в темноте, но при желании рассмотреть их можно было. Торжество давно уже началось.       — Ты слишком хмурая, знаешь? — Эрен перевёл взгляд на Имир и вновь не сдержал широкую усмешку. — Улыбайся, детка, ты должна сиять и радоваться, ведь мы идём на вечеринку к твоей любимой.

***

За последние годы это стало традицией. Спонтанно, совсем не запланировано, но внезапно идея ежегодного торжества в честь открытия зимнего сезона всем пришлась по душе. Сначала только фигуристы и причастные к этому виду спорта, а потом список гостей начал постепенно разрастаться, с каждым годом захватывая всё больше и больше знакомых. Раньше сборища всегда проходили в Германии, позже разок отгремели в Лондоне, пока Хистория проходила там реабилитацию, но в конечном итоге они рано или поздно должны были вернуться в город, где Рейсс родилась и выросла. Эрен цепким взглядом окинул разношёрстную толпу гостей, уже вошедших в раж. Они веселились, танцевали, пили и всячески развлекались, оккупировав всё помещение просторного пентхауса Хистории. Подарок дяди на совершеннолетие, в кои-то веки она решила им воспользоваться. С некоторыми знакомыми приходилось ненадолго останавливаться и здороваться, что Эрена изрядно раздражало. Но роль улыбчивого и своего в доску парня он этим вечером отыгрывал лучше, чем когда-либо. И даже хмурая физиономия топающей рядом Имир не могла помешать представлению.       — Вообще-то, она говорила, что пригласит только самых близких. Не считаешь, что этот кружок избранных чересчур разросся? — Эрен хмыкнул, заметив, как Имир поджала губы. — Уверен, твоё приглашение просто где-то затерялось. Не расстраивайся. Провоцировать её было весело. Это давно ни для кого не являлось секретом, хотя Эрен оказался первым, кто сложил два и два и догадался о чувствах Имир к Хистории. Одна только Рейсс оставалась слепой и глухой, отдавая предпочтение кому угодно, но только не обладательнице веснушек и откровенно гадского характера.       — Ты знал, что он здесь будет, — девушка остановилась и посмотрела на него, требуя ответа. Эрен готов был поклясться, что даже сквозь громкие басы музыки слышит, как шестерёнки крутятся в голове Имир, пока она пытается сопоставить очевидные факты и прийти к неутешительным выводам.       — Конечно, я знал. Иначе стал бы я приходить? Эрен улыбнулся и медленно перевёл взгляд за спину Имир. Туда, где в углу просторного зала, заставленного высокими круглыми столиками, стояла Хистория в компании человека, который, сам того не ведая, на долгие годы стал источником головной боли Эрена. Хистория, изящная, красивая и тонкая, как стебли распустившегося цветка, казалась совсем миниатюрной на фоне высокого широкоплечего мужчины. Он наклонился к ней, прошептал что-то на ухо, и Рейсс громко рассмеялась, невесомо шлёпнув его ладошкой по плечу. Картина маслом. Сплошная романтическая идиллия, сочащаяся из всех щелей. Эрену казалось, что с прошлого раза он научился контролировать свои рвотные позывы, но сейчас желудок вновь предательски напомнил о себе сильными спазмами.       — Наверное, стоит поздороваться, как считаешь? — хрипло спросил он, буквально кожей ощущая напряжение, исходящее от Имир. Она не стала отвечать, просто молча шла рядом с ним, не сводя взгляда с Хистории. Та заметила их сразу. Сложно не обратить внимание на людей, которые двумя чёрными кляксами выделяются среди яркой аляпистой толпы. Её кукольное личико на миг стало удивлённым, но эта эмоция быстро сменилась искренней радостью. Пухлые губы растянулись в приветливой улыбке, и Хистория, легко высвободившись из хватки чужих рук, стремительно понеслась им навстречу. Такая наивная. Чёрт, Эрен только сейчас понял, что она действительно верила в лучший исход. Верила, что всё ещё можно исправить. Раньше бы его такое позабавило, но сейчас только раздражало. Неужели она правда не понимала, что как раньше уже никогда и ничего не будет?       — Эрен! — воскликнула Рейсс, перекричав музыку. Налетела на него маленьким торнадо, так, словно не было этих оскорбительных слов, брошенных в пылу гнева, а сама она не уходила из его квартиры в слезах. — Я так рада, что ты пришёл! — Хистория лицом уткнулась ему в плечо, обвивая руками за шею. Цветочный шлейф духов обжёг рецепторы, и Эрену стоило огромного труда не поддаться ему.       — Привет, принцесса, — он наклонился, мазнул губами по мягкой девичьей щеке и устремил взгляд вперёд, прямо туда, где на расстоянии шести футов стоял Райнер Браун. Облачённый в строгий чёрный костюм, лениво сунув руки в карманы брюк, он наблюдал за этой умилительной сценой воссоединения. А на лице ни один нерв не дрогнул, словно этот ублюдок ни на секунду не сомневался в себе и был уверен на все сто. Взгляд ореховых глаз цепкий и тяжёлый, волевая массивная челюсть поджата, а подбородок чуть вздёрнут вверх. Даже в этом крошечном жесте читалась едва заметная насмешка. У меня сын постарше тебя. Райнер. Вы с ним похожи. Он такой же упрямый и своевольный. Эрен дёрнулся и сжал Хисторию в объятиях крепче, растягивая этот момент. Самому себе не хотел признаваться, но её близость сейчас успокаивала, помогала не сорваться в пучину воспоминаний, что ржавыми шурупами закручивались в подсознание, вызывая знакомую с детства боль. Райнер. Вы с ним похожи. Нихрена. Совсем не похожи. И имя это звучное и грубое, годами преследующее его в кошмарах. Точнее оно являлось их частью. Неким катализатором, благодаря которому вспыхивали все остальные клочки, насильно вырванные из страниц воспоминаний. Хистория отошла и начала ворковать с Имир, а Эрен… Даже не понял, как сделал шаг вперёд. И ещё один. И ещё, пока не остановился напротив Брауна, продолжающего разглядывать его с толикой интереса. Так обычно смотрят на диковинную зверушку, о которой много слышал, но увидел вживую впервые. Эрену быть объектом такого внимания совсем не нравилось.       — Кажется, мы лично не знакомы, — он протянул руку прежде, чем позволил себе передумать. — Я Эрен. Браун лениво приподнял брови, посмотрел на его распахнутую ладонь и улыбнулся самым краешком губ. Странно, наверное, стоять напротив мальчишки, убившего твоего отца. Эрен бы рассмеялся, вкинул какую-нибудь колкость, да только напряжение, сковывающее всё тело и лицевые мышцы, мешало ему пошевелиться. Он как в замедленной съёмке наблюдал за тем, как Браун вытащил руку из кармана, вложил её в ладонь Эрена и сжал пальцы.       — Райнер. Рад знакомству, много о тебе слышал, — и голос у него был скрипучий, точно два булыжника тёрлись друг о друга.       — Надеюсь, только хорошее?       — А разве может быть что-то плохое? — он продолжал улыбаться, чем изрядно действовал на нервы. Эрен вздохнул и разжал руку, прерывая физический контакт. Стало чуть легче. Всё происходящее начинало на него давить, но он продолжал цепляться за остатки самоконтроля, чтобы довести дело до конца.       — Слухами земля полнится. Длинные языки всегда много болтают, — Йегер фыркнул.       — Предпочитаю не верить слухам и сам делать выводы.       — И правильно, нечего вникать во все сплетни, — Хистория, как опытный рефери, грациозно впорхнула на воображаемый ринг и встала между ними живым щитом, отражающим весь негатив. Заранее обречено на провал, конечно, но она хотя бы пыталась сохранять иллюзию нормальности. Потому что не может быть в реальности нормальной ситуации, где оба противника горят желанием перегрызть друг другу глотки, но продолжают играть в мир, дружбу, жвачку, спрятавшись за атмосферой праздных светских разговоров. И исправить это не было по силам даже Хистории. Она что-то громко щебетала и улыбалась, но Эрен не слушал. Он продолжал смотреть на Брауна и видел перед собой сухие факты, всплывающие в памяти. Крайне мало информации. Из общеизвестного и очевидного — двадцать девять лет, большую часть жизни прожил в Штатах, четыре года отслужил в ВВС, затем вернулся домой и встал во главе марлийского клана. У них иерархия была другой, люди не подчинялись одной только правящей семье, однако Брауны давно успели себя зарекомендовать и являлись негласными лидерами. Интересно, как марлийцы отреагировали на то, что их главу убил семилетний мальчишка? Эрен бы отдал многое, чтобы увидеть их лица и подслушать разговоры, которые разгорелись в городе шестнадцать лет назад. Незадолго до того, как он сам исчез на долгие годы. Из деталей, заслуживающих внимание, только Габи — младшая сестра Райнера. Ровесница Эрена и девчонка с крайне сомнительной репутацией юной психопатки. Её темноволосую макушку, мелькавшую среди гостей, Эрен заприметил сразу, как только зашёл. Рядом так же маячили Галлиарды. Для полноты мизансцены не хватало только Леонхарт. В таком случае можно было бы позвонить Риваю и пригласить на вечеринку, обещающую стать самой бурной в уходящем году.       — Как ты себя чувствуешь? — Хистория обеспокоенно посмотрела на шею Эрена. А он даже успел позабыть о своём новом украшении, с которым таскался всю неделю.       — Лучше не бывает, Тори, буквально родился заново, — Эрен издал смешок и машинально потёр пальцами горло. От его внимания не укрылось, с каким любопытством взгляд Брауна скользнул по этой детали. — Чует моя задница, что Тайберам было куда больнее. Стоящая рядом Имир фыркнула, Браун вновь улыбнулся, а Хистория смущённо опустила глаза к своим дизайнерским туфлям. Байки о Варфоломеевской ночи, учинённой Риваем, ещё долго будут смаковаться со всеми кровавыми подробностями. И Эрену это доставляло своеобразное удовольствие.       — Хочу выпить. Имир составит мне компанию, а вы развлекайтесь, — Эрен не стал дожидаться возражений и, развернувшись, двинул в сторону столиков, заставленных различными напитками. Фальшивая улыбка с губ моментально стёрлась, а челюсти напряжённо поджались. Он чувствовал, что Имир идёт рядом и продолжает сверлить его затылок взглядом, требуя объяснений, но Эрен не торопился ей их давать.       — Текила или виски? Даже не знаю, чем себя потравить на этот раз. Эрен одним махом опрокинул стопку с прозрачной жидкостью. Почувствовал, как ферментированный сок агавы обжигает стенки горла и согревающим теплом опускается до желудка. Йегер хмыкнул и налил себе ещё. Имир наблюдала за его размеренными действиями, периодически переводя взгляд куда-то в сторону. Не сложно было догадаться, что мыслями она была далеко от Эрена. Наверняка в её голове всё чаще всплывало кукольное девичье личико в обрамлении светлых прядей волос.       — А они смотрятся вместе, прям золотой дуэт, — Эрен подошёл ближе и наклонился к уху Имир. Проследил взглядом в том же направлении, куда смотрела веснушчатая, и не сдержал улыбки. Рейсс очень мило болтала с сестрой Брауна, а тот смотрел на них и медленно хлебал свой виски. Почти что семейная сцена. — Дети стопроцентно будут белобрысыми.       — Эрен, хватит, — прошипела Имир и резко обернулась, уставившись на него своими карими глазами. — Чего ты добиваешься? Зачем притащил меня сюда?       — Не куксись, я просто не хотел страдать один. Да и если меня всё-таки стошнит, будет хоть, кому волосы над унитазом подержать, — Йегер пожал плечами и залпом осушил ещё одну рюмку. Понимал, что напиться у него не получится при всём желании. Даже текила была не способна совладать с напряжением в теле, что оказалось вывернуто на максимум. — К тому же я хочу, чтобы ты исполнила одну мою просьбу. Имир прищурилась. Последнее слово было сказано таким тоном, что не оставалось сомнений — не просьба это вовсе будет, а приказ. Эрен, девяносто девять процентов всего времени являющийся полным засранцем, в редкие моменты вспоминал о своём праве на абсолютный мудачизм и ловко обыгрывал оставшийся процент.       — Путём очень сложных вычислений я пришёл к выводу, что в этом уравнении есть лишний элемент, — Эрен бросил быстрый взгляд на парочку блондинов, что вновь остались вдвоём. Хистория от своего новоиспечённого суженого не отлипала ни на минуту. — Убей его. Музыка продолжала долбить по ушам, кругом раздавались возгласы и громкий смех людей, а Имир всё равно смогла расслышать шёпот Эрена. Он продолжал стоять к ней чертовски близко, склонив голову набок и буравя её глазами, которые из-за освещения приобретали ненормальный флюоресцентный оттенок зелёного.       — Что? — глупо переспросила она, в глубине души надеясь, что ослышалась, но умом понимая, что именно эти слова слетели с губ Эрена.       — Убей Брауна. Могу ещё раз по слогам повторить, если до тебя медленно доходит. Имир сглотнула вязкую слюну и отступила назад, увеличивая расстояние между ней и Йегером. Глок, заткнутый за пояс штанов и надёжно прикрытый кожаной курткой, начал давить на поясницу особенно сильно, едва не обжигая кожу.       — А сам боишься пачкать руки? — она нервно дёрнула бровью и нахмурилась.       — Видишь ли, есть одна проблемка, — Эрен фыркнул и демонстративно закатил глаза, словно этот диалог начал его утомлять. — Я обещал Хистории, что буду пай-мальчиком. К тому же сейчас у неё небольшие проблемы с головой, и она уверена… убеждена, что любит его и жить без него сможет. Глупая наивная хрень, но… Если его убью я, Тори возненавидит меня и никогда не простит. Он поморщился, словно съел что-то кислое. Чуть нервным жестом заправил выбившуюся прядь волос за ухо и вновь посмотрел на Имир.       — А ты любишь использовать людей, — девушка выплюнула эти слова, как ругательство. Возникло острое чувство дежавю. Эрену такое уже точно говорили, и не один раз.       — Что такое, тоже боишься потерять её расположение? — он усмехнулся. — Ты, конечно, извини, но у тебя изначально не было шансов. Метафорические стальные яйца — штука годная, но они не идут ни в какое сравнение с настоящим крепким мужским членом. Хотя попытки были неплохие, честно, мне иногда даже казалось, что она скоро сдастся твоим нелепым ухаживаниям.       — Ублюдок.       — Кусок дерьма, мудак, мразь и бла-бла-бла, можешь не изгаляться, всё равно ничего нового ты мне не скажешь, — тон у Эрена стал таким скучающим, что для полноты картины ему не хватило только широко зевнуть. — Да, всё верно. Но разве я когда-нибудь называл себя ангелом? Остальные слепы, когда речь заходит об очевидных вещах. Им проще поверить в этот образ легкомысленного придурка, но ты… — он шагнул к ней, сокращая расстояние, которое Имир пыталась между ними создать, но потерпела фиаско. — Ты всегда видела меня насквозь, поэтому и не подпускала близко.       — Не обманывайся, Йегер, у тебя на роже написано, что ты из себя представляешь. Некоторым людям просто легче это игнорировать, чем пытаться тебя исправить, — Имир была высокой девушкой, и лица у них оказались на одном уровне, но даже так ей приходилось смотреть на него снизу вверх. Эрен при желании умел давить на людей.       — Хочешь и дальше заниматься моим психоанализом? — он резко схватил её за предплечье, крепко сжав пальцами и даже сквозь слои одежды доставляя ощутимый дискомфорт. — Моя семья вытащила тебя из нищеты, дала тебе дом, образование и жизнь нормального человека. В противном случае ты бы пополнила плачевную статистику беспризорных детей, скончавшихся в грязных городских подворотнях, — горячий шёпот обжигал кожу лица, впитывался в поры и отравленным потоком долетал до сознания, парализуя мышцы. Зрачки у Имир расширились, почти перекрыли радужку, а взгляд стал затравленным. — Единственное, чем ты можешь отплатить — это верностью. Поэтому прекращай ломаться, действуя мне на нервы, и иди, блядь, выполняй приказ. Имир вздрогнула и отшатнулась. Хватка с её руки исчезла, позволив ей отойти. Она неверяще таращилась на Эрена, который как ни в чём не бывало продолжил пить. Текила волновала его куда больше, чем всё происходящее вокруг. Он не шутил. В это было сложно поверить, но он абсолютно серьёзно хотел, чтобы она пошла и убила Райнера Брауна на глазах у всех присутствующих. На глазах у Хистории. А Рейсс не глупая. Она очень быстро поймёт, кто за всем стоит. Только вот велика вероятность, что для себя самой она Эрена сможет оправдать, что бы тот ни сделал. А Имир… у Имир таких прав не было. И она понимала это с того самого момента, как впервые увидела миловидную блондинку с добрым взглядом и очаровательной улыбкой. А сейчас Хистория продолжала торчать в компании мужика, её не заслуживающего. По правде говоря, вряд ли на свете нашёлся бы человек, её достойный — Имир в этом была убеждена. Рейсс ошиблась с выбором. Она в рот ему едва не заглядывала и светилась так ярко, не понимая, что он совершенно не тот. Имир никогда не нравились большие скопления людей. Она среди них чувствовала себя некомфортно, не зная, с какой стороны может исходить угроза. Однако теперь толпа прекрасно справлялась со своей задачей. Подойти достаточно близко, не привлекая внимания. Затеряться среди громкого хохота и фальшивых подвываний звучащей песни. Вытащить пистолет и, крепко сжимая его двумя руками, сделать ещё один шаг вперёд. Остановиться ненадолго, позволяя скользкому червяку сомнения заползти в голову. А стоит ли игра свеч? А какая, вообще, разница — да или нет? Выбора-то изначально не было. Потому что такие просьбы нужно выполнять. Потому что в памяти сохранились обрывки воспоминаний детства, пропитанного холодом, страхом и голодом. Потому что зеленоглазый дьявол стоит за спиной, нацепив на лицо человеческую маску и ловко спрятавшись среди глупцов, что дальше красивой физиономии не заглядывают.       — Имир? Недостаточно быстро. У Хистории при всём желании не было шансов успеть. Она заметила слишком поздно, подалась вперёд, вытягивая руку, словно это могло остановить полёт пули, но Имир всегда была хорошим метким стрелком. И, разумеется, она бы скорее выпустила всю обойму себе в голову, нежели допустила вероятность, что пуля может попасть в Хисторию. Без шансов, никакого просчёта, в прицеле только Браун. Только вот Имир не учла очевидное. Самое простое и настолько банальное, но действенное спустя многие века после изобретения пороха. Человеческий фактор. Он способен перевернуть весь ход игры, если не взять его в расчёт. Перед Брауном стремительно выскочила размытая тень, словно из воздуха нарисовалась. Мужская рука оттолкнула его назад. А уже через пару секунд, одновременно с тем, как истеричные крики и возгласы заполнили всё помещение, Марсель Галлиард повалился на пол с кровоточащей дырой в груди. Эрен поморщился. Виски запульсировали, как при сильной головной боли. Холодная рукоять пистолета приятной тяжестью уже оттягивала ладонь, но использовать его он не собирался. Эффект неожиданности потерян, вокруг начался самый настоящий хаос, и паника захлестнула всех присутствующих. А палить по всем вокруг желания не было, он ещё не настолько слетел с катушек, чтобы устраивать сезон охоты на мирных людей.       — Давай, сваливаем в темпе, — он кое-как протиснулся к Имир и схватил её за руку, дёргая на себя. Она не отреагировала. Продолжала таращиться на разгорающуюся сцену. Второй Галлиард склонился над братом, тряс его и что-то требовательно спрашивал. Бред, конечно, ведь покойники не разговаривают, и не важно совсем, успело тело остыть или всё ещё сохраняет иллюзию жизни. Где-то рядом вертелась темноволосая девчонка Браунов, истеря и вызванивая кого-то по телефону. А сам Райнер со смесью удивления и недоверия смотрел на труп Галлиарда. Сюрприз-сюрприз, отвратительное чувство, когда из-за тебя умирают близкие люди, верно? Эрен сжал руку Имир сильнее, больно впиваясь пальцами. Девушка вздрогнула, когда он настойчиво потянул её за собой, но сопротивляться не стала. Не могла.       — Она нас не простит… — хрипло прошептала Имир, невидящим взглядом уставившись перед собой. Не простит. Конечно же, не простит. Эрен знал это изначально, понимал и сейчас, когда столкнулся со взглядом голубых глаз, напоминающих воды летнего прибоя. Хистория цеплялась за Райнера, удерживая его на месте, что-то громко говорила ему, пытаясь предотвратить дальнейшую мясорубку, но при этом продолжала смотреть на Эрена. Так, словно видела впервые. Так, словно не могла поверить, что человек, которому она доверяла, предал её. Неприятное осознание, да? Он не помнил, как вывалился на улицу. Как буквально тащил за собой Имир, а затем заталкивал её в машину. Не помнил, как ехал по ночным заснеженным улицам города. Говорил Имир, чтобы сидела тихо и не высовывалась в ближайшее время, хотя понимал, что она ослушается и поступит ровно наоборот. Чувствовал ли он себя виноватым? Нет. Пока нет. Это нагонит его позже. Телефон начал разрываться от входящих звонков и сообщений. Мать была первой, потом к ней присоединился Зик, а дальше Жан, Армин и вся остальная компания. Эрен игнорировал их, сбрасывал звонки, а сообщения вовсе не открывал. Стало даже самую малость любопытно, как информация, подобно стихийному бедствию, умудряется разрастаться так быстро. Как спустя жалких полчаса уже абсолютно все знают о его феноменальном проёбе. Все, включая и Ривая, который ограничился одним лишь коротким сообщением. Приезжай. А Эрен не был уверен, что хочет. Впервые за долгое время желание увидеться с Аккерманом испарилось. Потому что несколько часов назад Эрен оставил его дома и ушёл, ничего не сказав и не предупредив. Снова показал, кем он по сути своей является — глупый импульсивный мальчишка, действующий на эмоциях. Блядь. Как же сильно он ненавидел себя в эти моменты. И как же сильно хотел стереть воспоминания, которые служили доказательством того, что с годами Эрен нихрена не поменялся. Остался таким же, как раньше. Как в день, когда была совершена его главная ошибка.

***

Ривай расслышал утробное рычание двигателя ещё до того, как ворота открылись и машина въехала во двор. Он со вздохом опустился на широкий подлокотник дивана и прикрыл глаза. С самого утра из дома не выходил, а усталость чувствовал такую, словно всю ночь разгружал вагоны. Пальцы руки медленно разжались, выпуская из крепкой хватки телефон. Удивительно, как корпус айфона не покрылся трещинами, потому что стискивал его Ривай так, будто несчастный гаджет был виноват во всех смертных грехах. Голос Кенни эхом продолжал резонировать в ушах, хотя с момента, как старший Аккерман позвонил, прошло не менее тридцати минут. Он орал. И орал очень громко. Половину слов вообще было толком не разобрать, не то чтобы Ривай пытался, ему хватило и обрывков той информации, что дядя щедро предоставил. Вся суть извержения этого словесного вулкана сводилась к тому, что йегеровский сопляк, как Кенни щедро его окрестил, совсем слетел с катушек, если додумался припереться в пентхаус наследницы Рейссов и устроить там пальбу. Ури рвал и метал за свою любимую племянницу, к нему уже на всех парах стремился присоединиться Род Рейсс, а следом и верхушка марлийского клана, потому что покушение на Брауна и потерю одного из своих они, естественно, восприняли в штыки и посчитали прямым вызовом. Ривай молча выслушивал всю эту демагогию, а когда спросил, в порядке ли сам Йегер, Кенни разразился ещё более громкой гневной тирадой, смысл которой заключался в том, что отпрыску Гриши и дальше нужно было не высовываться и торчать на родине баварской колбасы, потому что с его появлением в городе начался настоящий хаос. Дверь открылась и закрылась практически бесшумно, но шагов Ривай не услышал. Эрен предпочёл ещё пару минут проторчать в прихожей, а когда всё-таки соизволил выйти из своего импровизированного укрытия, то напомнил Риваю нашкодившего щенка, раздолбавшего дорогую хозяйскую вазу. Ещё утром прижимался к нему и ластился под боком, а теперь остановился на приличном расстоянии и смотрел на Аккермана исподлобья, точно готовясь свалить в любой момент. Первичный осмотр подтвердил слова Кенни — мальчишка в порядке. По крайней мере, в физическом точно. Стоял прямо, не придерживал пострадавшие конечности, а на лице ни царапины. Только потускневшая красноватая удавка обвивается вокруг шеи, но сейчас она не вызывала и сотой доли того беспокойства, что раньше. Потому что Эрен снова мог пострадать. Мог получить увечья ещё сильнее. Мог, в конце концов, живым не вернуться. И позвонил бы радостный Кенни, поздравляя Ривая с тем, что им удалось избавиться от очередной головной боли.       — Цел? — просто спросил он. Голос прозвучал тихо, Ривай сам едва расслышал, но Йегер кивнул, тем самым отвечая. Повисло молчание. Эрен продолжал стоять, засунув руки в карманы пальто. Одно сплошное чёрное пятно посреди светлой гостиной. Без своих излюбленных цветастых футболок с яркими принтами и рваных джинсов он казался взрослее. Или же Ривай всё это время был слепцом, который за разноцветной мишурой попросту не замечал истинное лицо Эрена.       — Будешь ругаться? — Йегер вдруг сделал шаг в его направлении, но так же резко замер, словно передумал. Тряхнул головой и снова отступил назад. — Можешь ругаться, не имеет значения. Я не жалею о том, что сделал.       — Что именно? — Ривай продолжал сидеть, взирая на него снизу вверх, и понимал, что с каждой секундой держать себя в руках удаётся всё сложнее. По пальцам можно пересчитать, когда он по-настоящему срывался за последние лет десять. Однако с момента знакомства с Эреном эмоциональные качели и срывы грозились превратиться в рутину. — Не жалеешь о том, что таким примитивным способом попытался убрать Брауна? Или не жалеешь, что несколько часов назад торчал на моей кухне, готовил мне грёбаные бутерброды и нихрена не сказал о том, что собираешься делать? Это верх…       — Безрассудства?       — Долбоебизма! Он не понял, как рванул вперёд, стремительно преодолевая разделяющее их расстояние и оказываясь к Йегеру так близко, что рассмотрел, как увеличились зрачки его глаз, на мгновение полностью перекрывая аквамариновую радужку.       — Ты попёрся туда один! Без плана, без путей отхода, действуя абсолютно необдуманно. Какого хрена, Эрен? Объясни мне, какого, мать твою, хрена ты творишь?! — Ривай не кричал, но по опыту знал, как его шипение воздействует на людей куда действеннее бессмысленных оров. Эрен вздрогнул и отшатнулся, но Ривай схватил его за лацкан пальто и грубым рывком подтащил к себе. — Ты едва не умер. Тебя могли придушить или прирезать, и это, блядь, не игровая симуляция, после которой ты можешь восстановиться и продолжить творить всю хуйню дальше. Ты сдохнешь, понимаешь это? Сдохнешь, если продолжишь лезть на рожон и так нарываться.       — Ривай… — Эрен попытался, но его встряхнули, как тряпичную куклу, заставляя заткнуться на полуслове.       — Закрой рот и не смей оправдываться. Ты был здесь сегодня. Ты проснулся со мной в одной кровати, смотрел своими блядскими глазами и не удосужился поставить в известность, что потом собираешься пойти и творить одному тебе известную справедливость, — Ривай с огромным трудом боролся с желанием собственноручно придушить его. Сопляку жизнь всё равно не дорога, так какой резон беречь её дальше и на блюдечке преподносить другим, если можно сделать всё самому. — Не думал о том, что это может быть ловушка? Что твоя подружка променяла тебя на другой член и попросту наплела тебе истории о мире во всём мире? Что такого сделали Брауны, если у тебя так срывает крышу каждый раз?       — Хватит, — тихо сказал Эрен, чувствуя, как горчащая желчь разочарования вновь начинает подниматься по пищеводу, разъедая слизистые.       — Не хватит. Если только так до твоих обдолбанных мозгов дойдёт, то не хватит. Я буду повторять, какой ты идиот с тягой к самоубийству. Самоуверенный сопляк, у которого скорее язык отвалится, чем он попросит о помощи.       — Зачем мне твоя помощь?       — Потому что ты не должен делать это один? — Ривай резко отстранился и ядовито усмехнулся. — Потому что так поступают взрослые люди? Потому что… бля, даже не знаю, Йегер, ты едва не сдох, когда меня не было рядом?       — Так вот что это — стремление меня защищать и оберегать? Носиться со мной и сопли мне подтирать? — Эрен практически в точности отзеркалил выражение его лица, только вот улыбка у него была шире и куда более искренней, словно он на самом деле смеялся над всей ситуацией. — Очень мило, Ривай, честно, я польщён до глубины души твоими альтруистическими порывами. Только вот знаешь, в чём проблема? Меня не надо защищать, опекая и контролируя каждый мой шаг. Этим ты свою совесть не очистишь. Я не твоя мёртвая жена! Только потому, что в своё время ты не смог позаботиться о ней, не значит, что имеешь право перекрывать кислород мне. Хватит страдать, этим ты её не вернёшь и чувство вины в себе не заткнёшь. Напряжённую давящую тишину, повисшую после слов Эрена, разорвал громкий и хлёсткий звук пощёчины. Он подумал, что ему привиделась занесённая в воздухе бледная ладонь с длинными тонкими пальцами, которые обычно касались ласково и бережно, а теперь оставили на щеке пульсирующий отпечаток. Голову скосило в сторону, кожа буквально горела, даже когда Эрен накрыл её рукой, прощупывая место удара. Он удивлённо заморгал и приоткрыл рот, всё ещё не осознавая, что это действительно случилось. Медленно поднял взгляд и посмотрел вперёд. На человека, застывшего напротив. На дне ртутных, практически прозрачных глаз увидел злость, к которой примешалась капля сожаления. Значит, не показалось. И горящая огнём щека — не фантомный призрак боли, придуманный его воспалённым сознанием. Эрен развернулся и молча вышел из гостиной. Его никто не попросил остановиться, а он бы и не послушался. Дверь за спиной хлопнула гораздо громче, чем минутами ранее. Снег под ногами скрипел, пока он стремительно пересекал двор. Возле своей машины остановился и обессилено прислонился к ней, руками упираясь в низкую крышу. Хлопья снега успели осесть на металле тонким слоем и теперь таяли под ладонями Эрена. Спасительный холод просачивался в тело, блокируя первую мысль, что замаячила в голове — уехать как можно скорее. С громким визгом колёс сорваться с места и стремительно унестись прочь. Уязвлённое самолюбие этого требовало. Разбуженная гордость выпятила подбородок и диктовала свои условия. Только вот… Это уже случалось раньше. Ривай однажды ударил его в баре Конни, когда пришёл к Йегеру спросить про Микасу. Швырнул в лицо фотографии, как доказательство откровенной провокации со стороны Эрена. И вот спустя месяцы очередная ошибка. Очередной проёб и намеренно брошенные слова, нацеленные на то, чтобы побольнее ужалить. Лучшая защита — нападение. Только вот на смену гордости приходит чувство, знакомое Эрену куда лучше. И вина начинает грызть изнутри, голодным зверем обгладывая косточки и сдирая мясо с рёбер. Давно Эрен её не кормил. Он выпрямился и, не давая себе времени на то, чтобы передумать, обратно понёсся в сторону дома. Пересёк двор, взбежал по лестнице и ввалился внутрь, создавая много шума. Ривай продолжал стоять в гостиной в той же позе, что Эрен его и оставил. Таращился вперёд, разглядывая пустоту, а при появлении Эрена резко повернулся и посмотрел на него удивлённо, словно само возвращение Йегера являлось чем-то невозможным и невероятным.       — Если я скажу, что ты прав. Что я, действительно, импульсивный придурок и сначала делаю, а потом думаю — это что-то поменяет, Ривай? — он остановился напротив, так, чтобы попасть в фокус серых, как свинцовые тучи на небе, глаз. — Я таким быть не перестану. Если бы мог, давно бы изменился. Но не работает ни черта, понимаешь? Эрен зарылся пальцами в каштановые пряди волос и оттянул их, рассылая по коже головы лёгкую боль. Не заметил, как пучок развязался и резинка валялась где-то на полу. Мелочи сейчас не заботили. Даже пульсирующая щека не имела значения, потому что Эрен, наконец, решился. Нервным движением стянул с себя пальто и опустился на диван, где ещё недавно сидел Ривай.       — Ты обвинил меня в том, что я ничего тебе не рассказываю. Хочешь знать, что случилось шестнадцать лет назад? O`kay, без проблем, сейчас ты услышишь лучшую историю со мной в главной роли. Она будет короткой и не такой насыщенной, как ты думал, но тем не менее, — Эрен улыбнулся самым краешком губ, чувствуя, как кончики пальцев начинает покалывать из-за напряжения вперемешку с предвкушением. — Главное блюдо вечера, новость-молния, приготовься записывать. Правда такова, что я не единственный ребёнок своих родителей. У меня была младшая сестра. Лето выдалось знойным, жарким и очень душным. Горячий ветер треплет лёгкую ткань платья и распущенные каштановые волосы. Позже Карла наловчится и приучит себя заплетать их в косу, но пока ей нравится, как кончики прядей щекочут лицо. Она терпеливо заправляет их за уши, чтобы не лезли в глаза, и продолжает идти вперёд. Босоножки на высоких каблуках сковывают движения, она едва поспевает за детьми, что несутся впереди, громко хохоча. Карла и сама улыбается, когда смотрит на них. Понимает, что рискует, подвергает их опасности, но, в самом деле, не могла же она и дальше смотреть, как дети мучаются, запертые в каменном доме? Он служит надёжной защитой и неприступной крепостью, но им этого не объяснишь. Они не поймут, почему с самого рождения окружены защитой, что тяжестью давит им на плечи и перекрывает доступ к желанной свободе. Эрену семь. Он, как вольнолюбивая птица, уставшая сидеть в клетке, рвётся наружу, пытается разорвать путы и каждый день бьётся крыльями о прутья решётки. Его не удержать в четырёх стенах, сейчас-то с трудом получается, а что дальше будет, Карле просто страшно представить. Но у них с Гришей нет выбора. Во всяком случае, Карла пытается убедить себя в этом. Надеется, что поступает правильно. Это ведь ради их блага. Они не виноваты, что родились в таком мире, но им придётся приспособиться.       — Эрен, осторожнее! Она упадёт и поранится! — Карла кричит, пытаясь успокоить своего непоседливого отпрыска, но тот только крепче сжимает маленькую ладошку сестры и несётся вперёд. Грета за ним с трудом успевает. Ей всего четыре, она ещё маленькая, и шаги у нее гораздо короче, и вся она миниатюрная, как ростовые керамические куклы, что стоят в богатых домах в качестве украшения. Девочка заливисто смеётся, цепляется за руку брата, пока они бегут по цветущему парку, пытаясь обогнать ветер. Счастливые и беззаботные, как и полагается детям. В их собственном мирке не место тревогам и переживаниям. Им некогда думать о том, что отец идёт по головам, выстраивая свою империю. Что врагов у их семьи с каждым днём всё больше, чем друзей. Что почему-то они большую часть времени проводят дома под неусыпным надзором, и даже сейчас, когда уговорили мать немного погулять по городу, за ними по пятам следуют мужчины в тёмных одеждах. Неустанно следят за каждым их шагом, окружают невидимым защитным куполом.       — Цветочек! — Грета останавливается, тянет брата за руку, привлекая его внимание, и указательным пальчиком показывает на роскошную аллею, пестрящую цветами. Больше всего ей нравятся яркие бордовые похожие на ромашки. Она присаживается на корточках возле них и тянется к особо жирному цветочку, собираясь сорвать его.       — Это маргаритки, — Эрен чувствует себя очень важным и умным, опережает её и срывает цветок. Затем ещё один и ещё, пока не собирает маленький букет, который протягивает сестре. — Почти как твоё имя. А ещё Зик говорит, что оно переводится как «жемчужина».       — Жем-чу-жи-на, — она повторяет по слогам, широко улыбается и сжимает букет в ладони. Цветы почти не пахнут, но всё равно ей нравятся. Они такие красивые, как большие ромашки, но с толстыми зелёными стеблями и бордовыми лепестками. Эрен смеётся. У неё забавно получается проговаривать некоторые слова по слогам. Порыв нежности толкает его вперёд. Он обнимает её, обхватывает хрупкое тельце руками и носом зарывается в густые кудряшки волос. Грета на маму похожа очень, почти маленькая её копия, только глаза такие же зелёные, как у него и отца. Карла шутит, что йегеровские гены просто так не перекроить. Эрен пока не особо понимает, что за гены и как именно они работают, но такую особенность считает классной. Глаза-то у них правда красивые. Ощущение Греты в руках, её тёплого дыхания и тихого смеха — то, что он запоминает особенно чётко. Потом в сознание врывается громкий встревоженный крик матери. А дальше следует темнота, растянувшаяся на долгие годы. Это последний раз, когда он по-настоящему счастлив. Эрен почувствовал, как диван рядом с ним прогнулся под чужим весом. Ривай сел, слегка задевая его коленом, но недостаточно близко, чтобы влезть в личное пространство в тот момент, когда там и без него хватает демонов прошлого.       — Они окружили нас бесшумно, люди отца даже отреагировать не успели, их сразу убрали. Мама бежала к нам, я никогда её раньше такой напуганной не видел. Кричала, чтобы я не отпускал Грету, но я уже сам сообразил, что добрая семейная прогулка пошла не по плану. Огромные мужики с перекошенными рожами точно не вписывались в эту идиллию. Голос у Йегера оставался спокойным, даже чересчур весёлым, словно он пересказывал Риваю порцию новых анекдотов. Или же старых как мир, но всё ещё смешных и актуальных.       — Работали быстро, схватили и затолкали в какой-то фургон. Мама, на удивление, сразу взяла себя в руки, не истерила, не просила их отпустить нас. Понимала, что смысла нет, вряд ли бы они положили хрен на приказ и послушались её. Она только прижимала нас к себе, а на них смотрела, как на грязь под ногами. Их это бесило. Я тогда слабо понимал, что за хрень они несли, но с годами разобрался. Обещали на глазах у детей по кругу её пустить, если муженёк не перестанет страдать хуйнёй и не поубавит свои аппетиты. Эрен нахмурился. Неосознанно потёр тонкие побледневшие шрамы на правом запястье, скрытые тканью рубашки. Вспомнил, как Грета вцепилась ему в руку так сильно, что конечность онемела. Эрен тогда и сам жутко испугался, не понимал, что происходит, куда их везут и что дальше будет, но слабость свою показывать не мог. Рядом были мама и сестра, нуждающиеся в нём. А он — мужчина, который должен их оберегать. Так всегда отец и Крюгер говорили. В подвале, куда их заталкивают, сыро и темно. Лампочка над головой загорается не сразу, да и потом её тусклого света хватит лишь на то, чтобы увидеть очертания голых кирпичных стен. Кое-где на них и на полу засохшие тёмные пятна. Эрен не хочет думать, что это. Он только крепче прижимает к себе Грету, пока мама выходит вперёд и встаёт так, чтобы дети оказались за ней. Эрену не нравится смотреть на спину матери, прикрытую лишь тонкой тканью платья. В подвале холодно. Мама может заболеть. Грета тихонько плачет. Всхлипывает ему на ухо, а её слёзы впитываются в футболку Эрена. Ткань неприятно липнет к плечу, всё тело затекает из-за скрюченной позы, потому что Эрен сейчас стоит, согнувшись, как креветка, чтобы окружить Грету щитом из своего тела. Ему и самому страшно, но он продолжает держаться. Краем глаза следит за двумя амбалами, что торчат у двери. Уходить они не собираются, контролируют каждое их движение.       — Хей, принцесса, посмотри на меня, — он с большим трудом отстраняется и отодвигается так, чтобы они с Гретой оказались лицом к лицу. В её больших зелёных глазах плещутся целые океаны слёз, и в Эрене при виде этой картины просыпается что-то новое. Чувство, окрашенное в алый цвет. Такая чистая концентрированная ненависть к тем, кто стоит за их похищением и страданиями его близких. — Грета, всё будет хорошо, веришь мне? — он шепчет совсем тихо, чтобы услышала только она. И натянуто улыбается. — Старший брат защитит тебя. Грете всего четыре. Она ещё слишком маленькая, но… смотрит на него, как взрослая, и кивает. Верит ему.       — Не знаю, сколько нас там продержали. Может, пару часов, но по ощущениям мы торчали там вечность. Мама ни слова не сказала, продолжала закрывать нас собой и лишь изредка смотрела на меня, взглядом давая понять, чтобы я не рыпался. Мне казалось странным, что она такая спокойная. Я вот, честно, до усрачки боялся. Сейчас понимаю, что она просто ждала. Знала, что отец придёт за нами. Надо было тупо выждать. Металлическая, изъеденная ржавчиной дверь открывается с мерзким протяжным скрипом. На пороге появляется высокий широкоплечий мужчина, своей массивной фигурой перекрывающий весь дверной проём. Он заходит внутрь, останавливается напротив Карлы и, задумчиво склонив голову, рассматривает её.       — Да ладно тебе, Карла, совсем никаких эмоций? — голос тягучий, как патока, но с неприятными трескучими нотками. Такие забиваются в глотку и застревают там. — Даже не станешь меня умолять, чтобы я отпустил твоих отпрысков? Предложение было бы заманчивым. Гриша в обмен на твою жизнь сделает всё, что я потребую. Не зря ведь тащил тебя с собой из Германии. Карла продолжает молчать, только взглядом его буравит и губы поджимает в тонкую линию. Грязный вызывающий взгляд скользит по её голым плечам, едва прикрытым тонкими лямками платья, опускается ниже к подолу, что заканчивается чуть выше колен. Она демонстративно морщится, чем вызывает у него кривую усмешку. Громкий всхлип нарушает затянувшееся молчание. Он переводит раздражённый взгляд куда-то за спину Карле. Её дети жмутся друг к другу, как выброшенные в холод ночи котята. Пацан что-то торопливо шепчет девчонке, но та начинает плакать ещё громче и трясётся, как осиновый лист на ветру. Бестолковые никчёмные создания, пригодные лишь для того, чтобы использовать их как средство воздействия на Гришу.       — Заткни её, пока это не сделал я. Не желаю слушать ваш скулёж.       — Не смей так разговаривать с ними, — Карла наконец подаёт голос. Она выходит вперёд, бесстрашно смотрит ему в глаза, а в них разряды молний сверкают.       — Смелая такая, да? — мужская рука грубо хватает её за подбородок, пальцами впивается и сжимает так, что рот невольно приоткрывается. — Так уверена в нём? Думаешь, он придёт за вами?       — Не трогай маму! — мальчишеский голос вспарывает напряжение, плотным коконом окружавшее их. Мужчина вздрагивает и опускает удивлённый взгляд вниз, замечая сопляка, что колотит его руками и ногами и пытается оттащить от своей матери. Это даже улыбку вызывает.       — Эрен, вернись к Грете!       — Нет, я не хочу, чтобы он тебя трогал! Мужчина хохочет — громко и раскатисто. Разжимает руку и отталкивает от себя Карлу, как игрушку, что успела надоесть. Та падает на колени, чувствуя, как кожа рвётся и кровь проступает на ногах, но собственная боль её не заботит. Хочет подползти обратно, но не может. Маленькая ладошка цепляется за её плечо, Грета, продолжая плакать, подходит к ней и прижимается в поисках защиты. Карла обнимает её, но внимание всё ещё устремлено на другого ребёнка. Она смотрит, как ублюдок наклоняется к её сыну и разглядывает его с интересом. А Эрен отступать не намерен. Он сжимает кулаки и, упрямо вздёрнув подбородок, смотрит на мужчину, который испортил один из лучших дней в его жизни.       — Эрен, верно? Смешной ты, — тот снова хохочет, протягивает руку и небрежным жестом треплет ему волосы. — У меня сын постарше тебя. Райнер. Вы с ним похожи. Он такой же упрямый и своевольный. Райнер. Сын. Имя моментально впитывается в сознание, потому что это удивительно — у чудовища тоже есть ребёнок. Эрен привык, что в сказках, которые ему мама раньше читала, злодеи всегда одиноки. Живут в своих тёмных неприступных башнях, без семьи и друзей. Иначе как ещё объяснить, что они плохие? Из-за одиночества, конечно. Тот, у кого есть дети, чужих похищать не станет.       — Это было последнее, что я услышал. Потом на улице раздались выстрелы. Отец пришёл, — Эрен не выдержал и встал. Начал ходить по комнате, наворачивая круги, и совсем не замечал, каким взглядом на него смотрел Ривай. Как человек, который уже догадался, чем закончится история.       — Началась суматоха. Браун приказал своим шавкам выйти и всё проконтролировать, сам остался с нами. Наверное, решил, что слабые беззащитные дети и женщина не смогут причинить ему вреда, — Эрен поскрёб ногтями шею. Кожа начала знакомо чесаться, скоро всё тело охватит огонь, а лекарства под рукой не окажется. Он сам добровольно от него отказался. Голова болела. Мысли наслаивались друг на друга, воспоминания смешивались и путались. Во рту пересохло, он с трудом сглотнул, избавляясь от кома, застрявшего в глотке. Говорить правду неожиданно оказалось тяжело, если слушателем выступает человек, мнение которого действительно важно.       — Я у него пистолет заметил, когда он только вошёл. Знал, как нужно обращаться с оружием, меня отец учил. А я, хоть мелкий был, но на лету всё схватывал уже тогда, — Эрен остановился посреди комнаты и невидящим взглядом уставился вперёд. — Я решил рискнуть. Какова вероятность, что семилетний мальчишка захочет провернуть такое? Но за стенами подвала разверзся настоящий Ад, Грета продолжала плакать, и мама тихо звала меня. Я был обязан что-то сделать. Ривай встал и тихо подошёл к нему. Протянул руку, чтобы коснуться, но она так и замерла на полпути, повиснув в воздухе. Он понял, что не имеет права трогать Эрена сейчас. Тот телом хоть и оставался в комнате, в его доме, рядом с ним, но душой и мыслями явно был далеко.       — Я налетел на него, воспользовался эффектом неожиданности, когда он отвлёкся на выстрелы в коридоре. Я даже пистолет смог выхватить, но он быстро пришёл в себя и попытался забрать его. Помню, пальцы болели ужасно, ногти себе в кровь содрал, пока за этот кусок металла цеплялся одной рукой, а второй царапал его лицо. Я, как бешеный, вцепился в него, готов был зубами рвать, если потребуется, но не успел. Выстрел раздался. А почти сразу ещё один. Руке из-за отдачи так больно стало, что пиздец, думал, всю ладонь мне оторвало нахрен. Но пальцы я не разжал, даже когда он пнул меня ногой. Я упал и сильно ударился головой, перед глазами всё потемнело. Наверное, даже отрубился ненадолго, не помню. Когда пришёл в себя, Браун лежал рядом с простреленным брюхом. Он ещё жив был, подыхал медленно, пока кровь из него вытекала, но… знаешь, что самое стрёмное? Он улыбался. Я тогда подумал, что он конченый псих, если умирает, а всё равно ржать продолжает. Смотрел мне куда-то за спину и лыбился. Эрен замолчал. Торопливо облизнул пересохшие губы и снова вцепился пальцами в свои волосы, оттягивая так, словно скальп свой содрать хотел.       — Голова раскалывалась, тошнило сильно, но я всё равно радовался, когда этот ублюдок глаза закрыл. Ну, я же типа победил главного злодея. Так увлёкся, что сразу и не понял — тихо очень стало. Никаких звуков не было. И даже Грета перестала плакать. Он вздрогнул. Часто заморгал, словно картинка перед глазами не желала рассеиваться. Когда обернулся и посмотрел на Ривая, в глазах не было ничего. Ни одной эмоции, что могла бы выдать его состояние. Такая абсолютная пустота, которая во сто крат хуже.       — Когда отец ворвался внутрь, мама держала Грету на руках. Они обе в крови были. Я до того момента даже не думал, что в одном человеке столько крови может быть, — Эрен насупился. Между бровей пролегла небольшая складка, а уголок губ нервно дёрнулся. — Вот и вся история, Ривай. Теперь ты знаешь, что я убил собственную сестру. И всю нашу семью, потому что с тех пор мы и не жили нормально. Это ошибка, которую я никогда не смогу исправить. Грех, за который мне не вымолить прощения, как бы я ни старался.       — Ты был всего лишь ребёнком, — Ривай сделал к нему шаг, но Эрен покачал головой, давая понять, что сейчас его лучше не трогать.       — Да. Импульсивным ребёнком, который возомнил себя взрослым и решил, что может что-то изменить. Таким с тех пор и остался, как видишь. Всё ещё косячу, всё ещё лезу на рожон, и люди из-за меня всё ещё умирают. За годы, проведённые вдали от дома, я нихрена не поменялся. Я долго бежал от правды, отсиживался в Мюнхене, знал, что начнётся, стоит мне только вернуться в город. Клановая вражда ничто по сравнению с личными счётами. Поэтому я так ненавижу Брауна, хотя сам он мне ничего не сделал. Его грёбаное имя было последним, что я услышал, прежде чем моя жизнь навсегда поменялась. Он мне в кошмарах снился. Не его отец, нет, именно он сам — какой-то воображаемый Райнер, с которым меня сравнили. И я знал, что, вернувшись домой, мне придётся столкнуться с ним лицом к лицу. Я убил его отца, а они забрали счастье моей семьи. Эрен вдруг издал смешок и покачал головой.       — Чего я точно не мог ожидать, так это подставу от Хистории. Мой мозг — очень сложная и в то же время неебически тупая штука, — он постукал пальцем себе по виску, продолжая улыбаться. — Я с какого-то хрена решил, что мне нужен человек на место Греты. О котором я буду заботиться и которого буду оберегать. Типа второго шанса, потому что первый я грандиозно проебал. К мозгоправу долгое время ходил, он говорил что-то про сублимацию и моё иррациональное желание забить чем-то дыру в жизни. Мне нужен был такой человек рядом — Хистория им стала. А она взяла и подложила мне свинью, — Эрен фыркнул. — Знала обо всём и сделала это. Но самое отвратительное то, что я даже винить её не могу. Она же не понимала, кто он. Втрескалась в мужика, в кои-то веки начала поступать так, как хотела сама, а не семья ей диктовала. Она любит его. И это пиздец какая ирония. Ривай чувствовал себя выжатой досуха половой тряпкой, которой вдоволь поелозили по всему дому, сунули в самые грязные закутки и вычистили им такие залежи многолетней пыли, что та забилась в глаза, рот и ноздри. Он обессиленно опустился на диван — уже в который раз за день — и уставился на Эрена. На этого мальчишку, взвалившего себе на плечи всю вину. Решившего, что он один корень всех бед, хотя по факту был лишь ребёнком, попавшим в тяжёлые обстоятельства. А рядом не оказалось никого, кто сказал бы ему, что всё на самом деле не так. Прикрываясь желанием защитить, его выкинули далеко-далеко, за пределы родного дома, города, страны. Заперли на чужой территории, возвели вокруг неприступные крепости и поставили по периметру огнедышащих драконов. И напрочь забыли о том, что главный, от кого Эрена нужно защищать — он сам. Подтверждение тому — бледные шрамы на запястьях. Подтверждение тому тараканы в голове размером с собаку и тотальное неумение доверять людям и подпускать их близко.       — Ты не виноват, Эрен. Кто-то должен был это сказать. Хоть и запоздало, тогда, когда эти слова уже ничего не значат, поезд давно ушёл, личность давно сформирована. Но всё равно. Ривай считал это важным и нужным. Он поднял голову, посмотрел Эрену в глаза и увидел в них сомнение и откровенное недоверие.       — Спорное утверждение. Многие бы с тобой не согласились, — он задумчиво пожевал губу и вздохнул. — Мама в последнее время тоже часто это говорит. Но как-то похрен уже, честно. Виноват или нет, Грету это не вернёт.       — Мне очень жаль, — это было искренне. Риваю хотелось его обнять, но он просто не мог пошевелиться.       — Знаю. И… спасибо, что выслушал. Ну, за такое же благодарят? Или нет? Что-то я совсем запутался, Ривай, так что… лучше пойду пока. Тебе надо переварить всё это, а мне напиться. Желательно так, чтобы на утро имя своё не вспомнил. Он начал собираться. Пальто своё подхватил, торопливо надел его и отвернулся.       — Эрен…       — Правда, я лучше пойду. Звуки его шагов стихли быстро, двигатель во дворе зарычал, и вскоре он уехал. А Ривай ещё долго сидел, не замечая, как время давно перевалило за полночь. И думал, думал, думал. Многое для себя осознавал. Забивал пустующие места в головоломке под названием «Эрен Йегер».

***

Вечером следующего дня ему пришло сообщение.

Pfirsich Извини, попрощаться не успел. По семейным делам улетел в Лондон. Меня не будет какое-то время.

Пальцы быстро напечатали ответ. Ривай Ты опять это делаешь. Сбегаешь. Ривай Ok.