Безвоздушная тревога

Когда я говорю «любить», я имею в виду «любить» не в смысле «заботиться», а в смысле «обладать». © Чак Паланик

Эрен подозревал, что за все прегрешения, которых за двадцать три года скопилось немало, ему рано или поздно прилетит кармический пинок. И не то чтобы он гордился своими подвигами или когда-нибудь получал искреннее удовольствие от убийств и пыток людей, он даже не особо много практиковал это дело, если говорить совсем откровенно. Но напортачить успел, поэтому сейчас расплачивался сполна, сам подвергаясь самой настоящей пытке. Он не валялся на холодном бетонном полу, его не били, не резали, не допрашивали с пристрастием. Нет, Эрен с абсолютным комфортом лежал на мягком матрасе поверх чистого постельного белья, пахнущего свежестью кондиционера, и пялился в высокий потолок своими огромными зелёными глазищами, которые сейчас вовсе превратились в два блюдца.       — Господи, — прохрипел он и в очередной раз издал протяжный громкий стон, который отскочил от стен хозяйской спальни и постепенно рассеялся в тишине, разбавляемой лишь пошлыми мокрыми звуками. Стонать и шептать — это единственное, что Эрену позволялось делать. В каких-либо других действиях он был ограничен. Эрен лежал, беспомощно согнув ноги в коленях и раскинув бёдра в стороны. Его руки были надёжно закреплены над головой. Вокруг запястий обвивались стальные браслеты настоящих наручников, продетых через резное изголовье кровати. Холодный металл приятно холодил кожу каждый раз, когда Эрен непроизвольно дёргал руками в отчаянной попытке освободиться, впрочем, без должного напора и стремления, потому что этот плен доставлял ему поистине грандиозное удовольствие, разбавляемое сладкой мучительный пыткой. Эрен приподнял голову и посмотрел вниз, прямо туда, где между его разведённых в разные стороны ног мелькала темноволосая макушка. Ривай, словно почувствовав его внимание, бросил на него взгляд из-под опущенных ресниц. И от режущей стали в этих глазах, сейчас прикрытой чем-то едва уловимо нежным и невесомым, Эрена прошибло током. Всё тело выгнулось дугой, а маленькие колющие разряды электричества заполнили каждую клеточку, проникли в каждую микроскопическую пору.       — Ривай, я сейчас снова… — он не договорил. Позорно прикусил язык, задохнувшись очередным стоном, когда длинные тонкие пальцы Аккермана одним лёгким движением проникли в растянутую задницу Эрена. Кажется, Ривай и правда решил довести его до состояния скончавшегося от удовольствия трупа, потому что третий за последний час оргазм маячил где-то совсем рядом. Эрену казалось, что он и после первых двух в ближайшие пару дней нормально ходить не сможет, потому что Ривай в буквальном смысле вытрахал из него всю душу, доведя практически до бессознательного состояния.       — Тихо, — голос, даже в такой ситуации остающийся совершенно спокойным, действовал на Эрена не хуже самого забористого афродизиака. Он послушно замолк и крепко-крепко зажмурился, запуская цепочку раскрывающихся пятнистых цветов, мелькающих на обратной стороне век. — Ты помнишь, что я тебе сказал в начале?       — Да, — Эрен вжался затылком в мягкую подушку и сцепил зубы, чтобы не болтать лишнего. Приказ Ривая до сих пор набатом стучал в ушах, но одна мысль о том, чтобы действительно делать это, заставляла сердце Эрена колотиться ещё быстрее. Так и до тахикардии недалеко.       — Приступай. В противовес собственным словам Ривай, наоборот, перестал что-либо делать. Он вытащил пальцы, отстранился и больше не прикасался к Эрену. Ждал, когда тот послушается и начнёт вслух озвучивать свои желания. Удивительно даже, что раскрепощённый мальчишка, абсолютно лишённый мук совести и понятия стыда, в редкие моменты позорно краснел и смущался.       — Просто… блядь, просто прикоснись ко мне, Ривай, — он сказал это едва слышно, но Аккерман кивнул. Его ладони мягко легли на загорелые бёдра, влажные из-за пота и смазки. Чуть надавили и погладили, а пальцы обвели налившиеся кровью следы засосов на смуглой коже. Эрен вздрогнул и подался навстречу прикосновениям, но этого было недостаточно. Чертовски недостаточно.       — Дальше, — очередной приказ, сотворяющий с Эреном что-то невообразимое. Он, как музыкальный инструмент, оказавшийся в руках талантливого виртуоза, чутко отзывался на каждый жест и каждое слово.       — Подними руки выше и обхвати мой член.       — Так неинтересно, Йегер, попробуй что-нибудь пооригинальнее. Эрену хотелось заматериться и как следует боднуть ногой Ривая прямо в это усмехающееся лицо. О, да, он буквально слышал, как это садист усмехается. Вообще-то, смена ролей Эрена даже немного пугала. Обычно это именно он был тем, кто нагло приставал к Аккерману, лез к нему со всякими непристойностями и предложениями, целовался грязно и вёл себя развязно, чтобы не оставить Риваю ни одного шанса сдержаться. Однако сейчас Эрен не чувствовал в себе и сотой доли присущей ему уверенности. Он лежал, пристёгнутый наручниками к кровати, вытраханный и в рот, и в многострадальный зад, так ещё от него чего-то требовали, когда единственное, чего Эрену хотелось — чтобы его ещё раз грубо отымели и позволили просто отрубиться на ближайшие сто лет.       — Ладно, Ривай, твоя взяла, — Эрен резко распахнул глаза и уставился ошалевшим взглядом на Аккермана. Он не ошибся, губы Ривая и правда украшала издевательская усмешка. — Вставь в меня три пальца… нет, четыре! Вставь в эту грёбаную дырку четыре пальца, отыщи хренову простату — у тебя есть опыт, ты быстро справишься — и долби до тех пор, пока у меня искры не посыпятся из глаз. А потом, когда устанешь страдать фигнёй, просто выеби меня уже по-человечески и перестань мучить. Я не железный, блядь. Эрен выплюнул последние слова и посмотрел на Ривая так, словно они месяц бродили по раскалённым пескам пустыни, а Аккерман отказывался делиться спасительным глотком воды.       — Ты пересмотрел второсортного порно, Йегер, — мучитель улыбнулся, явно не собираясь воплощать желания Эрена в реальность. Вместо этого он наклонился между разведённых ног, щекой прижался к бедру и громко выдохнул, тёплым дыханием обжигая кожу. — Грубость — это не всегда хорошо, — Ривай повернул голову и оставил лёгкое, почти невесомое прикосновение на бедре. Его губы покрыли поцелуями те места, где кожа налилась красным, потому что ещё совсем недавно Ривай едва не жрал его, кусая и оставляя болезненные засосы. А теперь ему хватило наглости обвинять Эрена в том, что он воспринимает только грубость.       — Да, это ведь я сам себя приковал наручниками к кровати и довёл до состояния растёкшегося овоща, — Эрен фыркнул, но, скорее, для галочки. Он во все глаза следил за действиями Ривая, впитывая в себя визуальный образ, который хотелось запомнить навсегда и высечь себе на сетчатке.       — Контрасты — замечательная штука, если овладеть ими в идеале, — Аккерман поднимался поцелуями выше и выше, пока не упёрся носом Эрену в пах. Гладкий налившийся кровью член, поблескивающий на свету из-за смазки и выступившего на кончике эякулята, прижимался к животу, лучше любых доказательств подтверждая готовность Эрена к ещё одному раунду. — Если человека долго пытать, доставляя ему мучительную боль, нежное прикосновение может оказать на него ещё более разрушительный эффект или же, наоборот, стать панацеей. Ривай поцеловал под самым основанием дёрнувшегося члена и скользнул ниже. Обвёл языком поджавшиеся яйца, с удовольствием слыша, как дыхание Эрена вновь становится громче, более быстрым и обрывистым. Податливый мальчишка, разморенный и мягкий, как пластилин. Если знать, где надавить, можно вылепить из него что угодно. Его растянутая дырка, покрасневшая по краям, пошло истекала смазкой, смешанной со спермой Ривая. Он провёл пальцами по опухшим мышцам, собирая эту мутную мешанину, и плавно надавил, вталкивая обратно внутрь. Эрен наверху громко выдохнул и, кажется, выругался на немецком, вызывая у Ривая улыбку. Он добавил ещё один палец и начал свободно двигаться, вслушиваясь в хлюпающие звуки. Края дырки сжимались вокруг фаланг и снова послушно расходились, выпуская пальцы из горячего мокрого плена. Дикое желание, необъяснимое и самую малость аморальное, но Эрена хотелось сожрать. Он был идеальным с головы до пят и даже здесь смотрелся так восхитительно, сам же насаживаясь на пальцы Ривая и плотно обхватывая их. Пытался двигаться, но вторая рука Аккермана, лёгшая ему на живот, пригвождала к кровати, мешая управлять процессом.       — Не дёргайся, Эрен, — тихо сказал он, но Йегер услышал и послушно замер. Только продолжал тяжело дышать да изредка двигал скованными руками слишком резко, наполняя комнату звуками лязганья металла. Ривай вытащил пальцы, успев заметить, как края дырки сжались вокруг пустоты. Эрен протестующе заскулил и попытался свести бёдра, но в итоге только обхватил ими крепкие плечи Ривая. Взгляд у него стал совсем шальной, с влажным блеском на поверхности потемневшей радужки. Эрену было обидно, он мучился и страдал без возможности получить заветную разрядку, но в этом и состояла вся суть пытки — в безнадёжности. Когда человек осознаёт, что от него ничего не зависит.       — Тише, всё хорошо, — чересчур ласково сказал Ривай, поднимаясь выше. Эрен смотрел на него с мольбой во взгляде и кусал свои блядские губы, красные и опухшие после поцелуев. — Я могу сделать тебе приятно и другими способами. Например… коснуться здесь. Ривай очертил пальцем розоватую ареолу призывно торчащего соска. Эрен снова заскулил и дёрнулся. Он не соврал, когда ещё в первый раз сказал, что грудь у него чересчур чувствительная. То ли изначально от природы, то ли всему виной проколы пирсинга, сделанные по пьяни после студенческой вечеринки. Ривая не интересовали причины и следствия, куда важнее было то, что он мог обхватить большим и указательным пальцами сосок, сжать его и выкрутить, тем самым доводя возбуждённое состояние Эрена почти до критического. Когда каждое движение и прикосновение пляшут на тонком контрасте между удовольствием и болью. Когда мозг постепенно отключается и теряет способность анализировать происходящее, отдавая бразды правления телу.       — Чёрт, чёрт, чёрт! — дрожащим речитативом повторял Эрен, то жмурясь, то снова распахивая глаза, чтобы видеть, как Ривай очерчивает языком соски по очереди, покрывая их тонким слоем своей слюны. Как дует на них, окатывая прохладой, а затем накрывает горячим ртом, обхватывает и всасывает внутрь, взрывая у Эрена в голове десятки и сотни фейерверков. — Я не… не могу, — прохныкал он, с большим трудом составляя из звуков слова. — Пожалуйста, Ривай, я очень сильно хочу кончить. Очень-очень сильно, пожалуйста, хочу тебя в себе, Ривай. Хочу твой член… я… ох, блядь! — он вскрикнул, когда Аккерман прикусил сосок, сдавливая его зубами. — Ну же, давай, ты ведь и сам этого хочешь! — Эрен беспомощно дёрнул руками, слишком сильно, на запястьях наверняка останутся следы. Услышав звон наручников, Ривай вскинул голову и посмотрел на Эрена. Взгляд у мальчишки был расфокусированный, вряд ли он вообще понимал, что сейчас говорит. Он просил и хныкал, извивался под ним, потираясь членом о живот, пытаясь касаться разом как можно больше влажной из-за пота кожи. Ривай наклонился и мокро лизнул Эрена по щеке, рецепторами чувствуя солёный привкус. Йегер, наверное, даже не осознавал, что из его охуительных и самых красивых на свете глаз катятся слёзы. Восхитительное зрелище, дёргающее за все натянутые нити и проникающее в самую грудину, туда, прямо за ряды рёбер, за которыми демоны рычали, скалились и исходили слюной, мечтая вгрызться в Эрена. Схватить его, оставить на смуглой коже кровоточащее клеймо и утащить к себе в преисподнюю.       — Не плачь, ундина, иначе ты вызываешь во мне совсем ненормальные желания, — хрипло сказал Ривай, с трудом себя сдерживая. Он собирал губами слёзы, а затем целовал Эрена, щедро делясь с ним приторной солью.       — Ты очень мне нужен, — слова, смешанные со стонами, сорвались с искусанных губ Эрена. — Пожалуйста, Ривай, прямо сейчас, — повторил он мантру, свою священную молитву, способную достучаться даже до самого неприступного Бога. Ривай отстранился, но лишь затем, чтобы схватить ногу Эрена и закинуть её себе на плечо. Уставшие мышцы протестующе заныли, но эта боль была приятной. Аккерман нежно поцеловал колено, что так часто выглядывало из рванья любимых джинсов Йегера и неимоверно бесило его. Эрен издал громкий протяжный стон, ласкающий слух подобно симфонии. Ривай вошёл в него мучительно медленно, проталкиваясь в растраханную дырку, чувствуя, как она обхватывает его постепенно, смыкается вокруг, погружая в горячее мокрое нутро. Эрен счастливо улыбался и смотрел на него так, что внутри всё позорно переворачивалось с ног на голову, вставало на дыбы и выло.       — Хорошо, — промурлыкал Эрен и закрыл глаза. — С тобой хорошо, а без тебя сдохнуть хочется. Он двигался навстречу, приподнимался и пытался сам же насаживаться на крепкий член, чтобы ускорить расцветающее во всём теле удовольствие, но Ривай намеренно сдерживался, совершая медленные толчки. Проникал глубоко, задевая самую чувствительную точку, сцеловывая и сжирая с губ Эрена стоны, и выходил практически полностью, заставляя того почувствовать внутри пугающую пустоту. Но ненадолго, не позволяя ему сорваться в пропасть разочарования, вытаскивая из неё практически сразу, вновь проникая членом внутрь. Эрен продержался недолго. Измученный уставший организм быстро сдался, позволяя разрушительному удовольствию затопить всё тело. Эрен кончил в этот раз без пошлых стонов, не дёргаясь и выгибаясь в позвоночнике. Он ткнулся носом в шею Ривая и произнёс что-то совсем тихо, так, что разобрать смысл Аккерману не удалось. Эрен сжался, сдавливая почти до боли. Ещё пара глубоких толчков, и Ривай рухнул в нирвану следом, изливаясь в горячее нутро. Помечая Эрена ещё раз, словно предыдущих двух не хватило, словно все эти расписные узоры на теле Йегера не говорили о том, кому он сейчас принадлежит. Мой. Мой. Мой. Хотелось повторять это бесконечно, целуя его медленно, пальцами зарываясь в густые пряди волос, влажные и спутавшиеся. Он был таким вкусным и пах правильно. Риваем пах. Пропитался им насквозь, так, что не отмыть больше и не отделить друг от друга. Намертво смешались. Наручники щёлкнули, выпуская Эрена из плена стальных браслетов. Ривай обхватил его запястья и начал массировать, разгоняя кровь под тонкой кожей. Поверх старых шрамов легли новые красные полосы, но утешало одно — они не пробудут там долго. Они пройдут уже завтра, исчезнут бесследно, и Эрен о них никогда не вспомнит. Эрен будет помнить только то, как хорошо ему было. Стоило Риваю опуститься на постель, как Эрен прижался к нему, устроил голову на крепкой груди и обхватил рукой поперёк пресса. Потные, растрёпанные и грязные, они буквально прилипали друг к другу, но Ривай не чувствовал отвращения. Раньше его бы вывернуло наизнанку от подобного, но сейчас он просто лежал, бездумным взглядом пялился в потолок и прислушивался к громкому дыханию Эрена. Мальчишка оставался таким же горячим, словно под смуглой кожей сама кровь кипела. Ривай посмотрел вниз, замечая спутавшиеся каштановые пряди, налипшие на лоб Эрена. Аккуратно убрал их пальцами, зачёсывая назад и высвобождая лицо мальчишки из плена волос.       — Пить хочешь? — спросил он тихо, на что Эрен только едва дёрнул головой и отрицательно промычал. Глаза у него оставались закрытыми, а губы плотно сжатыми. — В душ? — без особого энтузиазма предложил Ривай, потому что самому становилось тошно от мысли, чтобы прямо сейчас вылезти из тёплой кровати.       — Спать хочу, — прошептал Эрен и обхватил Ривая крепче, по привычке закинув ногу ему на бёдра. Оплёл всеми конечностями, как обычно, словно Ривай даже в самой бредовой теории мог добровольно пожелать сбежать от него. Какая несусветная глупость. Эрен отрубился быстро. Маленькая складка между бровями разгладилась, а из челюсти ушла вся напряжённость. Вот такого Эрена — спящего и умиротворённого — легко можно было принять за самого обычного подростка с ничем не примечательной жизнью и среднестатистическими проблемами подрастающего поколения золотой молодёжи. Только вот… Ривай успел узнать его слишком хорошо и теперь понимал, что скрывается за широкими улыбками и громкими словами. Сломленный мальчишка с одиноким детством и таким багажом проблем, что удивительно, как под их грузом он ещё не сломался. Сильным был, наверное. Сильнее многих матёрых мужиков, которых Ривай знал раньше на службе и впоследствии при делах клана. …Спустя несколько часов, относительно выспавшиеся и чистые после совместного душа, они спустились вниз, потому что симфонию их в унисон урчащих желудков Эрен со своим музыкальным слухом оценил на девять из десяти. На улице уже давно стемнело, вечерние сумерки накрыли задний двор, куда выходили большие панорамные окна кухни. Эрен зевнул, почесал голову, зарывшись пальцами во всё ещё влажные волосы, кое-как собранные в небрежный пучок, и залез на высокий стул возле мраморной столешницы, смутно смахивающей на барную. Кухонный островок посреди идеального аскетичного царства ему нравился.       — Давай что-нибудь итальянское приготовим? — предложил он, подпирая рукой подбородок и бросая на Ривая весёлые взгляды с пляшущими на дне зелёных глаз искорками.       — Пять минут назад ты говорил, что согласен сожрать даже сырой картофель, а теперь предлагаешь ебаться с итальянской кухней? — Ривай скептично выгнул бровь. Услышав слово «ебаться», Эрен заметно вздрогнул и неловко поёрзал. Многострадальная задница протестующе заныла, подавая сигналы бедствия, но Эрен очень быстро смог с ней договориться, предложив компромисс. Никаких «ебаться» ближайшие пару дней. Ну, ладно, хотя бы день. А в качестве временной замены сойдёт и его рот, потому что полировать член Ривая ртом Эрену нравилось не меньше, чем на этот самый член насаживаться задом, падким на внушительное достоинство Аккермана.       — Можно болоньезе. Максимум час, и готово будет, — Эрен очаровательно улыбнулся и скорчил такую умилительную физиономию, что отказать ему было проблематично. Любопытно только, людей он допрашивал и резал ножом обычно с таким же выражением лица или ещё более невинным? Ривай окинул его взглядом ещё раз, словно желая утвердиться в своих мыслях. Его собственная чёрная растянутая футболка, которая сто лет как валялась где-то в недрах шкафа, оказалась вытащена Эреном на свет божий и теперь облепляла тонкой тканью грудь Йегера и бицепсы. На фоне чуть выцветшей чёрной материи семейный ключ, поблескивающий золотыми гранями, выделялся контрастом особенно ярко. Эрен таскал талисман то на шее, то на зеркале заднего вида в своей машине. От чего зависело расположение ключа каждый день, Ривай так и не понял.       — Включи что-нибудь, — Аккерман дал ему отмашку и, тяжко вздохнув, полез в холодильник за овощами. Потом вспомнил, что для соуса понадобится мясной фарш. Пришлось доставать его из морозилки и проклинать спонтанные идеи Эрена. На фоне тихо зазвучал голос Эйбела. Телефон был отодвинут подальше к краю стола, чтобы не мешал, а сам Эрен с предвкушением потянулся за доской для нарезки и уже вымытым овощам, которые Ривай перед ним поставил. Аккерман предпочёл сосредоточиться на фарше, его предстояло разморозить в рекордные сроки, чтобы не провозиться с готовкой до самой ночи.       — Спонтанный вопрос: ты своих бабушек и дедов знал? — Эрен крепко обхватил нож и начал очищать лук. Не особо жаловал это дело, даже когда готовил для себя любимого, но классика итальянской кухни требовала к себе особого отношения.       — Нет, Кенни пришил своего отца раньше, чем я успел с ним познакомиться. Так и встал во главе клана. А бабка ещё в начале девяностых укатила куда-то на Сардинию с молодым хахалем, — если Ривай и был удивлён вопросом, то виду не подал. Он уже привык к спонтанным темам для разговоров, которые Эрен поднимал.       — Я своих тоже не знаю, — Эрен почесал кончик носа, потому что лук, ещё даже не нарезанный, уже издевался над его рецепторами. — Мамины умерли давно, а Йегеры… там всё сложно, — он немного помолчал, сосредоточенно разрезая луковицу и шинкуя её на маленькие квадратики, чтобы при обжарке они скорее приготовились. — После того, как первую жену отца убили, дед и бабка отговаривали его от происходящего, настаивали, чтобы тот завязал со всеми делами и жил обычной жизнью врача. Но отец деликатно намекнул им, что их мнение не особо учитывается, и они… ну, типа отказались от него. С тех пор и не разговаривают, хотя уже столько лет прошло. Даже когда он на mutter женился, они так и не помирились. И меня знать тоже не хотят. Но с Зиком общаются. Он часто навещает их, праздники иногда с ними проводит.       — Расслабься, Йегер, у них явно старческая деменция в самом разгаре, если твоему очкастому братцу они рады, а тебя видеть не хотят, — Ривай сказал это совершенно серьёзно, сохраняя непроницаемую мину на лице, но Эрена всё равно прорвало на смех.       — У вас с Зиком взаимные симпатии.       — Неужели? Он тоже хочет сломать мне нос и натянуть глаза на жопу? — поинтересовался Ривай, продолжая возиться с фаршем.       — Он выражается более культурным языком, но суть примерно та же, — Эрен улыбнулся и шмыгнул носом. Чёртов лук всё-таки выдавил из него пару слезинок. — Короче, семейные отношения — редкостная херня. Я, когда вернулся в город, думал о том, чтобы увидеться с ними, познакомиться, ну… кровь не вода и всё такое. Но потом решил, что если за столько лет они так ни разу и не озаботились тем фактом, что у них два внука, а не один, то и мне не стоит трахать себе мозг.       — Какая светлая мысль, удивлён, что она пришла тебе в голову, — Ривай закатил глаза. Он закончил возиться с фаршем и подошёл к Эрену. Окинул придирчивым взглядом его труды и удовлетворённо кивнул. Лук и чеснок были нарезаны достаточно мелко и ровно. Ривай забрал глубокую миску, а взамен всучил Эрену поднос с другими овощами. Оливковое масло зашкворчало на плите в большой сковороде. Ривай вытряхнул туда лук и чеснок и начал жарить, периодически помешивая, постепенно доводя до лёгкой золотистости. Эрен в это время сосредоточенно удалял семена сладкого красного перца и нарезал его маленькими кубиками. Процесс готовки ему нравился и даже доставлял удовольствие. Тихая музыка продолжала доноситься из динамика телефона, Weeknd что-то напевал о рок-звезде, а у плиты стоял Ривай и помешивал жарящиеся овощи. При этом сжимал лопатку так, что жгуты мышц на его руке напрягались, своим видом доставляя Эрену эстетические оргазмы.       — Как ты попал к своему дяде? — спросил Йегер, чтобы отвлечься от сексуальных видов и сосредоточиться на куда более важных темах. История жизни Ривая с самого начала интересовала его очень сильно, но чаще всего из Аккермана и слова вытянуть было нельзя, чтобы не напороться на холодный взгляд, так и кричащий о том, что придурки, вроде Эрена, не должны лезть ему в душу. — Расскажи о своём прошлом.       — Как ты рассказываешь? — Ривай посмотрел на него в упор, и Эрен стушевался.       — Ты почти всё обо мне знаешь. Даже то, во что я был одет, когда лишился девственности в выпускном классе, — Эрен поспешил перевести тему, умело замотав всё в привычную ему обёртку юмора.       — Не то чтобы я просил посвящать меня в это. Ривай нахмурился. Было в прошлом Эрена что-то такое, о чём он предпочитал не говорить. Что-то, из-за чего ему пришлось уехать в Германию и проторчать там столько лет вдали от семьи и родного города. Самое удивительное то, что даже Кенни не знал, что случилось шестнадцать лет назад. С присущим ему дотошным любопытством дядя пытался пронюхать информацию и заглянуть за плотную ширму, за которой пряталась история Йегеров, но Гриша в своё время успел всё надёжно скрыть от посторонних глаз, не без помощи Закклая и прочих причастных. Просто был у Гриши и Карлы ребёнок, а потом вдруг исчез. И никто не знал, где он и что с ним случилось, пока несколько месяцев назад повзрослевший и вымахавший почти в два метра ростом Эрен вновь не появился в городе. Фарш отправился прямиком к обжаренному луку. Ривай равномерно распределил его лопаткой по горячей поверхности сковороды и убавил огонь до среднего, чтобы мясо не сгорело раньше времени. Он облокотился задом о столешницу, скрестил руки на груди и посмотрел на Эрена. Задумчиво пожевал губу, мысленно прикидывая все варианты «за» и «против». По итогу оказалось, что «против» особо и не имеют значения. Теперь уже рядом с Эреном нет.       — Аккерманы всегда варились в этом бизнесе, несколько поколений подряд по локти в крови и по уши в дерьме. Дед, по рассказам Кенни, был старым параноиком и откровенной сволочью, держащей своих отпрысков под железной пятой. Кенни подстраивался, знал, что рано или поздно грохнет старика и займёт его место. А моя мать… — Ривай вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. В памяти всплыло красивое лицо молодой темноволосой женщины. — Ей такая жизнь не нравилась. Она была слишком наивной и чистой для этого мафиозного дерьма. Учиться хотела вдали от дома, мир увидеть, чего-то самой добиться без родительских связей. Но не успела: моего горе-папашу встретила и втрескалась без памяти. Ей было семнадцать, вряд ли она понимала, что творит, когда тайком уходила из дома и шлялась с ним по всему городу. Дед быстро узнал, Кенни говорил, что скандал был такой, что окна в доме дрожали. Мать порыдала, позанималась самобичеванием, дождалась полуночи, когда совершеннолетие стукнет, и сбежала со своим хахалем. Не знаю, на что она рассчитывала. С такими ублюдками нормальной жизни не построишь.       — Её звали Кушель, да? — тихо спросил Эрен, когда Ривай замолчал, помешивая фарш. Дождавшись утвердительного кивка, Эрен искренне улыбнулся. — Красивое имя. Ты похож на неё?       — Не знаю, об этом лучше спроси у Кенни, — Ривай криво усмехнулся. Лукавил. Знал, что похож. Такие же угольно-чёрные волосы, идентичные серые глаза и тонкие острые черты лица. Только у Кушель они смягчались нежной улыбкой и открытым светящимся взглядом, Ривай же такого добра был лишён. Эрен дорезал сладкий перец и, подхватив миску, встал. Он передал готовые овощи Риваю, чтобы тот добавил их к фаршу, а сам начал возиться с томатами. Их предстояло очистить от кожуры и измельчить в блендере.       — Она забеременела, а папаша свалил в закат. Кинул её одну в чужом городе, без какой-либо поддержки и средств к существованию. Ей пришлось быстро взрослеть, учиться выживать и заботиться не только о себе, но и новорождённом сопляке. Я был ей обузой, она могла… она должна была избавиться от меня сразу же, выкорчевать из себя, пока не вылез наружу и не усложнил ей жизнь. Но не стала. Ривай помешивал содержимое сковороды, но Эрен видел, что мыслями он очень далеко от готовки болоньезе. Пожалел уже, что в принципе спросил и начал этот разговор, но в то же время понимал, что сейчас Ривай рассказывает о себе больше, чем за все месяцы их знакомства. И удержаться Эрен не мог. Ему хотелось знать больше о человеке, который уже стал неотъемлемой частью его жизни.       — Она много работала, пыталась поставить меня на ноги и вырастить нормальным человеком. Пока я мелкий был, со мной возились её разношёрстные подружки, с которыми она снимала эту разваливающуюся халупу. Потом подрос и начал больше торчать на улице. Познакомился с Фарланом и Изабель — такие же дети трущоб без шансов на счастливое и безоблачное будущее. Но мы были ещё слишком тупыми и наивными, чтобы понимать это. Носились по улицам, лазали везде и думали, что нам весь мир по зубам. Методичные действия его успокаивали. Он забрал у Эрена миску с уже измельчёнными томатами и вылил густую смесь к овощам и мясу. Посолил и поперчил немного, чтобы добавить вкуса, и засыпал пряные специи. Затем накрыл крышкой и уменьшил огонь практически до минимума, чтобы всё как следует протушилось в течение двадцати минут.       — Со временем у неё развилась депрессия. Она сидела на таблетках, могла неделями не выходить из комнаты, а я торчал рядом с ней и не знал, чем помочь. Чувствовал себя бесполезным и уже тогда понял, что беспомощность — худшее, что можно испытать. Когда важный для тебя человек медленно затухает у тебя на глазах, а ты ничего не можешь сделать, — Ривай вытащил из шкафа большую кастрюлю, налил в неё воду и поставил на плиту. Спагетти пришлось искать дольше, упаковка валялась где-то на верхней полке, пока Эрен не увидел край яркой обёртки и не вытащил их наружу.       — Что с ней случилось? — спустя время тихо спросил он, продолжая стоять рядом с Риваем. Недостаточно близко, чтобы влезть в личное пространство, но и не настолько далеко, чтобы нуждающийся в поддержке человек не мог ощущать её.       — Приняла слишком много таблеток за раз. Уснула и больше не проснулась, — Ривай произнёс это спокойно, словно зачитывал сводку утренних новостей с фондовой биржи, но Эрен заметил, как у него дёрнулась рука, когда он высыпал спагетти в кастрюлю. — Несчастный случай. Тогда я так подумал, сейчас же склоняюсь к мысли, что таким способом она просто сбежала из жизни, которая оказалась не такой радужной, как она её представляла, сидя в безопасности за стенами фамильного особняка, — Ривай улыбнулся. Тускло так, искажённо, словно через объектив старой камеры. — Я не виню её, Эрен. Она была хорошей матерью настолько, насколько могла. Я думал об этом, когда сидел в комнате, пропахшей запахом разложения и гнили. Проторчал с её трупом два дня. Видел, как её красивое лицо превращалось в иссохшую маску. Мне хотелось сдохнуть рядом с ней, но грёбаный Кенни Аккерман решил побыть Господом Богом и подпортить мои планы. Дверь открылась, и на пороге появился страшный мужик в дебильной шляпе. Так я узнал, что у меня есть дядя.       — Мне очень жаль, — Эрен поздно сообразил, что именно делает. Тело двигалось на чистых рефлексах, а мозг слишком медленно обрабатывал информацию. Лишь прижимаясь к напрягшемуся телу и знакомо зарываясь носом в шею Ривая, Эрен пришёл в себя после потрясения. Он прекрасно понимал, что Ривай не тот человек, который потерпит проявление жалости по отношению к себе. Знал, что сейчас его грубо оттолкнут и посоветуют в следующий раз думать головой, а не жопой, прежде чем начинать такие разговоры. Но секунды шли, а Эрена никто не торопился отталкивать. Ривай продолжал стоять так же неподвижно, не предпринимая попыток избавиться от чужого вмешательства. А потом его ладонь легла на поясницу Эрена и чуть надавила, прижимая Йегера плотнее. Он не смог сдержать вздох облегчения.       — Не жалей. Я не заслужил, — Ривай постоял так ещё немного, а затем аккуратно отстранился и посмотрел на Эрена нечитаемым взглядом. — Спагетти переварятся. Надо вытащить. Ривай достал из шкафа дуршлаг, о существовании которого даже не знал. Повезло, что тот обнаружился в недрах его кухни, где раньше хлопотала только Петра. Он промыл дуршлаг и откинул на него готовые спагетти. Добавил к ним столовую ложку оливкового масла и перемешал. Эрен молча наблюдал за его размеренными движениями, пока Ривай выгружал спагетти в сковороду к готовому соусу. Он вновь включил огонь, чтобы ещё раз прогреть всё вместе, и не спеша помешивал их. Запах томатов и специй заполнял всю кухню, заставляя симфонию в желудке становиться всё громче. На фоне продолжала звучать музыка, но её Эрен давно перестал замечать. Когда Ривай разложил готовое блюдо по двум широким тарелкам, они уселись за стойку напротив друг друга и начали молча есть. Соус оказался чертовски вкусным. Эрен издал приглушённый стон удовольствия, раскатывая на языке пряность специй и сладость томатов и перца.       — Очень вкусно! — воскликнул он и улыбнулся. — Давай чаще работать в команде? У нас неплохо получается.       — Йегер, не переоценивай свой вклад, ты просто нарезал овощи, — Ривай попытался опустить его с небес на землю, но это заранее было обречено на провал. Эрена ничто не могло переубедить в том, что их дуэт действительно очень результативный. Он какое-то время ел молча, наматывая спагетти на вилку и даже умудрившись ни разу не брызнуть соусом на столешницу. Но внутренний голосок, нашёптывающий о желании дослушать историю до конца, не позволял ему в полной мере насладиться едой. Заметив его мельтешение и бегающий взгляд, Ривай закатил глаза.       — Спрашивай.       — Что было дальше, когда Кенни забрал тебя? — выпалил Эрен.       — Всучил мне в руки нож и начал объяснять принципы выживания в нашем мире. Куда бить, когда хочешь стопроцентно прикончить человека, или как нанести удар так, чтобы противник протянул ещё немного, — Ривай отправил в рот порцию болоньезе, даже не поморщившись. Воспоминания о первых годах в доме Кенни уже не казались такими отвратительными. Ривай давно их перерос. — Я терпел его, потому что знал, что надолго там не задержусь. Мне его мафиозная херня никогда не была интересна, я не желал участвовать в клановых разборках и делёжке территорий. Хотел своё место под солнцем найти, понять, чего я стою. Едва стукнуло восемнадцать, пошёл в армию. Через год подписал первый контракт. Похоронил Фара и Изабель. Эти придурки за мной попёрлись, хотя всем сразу было понятно, что они там долго не продержатся. Ривай отодвинул от себя пустую тарелку и откинулся на спинку высокого стула. Взгляд его серых глаз блуждал по Эрену, который слушал его с максимальным вниманием, чтобы не упустить ни одного важного факта из биографии Аккермана.       — Потом познакомился со Смитом и очкастой. И завертелось. Нас кидало по миру, как портовую шлюху по членам, — Ривай громко фыркнул, удовлетворённый удачным сравнением. — Постоянные задания, миссии, после которых мы стабильно теряли бойцов. Я каждый раз думал, что вот эта вылазка обязательно будет последней, я осознаю смысл жизни и больше не буду ебать себе мозги. Не получилось, Йегер. Чем дольше в этом варишься, тем отчётливее понимаешь, что смысла как такового нет. Что все эти смерти бессмысленны, а на войне нет хороших или плохих. Есть только мёртвые и выжившие. И, по какой-то хреновой иронии судьбы, я всегда относился к последним, хотя десятки раз имел все шансы сдохнуть. Казалось, Ривай искренне жалел о том, что умереть от вражеской пули и разорвавшейся рядом гранаты ему не удалось. Вся эта история в целом смахивала на затянувшийся на долгие годы суицид, который так и не пришёл к логичному завершению. И Эрен был этому чертовски рад. Потому что в противном случае он бы сейчас ни сидел на этой кухне напротив этого человека, из-за которого Эрен впервые за долгое время сам хотел жить.       — Знаешь, что раздражает больше всего? — Ривай усмехнулся. — Я так хотел быть похожим на мать, сделать то, что не удалось ей, вырваться из этой петли и жить нормальной жизнью. Но я по всем фронтам проебался. Ей едва исполнилось восемнадцать, она была юна и неопытна, но всё равно рискнула и поставила на кон всё. Она не боялась и пыталась бороться. А я столько лет бежал от самого себя, прятался посреди песков пустынь и отстреливался, свято веря, что поступаю так, как хочу я сам, а не как диктует мне уготованный свыше сценарий. И в конечном итоге я всё равно оказался здесь. Стал тем, кем являюсь. И меня от этого наизнанку выворачивает. Ривай встал, резким движением подхватил грязные тарелки и понёс их к посудомоечной машине. Следом загрузил туда использованные сковороду и кастрюлю и запустил процесс. Почти сразу пожалел. Нужно было перемыть всё вручную, был бы шанс отвлечься на что-то, чтобы перестать жрать себя мыслями изнутри.       — Ривай, — голос Эрена прозвучал над ухом самой желанной панацеей. Аккерман самому себе не хотел признаваться, как сильно нуждался в этом звуке, который перекрыл бы повисшую тишину. Он чувствовал, что Эрен стоит совсем рядом, но не приближается. — Я понимаю, о чём ты говоришь, но… Проблема в том, что от самого себя сбежать нельзя. И это не значит, что ты плохо старался или недостаточно пытался. Просто… это в принципе невозможно.       — По себе знаешь? — Ривай обернулся, моментально напарываясь на острый режущий взгляд аквамариновых глаз. Только смотрел Эрен вовсе не на него, а будто куда-то внутрь себя.       — Знаю, — Эрен поднял руку, демонстрируя бледные полосы на запястье. — Даже на тот свет сбежать не получилось, представляешь, какой я невезучий?       — Тогда что остаётся? — вопрос сорвался с губ непроизвольно. Чертовски глупый и наивный, словно он был не взрослым состоявшимся человеком, а вновь стал тем самым мальчишкой, который вернулся с улицы домой и обнаружил в комнате охладевший труп матери.       — Принять это как данность и смириться с тем фактом, что мы хреновые люди в хреновых обстоятельствах? — Эрен пожал плечами и грустно улыбнулся. — Но мы всё ещё можем играть в команде. Моё предложение в силе. Эрен подмигнул ему. И, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты, оставив Ривая наедине с мыслями, что штурмовали черепную коробку. Он не жалел, что рассказал. Чувствовал, как тяжеленный булыжник, что долгие годы давил грузом на плечи, сейчас просто исчез, оставив после себя одно сплошное ничего. Зияющую пустоту, которую предстояло заполнить чем-то новым. Кем-то. Не таким гнетущим. Кем-то со шлейфом цитрусов и блеском зелёных глаз.

***

Стандартный поход по магазинам вместе с Карлой всегда превращался в настоящий ритуал, каждый из участников которого знал отведённую ему роль. Для Эрена сценарий заключался в том, чтобы тащить пакеты с яркими надписями и логотипами брендов и молча выслушивать разговоры матери, в большинстве своём касающиеся городских сплетен. Карлу сложно было назвать любительницей светской хроники и чужого грязного белья, но иногда она позволяла себе на короткое время стать беззаботной женой богатого муженька, которая может позволить себе выкинуть из головы все тревоги и заботы и бесцельно бродить по дорогим бутикам, скупая зачастую ненужные шмотки. Они ей даже не нравились, но Карла мастерски умела изображать восхищение и восторженность на своём лице без единой морщинки. Мало людей из тех, кто знал её поверхностно, могло заподозрить, что своё свободное время Карла с куда большим удовольствием провела бы на заднем дворе дома, по локти копаясь в грязи палисадника. Или готовила на кухне очередной пирог или рулет по старому рецепту своей семьи, перепачкавшись мукой. И за эти контрасты Эрен её обожал. Потому что знал её настоящую.       — Мы забыли купить продукты, — раздражённо сказала Карла, когда они шли по подземной парковке, где уже ждал водитель, чтобы отвести фрау Йегер домой.       — Умоляю, давай это сама. У меня аллергия на эти длинные ряды с разными сортами огурцов, среди которых ты по три часа выискиваешь нужные и самые полезные, — Эрен скривился, вспоминая последний поход в продуктовый, когда ему пришлось ждать мать с перегруженной тележкой, пока та высматривала среди ящиков какие-то хитровыебанные малазийские корнишоны.       — Неженка, — Карла фыркнула и невесомо шлёпнула идущего рядом сына по плечу, но настаивать не стала. Навстречу им двинулся водитель, который забрал из рук Эрена кучу пакетов и аккуратно разложил их в просторном багажнике Кадиллака. Стоило дверце захлопнуться, как Карла махнула мужчине рукой. — Подожди меня в машине. Водитель скрылся в салоне автомобиля, оставляя их с Эреном наедине. Тот нахмурился, почуяв неладное, и с подозрением посмотрел на мать.       — Что? — непроизвольно перешёл на немецкий, словно кто-то мог их подслушать, хотя на парковке они сейчас были одни.       — Нужно поговорить.       — Прямо здесь и сейчас? — Эрен насупился, моментально обрастая защитной бронёй. Знал ведь, что мать наверняка затронет темы, которые он не хотел обсуждать. Удивительно ещё, как за прошедшие два часа она сохраняла стойкую невозмутимость и делала вид, что всё нормально.       — Ну, дома ты появляться перестал, в квартире тебя не застать — вечно где-то пропадаешь, на звонки отвечаешь неохотно. У Гриши спрашивала — ответил уклончиво, значит, у вас что-то произошло. С Зиком говорить бесполезно, если он что-то и знает, то сдавать тебя всё равно не будет из братской солидарности, словно я враг народа и от меня тебя надо защищать в первую очередь, — по мере того, как Карла перечисляла происходящее, она загибала тонкие изящные пальцы, на одном из которых сверкнул бриллиант обручального кольца. Сколько Эрен себя помнил, она никогда его не снимала. — Поэтому давай поговорим на парковке, сокровище. Что происходит?       — А что происходит? — про наркотики, Эрен был уверен, она не знала, отец не стал бы ей рассказывать, чтобы не доводить до паники. Поэтому животрепещущих тем оставалось не так много. — Ты про Рейсс?       — О, теперь она просто Рейсс? Не принцесса и даже не Тори? Как всё быстро меняется в этой жизни, — Карла усмехнулась и покачала головой. Она скрестила руки на груди и прислонилась к багажнику машины, продолжая внимательно смотреть на Эрена. — Впрочем, не могу не согласиться, её выбор бойфренда не назовёшь удачным. Представь на секунду, если она выйдет за Брауна замуж. Родит детей и попросит тебя стать для них крёстным. Вот это будет ирония.       — Мам, ты издеваешься?! — он спросил громче и грубее, чем следовало, но сдержаться не смог. Слова Карлы и улыбка, украшающая её губы, подействовали на Эрена подобно красной тряпке для взбешённого быка. Само такое предположение было настолько диким и абсурдным, что, кроме желания проблеваться, ничего больше не вызывало. — Какое замужество? Какие дети? Она не настолько рехнулась.       — Уверен? Любовь зла, дорогой, не успеешь оглянуться, как даже самый верный человек предаёт тебя, поддавшись влиянию гормонов.       — Хватит. Он сказал это едва слышно, практически прошипел, но Карла послушно замолчала. Перестала улыбаться и захлопала своими большими глазами, словно вынырнула из какого-то транса и только сейчас осознала, где она находится и какой бред говорит. Чёрт, Эрену бы стоило сразу понять, что концентрация яда, слетающего с её пухлых губ, адресована вовсе не ему, а ситуации в целом. Потому что, если кто-то, кроме Эрена, и имел больше прав ненавидеть Браунов и любое упоминание о них, так это Карла.       — Извини, не стоило мне это начинать, — она тряхнула головой, и тёмные пряди волос, сплетённых в косу, дёрнулись в такт её движению. — По правде говоря, твой выбор удивил меня не меньше.       — Я ещё и не девственник, представляешь? Столько потрясений за раз.       — Не дерзи, — Карла посмотрела на него строго, что со стороны, наверное, выглядело бы довольно комично, учитывая их разницу в росте и комплекции. Но только вот её взгляд и строгие нотки в голосе на Эрена всегда срабатывали хлеще, чем то же самое от отца. Он пристыженно замолчал. — Я не осуждаю твой выбор. Просто не понимаю, почему именно он? Ривай Аккерман — это последний человек, рядом с которым я могу тебя представить, Эрен. И я сейчас даже не про разницу в возрасте, происхождение из разных кланов и прочую чепуху. Они не имеют никакого значения, если ты чувствуешь, что человек действительно твой. Из этого вытекает вопрос: ты чувствуешь, что он твой, Эрен? Или это просто разовая интрижка, чтобы побесить нас с отцом?       — Я давно перерос свой пубертат, чтобы из принципа бунтовать против системы и пытаться насолить вам, — Эрен закатил глаза. — Честно говоря, без обид, мам, но мне вообще плевать, что вы об этом думаете. Потому что, да — я чувствую, что он мой. С первого дня, как его увидел. Повисло молчание, но не напряжённое вовсе. Карла смотрела на сына задумчиво, медленно скользила по нему взглядом своих ореховых глаз и пыталась за напускной бравадой и уверенностью рассмотреть хотя бы малейшее сомнение, которое сдало бы Эрена с потрохами. Только сомнений не было. Ни одного. Эрен действительно верил в то, что говорил. Карла тяжело вздохнула.       — Вы с ним совершенно разные, — сказала она, уже заранее понимая, что её аргументы не сработают.       — Вы с отцом тоже. Но это не помешало печально известному мяснику Йегеру влюбиться в юную виолончелистку и увести её с собой из Мюнхена. Представляю, какой фурор произвёл ваш брак, учитывая отцовскую репутацию, — Эрен усмехнулся.       — Эти падальщики и любители светской грязи не замолкали год, — Карла забавно скривилась, вновь становясь очень похожей на своего драгоценного отпрыска. Или же это он всегда был её точной копией. — Эрен, я просто… волнуюсь за тебя.       — Не стоит. Веришь или нет, но этот хмурый напыщенный мужик действительно делает меня счастливым, — он не смог сдержать улыбку. Уголки губ поползли вверх, и Эрен был не в состоянии их проконтролировать. — Мне с Риваем спокойно. Я впервые за долгое время чувствую себя на своём месте. Рядом с ним. Было видно, что Карле нелегко это принять. Сложно смириться с мыслью, что сын закрутил роман с наследником клана, с которыми у Йегеров отношения всегда были крайне натянутыми. Известный в определённых кругах Ривай Аккерман, похоронивший жену и кучу людей, имевших к нему хотя бы косвенное отношение. Ходили слухи, что рядом с ним попросту не выживал никто. Он сжирал их своей энергетикой, давящим взглядом свинцовых глаз и смрадным шлейфом разложения, тянущимся за ним следом. Но вот Эрен стоял здесь — живой и абсолютно невредимый после трёх месяцев знакомства и плотного общения. Живой даже больше, чем раньше, потому что рядом с Риваем его собственный труп внутри начал постепенно возвращаться в исходное состояние. И за это чувство пробивающихся сквозь толстый слой сажи и пепла ростков и расцветающих в душе бутонов Эрен был готов бороться.       — Что ж, в таком случае я рада, что ты с ним, — Карла улыбнулась. Потрепала его по щеке знакомым жестом и заправила прядь каштановых волос за ухо. Прикосновение её пальцев было нежным и мягким. — Не скрывай от меня больше ничего, хорошо? Что бы ни случилось, я никогда не буду тебя осуждать, Эрен, а если не пойму, то хотя бы просто выслушаю. Каждому иногда нужно выговориться.       — Ладно, я учту. Он не был искренен. Он знал, что никогда не расскажет о наркотиках, если только другие щедро не поделятся с ней информацией. Карла не поймёт. Ни один адекватный родитель не поймёт, почему его ребёнок методично убивает себя. Но Эрен дал слово отцу и пока успешно сдерживал его. Считал дни без срывов и самую малость гордился собой. Или же просто он сменил один наркотик другим и теперь вечно находился в компании Ривая, постоянно обеспеченный необходимой дозой. Эрен попрощался с матерью и сам уселся в автомобиль. Посмотрел на часы: у него оставалась пара часов, прежде чем на ночь он поедет к Риваю, чтобы вновь провести выходные с ним. Но прежде ему нужно было заехать к себе на квартиру и собрать кое-какие вещи. И любимых питомцев проведать, конечно же. Дождь барабанил по лобовому стеклу и крыше Мазерати. Эрена он раздражал. Хотелось, чтобы зима скорее вступила в свои законные права и вместо дождевых луж и грязи улицы оказались засыпаны снегом. Хоть какое-то разнообразие, а не этот бесконечный уже успевший всем приесться ливень. Эрен припарковался возле элитной высотки, спешно натянул на голову капюшон цветастой худи и нехотя выскользнул в осеннюю сырость улицы. Однако не успел сделать и нескольких шагов, как на его пути возникла миниатюрная женская фигура. Этого человека он смог бы узнать даже сквозь непроглядную стену дождя.       — Привет, Эрен, — голос Хистории прозвучал по-странному некомфортно, словно одно её присутствие не вписывалось и вносило коррективы в общую картину вечера, которую Эрен себе нарисовал в голове. Он остановился, окинул её быстрым взглядом и не сдержал ироничной улыбки. Хистория была одета в тонкий чёрный плащ и высокие кожаные ботфорты, практически полностью скрывающие стройные ноги. Над головой изящно покачивался широкий зонт, как в лучших традициях английской аристократии. Светлые локоны волос, обычно свободно ниспадающие на плечи, были собраны в аккуратную низкую причёску на затылке. Она показалась Эрену слишком строгой и чопорной, на самом деле не вписывающейся в его мир, который он выстроил за последние недели. Зато теперь Хистория прекрасно смотрелась рядом с другим человеком и идеально соответствовала ему внешне.       — Зачем ты пришла, Хистория? — спросил он без особого энтузиазма. Чувствовал, как собственная одежда постепенно начинает промокать, но и с места сдвинуться не мог. А ведь раньше, не раздумывая, он бы шагнул к ней под зонт и нагло отобрал его. Затем поднял высоко над головой, чтобы Рейсс не смогла дотянуться, и смеялся громко, потому что она наверняка начала бы бить его маленькими кулачками, требуя вернуть себе аксессуар.       — Поговорить. Надеюсь, в этот раз ты не станешь сбегать, — она произнесла это с лёгким упрёком, но Эрену было всё равно. Он вдруг почувствовал такую сильную усталость, словно без продыху несколько ночей подряд разгружал и таскал ящики.       — Нам не о чём говорить. И, вопреки своим же словам, развернулся и молча двинул в сторону входных дверей, прекрасно зная, что она последует за ним. Хистория всегда была упрямой и своевольной. Ему это в ней нравилось, хотя довольно часто раздражало, стоило им столкнуться лбами. На лифте поднимались молча. Эрен смотрел, как она ловко закрыла зонт и оттряхнула его от лишней влаги. Затем поправила причёску, которая и так выглядела безукоризненно, и плечом прислонилась к стенке. Эрен прищурился. Что-то в её лице не давало ему покоя, отвлекало и раздражало, но он не мог понять, что именно. Двери распахнулись, и Хистория первой вышла на лестничную площадку. Дождалась, когда Эрен разберётся с замком и пропустит её внутрь. Могла бы и своим ключом воспользоваться, что уж душой кривить и разыгрывать драму, он ведь в первый же день после возращения дал ей дубликат. Тонкий цветочный шлейф её духов заполнил прихожую и следом просочился в гостиную, атакуя обоняние Эрена. Пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться от желания вдохнуть этот аромат глубже. Сам себе не хотел признаваться, но он успел по нему соскучиться.       — Эрен, всё происходящее в последнее время мне жутко не нравится. Мы движемся не туда, я думаю, ты и сам это понимаешь. Давай просто… поговорим, как раньше, — спокойно и размеренно произнесла Хистория. Прошла вглубь гостиной и уселась на диван, сложив руки на коленях, как примерная школьница. Но стоило ей поднять голову, взглядом столкнувшись с Эреном, как его прошибло током. Потому что, наконец, он понял, что не давало ему покоя.       — Что с твоим лицом? У Хистории была разбита губа. Продолговатая уже чуть подсохшая трещинка, перекрытая нюдовой помадой, но всё ещё достаточно заметная, чтобы портить общий вид. А на скуле, чуть выше и ближе к правому глазу, Эрен заметил побуревший синяк, удачно замаскированный тональным кремом. Но Эрен всегда знал, куда нужно смотреть и на какие детали обращать внимание.       — А, это, — она пожала плечами и выдавила подобие улыбки. — Отец постарался. Он, как видишь, тоже не оценил мой выбор потенциального спутника жизни. Кулаки непроизвольно сжались, а костяшки зачесались от желания как следует пройтись по роже человека, который Эрена всегда бесил. Ублюдка Рейсса хотелось закопать под толщей земли, чтобы не смог выбраться из ямы и больше никогда не смел прикасаться к дочери подобным образом. Он и раньше это делал, позволял себе так с ней обращаться. А Эрен был не в силах что-либо изменить, потому что Хистория не позволяла ему вмешиваться. Это её семья и её проблемы. Она сама разберётся. Разобралась, блядь, как же.       — Не смотри так, всё нормально. Это всё равно ничего не меняет, — она вновь улыбнулась, но теперь уже без толики печали, а с вызовом. — Я не передумаю. И не откажусь от него. О ком именно идёт речь, уточнять необходимости не было. Эрен поморщился, вновь ощущая подступающую к горлу желчь. Ему срочно нужно было заглушить её чем-то.       — Зачем ты пришла? — он повторил вопрос, который уже задавал ей, просто чтобы отвлечься. Чувствовал, как на задворках сознания начинает клубиться привычная злость, распаляемая одним упоминанием Брауна. Пока ещё контролируемая и легко сдерживаемая, но Эрен не мог гарантировать, что вскоре она не выплеснется за пределы плотного пузыря, которым Йегер себя намеренно окружил.       — Через две недели я устраиваю небольшую вечеринку. Традиционное открытие зимнего сезона. Плюс, хочу отметить своё недавнее выступление. Получилось неплохо, кажется, что думаешь? — риторический вопрос повис в воздухе, так и не дождавшись ответа. Потому что он не требовался. Потому что каждый присутствующий в грёбаном зале в тот вечер видел, что её выступление получилось не просто неплохим, а превзошло все ожидания и в очередной раз доказало, что она одна из лучших. — Будут остальные ребята со стадиона, наши общие друзья, знакомые. Никого постороннего, только самые близкие. И я хочу, чтобы ты тоже пришёл. Хочу, чтобы всё было как раньше, Эрен.       — Как раньше уже не будет, — он выплюнул эти слова, не скрывая отвращения в голосе. Понимал, что в список так называемых близких людей она теперь вписывает и человека, который недавно обнимал её на глазах у всех, тем самым заявляя свои права. Эрен пошёл на кухню, понимая, что если сейчас не выпьет чего покрепче, то его нервы сдадут гораздо раньше и до конца этого диалога в одни ворота попросту не дотянут. Хистория направилась за ним. Остановилось посреди просторной кухни, где ещё не так давно сидела за столом, пила горячий капучино из собственной именной чашки и громко смеялась. А теперь ей оставалось лишь наблюдать за Эреном, который откручивал крышку с бутылки текилы и заливал в себя алкоголь.       — Я верю, что всё ещё можно наладить. Считай меня наивной идиоткой, но я хочу, чтобы вы с Райнером просто поговорили и… пришли к какому-то компромиссу.       — Бля! — Эрен едва не подавился текилой. Он громко рассмеялся, с недоверием смотря на притихшую гостью, которая, судя по всему, перед визитом выкурила косяк забористой травы, иначе подобные оптимистичные речи объяснить было нельзя. — Я представляю это во всех красках. Придём, пожмём друг другу руки, потом крепко обнимемся и станем лучшими друзьями. Охуеть просто, не знал, что у тебя такая бурная фантазия. Он сделал ещё несколько больших глотков, чувствуя, как текила опаляет горло, горячей массой стекая по глотке. Недостаточно, чтобы заглушить мысли, штурмующие голову, но всё же лучше, чем ничего.       — Как ты вообще можешь нести такой бред? — Эрен посмотрел на неё с недоверием, словно сомневался в адекватности её психического состояния. Впрочем, в голове Хистории явно произошёл какой-то сдвиг, когда она в принципе решила связаться с Брауном, прекрасно зная, как к этому отнесётся Эрен. — Ты понимаешь, что это превратится в кровавое побоище? — он сделал шаг к ней, затем ещё один, постепенно сокращая расстояние между ними. Хистория не двигалась, продолжала стоять, задрав подбородок и смотря на Эрена с упрямой решительностью. — Хочешь насладиться зрелищем?       — Не будет никакого побоища. Райнер дал мне слово, что ничего не сделает.       — Ах, Райнер дал слово! — Эрен восхищённо присвистнул и вновь не сдержал громкого смешка. Он чувствовал себя участником какого-то грандиозного розыгрыша, суть которого заключалась в том, чтобы довести его до нервного тика. Пока у Хистории получалось прекрасно. — А ты помнишь, что пообещал тебе я? — он остановился и навис над ней так, что между ними оставалось чертовски мало расстояния. Видел, как уверенность в её взгляде пошатнулась и на поверхности кристально-чистых голубых вод заплескался страх.       — Ты его не тронешь. Иначе навсегда потеряешь меня. Громкие слова, такая откровенная провокация и вызов, брошенный ему в лицо. Напускное веселье как рукой сняло. Эрен дёрнулся, совершая резкое движение, и схватил пальцами подбородок Хистории, грубо сжимая. Увидел, как она поморщилась от боли, застигнутая врасплох, но отталкивать его и вырываться не стала. Продолжала смотреть на него открыто и тем самым выводила ещё больше.       — Я уже тебя потерял, — Эрен сказал это совсем тихо, едва размыкая губы. Она бы вряд ли расслышала, не наклонись он к ней так близко, что горячим дыханием обжёг кожу лица. Наклонился ниже, носом задев висок, услышал, как она громко вздохнула, и усмехнулся. — В ту самую секунду, как ты решила, что связаться с ним — лучшая идея. Знала ведь, что за этим последует, но всё равно рискнула, — Эрен прошептал ей это на ухо, продолжая крепко сжимать подбородок. Знал, что доставляет дискомфорт, нежная кожа наверняка уже покраснела, но и прекратить не мог. Потому что ему тоже было больно. — Я был готов сдохнуть за тебя, Хистория, а ты предала меня. Он резко отшатнулся и убрал руку, словно мог обжечься об неё. Тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок, но Рейсс не позволила. Она шагнула к нему, вновь в труху расщепляя жалкие крохи пространства между ними, и посмотрела Эрену прямо в глаза.       — Для тебя это всегда было чем-то большим, верно? Ты ведь не умеешь просто любить или дружить. Для тебя привязанность к человеку — это жуткое чувство собственности. Все, кто тебе дорог, должны принадлежать только тебе и больше никому. Эгоизм, возведённый до абсолюта, Эрен. Ты всегда таким был, обожал присваивать себе людей. Только ты упустил одну значительную деталь: люди — не игрушки. У них тоже есть чувства и желания, ты не можешь сделать их только своими. Они тебе не принадлежат. Хистория говорила и говорила, выстреливала этими словами, каждое из которых попадало ровно в цель. Она бы даже с закрытыми глазами ни промазала, потому что тоже слишком хорошо его знала. Все его слабости и пороки. Все желания и болезненные привязанности. Ведь она столько лет была рядом, видела столько дерьма и выслушивала столько обнажённых мыслей, что могла бы разложить психопортрет Эрена по атомам, по мельчайшим частицам, собирая его в целостную картину.       — Можешь считать меня глупой идиоткой. Можешь говорить, что угодно, но я действительно искренне верю, что всё ещё можно изменить. Это не ваша война, Эрен. И не ваша месть. Вы можете всё исправить.       — Исправить?! — воскликнул он и отступил назад, окинув её таким шокированным взглядом, будто действительно сомневался в её здравомыслии. — Что можно исправить, блядь? Что? Я убил его отца! Такое можно исправить? Не говоря уже о том, причиной чего стала его семья. Это можно исправить? Мёртвых можно вернуть с того света? Скажи мне, Хистория, давай! Что нам сделать? Выкурим трубку мира, поклянёмся на мизинчиках больше никогда так не делать, а потом пойдём праздновать вашу свадьбу. Я, конечно же, буду шафером. Так ты себе это представляешь? Счастливое воссоединение? Эрен не заметил, как перешёл на крик. Видел лишь, как Хистория постепенно отступала назад, пока поясницей не упёрлась в столешницу. Прижалась к ней так, словно мечтала слиться с ней воедино, лишь бы не слышать всё то, что выплёвывал Эрен.       — Я верю, что всё наладится, — упрямо повторила она, чувствуя, как собственный голос начинает дрожать. Повторяла эти слова подобно мантре, надеясь, что они сбудутся, если внушить их себе. — Просто вспомни обо всём, что между нами было. Всё, через что мы прошли, что говорили друг другу и чем делились. И подумай, стоит ли твоя месть того, чтобы всё это потерять.       — Очередная сентиментальная херня. Не замечал раньше за тобой такой наивности. Что с тобой стало?       — Я влюбилась, — Хистория практически выдохнула эти слова и вздрогнула, когда Эрен стремительно двинулся в её сторону, заставляя вжаться в столешницу ещё сильнее. Мраморный край стойки больно впивался в поясницу, но это ощущение было сущим пустяком по сравнению с тем, что у Хистории творилось в душе. На мгновение показалось, что Эрен может её ударить. Просто поднять руку и ударить, потому что она видела, какой завесой мрака затянуло его глаза.       — Ты могла выбрать кого угодно, и я был бы искренне счастлив за тебя, Тори, — в имени, слетевшем с его губ, не было ни грамма привычной нежности. Только заржавевшее отчаяние, глубоко пустившее свои корни. — Но ты выбрала его.       — Я не выбирала. Это жизнь и стечение обстоятельств, а не аукцион, на который можно прийти, выбрать себе подходящую партию и выторговать своё счастье за деньги.       — Ты знала, что единственное, что я никогда не смогу простить — это предательство. И именно это ты и сделала. Предала меня.       — Я не предавала, Эрен! — Хистория отрицательно покачала головой. Голубые глаза покрылись предательской влагой, а крохотные кристаллы слезинок начали стекать по побледневшим щекам. — Ты, как никто другой, должен понимать, что это нормально — вот так потеряться в человеке по другую сторону баррикад.       — Даже не смей сравнивать происходящее между мной и Риваем с той грязью, что развела ты, — Эрена передёрнуло от одной мысли, чтобы провести параллели. Словно это было чем-то аморальным и неправильным — переносить их отношения на другую пару, от вида которой в прошлый раз Эрена едва не вырвало.       — Почему? Чем вы отличаетесь? Разве вы не такие же убийцы? Но это особенный случай, верно? Всё, что происходит с тобой — это всегда особенное. Тебе можно, а другим нельзя. Ты имеешь право быть с тем, с кем захочешь, а остальным это непозволительно, — Хистория улыбнулась. Печально, понимая, что бой заранее проигран, как бы она ни пыталась доказать самой себе обратное. Но у неё оставался один шанс. Одна мизерная возможность достучаться до него. — Я задам вопрос, Эрен. Пожалуйста, ответь на него честно. Просто ответь, и я уйду, больше не буду докучать тебе, обещаю. Хистория небрежно смахнула с щёк слёзы и шмыгнула носом. Выглядела совсем не так идеально, как жалкие полчаса назад. Мало времени прошло, а она уже чувствовала, как моральные силы её постепенно покидают. Потому что биться головой о глухую твёрдую стену — это очень утомительно.       — Скажи мне, Эрен. Если бы Аккерманы сделали с моей семьёй то же, что Брауны с твоей. Если бы я была на твоём месте и пережила то, что пришлось пережить тебе… Ты бы смог отказаться от Ривая? Отказаться от чувств к нему и оставить его ради меня? Ответь. Ты бы сделал это? Ощущение было таким, будто вокруг горла обвилась тонкая, но прочная проволока. Она начала сдавливать и душить, не позволяя Эрену сделать вдох. Он только и мог, что молча смотреть на Хисторию, которая считала ответ с его реакции даже раньше, чем он сам это осознал. Хистория улыбалась. Так, как улыбаются люди, столкнувшиеся с величайшим разочарованием и пытающиеся скрыть это.       — Ясно. Двойные стандарты в лучшем их проявлении. Мне стоило бы догадаться, — она прошла мимо и остановилась на пороге кухни, бросив последний взгляд на Эрена. — Моё предложение всё ещё в силе. Приходи, если захочешь. Я буду… рада тебя видеть, несмотря ни на что. Эрен слышал, как звуки её шагов постепенно затихали. А когда входная дверь открылась и закрылась с громким хлопком, он сделал несколько глотков текилы и, размахнувшись, швырнул полупустую бутылку в противоположную стену. Стекло с громким лязганьем разбилось и разлетелось на сотни острых осколков, подобно алмазной крошке покрывших всю кухню. Эрен вжался затылком в стену и обессиленно сполз на пол, вытянув длинные ноги. Стекло впивалось в кожу даже сквозь плотный слой джинсов и неприятно давило, но ему было всё равно. Он только и мог, что смотреть прямо перед собой невидящим взглядом, крепко сжимать и разжимать кулаки и прокручивать в голове вопрос, заданный Хисторией и так и оставшийся дамокловым мечом висеть в воздухе над шеей Эрена. Смог бы он отказаться от Ривая? Нет. Такая простая истина, не требующая раздумий и аргументов. И от осознания этого факта становилось тошно от самого себя, потому что Хистория оказалась права. Он был редкостным эгоистом. Текила своё дело сделала. Шквал мыслей в голове постепенно сменился лёгкостью и пустотой, присущей спасительному эффекту опьянения. Не так эффективно, как наркота, но тоже помогает забыться. Эрен продолжал сидеть на полу и пялиться в стену, словно там чудесным образом могли появиться ответы на все мучающие его вопросы. Чувствовал он себя полнейшей мразью, но то такое, уже привычное и знакомое, он почти смирился. Мелодия звонка была очень некстати. Вспорола тишину, как сверло подгнившую древесину. Эрен не с первой попытки попал рукой в карман, а когда всё-таки умудрился вытащить телефон, пришлось приложить ещё немного усилий, чтобы пальцем провести по экрану и ответить на звонок.       — Ты уже час, как должен быть у меня, — голос у Ривая, как и всегда, был спокойным и лишённым каких-либо эмоций. Иногда Эрен искренне ему завидовал.       — Угу, — глухо промычал в ответ, не особо соображая, какое убедительное оправдание придумать на этот раз. Хреновая ирония какая-то: его встречи с Риваем с завидной регулярностью срываются из-за Хистории.       — И где ты?       — Дома, на полу сижу, — Эрен фыркнул.       — Увлекательное занятие?       — Очень, я балдею просто, — хотелось смеяться. Кажется, запоздавшая истерика постепенно давала о себе знать. — Хистория в гости приходила. Мы очень… весело поболтали.       — Если нужно избавиться от трупа, говори сразу, — могло показаться, что Ривай издевается, но Эрен успел узнать его достаточно хорошо, чтобы понимать — Аккерман вполне серьёзен.       — Это так мило. Самое романтичное, что можно услышать от своего бойфренда, — теперь Эрен не смог сдержать смех. Он откинул голову назад, взглядом вперившись в потолок, и продолжал улыбаться.       — Что с Брауном?       — Она не расстанется с ним. По крайней мере, по своей воле.       — Что ж, тогда твоя подружка — идиотка. Смелое заявление. Эрен задумчиво пожевал губу, чувствуя на ней остаточный привкус текилы, и снова громко фыркнул. Все они идиоты, так или иначе, в той или иной мере. Проебались по всем фронтам, а такими умными себя считали, пиздец просто. Ещё год назад море по колено казалось.       — Хистория уверена, что это нормально — любить человека по другую сторону баррикад, — Эрен практически в точности повторил её слова. Покрутил их на языке, пытаясь распробовать на вкус. Так себе, откровенно говоря. Разило отчаянием и безысходностью.       — Вдвойне идиотка, — судя по звукам на заднем фоне и тяжёлому дыханию Ривая, он куда-то шёл. Эрен крепко зажмурился, позволяя разноцветным пятнам заплясать перед глазами. Краем сознания понимал: речь уже вовсе не о Рейсс и Брауне. О ком-то другом.       — И что? Вообще никаких шансов? — тихо спросил он, не открывая глаз.       — Ни одного. У таких историй не бывает хэппи-эндов, — Ривай замолчал ненадолго. Словно не знал, что сказать, слова подбирал. Бред какой. Аккерман был одним из немногих, кто точно всегда знал, что следует говорить. — Сними эти очки розовой реальности, пока они осколками не выкололи тебе глаза. Ривай больше не шёл, судя по затихшим звукам, остановился и теперь терпеливо ждал ответа Эрена. А тот понятия не имел, как выдавить из себя хоть слово. Удавка вокруг шеи сжималась всё крепче. Ещё час назад жизнь казалась куда проще, а счастье почти безграничным. Теперь же он чувствовал, как всё вокруг снова разваливается.       — Классика, да? Монтекки, Капуллети и вся эта херня, — хрипло сказал Эрен, припоминая недавний разговор с отцом. Тогда он тоже упомянул Шекспира. Не зря он с детства ненавидел истории этого англичашки.       — Верно мыслишь, Йегер, — на мгновение показалось, что голос Ривая сорвался, треснул, позволяя эмоциям просочиться сквозь брешь в стальной защите. Но это продлилось недолго. Захлопнулось сразу же. Эрен не успел понять.       — Тогда… зачем всё это? Зачем мы пытаемся? — Эрен подхватил двумя пальцами маленький осколок бутылки и сжал, почти с восторгом наблюдая за ярко-алой каплей крови, просачивающейся через свежий порез и стекающую на ладонь. — В чём смысл, если в конечном итоге это… ни к чему не приведёт?       — Смысл в том, чтобы жить здесь и сейчас. Я ведь уже говорил тебе, сопляк, а ты снова не слушал. Упрёк в словах Ривая вызвал у Эрена улыбку. Он с трудом сглотнул ком в горле и снова закрыл глаза.       — Я слушал. Я всегда тебя слушаю. Но, честно говоря, иногда кажется, что тебе действительно плевать. Алкоголь развязал ему язык. Позволил сомнениям просочиться наружу. Эрен уже пожалел о том, что сказал это вслух, потому что повисшее молчание звучало хуже, чем если бы на него в ответ нарычали и снова назвали придурком. Пять секунд. Десять. Эрен считал время вместе с ударами своего сердца. Ждал.       — Будь мне плевать, стоял бы я сейчас у твоей двери? Двадцать. Ривай сказал это на двадцатой секунде. Выдохнул обессиленно, как смертельно уставший человек. Эрен резко распахнул глаза и заморгал, пытаясь убедиться, что ему это не снится. Рукой опираясь о стену, он кое-как поднялся и на трясущихся ногах вышел из кухни. Пару раз поскользнулся на стекле и едва не упал, но продолжал упрямо идти вперёд. Входная дверь открылась практически бесшумно. Эрен смутно помнил, как пересёк гостиную и добрался до коридора. С губ сорвался вздох облегчения, а всё тело моментально затопило приятной тяжестью. Он просто подался вперёд, буквально падая в призывно распахнутые объятия. Пальцами вцепился в знакомую ткань пальто, носом уткнулся в шею, прикрытую высоким воротником, и почувствовал, как удавка вокруг собственного горла распускается и окончательно исчезает, вновь позволяя ему вдохнуть запах человека, ставшего наваждением. И стало как-то плевать, что Хистория была права по всем фронтам. Да, он жуткий эгоист и собственник. Да, пропадает в людях до такой степени, что хочет присвоить их и намертво привязать к себе. Да, выбрал бы Ривая в любом случае. Не смог бы от него отказаться. Если эгоизм и двойные стандарты делали Эрена плохим человеком, пускай. Он готов был стать им, лишь бы всегда иметь возможность спрятаться в крепких и тёплых объятиях, способных заменить весь мир.