Безвоздушная тревога

Эрен с самого детства терпеть не мог бездействие. Любое занятие, каким бы важным оно ни было, для Йегера превращалось в бессмысленное, если от него требовалось какое-то время просто сидеть на пятой точке ровно и не вскакивать каждую минуту. Он рос подвижным ребёнком, таким, за которым нужен глаз да глаз, потому что никто понятия не имеет, что он выкинет в следующую секунду. С годами шило в заднице чуть притупилось, а автоматический моторчик внутри Эрена поубавил своих мощностей, поэтому вести себя он стал спокойнее. Но сейчас, уже около часа вынужденный сидеть смирно и бездумным взглядом таращиться на доску с чёрно-белыми кубиками, Эрен чувствовал себя как барашек на закланье.       — Твой ход.       — Угу, — Эрен, особо не раздумывая и почти не глядя, наугад двинул фигурой. Конь остановился аккурат напротив вражеского ферзя. Эрен в последний момент заметил свою оплошность, но было поздно. Зелёные глаза с толикой досады проследили за тем, как соперник сожрал его фигуру. — Это бесполезно. Ты же знаешь, пап, я никогда не был силён в шахматах. Гриша осуждающе цокнул языком и уставился на сына внимательным взглядом из-под тонких стёкол очков. Эрен, с громким хрустом жующий зелёное яблоко и любопытно озирающийся по сторонам, словно видел отцовский кабинет впервые, производил впечатление человека, по которому плачут настольные игры дошкольного возраста, но никак не шахматы.       — У тебя бы получалось гораздо лучше, приложи ты немного усилий. Шахматы помогают развить аналитические навыки и выстраивание стратегии. Это важно, Эрен.       — Это скучно. Пока я буду разрабатывать стратегии, в меня уже выстрелят раз пять.       — Я бы предпочёл, чтобы ты в перестрелках в принципе не участвовал, — Гриша тяжко вздохнул и проследовал взглядом за Эреном, который одним метким движением запустил огрызок яблока в мусорную корзину. Его губы растянулись в широкой самодовольной улыбке, а в глазах вспыхнули весёлые огоньки. Так же, как в детстве. Столько лет прошло, а Эрен совсем не поменялся. — Посмотри на меня. Эрен с интересом уставился на отца. Гриша обхватил пальцами фигуру короля и поднял её на уровень своего лица, прокручивая, чтобы блики дневного света мелькнули на всех отполированных гранях.       — Король, безусловно, главная фигура на доске. Именно от его конечного положения зависит весь исход игры. И как бы хорошо или плохо ни выступали остальные члены команды, ответственность лежит на нём. Это ведь ему выносят шах и мат, согласен? — Гриша потянулся к доске и подхватил ещё одну фигурку, демонстрируя её Эрену. — Но без ферзя король не представляет никакой опасности. Именно он — основная ударная сила. Выкинь его из игры, и мат объявят уже через пару ходов.       — Я понял твои хитрые метафоры, пап. К чему ты ведёшь? — Эрен улыбнулся и подался вперёд, локтями опираясь о колени.       — Ферзь есть у каждого. У Аккерманов — это Ривай. У марлийцев — Брауны. Выведи их из строя, и от кланов ровным счётом ничего не останется. При упоминании Ривая внутри у Эрена всё странным образом вздрогнуло, словно по телу заряд тока пустили. Но не жалящий, а, скорее, тёплый и приятный, щекочущий нервные окончания. Но то, в каком контексте это было сказано, заставило романтические позывы сантиментов чуть поутихнуть. Он молча смотрел, как отец расставляет фигуры обратно, возвращая их на те же клетки. В голове крутились шестерёнки, вычленяя из полученной информации главное.       — А кто у нас?       — Ты. Если научишься анализировать противников и предугадывать их шаги, — Гриша откинулся на спинку своего кресла. Уголки его губ дёрнулись в плохо скрываемой улыбке, стоило только заметить растерянное выражение, украсившее лицо Эрена. — Ты удивлён? Почему? Настолько в себе сомневаешься?       — Я не сомневаюсь, — буркнул Эрен и раздражённо скрестил руки на груди. — Просто не во всём ещё разобрался. Мне кажется, Зик больше подходит на роль этого твоего… ферзя, — он посмотрел на шахматную фигуру так, будто она была виновата во всех его бедах.       — Зик, скорее, тактик и дипломат. Я могу доверить ему абсолютно всё, что касается официальных дел, но в остальном ему порой не хватает решительности. Ты же, напротив, предпочитаешь действовать, а о рисках и потерях думать потом. Кто-то посчитает это минусом, но для меня твоя готовность принимать важные решения в рекордные сроки — плюс.       — Я могу считать это комплиментом? — Эрен усмехнулся, даже не скрывая самодовольных ноток в голосе.       — Это банальная констатация факта. Ты действуешь импульсивно, не позволяя противнику предсказать твой следующий шаг. К тому же, тебя долго не было, они не успели как следует тебя изучить, а значит, понятия не имеют, чего ожидать, — Гриша предупреждающе поднял указательный палец, затыкая словесные потоки, готовые сорваться с губ Эрена. — Но это не значит, что ты должен совать свой любопытный нос в самое пекло и подвергать задницу чрезмерной опасности. Подумай в следующий раз о матери, прежде чем участвовать в бессмысленной перестрелке. Сомнительная смерть Гувера не стоила трёхчасовой истерики Карлы и ни одной её слезы, Эрен. Против такого возразить было нечего. Эрен пристыженно замолк, проглатывая все аргументы, которые при упоминании Карлы превратились в труху. Истерика матери и смерть Марко в противовес поимке Гувера, из которого так и не удалось ничего вытащить. На языке ощущался кислый привкус досады, стоило обо всём этом подумать.       — Я не хочу, чтобы вы с мамой разочаровывались во мне, — тихо сказал он и оторвал взгляд от изучения собственных коленей сквозь рваные дырки на джинсах. Посмотрел на отца, ожидая встретиться с осуждением в зелёных глазах, идентичных его собственным. Но ничего подобного там не было. Только знакомая с детства теплота, приправленная пониманием.       — Эрен, ничто и никогда в этом мире не заставит меня разочароваться в тебе, — Гриша говорил спокойно, не повышая голоса, но всё равно каждый звук, слетающий с его губ, резонировал в сознании и эхом отскакивал от стенок черепной коробки. — Я тебя люблю и всегда во всём поддержу.       — Кроме музыки, — ляпнул Эрен. Подростковая обида, дремлющая под толстым слоем пыли, вдруг проснулась, отряхнулась и напомнила о себе.       — Я лишь хотел, чтобы ты получил достойное образование, — Гриша поморщился, как при зудящей зубной боли. — Всё это не вечно, — он неопределённо махнул рукой, обводя пространство вокруг себя. — И в будущем, когда этого может не стать, ты должен уметь позаботиться о себе и жить в нормальном мире, не кладя на ночь пистолет под подушку. Впрочем… теперь ты взрослый и в состоянии сам решать, чем тебе заниматься. Хочешь играть — играй. Я не против. Эрен с большим трудом сдержался, чтобы не фыркнуть. Подобные слова от отца он мечтал услышать лет в семнадцать, когда думал о том, куда податься после окончания школы. Но слишком много времени утекло с тех пор и слишком многое поменялось в жизни, чтобы теперь всерьёз раздумывать о карьере музыканта. Руки, раньше с удовольствием сжимающие лёгкие барабанные палочки, теперь привыкли к холодной тяжести металла любимого пистолета. И с ним Эрен справлялся гораздо лучше.       — Последние пару дней за мной таскаются твои люди. Они, наверное, считают себя жесть какими профессионалами, но я их заметил сразу, — Эрен предпочёл перевести тему и направить её в русло, которое волновало сейчас больше, нежели несбывшиеся мечты о карьере рок-музыканта.       — Я не контролирую твои передвижения, это лишь мера безопасности.       — Понимаю, но я не хочу, чтобы за мной вечно таскался хвост. Это раздражает и напрягает.       — Почему? Тебе есть, что скрывать? Эрен напрягся. Гриша обладал фантастической способностью чётко попадать в самую цель, пролезая в тайные сундуки души, запертые за семью печатями. И в случае с Эреном в таком сундуке хранилась его заинтересованность в одном конкретном человеке и их участившиеся встречи. Будет очень не в тему, если Гриша узнает, что его драгоценный отпрыск трахается с ферзём из команды противников. Или не совсем противников, а лучших врагов тире заклятых друзей. Или не совсем трахается, а всего лишь раз было. Но хмурый мистер Дарси оттаял, и Эрен собирался продолжить эту позитивную тенденцию, а чужое вмешательство могло пустить все старания коту под причинное место.       — Нет, просто предпочитаю обходиться без нянек, — Эрен демонстративно закатил глаза. — Как я научусь самостоятельности, если все со мной будут возиться? Такой откровенно хреново сыгранный блеф, что он и сам с трудом поверил. Мать бы точно не купилась. Карла умела видеть Эрена насквозь и всегда улавливала момент, когда он пытался ей соврать. Будь то причина разбитой коленки в детстве или же хриплый голос с похмелья, когда она звонила и проверяла, чем занимается её чадо в Мюнхене.       — Я тебя понял. Скажу им сегодня, чтобы прекратили, — Гриша, судя по прищуренному взгляду, тоже не повёлся, но просьбу Эрена решил удовлетворить. Оставалось только выдохнуть и понадеяться, что его протест не заставит Гришу наоборот усилить бдительность. В дверь коротко постучали и, не дожидаясь разрешения, открыли её. Высокая мужская фигура, появившаяся на пороге, заставила Эрена встрепенуться. Он подскочил на ноги, едва не сшибая шахматную доску с низкого столика, и парой широких шагов пересёк кабинет, буквально врезаясь в неожиданного гостя.       — Крёстный! — воскликнул он, налетая на мужчину, как ребёнок, впервые спаливший Санта-Клауса возле своей ёлки.       — Ты меня сейчас задушишь, — прохрипел Крюгер, чувствуя крепкую хватку рук, сдавивших его так, что стало трудно дышать. Но Эрен не собирался отставать, лишь немного отстранился и, широко улыбаясь, уставился на своего тёзку.       — Тебя сто лет не было, куда ты пропал? — пальцы всё-таки пришлось разжать, когда со стороны Гриши донёсся деликатный кашель, напоминающий о том, что, вопреки спонтанным порывам и мальчишескому поведению, Эрену всё-таки давно не пять лет. И радостно хвататься за штанину крёстного и по совместительству человека, в честь которого его назвали, уже несолидно.       — Работал, Эрен, представляешь, взрослым иногда приходится этим заниматься, — Крюгер усмехнулся и, потянувшись рукой, растрепал его волосы. Каштановые пряди смешно топорщились в стороны, придавая Эрену сходство с насупившимся ежом. — Подстричься не пора, Рапунцель?       — Да что вы все заладили, нормальная у меня причёска, — Эрен фыркнул и отошёл, освобождая место, чтобы Гриша мог поприветствовать лучшего друга. Пока мужчины обменивались рукопожатиями и что-то тихо друг другу говорили, Эрен смотрел на них отсутствующим взглядом. В голове мелькали недавние картинки, как кое-кто достаточно умный, чтобы оценить всю прелесть его причёски, наматывал длинные патлы на кулак и так восхитительно тянул их, что по коже головы бежали мурашки. Если эти крошечные предатели в принципе способны бежать по голове. Эрен не сомневался, что Ривай, при желании, может вызвать у него и не такие реакции тела, стоит только постараться.       — Какая бездарность, — Крюгер, устроившийся в кресле, где ещё недавно сидел Эрен, окинул взглядом шахматную доску и громко фыркнул.       — Он не поддаётся обучению, сколько ни старайся.       — Да-да, продолжайте делать вид, будто меня здесь нет, — Эрен закатил глаза. Впрочем, без особого раздражения, скорее, по привычке. Он отошёл к окну и прислонился задом к подоконнику. Вытянул длинные ноги вперёд, скрещивая их, и устроился с максимальным комфортом, организовав себе лучший вид на возобновившуюся шахматную партию. Крюгер за пару ходов умудрился чудесным образом устранить все оплошности Эрена и расставил свои фигуры так, что не оставалось сомнений — выиграть у Гриши он может. Это было их излюбленным занятием. Запираться в отцовском кабинете, вести какие-то хитровыебанные разговоры, обсуждая дела, и неспешно играть в шахматы, управляя деревянными фигурами. Всё равно, что живыми людьми — это они тоже умели делать лучше, чем кто-либо. Своего крёстного Эрен любил, восхищался им и по-своему уважал. Маленьким носился по дому и всегда радовался, когда Крюгер навещал их. Тот обязательно приносил с собой что-то сладкое, задабривая мелкого разбалованного засранца. Хмурый и суровый с виду дядька, который не сюсюкался с Эреном, как остальные, но относился к нему по-особенному. Наверное, пытался компенсировать отсутствие собственной семьи и детей. Наследниками он так и не обзавёлся, не посчитал нужным. Всегда говорил, что сентиментальные ценности и необходимость создать счастливую ячейку общества — это не про него. Про таких говорят — одиночка, не склонный к доверию и впускающий в свою жизнь очень малый процент людей. Йегерам повезло, они в этот круг попали. А Эрен умудрился завоевать его симпатию, потому что Крюгер не стал исключением и тоже повёлся на обворожительную беззубую улыбку мальчишки с пляшущими искорками на дне аквамариновых глаз. Квартира в элитном районе Лондона, роскошная вилла где-то на Багамах, внушительный гараж автомобилей и пакеты с пакетами акций в крупных компаниях. Крюгер мужиком был запасливым, за долгие годы накопил столько, что хватило бы на постоянное содержание нескольких небольших городков. Только вот раздаривать это было некому, и, разумеется, после смерти абсолютно всё перейдёт Эрену. А хули нет, если да. Кому же ещё, если не драгоценному ребёнку, который с самого рождения рос с платиновой ложкой в заднице. Он, как алчный мужик из индийского мифа про золотую антилопу — больше, ещё больше! Даже если по факту сам никогда и ничего не просил. Даже если ему нихрена из этого не нужно было. С детства котелок варил в другую сторону, приоритеты расставляя иначе. Но Эрена никто не спрашивал. Если начистоту, Эрена в принципе редко о чём-либо спрашивали. Он подошёл к отцовскому столу и зачерпнул из декоративной вазы горсть леденцов. Гриша от сладкого отказался давно и в кабинете держал эту гадость, наверное, только ради сына. Мелочь, а приятно. Эрен вернулся обратно к окну и начал шуршать обёртками, закидывая в рот сразу два апельсиновых леденца. Тот, что зеленоватого цвета и, судя по узору листика на обёртке, явно мятный, Эрен сунул в карман толстовки. Пригодится.       — Про марлийцев есть новости? — голос Гриши вторгся в размышления Эрена. Он навострил уши, прислушиваясь к разговору. Если кто-то и знал марлийцев как облупленных, так это Крюгер.       — Тайберы. Вот благодаря кому они чувствуют себя в городе как дома. Эрен недоумённо уставился на крёстного. Фамилия, слетевшая с его губ, отозвалась в памяти смутным воспоминанием, но цельную картинку выстроить не получилось.       — Ты не выглядишь удивлённым.       — Я догадывался. Мне лишь нужно было подтверждение, — Гриша задумчивым взглядом изучал расстановку фигур на шахматной доске, словно полученная информация его вовсе не волновала. В отличие от Эрена, который заметно оживился.       — А Тайберы — это…?       — Местная псевдо-интеллигенция, косящая под аристократию, — Крюгер скривился, точно горстку лимонных долек проглотил. — Вилли — глава семейства — долгое время варился в нефтяном бизнесе, но потом смекнул, что у нас на нём особо не заработаешь. Клиентура не та, да и затрат больше, чем прибыли.       — А, я понял! Патлатый блондинистый мужик, на приёме у Закклая его видел, — Эрен спешно дожевал конфету и проглотил сладкую массу, не забыв с удовольствием облизнуть пухлые губы. — У него сестра ещё куколка такая симпатичная, модель вроде, если не путаю.       — Эта куколка в прошлом году поймала своего жениха на измене и до смерти отмудохала молотком, а пассию его отправила в реанимацию косточки по крупицам собирать. Вилли, разумеется, сумел всё замять.       — Ебануться! — воскликнул Эрен и резко замолк, почувствовав на себе недовольный взгляд отца. — Ой! Ну, в смысле, это же пиз… трындец какой-то. Девчонка реально была красивая, Эрен в одно время даже заглядывал на её страничку в инстаграме. Кто бы мог подумать, что виляющая бёдрами на подиуме тонкая звонкая тростинка способна избить своего кавалера так, чтобы врачам пришлось по кускам собирать. Ебанутый мир с ебанутыми персонажами, живущими в нём. Эрен даже не мог толком осуждать её, потому что и сам был тем ещё конченым уёбком.       — Город поделили две семьи, Тайберам у этой кормушки места не нашлось. Логично, что они щедро решили выписать марлийцам карт-бланш. Пока вы все методично будете убивать и выгрызать друг другу глотки, Вилли с оттопыренным мизинцем допьёт свой чай, а после шлёпнется тощим английским задом на готовый трон.       — Иногда у меня чувство, что мы реально в кино каком-то. Причём режиссёр явно насмотрелся второсортного говна про Капоне и Джанкану, — Эрен вздохнул и устало потёр переносицу.       — Всего лишь стандартная делёжка территорий и желание заграбастать побольше власти, — Крюгер бросил быстрый взгляд на доску, переставил своего коня поближе к вражеской ладье и вновь обратил внимание на крестника. — Три года назад Вилли метил на пост губернатора, но старину Рейсса неожиданно избрали на второй срок. Не без вмешательства Аккерманов, разумеется.       — Стоп, при чём тут Аккерманы и отец Хистории? — Эрен подался вперёд, словно иначе мог по неосторожности пропустить важную информацию.       — Скорее, речь о её дяде, — Крюгер странно посмотрел на сидящего напротив Гришу и обменялся с ним улыбками, понятными только им двоим.       — Ури? Он же простой художник, — возникло чувство, что абсолютно все всё знают, кроме Эрена. У него в голове сидела маленькая мартышка и била металлическими тарелками так громко, что блокировала все остальные процессы серого вещества.       — Эрен, — Крюгер похлопал по подлокотнику кресла, приглашая крестника присесть. Тот послушался и опустился рядом с мужчиной, хитро поглядывающим на него из-под густых бровей. — Если в семье Рейссов у кого-то и есть реальная власть в руках, так это у Ури. Он — серый кардинал, функционер до мозга костей. Ему не нужен официальный статус и регалии, чтобы, подобно кукловоду, управлять политической верхушкой всего Западного побережья. Слова Крюгера совершенно не желали укладываться в голове. Диссонанс, бахнувший по сознанию ядерным взрывом, в очередной раз дал Эрену понять, что зачастую всё, что воспринимается чем-то обычным и стандартным, в конечном итоге может скрывать под собой тонну подводных камней. И легко можно утопиться в этих водах, пока будешь камешки со дна доставать. Дядю Хистории он видел всего трижды, но и этого было достаточно, чтобы сложить о нём мнение. Чудаковатый мужчина не от мира сего, но с добрым взглядом и приятным мелодичным голосом. Племянницу свою он любил и к её гиперактивному дружку тоже относился хорошо. Даже набор кистей и красок ему однажды подарил на день рождения. Эрен их, конечно, почти сразу благополучно презентовал Армину, потому что тот такой фигнёй увлекался больше. Но приятные воспоминания о добром улыбающемся дядюшке Хистории остались. А теперь выяснилось, что он заправляет всем парадом. Пиздец на пиздеце и им же погоняет.       — Я всё ещё не понимаю, каким боком тут замешаны Аккерманы.       — Личные мотивы, — Крюгер вновь странно улыбнулся и цокнул языком. — Сам поймёшь, когда вырастешь. Эрен мог бы возразить и сказать, что как раз-таки о личных мотивах в отношении Аккерманов он знает не понаслышке. Вляпался уже по самую макушку так, что не выбраться. Впрочем, не сильно-то он и старался.       — Если хотите победить, вам нужно правильно разыграть партию, — Крюгер по горизонтали сдвинул своего ферзя на три клетки вправо и замер, продолжая пальцами сжимать кончик фигуры. — Шах и мат, Гриша. Эрен захлопал глазами, вперившись в отцовского короля, загнанного в угол фигурами противника. Ещё пару ходов назад ситуация была не такой критичной, а теперь скатилась в откровенно дерьмовую. Думать о том, что подобное может повториться и в жизни, Эрен не хотел.       — Это было эффектно, — Гриша улыбнулся и лениво хлопнул ладонями пару раз, демонстрируя своё уважение противнику. — Надеюсь, Эрен, ты усвоил урок.       — Угу, — он кивнул и встал с насиженного подлокотника. — Не разевать варежку и трижды думать, прежде чем действовать.       — Отлично. Скоро приедет Зик. Встреть его и отправь сюда, а сам пока иди.       — Да уж, мне нужно переварить все эти страсти Христовы. На пороге Эрен остановился и обернулся, бросая взгляд на Крюгера.       — Ты к нам надолго?       — Через две недели возвращаюсь в Лондон.       — Ладно, не страшно, всё равно я на Рождество к тебе собирался махнуть.       — Я всегда тебе рад, Эрен, — Крюгер по-отечески ему улыбнулся.       — Это взаимно, крёстный. Эрен шутливо отсалютовал и вышел из кабинета. Дверь за спиной закрылась беззвучно, превращаясь в барьер между нормальным миром и тем, к которому Эрен никогда отношения иметь не хотел, но выбора ему не оставили. Дожидаясь Зика, он стоял на мраморных ступенях лестницы, ведущих в сад, и дышал свежим прохладным воздухом. Осень с каждым днём отвоёвывала больше прав, лишая всё окружающее блеска зелени и ярких оттенков. Но, вопреки ожиданиям, серый цвет Эрена уже не раздражал. Он запрокинул голову и с интересом уставился на свинцовое небо, густой облачной ватой раскинувшееся так низко, словно мечтало раздавить всех жителей города. А Эрену оно нравилось. Среди пушистых загогулин ему мерещилась знакомая сталь во взгляде такого же цвета глаз. И вдруг так сильно захотелось ему написать или позвонить, потому что Эрен соскучился, хотя с последней встречи всего пара дней прошла. Но Йегер сдержался. Справедливо решил, что и он себя не на помойке нашёл и напоминать о себе постоянно не обязан. Будет нужен — его найдут. Из-под земли достанут, если придётся. В способностях Ривая не возникало ни малейших сомнений.

***

Квартира встретила его идеальной тишиной и цитрусовым запахом, разгоняемым по всем помещениям аромадиффузорами. Эрен зашёл в просторную гостиную, оформленную преимущественно в светлых тонах, и затормозил возле двух больших террариумов.       — Папочка дома, — ласковым голосом протянул он и потарабанил по стеклянным стенкам, пытаясь привлечь внимание своих нежных и ласковых питомцев. Но сколько бы Эрен не сюсюкал и с самой очаровательной мордой не возился возле жилищ двух хитрожопых чешуйчатых, те не обращали на хозяина никакого внимания. Больше были увлечены перевариванием мышей, сожранных накануне. Клинт — королевский питон с максимально непроницаемой рожей и чуть прищуренными жёлтыми глазами с вертикальными зрачками — таращился куда-то мимо Эрена, мастерски изображая из себя великого слепого. При дневном свете его чешуйчатая кожа, имеющая насыщенный пятнистый окрас, переливалась бликами золота, плавно переходящего в густой антрацитовый цвет. Клинт свернулся кольцами, устроив свою королевскую тушку на тёплом камне, и явно чувствовал себя хозяином мира. Самовлюблённый говнюк и редкостный засранец, но Эрен его обожал — видел в нём родственную душу. Вторая содержанка характер имела попроще, да и в целом была не такой капризной. Несмотря на свой устрашающий вид, как две капли воды повторяющий окрас ядовитого кораллового аспида, змейка Эрена была сущим загляденьем. Нат тихонько себе ползала по коряге и периодически высовывала язык, шипя просто для галочки. Эрен приподнял крышку террариума и медленно сунул руку внутрь, действуя аккуратно, чтобы паникёрша не сдристнула и не заныкалась под корягу. Нат была лёгкой и до пиздеца красивой, если уж откровенно. Эрен невесомо погладил пальцем её по голове и прошёлся дальше, вдоль гибкого тельца, но она никак не отреагировала. Наверняка мысленно тяжко вздохнула и в очередной раз задалась вопросом, за что ей достался такой придурок-хозяин. Трогает вечно, лезет целоваться, сюсюкается, так ещё и фото делает, с завидной регулярностью выкладывая их в сторис инстаграма. Оставалось только смиренно ждать, когда взрослый ребёнок наиграется и соизволит вернуть её на место. Эрен закрыл крышку, ещё раз довольным взглядом мазнул по своим ползучим деткам и громко хмыкнул. Они были очаровательны. Вот кому сдались кошки и собаки, если природа создала таких восхитительных созданий. Не гавкают, не тявкают, шерсть кругом не разбрасывают, рано утром вставать не надо, чтобы шароёбиться с ними по дворам и паркам. Да и жрут раз в месяц — чудо, а не питомцы. А ещё оба гордых королевских кровей и с высоким самомнением, чётко знающие, чего хотят от этой бренной жизни. Копии своего хозяина. Неудивительно, что они сразу нашли общий язык. А отсутствие у них яда Эрен сам компенсировал сполна. Он вернулся с кухни со связкой зеленоватых бананов и завалился на широкий кожаный диван. Очистил один банан от кожуры и откусил ровно половину, пережёвывая сладкую мякоть с самым удовлетворённым лицом. В целом, день складывался хорошо. А на фоне того перманентного пиздеца, что творился в последнее время, так и вовсе можно сказать, что день — идеальный. Утром сгонял на пробежку, успел заскочить к ребятам в бар, потом стрелой метнулся в родительский дом, и мало того, что с крёстным спонтанно увиделся, так ещё и кучу полезной информации узнал. Правда, как именно её следует применять, Эрен пока не решил, но был уверен, что в скором времени у него появятся варианты. Оставалось одно большое «но», которое чуть портило идиллию. Телефон, лежащий на низком стеклянном столике, продолжал молчать. Не считая сообщений, периодически всплывающих в общем чате с друзьями, ничего нового не приходило. Эрен в последний момент осознал, что тянется рукой к яблочному гаджету. Фыркнул себе под нос и с громким хрустом отломил ещё один банан от общей связки, чтобы чем-то занять руки и забить свой рот. О фаллической форме плодов думать особо не хотелось.       — Я же правильно поступаю? — спросил он, обращаясь к змеям. Клинт, как обычно, проигнорировал, а Нат что-то прошипела и демонстративно отползла в угол террариума, показывая своё нежелание контактировать с человеком почти разумным. У Эрена было много талантов, но парселтанг он ещё не освоил, поэтому и посыл на все четыре стороны из уст змеи разобрать не смог.       — Не буду я ему звонить, — буркнул Йегер, восприняв шипение по-своему. Он приподнялся, положил связку бананов вместе с недоеденным на столик и откинулся обратно на мягкую кожу обивки. Тыльной стороной ладони прикрыл глаза, спасаясь от яркого дневного света. Вставать и закрывать шторы было лень. Эрен перевернулся на другой бок и крепко зажмурился. Стоило только немного расслабиться и перестать себя отвлекать, как вернулось одно из самых неприятных ощущений. Очень сильно зачесался нос. Эрен шмыгнул и поморщился, пытаясь избавиться от раздражающего зуда, но бесполезно. Ещё и во рту так некстати пересохло. И ладони начали мерзко потеть. Эрен быстро обтёр их о джинсы и лодочкой зажал между бёдрами, сдерживаясь от желания почесать нос.       — Да, блядь, — хрипло выдохнул он, зажмурившись ещё крепче. Знал, что если позволит векам приподняться, глаза тут же взглядом нашарят книжный шкаф в углу гостиной. А там, на третьей полке между двумя фолиантами Достоевского и Стейнбека, не сложно заметить торчащий краешек прозрачного пакета. В нём — спасение. В нём — очередная доза счастья и искусственно навязанной радости, так Эрену необходимой. Он прекрасно осознавал, что с ним происходит и во что он вляпывается. Так же, как и понимал последствия, которые уже давали о себе знать. Но у Эрена был свой особый, проверенный способ борьбы с пагубной зависимостью, что уже пустила первые ростки, но ещё не проросла настолько, чтобы невозможно было выкорчевать. Эрен заменял одни наркотики другими — людьми. Разделял их чётко по категориям, рассортировывал так, что ни в одном картеле нет такой выверенной градации. Одни люди дарили ему веселье, другие обеспечивали необходимой временами меланхолией и грустью. У третьих были заботливые нежные руки и запах свежей выпечки — ломка по матери всегда ощущалась иначе. Сколько бы Эрен не употреблял, сколько бы времени не проводил в эйфории рядом с ней, а всё равно всегда было недостаточно. Он не мог восполнить нехватку чего-то важного, что в его жизни отсутствовало с семи лет. Он цеплялся взглядом и впивался пальцами, вдыхал полной грудью, пытаясь запечатать в себе мамин запах, но стоило уехать и остаться наедине со своими мыслями, как тело вновь начинало ощущать острую нехватку. С отцом и Зиком было так же. Только, в отличие от Карлы, они всегда дарили ему уверенность, прущую из всех щелей. Он — на вершине мира. Он — может всё, если захочет, пока у них гордость во взгляде. Он — идеал, каким его и хотели видеть. Каким его лепили долгие годы, давая советы и инструкции на расстоянии. И у него нет права облажаться, чтобы не лишиться своего наркотика. Тщеславие — мерзкая хитровыебанная штука, которая рассеивается дымом на ветру, если не подпитывать её постоянно. Ещё была Хистория — его личный, самый ласковый барбитурат. Хистория — тихая гавань. Хистория — штиль и клочок острова абсолютного спокойствия посреди бушующего океана. Эрен мог часами просто смотреть на неё, наблюдать, как она наворачивает круги на льду и исполняет сложные элементы, порхая как бабочка. Красиво. Эстетично. Умиротворяюще. И скалящиеся бродячие псы, у которых с клыков пена капает и с ядовитым шипением в землю впитывается, замолкают рядом с ней. Потому что Хистория — надёжность и уверенность. Она рядом столько лет, что уже и не вспомнить. Она не уйдёт, не оставит его, ведь знает — без неё Эрен рассыплется прахом, сжираемый изнутри пламенем вины. Он резко сел и опустил ноги на пол. Воспалённый взгляд аквамариновых глаз уставился на корешки книг, между которыми пряталось спасение. Секунда промедления, мгновение борьбы, но бесполезно — эта война давно проиграна. Эрен встал и сомнамбулой двинулся к шкафу, шаг за шагом обрывая все отходы к бегству. Остановился, протянул руку, кончиками пальцев задевая «Преступление и наказание». Грёбаная ирония, он почти усмехнулся… почти, потому что пальцы уже нащупали гладкий кончик зип-лока. Звук входящего сообщения раскатом грома раздался посреди гостиной. Эрен вздрогнул и стремительно обернулся. Экран телефона какое-то время ещё ярко светился, а затем погас. Эрен, позабыв обо всём, рывком подскочил к столику и подхватил смартфон, разблокировав его дрожащими пальцами. Мистер Дарси Ты занят? Круче, чем таблетка под язык. Слаще, чем самый дорогой алкоголь. И эффект сильнее, чем у чистейшего кокаина — гордости семейного бизнеса. Эрен громко рассмеялся и плюхнулся на диван, крепко сжимая телефон в руке. Перечитал короткое сообщение ещё раз и широко улыбнулся, чувствуя, как за спиной расправляются крылья, готовые вознести его до свинцовых небес.

Pfirsich Жую бананы и развлекаюсь с Клинтом и Нат. Это считается важным занятием?)

Мистер Дарси Ещё одни дружки-малолетки?

Pfirsich Не завидуй чужой молодости

Эрен усмехнулся. Открыл камеру и направил телефон на террариумы, настроив фокус так, чтобы свернувшихся в углах змей было хорошо видно. Снимок улетел Риваю, а следом за ним красное и чёрное сердечко, по цветовой гамме смахивающие на окрас королевского полоза. Мистер Дарси Умница, общение с себе подобными пойдёт тебе на пользу.

Pfirsich У меня глюки или ты назвал меня умницей?

Эрен прикусил нижнюю губу и с нетерпением уставился на три мелькающие точки в окошке набора текста. Ривай что-то активно печатал, потом остановился и, судя по всему, стёр сообщение. Пару секунд ничего не происходило, а затем Аккерман вновь начал печатать. Эрен не хотел даже думать о том, как по-идиотски сам выглядел в этот момент с улыбкой до ушей. Мистер Дарси Ну, ты же хороший мальчик.       — Звенящая пошлость, мистер Аккерман, — вслух прокомментировал Эрен, нарочно игнорируя колючую дрожь, которая пронеслась вдоль позвоночника и битым стеклом острого возбуждения рассыпалась где-то в районе копчика. И задницы, что уж скрывать.

Pfirsich Сам знаешь, что нет. Иначе бы ты не клюнул на меня, мы ведь это уже проходили))

Ривай долго не отвечал. То ли просто уснул — старикам это свойственно, отрубаться на полуслове. То ли раздумывал над тем, как бы аккуратнее соскочить с темы и не признаваться во взаимных симпатиях. Эрен решил облегчить ему жизнь — нечего людям за тридцать испытывать такие сильные эмоциональные переживания. Давление поднимется, голова разболится и член перестанет функционировать. А Эрену эта часть Ривая запала в душу особенно сильно.

Pfirsich Я сегодня с отцом виделся. Он рассказал кое-что интересное про марлийцев Pfirsich Если постараешься и вежливо попросишь, я даже поделюсь с тобой информацией

Мистер Дарси Вечером, адрес скину.

Pfirsich У тебя очень оригинальный способ приглашать на свидание. Но o`kay, я хоть успею марафет навести. Носик припудрю, волосы накручу, пробку в задницу вставлю xD

Мистер Дарси Губу закатай. И не смей опаздывать. Судя по погасшему синему огоньку, Ривай вышел из сети. Эрен не сдержался и снова рассмеялся. Настроение улучшилось и взлетело до таких высот, что могло пробить стратосферу. Он подошёл к террариуму и, наклонившись, прижался носом к прохладному стеклу, сквозь него разглядывая ползущую к поилке Нат. Змея не обращала на него внимания, но Эрен всё равно с громким чмоком приложился губами к стеклу, оставляя там размытый отпечаток.       — Дети мои, возрадуйтесь. Папочка сегодня идёт на свидание, — сказал он, радостно улыбаясь. Реакции никакой не последовало, поэтому Эрен фыркнул, демонстративно закатил глаза и отстал от бедных змей. Едва не пританцовывая, он направился в ванную, чтобы принять душ и как следует подготовиться к предстоящей встрече. Нос уже не чесался, ладони не потели, а пульс не зашкаливал. Организм успокоился, получив заветную дозу самого сладкого и желанного наркотика.

***

Он чувствует себя глупо. С головы до ног одетый во всё чёрное, тёмным пятном выделяется посреди пёстро украшенного сквера. Ещё несколько недель назад эта часть парка была совершенно обычной, но теперь сверкает и блестит со всех сторон так, словно в их стране внезапно начали праздновать Хэллоуин на серьёзных щах. Никогда этой хернёй не страдали, а теперь поддались сумасшествию, охватившему внушительную часть земного шара. Растянутые между деревьями гирлянды мигают лампочками, окрашивающими серость вечера в приятный тёплый свет. Запах пряного тыквенного латте долетает из ближайшего фургончика и щекочет ноздри, а яблоки в карамели соблазнительно поблёскивают засахаренными боками. Ривай морщится, когда проходящий мимо пацан задевает его плечом, больше увлечённый разговором со своей спутницей, нежели тем, чтобы ради приличия смотреть по сторонам. Бесячие, максимально раздражающие люди. Ривай не социофоб, но в такие моменты мечтает запереться где-нибудь в бункере, чтобы огородиться от громких разговоров, нежелательных прикосновений и чужого смеха, который острой бритвой впивается куда-то под рёбра и давит. Ривай всё ещё не понимает, почему предложил сопляку встретиться именно здесь. Хочется верить, что это не банальная сентиментальность, которой в жизни Аккермана нет и никогда не было места. Это ведь просто совпадение, что Ривай захотел прогуляться именно в том парке, где впервые увидел Эрена искренне улыбающимся. Когда тот возился с псом своей драгоценной Рейсс и выглядел таким счастливым, будто сорвал джек-пот с призовым фондом в миллион апельсиновых леденцов. Малолетний идиот. Ну, или не совсем малолетний. Ну, или, если не кривить душой, совсем не идиот. Но очень удачно под него косящий. Он морщится, когда очередной сильный порыв ветра просачивается под высокий воротник классического пальто. Плохая была идея тащиться сюда. Ривай не горит желанием отморозить себе задницу и потом слечь с ангиной. Несправедливость, которая всегда его раздражала. С ножевыми и пулевыми ранениями его организм справлялся отлично, кто угодно позавидует быстрой регенерации и умению выжить в тех условиях, в которых любой другой сдох бы и сгнил заживо. Однако даже банальная простуда была способна довести Ривая до ручки и заставить бешеной псиной бросаться на всех, кто осмелится приблизиться, пока у него сопли текут из носа и в горле мерзко першит.       — Я уже говорил, как сильно меня возбуждает твоё вечно хмурое лицо? Над ухом раздаётся мелодия шёпота, разбавленная хриплой шрапнелью. Появление гадёныша такое внезапное, что от сломанного носа и вывихнутой руки его спасает лишь самоконтроль Ривая, годами отточенный до идеала. В противном случае, Эрен уже валялся бы на мокром после дождя асфальте и скулил, баюкая свои сломанные конечности. Но вместо этого он прижимается к Риваю сзади, как уже делал раньше, и утыкается лицом ему в шею, спрятанную под воротником. Тепло его тела моментально впитывается в кожу, просачиваясь сквозь слои одежды. Эрен, как горячая печка, умудряется согревать одним своим присутствием, просто стоя вот так близко и что-то тихо мурлыча себе под нос. Аромат «Мансеры» ударяет по рецепторам, выводя Ривая из морального равновесия. Острые нотки сицилийского мандарина смешиваются с мягким кедром и гваяковым деревом, приправленные сверху листьями пачули с острова Суматра. Ривай, как профессиональный парфюмер, мог бы разобрать этот запах по крупицам, разложить его по атомам и расписать по формулам, потому что слишком хорошо знает состав. Столько раз покупал, что уже и не вспомнить. Фарлан им пользовался… когда-то. По ощущениям, в прошлой жизни. А Изабель нагло тырила, обливаясь им так, что флакон опустошался буквально за неделю. Сумасбродная девчонка с гиперактивным шилом в заднице и с этим своим проникновенным взглядом зелёных глаз. Ещё одна. Риваю начинает казаться, что его жизнь — сплошная инквизиция, сжигающая в священном пламени обладателей греховных аквамаринов, на дне которых плещутся черти. Эрен отстраняется и обходит его так, чтобы продемонстрировать Риваю свою до жути довольную физиономию. Щёки чуть покраснели из-за вечерней прохлады, губы растянуты в широкой улыбке, обнажающей ровный ряд зубов, а глаза блестят, как драгоценные камни. Идеальный. Красивый. Такой чарующе-манящий и привлекательный, что сдержаться невозможно. Ривай признаётся сам себе — он идиот, если думал, что у него есть хоть крошечный шанс отдалиться. Теперь уже нет, когда он успел узнать Эрена лучше. Когда услышал, как громко он умеет смеяться в приступах скоротечного счастья. Как забавно хмурится и поджимает губы, когда чем-то недоволен. Как вздрагивает, стоит провести языком по его шее, в том месте, где бешено жилка пульсирует, разгоняя кровь по артериям и венам. Как вкусно пахнет. Как восхитительно стонет. Короткое замыкание в мозгу, секундный порыв, но и его хватает, чтобы схватить Эрена за предплечье и рывком притянуть к себе, грубо впиваясь в призывно приоткрытые губы. Он не сопротивляется, наклоняется и сам же жмётся к Риваю ближе, вновь обжигая жаром своего тела. Кружа голову цитрусом и древесными нотками. Руками обвивая шею и кончиками пальцев поглаживая выбритый затылок. Приятно. Эрен совершенно точно знает, что делает и какой эффект свето-шумовой гранаты на него производит.       — Я тоже соскучился, — мурлычет он, как огромный кошак потираясь о Ривая. Метит своим запахом, хорошо, что хоть короткие волоски на одежде не оставляет. Проникновенно заглядывает в глаза, ища в них ответ, но Ривай… Ривай — это Ривай. И романтики в сочетании с присущей большинству людей сентиментальностью в нём столько же, сколько сдержанности и воспитанности в Ханджи — то есть ноль. Он не умеет говорить красиво. Не умеет отвечать взаимностью так, как остальные того заслуживают. И с этим можно либо мириться, либо терпеть грандиозное фиаско, пытаясь его исправить и переделать под общепринятые лекала. Эрен не давит, не настаивает и не лезет в душу с советами. Он только кивает, словно желая подтвердить свои же слова, и снова наклоняется, оставляя невесомый поцелуй в уголке поджатых тонких губ.       — Прогуляемся? Ривай с сомнением разглядывает белый кашемировый свитер на нём и бежевый дутый жилет. Эрену такой наряд к лицу, делает его… домашним, что ли, не таким кричаще ярким, как обычно. На ногах — уже по традиции джинсы с такими огромными дырками на коленях, словно псы, повстречавшиеся Эрену в этот раз, были особенно злыми и голодными.       — Отвратительно, — комментирует Ривай и кривится, рассматривая кеды от «Диор», совсем не прикрывающие голые щиколотки. Эрен только усмехается, совсем не обижаясь, и вытягивает длинную стройную ногу, как заправская балерина, демонстрируя дизайнерскую обувь во всей красе.       — Бурчишь, как старый дед. Скажи ещё, что я заболею, а лет через двадцать буду страдать от болей в суставах, потому что по тупости раньше не носил подштанники с мохеровым начёсом, — Эрен закатывает глаза и ухмыляется. — Позже можешь меня отшлёпать. Так и быть, я даже пересмотрю свой гардероб. Спорить с Эреном всё равно, что против танка с зубочисткой переть. Пытаться его переубедить — дохлый номер, Ривай уже понял. Их нужно обязательно познакомить с Ханджи, чтобы просто со стороны посмотреть на поединок двух сильнейших упёртых баранов. Битва обещает стать легендарной.       — Ты написал, что у тебя появилась информация о марлийцах. Они идут вдоль лавочек, забитых под завязку вывалившейся на улицы молодёжью. Громкий галдёж и общий шум Ривая в чём-то даже устраивают, потому что так уменьшается вероятность, что кто-то услышит их разговор. Хотя разговором назвать это сложно. В основном трындит Эрен, вываливая на него информацию, полученную от отца. Ривай лишь периодически задаёт наводящие вопросы, когда Эрен чересчур отклоняется от курса, отвлёкшись на очередную херню. Новость о вмешательстве Тайберов воспринимается Риваем как нечто само собой разумеющееся, потому что было бы странно, останься эта грёбаная семейка в стороне от общего замеса. С Аккерманами у них давно свои счёты, особенно с Кенни, который, будучи ярым противником династии Рейссов, в какой-то момент внезапно сменил курс на более благосклонный и начал всячески им потворствовать. Ривай в такие перемены особо не вникал, однако сейчас понял, что стоило бы. В спутанном клубке этих интриг чёрт ногу сломит, если не будет знать, за какую нить потянуть первой.       — Тайбер был на приёме у Закклая, но ушёл прежде, чем там всё ебануло. Значит, знал, что они нападут. Меня бесит, что они умудряются быть на шаг впереди с учётом всего, что мы делаем, — в голосе Эрена появляются знакомые нотки раздражения, а выражение лица теряет все спокойствие и расслабленность. — Зик ищет крота среди наших, но пока по нулям.       — Потому что твой брат — кретин, — не сдерживается Ривай. Видит, как губы Эрена сжимаются в тонкую линию, а глаза стремительно наливаются чернотой. Блядь, красиво. Если бы он знал, как охуительно выглядит в такие моменты. Ривай открыто облизывает его взглядом, и это действует на Эрена подобно ушату ледяной воды. Он вновь расслабляется и лишь покачивает головой.       — Зик не идеален, но он моя семья. И я бы не хотел выслушивать оскорбления про него, — Эрен вдруг ухмыляется, бросая на Ривая скептичный взгляд. — В конце концов, я ведь ничего не говорю про твоего дядю, а он самая клишированная и дешманская пародия на все роли Клинта Иствуда лохматых шестидесятых. Ривай издаёт короткий смешок, признавая, что настолько точно и лаконично Кенни ещё никто не описывал. Или же описывал, но после не выжил.       — Засчитано. Эрен ему подмигивает и широко улыбается. Он очаровательный, когда ведёт себя так непринуждённо. Берёт Ривая за руку и настойчиво тащит за собой в сторону небольшого фургончика с едой. Касается его так просто, ни на секунду не задумываясь о том, скольким людям такое вообще позволено. Вот так нагло раз за разом вторгаться в личное пространство Аккермана и оставаться целым и невредимым, а не изрешечённым взглядом льдистых глаз. Они садятся за столик, расположенный под пятнистым натяжным навесом. Конструкция настолько хлипкая, что удивительно, как не разваливается от порывов ветра. Ривай садится на стул с опаской, надеясь, что он под ним не рассыпется. Стол доверия тоже не внушает, но Эрен опирается на него ладонями и наклоняется, нависая над Риваем.       — Можно я на свой вкус закажу? Тебе понравится, обещаю. А если нет, можешь вылить мне всё на голову, это будет честно. При мысли об уличной еде, стекающей и сползающей по каштановым волосам Эрена, становится смешно. Картина наверняка получилась бы максимально запоминающейся. Ривай утвердительно кивает, и Йегер тотчас уносится прочь делать заказ. Из окна фургона выглядывает совсем молодая девушка. Эрен что-то громко тараторит и тычет пальцем в вывеску с меню, выбирая блюда. Напоминает подростка, которому родители позволили побыть самостоятельным. Это, наверное, здорово, что он умудряется сохранить в себе лёгкость и непринуждённость, которые Ривай просрал так давно, что и не вспомнить. Или же в нём их никогда не было, и он с самого детства такой, какой есть — хмурый кусок грозной кучки дерьма, если дословно цитировать Ханджи. Всё ещё удивительно, как он не отрезал ей язык.       — В течение десяти минут всё приготовят, я выбрал разные топпинги. Очень надеюсь, что у тебя нет аллергии на грибы, — Эрен плюхается напротив, внося в мысли Ривая нотку хаоса.       — Нет. А ты? — замечает удивлённый взгляд Эрена. — У тебя есть аллергия на что-то? — ему правда интересно.       — На клубнику. О, это было ужасно! — глаза Эрена округляются, а рот распахивается в притворном испуге. — Мама готовила клубничный торт на моё пятилетие. Отвлеклась ненадолго, а я стащил тарелку с ягодами и заныкался под стол. Сожрал всё подчистую и был жутко довольным. Когда мама меня нашла, я уже весь был красным и не мог нормально дышать из-за анафилактического шока. Врачи с трудом смогли откачать меня. Но зато так мы узнали, что клубника — мой злейший враг.       — Как ты вообще выжил? — риторический вопрос повисает в воздухе, а Ривай более внимательно присматривается к Эрену, словно только сейчас в полной мере осознаёт, что он такой же живой человек, подверженный слабостям простых смертных, а не только золотой ребёнок Йегеров, которого в жопу целовали. — Ходячая катастрофа.       — У меня просто крутой ангел-хранитель. Или просто там наверху… — Эрен загадочно указывает пальцем на небо, сейчас скрытое пятнистым брезентом. — …очень сильно не хотят меня видеть. Но при этом им нравится наблюдать за моими страданиями. В детстве я постоянно падал. То с дерева, то с лестницы, то просто на ровном месте. Однажды навернулся на роликах и рухнул прямо на бордюр. Порезал висок, а кровищи было столько, что Тарантино и не снилось. Хистория тогда сознание потеряла, когда это кровавое море увидела. А теперь представь реакцию отца: он выходит на задний двор своего дома — вроде как самого безопасного и защищённого места в городе — и видит, что на земле валяются его истекающий кровью сын и наследница Рейссов. Наверное, тогда он и поседел.       — Вопрос всё ещё актуален: как ты дожил до своих лет? — Риваю хочется смеяться, но он старательно сохраняет серьёзную мину на лице.       — У меня просто был стимул. Я точно знал, что должен дождаться встречи с самым добрым и очаровательным человеком, — Эрен игриво шевелит бровями и успевает встать раньше, чем в него прилетит скомканная салфетка. Громко смеётся, обходя столик и направляясь к фургону, чтобы забрать их еду. У Ривая есть ровно минута, пока Эрен возится и воркует с девушкой на раздаче, но эти несчастные шестьдесят секунд неожиданно растягиваются так, что становится не по себе. Без трындящего Эрена напротив Ривай чувствует себя слоном, забредшим в посудную лавку, в которой ему нет места. Окружающее его веселье, смех людей и ярко светящиеся лампочки над головой совсем не вписываются в привычный уклад его жизни. Однако стоит Эрену вернуться и занять собой всё пространство, как недостающий пазл встаёт на место и обстановка вновь преображается.       — Только не кривись и попробуй сначала, — Эрен ставит перед ним картонную тарелку. В ней нечто продолговатое и странное на вид, при более детальном изучении оказавшееся запечённым картофелем, завёрнутым в фольгу. Сверху растекается сливочная масса из грибов и кусочков чего-то непонятного. — На Октоберфесте мы постоянно ели такие штуки. Правда, те были ещё с обжаренными баварскими колбасками, но здесь такие не водятся, придётся довольствоваться малым. Ривай ковыряется пластиковой вилкой в картошке и цепляет небольшой кусок, обваленный в сливочном соусе. Кладёт в рот без особых ожиданий, но блюдо, если его можно так назвать, неожиданно оказывается вкусным. Мягкая картофельная масса смешивается с кусочками грибов и обжаренными корками ветчины, которые хрустят на зубах и добавляют еде пряные копчённые нотки.       — Вкусно, — выносит он вердикт, проглотив пару кусков. Эрен издаёт громкий вздох облегчения и только тогда начинает есть сам. Словно мнение Ривая действительно имеет для него значение.       — Иногда я скучаю по Мюнхену. Жизнь там не была идеальной, но были и клёвые моменты, — Эрен жуёт и умудряется болтать с набитым ртом так, что это выглядит, скорее, смешно, а не отвратительно. Он рассказывает Риваю про годы, проведённые в Германии. Делится первыми впечатлениями и воспоминаниями. В красках расписывает, в какие авантюры умудрялся встревать с друзьями. И это правда удивительно, как они все выжили, потому что истории про разъярённых футбольных болельщиков, гоняющих их по тёмным улицам после проигрышного матча, звучат действительно страшно. Учитывая, что компании этих малолетних идиотов тогда было по четырнадцать-пятнадцать, а преследовали их огромные бугаи. Но Эрен уверяет, что из сомнительной драки они даже вышли победителями. Правда, Жану передний зуб выбили, а Саше вырвали приличный клок волос. У неё эта проплешина никак потом не хотела зарастать обратно, а Кирштейн с тех пор ходит с имплантатом. Сам Эрен футболом тоже увлекался. Гонял в школьной команде на позиции форварда, получалось даже неплохо. В одиннадцать лет — ну, кто бы сомневался — по неосторожности сломал себе палец на ноге. Карла тогда сразу прилетела и сюсюкалась со своим драгоценным отпрыском. Эрен признаётся, что дискомфорт и боль в ноге стоили того, чтобы провести время с матерью. Ребёнок, выросший с нехваткой родительской любви. И ведь нельзя обвинить Йегеров в том, что они о сыне не заботились. Иначе и не отправили бы его в Мюнхен, чтобы обеспечить ему безопасное детство. Подальше от криминального мира, интриг и заговоров, и от грязи, что, не прекращая, льётся по улицам их города. Но во взгляде Эрена каждый раз, стоит упомянуть родителей, мелькает что-то грустное. Серая печаль, разбавленная притворными нотками веселья. Однако Ривай уже научился смотреть дальше и глубже этой поверхностной маски. Эрен ненадолго прерывает рассказ, чтобы принести им кофе. Ривай бы предпочёл чай, но капучино тоже оказывается неплохим. Посыпанный корицей, пряный и с ароматом хорошо обжаренных кофейных зёрен. Эрен делает глоток, жмурится, как кот, и слизывает с губ густую пенку.       — А когда мне стукнуло семнадцать, родители прислали крутую няньку. Решили, что пора мне прекратить хуи пинать и надо бы постепенно вливаться в дело, — он откидывается на спинку хлипкого стула и опускает подбородок, пряча его в воротнике кашемирового свитера. — Может, ты даже знаешь его. Кис Шадис, такой хмурый огромный мужик, вояка до мозга костей. Он у нас кто-то типа инструктора, тренирует молодняк. Меня стрелять и драться учил. Я весь в синяках ходил, потому что на нежности этот хмырь не разменивался. Но я делал всё, чтобы ему жизнь тоже малиной не казалась. Бесил его и нарочно действовал на нервы, а он терпел. Не хотел подводить маму, она ведь такую ответственность возложила на него, доверила ему своё самое драгоценное сокровище. Эрен улыбается и вдруг подаётся вперёд, точно собирается поведать Риваю информацию особой секретности.       — Он в маму влюблён уже сто лет. И сдох бы, наверное, лишь бы меня защитить. Не хочет ведь расстраивать её.       — А у вас это семейное — людей использовать? — в голосе Ривая нет яда и издёвки. Просто банальная констатация факта, потому что Йегеры — они на то и Йегеры. Извернутся, из кожи вон вылезут, но всех подомнут под себя. Иначе бы и не выжили. Иначе бы не выстроили свою империю по прочным кирпичикам.       — Ты опять про Микасу? — Эрен пожимает плечами. И в этот момент ему хочется врезать, потому что безразличия и пофигизма в этом жесте столько, что хватит на кормёжку всех присутствующих в парке. — Я её не использовал, просто решил с ней познакомиться, а она взяла и втрескалась в меня. Да, признаю, что она была ещё одним рычагом давления, чтобы привлечь твоё внимание, но, бля, я пальцем её не тронул.       — В противном случае, пальца бы у тебя уже не было.       — Угу. Она же терминаторша в юбке. Ривай предпочитает проигнорировать последнюю фразу и скорее закрыть эту тему, потому что желание врезать Эрену всё ещё велико. Выслушивая его трёп и истории из жизни, легко расслабиться и на время забыть, кем он является и что из себя представляет. Но потом одной неосторожной фразой Эрен напоминает, что он далеко не такой идеальный, каким кажется со стороны. И за теплотой во взгляде и шлейфом очаровательных улыбок скрывается такой же простой смертный с кучкой дерьма внутри. Все они такие — покорёженные жизнью, вне зависимости от возраста и обстоятельств. Ривай расплачивается по счёту. Эрен что-то бурчит себе под нос, но Аккерман затыкает его одним взглядом. К выходу из парка они идут молча, смакуя на языке привкус недавнего разговора. Ривай даже не злится на него, просто думает, что делать дальше со всей этой хренью, стремительно катящейся на него, как огромный снежный ком с горы. И с каждым днём он становится всё больше, ровно как и корни, пущенные Эреном где-то за грудиной, прорастают всё глубже.       — Ривай, послушай, — тёплая ладонь касается тыльной стороны руки, заставляя его остановиться. Эрен смотрит сверху вниз и выдыхает громко, как перед прыжком в неизвестность. — Тебе нужна Леонхарт, мне нужны Брауны. Давай просто поможем друг другу?       — Какие у тебя с ними счёты? — про свои проёбы и незакрытые гештальты Ривай осведомлён прекрасно. Белобрысую суку хочется придушить, затем расчленить и разбросать останки над заливом, чтобы рыбы дожрали. Но это его крест, который он несёт уже несколько лет. А что гложет Эрена, для него до сих пор загадка.       — Скажем так, они у меня кое-что забрали. Хочу вернуть должок. У Эрена во взгляде — решительность. У Эрена в голосе — острая сталь, вспарывающая давно зарубцевавшиеся шрамы, клеймом осевшие где-то внутри. И не избавиться от них просто так, не стереть с кожи, пока душа не успокоится.       — Ладно, давай поможем друг другу. И снова — это дурацкое, необъяснимое и совершенно не поддающееся законам логики тепло, растекающееся в груди, стоит только Эрену улыбнуться. А он уже тянется вперёд, целует Ривая мягко, без привычного напора, точно спрашивая разрешение. Ривай отвечает — не может не ответить. И глубоко наплевать, что они стоят у центральных ворот парка и мимо них проходят люди. Плевать, что своды правил снова трещат по швам, а непреступные бастионы рушатся. Плевать, что на поверхность всплывает истина — Риваю всё-таки присуща романтика. Исковерканная и изломанная, с острыми сколами и сочащейся из застарелых ран кровью. Но он всё ещё умеет. Он всё ещё способен чувствовать себя живым, потому что пацан умудряется отогреть его. И никакие ледники не выстоят перед ним, потому что Эрен прёт на таран. Эрен сшибает с пути все препятствия и сносит баррикады. Эрен, уходя, оборачивается и смотрит на Ривая, продолжая улыбаться. А Ривай суёт руки в карманы пальто и в правом пальцами что-то задевает. Вытаскивает на свет, держит на ладони и рассматривает мятный леденец, завёрнутый в пёструю обёртку. «Я люблю мятные», — сказал Ривай, стоя на носу корабля. А Эрен кивнул. «У нас не получится», — сказал Ривай, за спиной которого карминовыми всполохами растекался по небу закат. А Эрен снова кивнул. Чтобы спустя время доказать ему, что, вообще-то, при должном желании всё может получиться. И холодными октябрьскими вечерами можно согреваться не только горячим кофе и кашемировыми свитерами, но и друг другом.