пьём эскимо, кушаем колу и никакого конца света

Азик, не нащупав рядом мягенького тёплого Данечку, сел и спустил с кровати босые ноги, прислушиваясь. Дома было тихо, но не пусто: когда Азик завернул в сторону кухни, то увидел растекавшийся во все стороны белый ровный свет, и, прежде чем войти, прикрыл глаза рукой, чтобы смотреть хотя бы сквозь пальцы и не слепнуть.  — Милый, что случилось?  Все, эм, раз, два, три, четыре… короче, всё множество глаз устремилось на Азика. Не испуганно и тем более не враждебно, а просто с ответным интересом: чего не спишь? Ну, наверное: Даня так-то просто издавал неслышимые для человеческого слуха и нечитаемые для всех остальных не-ангелов звуки, которые Азик не то что не смог бы описать словами, а даже ткнуть место, откуда он это сказал. Пришлось смириться, что в этом доме ангелочек Данечка еба ебаная номер один, а не он, при всей своей современности, ахуенности и невъебенности всего лишь парнокопытная рогатая чмоня на фоне истинно библейской формы Дани. Но как бы сильно Азик ни восторгался, трогать его было нельзя, как и подходить слишком близко, потому что жёгся, зараза такая, даже за крылышком как за ушком не почешешь, эх. Азик, по спокойному тону ангельских звуков поняв, что всё в порядке, почти на ощупь налил себе стакан воды, отсалютовал им Дане и улыбнулся.  — Ну ты это… приходи как закончишь.  Он снова что-то проворковал в ответ, короткое и мягкое, и Азик вернулся в кровать — дожидаться человеческую форму Дани, которой можно было тактильно надоедать сколько тому, что у Азика там вместо души, угодно.