Kowlting gonya gut

— В Монтане уже, наверное, выпал снег, — задумчиво произнес Холден и, сделав крупный глоток кофе, невесело ухмыльнулся каким-то своим воспоминаниям. Они сидели на камбузе, пока «Роси» тихо плыла сквозь пустоту космоса: команда уже второй месяц не пришвартовывалась и не преследовала конкретной цели, кроме как ежедневная рутина по поддержанию функциональности корабля. Оставаться невидимкой на радарах им придется еще невесть сколько времени, дожидаясь нового распоряжения Фреда Джонсона — и при таких обстоятельствах неудивительно, что деятельный Джим начал впадать в уныние и ностальгию. Сперва Джим, потом Алекс с Амосом — они по очереди поддавались чувству, что замкнутое пространство маленькой и юркой «Росинанты» вот-вот раздавит их. Наоми же к этому давно привыкла — и к тому, как понемногу мрачнеют их лица, и к тому, что нужно подолгу сидеть запертой в жестяной банке: бóльшую часть жизни она провела на кораблях еще более тесных, нежели легкие марсианские фрегаты. В том, чтобы родиться астеркой и пройти этот путь, есть свои преимущества. — Снег, — повторила Наоми, словно пробуя слово на вкус. Во рту, впрочем, остается только привкус искусственного кофе: снег для нее не отзывается даже тенью ассоциации. Жители внутренних планет вечно говорят про дождь: земляне ужасно по нему тоскуют, а марсиане ужасно им завидуют в жажде узнать, каково это — ощутить падающие с неба капли воды, будто бы у них никогда не было душа или прохудившихся водопроводных труб. О снегопаде не вспоминает никто. Он будто бы существует только в новостных репортажах с Земли и отдается эхом в изморози на внешней обшивке. — Неприятно, наверное, — развела руки Наоми и залпом осушила остатки кофе. — Да нет, почему же, — с живостью возразил Холден. — Наоборот, это красиво. Представь себе открытое поле, и всё оно — белое-белое… Он осекся: сообразил, что астерка едва ли видела «открытое поле», и для нее эти слова должны звучать как издевка. Наоми рассмеялась. — Ну, уж белое-белое я видела, Джим. Замерзшая вода и на астероидах — замерзшая вода. — На астероидах она не падает хлопьями. — Еще бы куски льда падали мне на голову, — шутливо поддела собеседница. — Мне этого добра на ледовозе хватило. Иногда вы, земляне, слишком уж переоцениваете свою планету. — Это не куски льда, — стоял на своем Холден. — Снег бывает очень даже мягким. Когда нет ветра — он опускается очень медленно, так, что даже почти и не чувствуешь, как он прикасается к коже. Это совсем не то же самое, что наледь на камнях. Наоми оперлась локтями о столешницу, с широкой улыбкой наблюдая, как оживает худое и безэмоциональное лицо напротив. Ей было любопытно, каково там, в далекой заснеженной Монтане, куда астерке путь заказан, даже если когда-нибудь между Поясом и Внутренними планетами установится равноценный, полноправный мир — беспощадная земная гравитация не позволит Наоми ступить и шагу по «белому-белому полю». Однако за тем, как принимается активно жестикулировать Холден, наблюдать все-таки интереснее — его энтузиазм она хотя бы может увидеть своими глазами. — Ну, опускается и опускается, — Наоми продолжила делать вид, что ни капельки не понимает, почему капитан так привязан к своим заснеженным детским воспоминаниям. — И что с ним дальше делать? — Месить сапогами вместе с примерзшим говном. Амос, ввалившийся на камбуз, не испытывал ни малейших угрызений совести, что влез в разговор безо всяких прелюдий: только окинул их нагловатым взглядом, мол, «Что?», когда Наоми и Джим уставились на него. — Ну, может, это у тебя в Балтиморе не улицы, а сплошная канализация, — огрызнулся Холден, пока Амос лез в духовку: проверять, готов ли ужин. Наоми легонько шлепнула его по запястью: «Не лезь, Алекс только поставил.» — Может, и так, — равнодушно согласился с Холденом механик. — Не забивай ей бошку, кэп. Ничего красивого в зиме нет: морозишь задницу, раскидываешь снег как проклятый, а потом, когда это дерьмо тает… — Да ну вас к черту, — в голосе Джима прорезались нотки, похожие на обиду. — Ладно Наоми, но ты-то куда? Неужели снеговика ни разу в жизни не лепил? В снежки не играл? — Играл, конечно. Ты представляешь, сколько снега я заставил выжрать соседских пацанов?.. При одном только взгляде на Амоса не оставалось никаких сомнений, что он заставлял жрать снег очень даже буквально, и за развлечение «соседские пацаны» такое времяпрепровождение не сочли. Они препирались непривычно долго, а не парой колких фраз, как это обычно бывало, — когда из рубки спустился Алекс, чтобы проверить, как там поживает готовящийся ужин, на него никто не обратил внимания, кроме Наоми. Пилот удивленно вскинул брови. Астерка весело развела руки в привычном астерском жесте. Ни ей, ни марсианину Алексу было этих землян с их снегом не понять.

***

— Наоми? Дверь заглушала голос Холдена, и Наоми, уже задремавшая в своей койке, расслышала капитана далеко не сразу. Ей снился снег. Представить открытое пространство, тянущееся до неизогнутого горизонта, сонному сознанию было слишком сложно, так что мягкая субстанция, так похожая на шумоизоляцию, которой Наоми давным-давно затыкала щели в комнате на Палладе, покрывала всего лишь палубы станции Тайко. Безжизненные металлические конструкции тонули под слоем ваты, белые куски липли к магнитным ботинкам, и астерка поймала себя на сожалении, что пропустила момент, когда хлопья опадали из-под переплетения балок над головой. Зрелище, наверное, было красивое. Не зря же запомнилось, как Джим об этом полвечера спорил — еще до того, как они на Тайко, под крыло Фреда Джонсона, прибыли? — Наоми, мы уходим в бар на третьем уровне. Ты с нами? Девушка вздрогнула и села на постели. На экране ручного терминала высветился поздний вечер, и она медленно, почти что ощупью двинулась к двери: это тебе не тесная, до миллиметра изученная каюта «Роси». — Не поздновато? — проворчала она, когда коснулась панели управления и заставила дверь отъехать в сторону. Над головой медленно разгорелась приглушенная подсветка. — Да нет, в самый раз, — худой силуэт Холдена оперся локтем о гостиничную стену. В глаза сразу бросилось, что другую руку он держит за спиной, будто бы что-то от Наоми пряча. — Сегодня Новый год, забыла? — М-м-м, — всё еще сонно протянула Наоми, — который из? Собеседника этот вопрос, кажется, сбил с толку: в его мировоззрении вряд ли существовало много вариантов. — Марсианский, — наконец нашелся Джим. — Правда, в этом году он почти что совпадает с земным. Но Алекс настаивает, сама понимаешь. — С земным — это, наверное, с тем, который в Монтане? — Наоми снисходительно улыбнулась. — У меня в семье, знаешь, больше в ходу был восточный календарь. В университете Белта, впрочем, отдавали предпочтение марсианским солам. А на Палладе не использовали ни европейское, ни восточное, ни марсианское летоисчисление — дань возросшему влиянию АВП и антиколониальным настроениям: особо рьяные астеры высчитывали оборот вокруг солнца для каждого отдельного астероида и внешней планеты, и составляли на основе этого свой календарь. Кто-то отрицал Новый год вовсе, считая это «внутряковой культурой». Холдену, правда, достаточно на сегодня открытий: Наоми решила не грузить его политическим ландшафтом Пояса еще больше. Он и без того смущенно принялся растирать шею ладонью. — Ладно, идем, — сжалилась над ним инженер. — Не будем расстраивать Алекса. Дай мне только собраться. — Я, конечно, не знаю, насколько у вас были приняты все эти земные штуки, — заметил Холден, — но земляне на Новый год что-нибудь друг другу дарят. Считай данью глупой внутряковой традиции. Он выудил из-за спины небольшой круглый сверток и протянул Наоми, уже принявшейся застегивать на икрах магнитные ботинки. Предмет, перекочевавший из рук Джима в ее, оказался довольно-таки увесистым, и девушка озадаченно посмотрела на своего спутника, пытаясь угадать, что это такое. — Разверни, — подначил Холден, садясь рядом на постель. — Оно не откусит тебе пальцы, обещаю. Наоми смешливо наморщила нос, но совету последовала. Под щедрым слоем технической бумаги холодно и влажно блеснуло: на ладони вдруг оказался прозрачный стеклянный шар, в глубине которого притаилась пластиковая фигурка колючего, ершистого растения — такое Наоми еще видеть не довелось. Видимо, какая-то исключительно земная флора. — Что это? — Наоми нахмурилась. — Попробуй встряхнуть, — предложил Джим, не без удовлетворения наблюдая за ее реакцией. Она потрясла шар — и удивленно охнула. Вокруг миниатюрной фигурки медленно закружились в вихре белые-белые, мягкие хлопья. — Это, конечно, ненастоящий снег, — заметил Холден, пряча усмешку в уголках губ. — Но всё равно очень похоже. — Ты сумасшедший, — Наоми громко рассмеялась: голос у нее при этом совсем оттаял. — Где только достал? — Ну как, сможешь теперь рассудить мой с Амосом спор? — Ты так и не догадался, да, что он просто не хотел, чтобы я думала, будто что-то упустила? — Наоми откинула со лба непослушные кучерявые пряди, не переставая широко улыбаться. — И теперь я понимаю, почему. Твоя взяла, Джим: это действительно очень красиво. — Когда-нибудь увидишь вживую, — пообещал Холден. — Обязательно, — Наоми потрепала смолистые волосы на его затылке. — Покажешь мне свою Монтану. Они оба прекрасно знают, что этого никогда не случится. Но на одну ночь, пожалуй, можно и притвориться, что не существует ни границ, ни гравитации. Есть только белый-белый, почти настоящий снег.