В самое сердце

      Это была хорошая попытка.        Мимоза даже сказала бы, что отличная, учитывая, как много она поставила на кон, но то ли они неверно рассчитали порцию, то ли требовалась повторная процедура, однако наутро Клаус появился в столовой помятым и по-прежнему влюблённым.        Впрочем, пыл его после бессонной ночи несколько поостыл.        Чтоб он был неладен, этот Давид. Знай она, чем закончится эклерная терапия, в жизни бы не рискнула провоцировать Клауса! А ведь он предупреждал её, просил подумать дважды, только вот Мимоза не услышала намёка вселенной, ибо считала главной целью любой ценой накормить Клауса.       Жаль нельзя было теперь виновато кашлянуть и отправить их идейного вдохновителя платить по чужим счетам.       «Знаешь, на твоём месте я бы так не паниковала: целоваться с Клаусом — объективно не худший вариант».        Объективно-то да, никто и не спорил, только вот Мимозе всё равно этого не хотелось, поэтому у неё оставался единственный выход: совершить тактическое отступление во время завтрака и теперь топтаться под дверью кабинета капитана Вандженса, уповая, чтобы Давиду удалось занять Клауса на ближайшие полчаса.       Ибо у неё созрел план, и куда более надёжный, нежели эклеры с секретной начинкой.        — Мимоза?        Постеленный вдоль коридора ковёр приглушал шаги, и она обнаружила чужое присутствие, только когда её окликнули. Дёрнувшись от неожиданности, встретилась взглядом с капитаном Вандженсом и по выражению его лица сразу поняла, что он оказался несколько озадачен такой взбудораженной реакцией.       И тут главное было не дать ему успеть облечь подозрения в слова.       — Капитан, можно с вами поговорить? Минут десять, не больше!       Улыбнувшийся капитан Вандженс ответил ей спокойным кивком и, повернув дверную ручку, жестом предложил войти. Мимоза, чувствуя, как вспыхивает от волнения лицо, проскользнула мимо него, нерешительно оглянувшись, бессознательным движением убирала волосы на правую сторону, а её между тем спокойно обошли по дуге в направлении письменного стола, который даже с учетом бумажных скоплений выглядел предельно аккуратно.       — Итак. Слушаю тебя, — опустившись за рабочее место, капитан Вандженс сомкнул пальцы и устремил на неё теплый взгляд в ожидании, пока она изволит преодолеть пару метров до стула. Мимоза, стараясь держаться непринуждённо, упала на бархатное сиденье и смущённо поёрзала было, но вовремя вспомнила, что где-то по штабу скоро снова будет бродить жаждущий любви Клаус.       И слова сразу же нашлись.       — К-капитан, — вкрадчиво начала она, растирая косточку на левом большом пальце подушечкой правого. — Скажите, а нет ли у вас случайно для меня какого-нибудь задания?..       За улыбкой капитана Вандженса скрылась целая вереница мыслей и чувств. Его взгляд не изменился ни на йоту, но он определённо присматривался к ней, собирая в общую картину интонацию, мелкие жесты и мимику. Длилось это не более пяти-шести секунд, но ощущались они томительной вечностью. У Мимозы даже мурашки пробежали по рукам, хотя в комнате было довольно душно.       — Нет, для тебя пока ничего подходящего.       В этой фразе, однако, мелькал непрозрачный намёк, что миссия появится, если она обоснует, с чего вдруг в ней проснулся трудоголизм.        — Как жаль… — Мимоза натянуто улыбнулась, расправила плечи и все-таки предприняла вторую попытку избежать уморительно-неловкого рассказа. — Но, капитан, может, вы ещё разок посмотрите? В других орденах всегда полным-полно запросов вылечить какую-нибудь травму!       — Ты знаешь, что подобное принято поручать новичкам, — с непроницаемым радушием ответили ей, повернув голову в сторону распечатанных конвертов. — Да и вряд ли плохо, если подобных вызовов станет поменьше. Мы всё-таки ратуем за благополучие нашего королевства.       «Конечно-конечно — ещё как! Только почему бы заодно с общим благополучием не спасти и наше с Клаусом?»       Не будь ситуация критической, Мимоза бы покорилась, однако ей не оставалось путей для отступления (не считая чистосердечного признания Клаусу, но в таком случае кто знает, насколько мстительным стал его характер). Поэтому она резко подалась вперёд, хватаясь за край стола, и постаралась донести до непосредственного начальства свою глубокую, отчаянную мольбу.       — Капитан, ну ведь есть же, да? Пожалуйста, отдайте её мне! Я могу пойти с напарником, если нужно учить новеньких!        Капитан, едва заметно вздохнув, наклонил голову и по-доброму прищурился.       — А твоё похвальное рвение никак не связано со слухами насчёт вчерашнего чаепития с Клаусом?       Ну естественно: он знал. Хотя как можно не знать, что творится в твоём отряде, тем более капитан Вандженс словно чувствовал их всех до последней, самой мелкой мыслишки. Мимоза густо покраснела, но увиливать далее было бесполезно, ибо от неё просто добивались полного отчёта, что за странности творились в отряде.       — Честно говоря, да… — она отпустила стол, вновь сев ровно и сомкнув пальцы на коленях. — Но там всё намного сложнее!        И пустилась в сбивчивые объяснения, в ходе которых капитан Вандженс даже отодвинулся на стуле, а под конец тирады почти усмехнулся, сжав веселье в кулаке. Это, пожалуй, была не худшая реакция.       — Мне, конечно, говорили, что он стал странно себя вести, но я и не подозревал, какие у меня под носом развернулись заговоры.       Мимоза только беспомощно пожала плечами, радуясь уже тому, что их троицу не раскритиковали за жестокую изобретательность и использование лекарств без врачебного предписания.       — Вам бы следовало сразу прийти ко мне. Пожалуйста, впредь воздержитесь от настолько радикальных мер: будет досадно потерять кого-нибудь из-за тяжелого желудочного расстройства, — стопка листов была аккуратно разобрана, несколько конвертов — извлечены и заново прочитаны, а Мимоза с волнением наблюдала за происходящим, умоляя провидение и капитана найти среди миссий что-нибудь максимально далёкое и долгое. Дня три было бы идеально. — Но довольно об этом. Вот здесь у меня есть срочный запрос на чародея-целителя: я думал поручить его Нэнси, но не могу не оценить твоё добровольное желание. И лучше, если ты поторопишься. Ознакомься.        Мимоза, еле сдерживая торжество, трепещущими пальцами взялась за развёрнутое официальное письмо и жадно вчиталась.        «Уважаемый капитан Вандженс,       мистер Эллиас Хайл запрашивает чародея-целителя для лечения двенадцати рабочих. Просим прибыть в течение не более двух дней с момента отправки письма в …»       То, что нужно. Даже содержание запроса не могло поколебать её ликования, и Мимоза чуть было не ослепила капитана исполненной признательности улыбкой, когда вспомнила, что где-то пострадало двенадцать рабочих. Пришлось спешно придать лицу серьёзность, и она, кивнув, положила лист на стол.       — Я готова ехать! Могу быть свободна, капитан?        Ей недвусмысленно намекнули, что она свободна не то что выйти, а даже лететь, и Мимоза не заставила себя ждать, бодро отдавая честь.        — И да, — она уже была у двери, когда капитан с улыбкой окликнул её. В изгибе его губ, равно как в воздушном соприкосновении пальцев, сквозило лукавство. — Если ты задержишься, ничего. Они могут продлить срок твоей миссии, на сколько потребуется.        Коридор был девственно пуст. Мимоза, не веря своей удаче, быстро пересекла тот и уже намеревалась перехватить мраморный поручень лестницы, когда её руку вдруг поймали за запястье и мягко потянули на себя, вынуждая практически поскользнуться на ровном месте.        — Ой!       Шею и голову у корней волос нещадно закололо, а когда она увидела, кто караулил её возле стены, к зуду прибавился холодок по коже, и имя Клауса застряло в горле, как слишком большой кусок крошащегося печенья. Что ж, тёмные силы преследовали её и таки нагнали.       — Напугал? — он улыбнулся, и хотя в прикосновении его пальцев не было даже намёка на грубость, Мимоза почувствовала себя пленённой в стальной хватке. Лицо снова заалело, раздражая неуёмным жаром.       — Да ещё как!        В голове вырисовывался примерный план действий. Медленнее, чем хотелось бы, но он по крайней мере существовал, и Мимоза скоропалительно решила, что если сейчас дело дойдёт до поцелуев, надо чмокнуть его в щеку и бежать со всех ног: между ними ведь не было оговорено, куда целоваться.        А Клаус, вдоволь насмотревшись в её подпорченный испугом светлый лик, по неясной причине не только разжал пальцы, но и жестом предложил ей спускаться вниз.       — Ты от капитана, так понимаю. Просила новую миссию?       «Да как он догадался?» — Мимоза закусила губу, удивлённая столь великодушным удержанием границ. Было бы логичнее, наклонись он к самому её лицу с неоднозначным намерением пошептаться в уголке.       — Не то чтобы просила… Просто, — улыбаться. Главное непринуждённо улыбаться и шустро перебирать ногами, так как формально она очень торопилась. — Заглянула узнать, а там как раз оказался запрос на целителя! Вот и еду теперь, дело срочное. Что-то случилось, наверное: целая дюжина рабочих пострадала, представляешь!       Справедливости ради, выглядел он уже не столь пугающе обольстительно. Мимоза даже рискнула бы назвать Клауса нормальным, не лишись она дара речи полминуты назад. Однозначно: зелье поигрывало у него в крови, и хорошо бы переждать его полное испарение на значительном расстоянии.       — Ужасно, — слово потрескивало сарказмом, но Мимоза сосредоточилась на нарочито резвом шаге. — Ты едешь одна?       — Да!       — И когда?        — Прямо сейчас!        Обозначившаяся пауза в диалоге была идеальной возможностью спастись бегством, и Мимоза, махнув рукой, бросилась вниз по оставшимся ступенькам, на ходу весело крикнув Клаусу заготовленное прощальное оправдание.       Волосы развевались от бега, щеки вновь пылали, а душа воспарила от ликования, как ловко ей удалось провести его.        «И никаких поцелуев! Настоящая удача!»        Она заскочила в комнату только для того, чтобы взять летнюю накидку. Забрала метлу, встретив по пути кого угодно, кроме Клауса, и уже совсем расслабилась, когда вновь увидела его сидевшим на бортике одной из арочных ниш в позе снисходительного ожидания.        Воображение не подсказало никакой приличной альтернативы поминанию дьявола, поэтому Мимоза позволила себе очень короткую вспышку злости в виде сжавшихся кулаков. Мужественные линии фигуры, изящно-незамысловатая поза «нога на ногу», сосредоточенный взгляд — всё это приманило бы какую-нибудь Дейзи, словно свет — мотылька, но Мимоза была гусеницей, в которой пока не созрели опасные наклонности.        И, кажется, у неё не осталось сил дипломатично сопротивляться.       Он хотел поцелуя? Он преследовал её? Что ж, Клаусу стоило бояться своих желаний, ибо Мимоза отбросила трусость, с мстительным удовольствием готовясь бросить его в пучины совести! Пусть потом клянёт сам себя, когда очнётся: она честно старалась спасти положение, но раз утопающие намерены тонуть, это их законное право!        — Ох, ты здесь! — она хлопнула в ладоши, в кои-то веки радуясь, что её лицо не умеет менее явно выражать сложные чувства. Клаус поднял голову, поднялся во весь рост и улыбнулся, заложив за спину руки, в одной из которых что-то держал. Между ними осталось где-то пятнадцать шагов, потом десять, и вот уже она смотрела на него, приподняв голову. Приветливо, открыто и со злобным намерением поцеловать в щеку так, чтобы у него зазвенело в ушах. — Как хорошо, что ты снова меня нашёл!       — Не самая сложная задача. Это же кратчайший путь до выхода, если идти из жилого крыла.       О да, он караулил её, как хищник — жертву. Плел паучьи сети, и неважно, что она вчера дала ему на это открытое позволение. Ужасный упрямец — вот уж что в его характере, только раньше он приставал к ним с пристрастием, лишь когда впадал в состояние гиперопеки.       — И да, ты права: я ждал тебя. Не могу отпустить, не поговорив кое о чём.       — Ох, ты, наверно, про вчерашнее! — Мимоза с громким смехом перебила его и, переборов неловкость, коснулась ладонью груди. Невероятно, до чего можно дойти в отчаянии, но сейчас она должна была действовать дерзко, дабы не потерять преимущество неожиданности. — Я ни капельки не обижаюсь, мне ещё и прощения просить: не понимаю, где я могла так ошибиться в рецепте! Наверное, крем переварила или что-то… Тебе было очень плохо, да? Ты с утра был такой несчастный!        Пожалуй, переигрывать не стоило, но сделать взволнованное лицо — это запросто, тем более она вчера знатно испереживалась, так как по рассказам Давида он всю ночь бегал по этажу, глухо ругаясь.        — Ничего, как видишь, я смог это пережить, — его правая рука появилась из-за спины и легла ей на плечо, а из-за маски победителя по жизни снова показалась знакомая, с добрыми складочками в уголках губ, улыбка. — Правда, думаю, в ближайшее время мне стоит быть аккуратнее со сладким.         — Обещаю, больше я и носа не покажу на кухню! — ещё одно волевое усилие. Мимоза коснулась пальцами его пальцев и, мягко убрав их, сжала в ладонях. Метла со стуком упала на пол, все её принципы о соблюдении личных границ трещали по швам, и сердце встревоженно билось от слишком интимного жеста. — И прости ещё раз, хорошо? Я правда не думала, что так получится!       — Извинения приняты, — он усмехнулся, и еле державшаяся Мимоза тотчас отступила на шаг, обнимая себя за плечи.        — Вот и чудесно! — передёрнула ими, торопливо наклонилась за метлой, наполовину проговорила «Ох, ну всё, я побежала», а когда выпрямилась, вдруг обнаружила прямо перед собой цветок и осеклась. — Ой. Какая… красивая.       Он был сделан из стали и так напоминал настоящую розу, что Мимоза невольно отвлеклась на разглядывание блестящих лепестков, собиравшихся в бутон на тонкой ножке с резными листочками. Их руки снова соприкоснулись — Клаус вложил цветок ей в руки, и она от растерянности поддалась, не зная, как реагировать или отвечать. Да что уж: она даже не почувствовала, как между ними резко пропало почти всё пространство, когда он коснулся её волос, подхватил одну прядь и поцеловал!        Теперь они встретились уже взглядами.       Он снял очки. Их не было. Они виднелись в левой опущенной руке, а правая замерла возле губ, и его взгляд ощущался не пронизывающим, а глубоким. Приятным, будто солнечный свет, и хотя его ресницы не отличались длиной, разрез глаз, то, как он сочетался с острыми, идеальными росчерками бровей и каким сложным фиалково-серым оттенком переливалась радужка с тонким ободком — всё это вдруг обрушилось на Мимозу, и у неё перехватило дыхание.       Высказанная Летуа мысль, что целоваться с Клаусом было не настолько ужасно, вдруг зазвучала пугающе приемлемой. Это было странно, она это понимала, но прямо сейчас перестала видеть его спятившей на почве зелья жертвой эклеров. Ей даже хватило времени удивиться, почему раньше его благородная красота никак тревожила её сознание.       Он ведь и правда был такой взрослый и привлекательный.       «Я не хочу» вступило в борьбу с иррациональным любопытством, которое нельзя было объяснить ничем, кроме пагубного влияния момента. Мимоза тщетно искала в себе страх или тем более отвращение, но её будто подменили, и она впервые испугалась не самого факта поцелуя с другом, а того, что он никогда не изгладится из памяти.       А потом зажмурилась, замерла и больше не захотела куда-нибудь убегать.        Она почувствовала его дыхание. Без труда представила каждую чёрточку лица, опустившиеся веки, приоткрытые губы и даже прикосновение выгоревших на солнце кончиков волос, но в тот момент, когда это должно было произойти, воздух вдруг вновь показался ей лёгким и просторным.        — Я почти забыл. Мы ведь условились, что меня поцелуешь ты.       Он выпрямился. Выпрямился! Мимоза чуть не пошатнулась на дрожавших ногах, распахнув глаза, ошарашенно глядя на него и не понимая, почему её отвергли. Слова влетали в одно ухо и вылетали из другого, не преобразовываясь в мысль, и только когда она с трудом воскресила в голове чайный эпизод, до неё дошло.       «Я тебя поцелую, если ты их съешь».        — Поэтому твой поцелуй пока останется у тебя, и я больше не стану гоняться за тобой по всему штабу.       Боже правый: над ней пошутили. Ей бы стоило рассмеяться от облегчения, только звуки застряли в горле, и теперь Мимозе действительно стало нехорошо. Она прижала розу к груди — в глазах стало влажно, лицо горело, и стоять перед ним, пристыженно поникнув, было отвратительно. Голова отказывалась соображать из-за наплыва эмоций и ощущений, а Клаус между тем обошёл её, вновь коснувшись плеча, проговорил едва слышное: «До встречи. Будь осторожна», — и единственное, что осталось после него, это звук удалявшихся шагов.        Мимоза хотела наклониться за метлой, но вместо этого обессиленно упала на одно колено.        «Это чувство… Как будто и правда… Ох, нет, нет, забудь! Забудь сейчас же!»       Во-первых, если это не признать, смятения как будто не существовало. Во-вторых, оно не укладывалось в рамки разумного, даже если нельзя было счесть разумным и то, что она какой-то частью души оказалась не против отдать ему поцелуй!        И всё-таки Мимозе пришлось немного посидеть на том же бортике, откуда недавно спрыгнул Клаус, ибо в душе творился бардак, а мысли вертелись вокруг предметов, не составлявших обычный круг ассоциаций с Клаусом.        «Отвратительное зелье. Какое же отвратительное!»        Получается, субъективно он тоже был не худший вариант.