В самое сердце

      Мимоза всем сердцем надеялась, что Клаус успел прийти в себя. Надобность её присутствия в особняке уже отпала, детективное приключение в соседнем городке на пару со знакомой из «Павлинов» тоже успело подойти к концу, и теперь ей положительно нечем было заняться, а это означало лишь одно — возвращение в «Золотой Рассвет».       Волнением её, конечно, не колотило, но из мыслей никак не шёл почти случившийся поцелуй, и чем больше укорачивалось расстояние между ней и штабом, тем отчаяннее она отмахивалась от воспоминаний о его дыхании на своих губах, в очередной раз безнадёжно признавая: поцелуй он её, она бы не отплёвывалась.        Даже удивительно, что прежде Клаус словно не был для неё мужчиной. Надёжный напарник, верный друг, умелый партнёр для танцев в конце концов — кто угодно, но именно мужчиной он проявился перед ней в тот день, когда их отношения встали с ног на голову. И хотя Мимоза отказывалась называть произошедшее чем-то большим, нежели краткосрочным помутнением, оно, вне сомнений, оставило глубокий отпечаток в её душе.       А судьба, как выяснилось, решила продолжить свои издевательства, ибо их встреча крайне напоминала ту самую сцену, с которой началось безумие с эклерами и преследованиями по штабу.       Мимоза, поправляя спутавшиеся от ветра волосы, вошла в холл, поздоровалась с обратившими на неё внимание младшими рыцарями и уже хотела было начать подниматься по лестнице, когда увидела, что ей навстречу спускался не кто иной как Клаус.       Сначала у него окаменело лицо, потом дёрнулся глаз, и в довершение всего он поставил ногу мимо ступеньки, к счастью для себя удержав равновесие. Судя по этим косвенным признакам, перед ней стоял не похититель женских сердец, а достойная рыцарская публика уже навострила глаза и уши в ожидании зрелища. Однако Мимоза, по которой по-прежнему плакали театральные подмостки, вовсе не собиралась подкармливать их любопытство и, с приветливой улыбкой помахав Клаусу ладонью, как ни в чём не бывало принялась штурмовать ступеньки.       — Клаус, привет! А я с миссии вернулась наконец-то!       По-прежнему светлокожий, несмотря на летнее пекло, он побелел до гипсового оттенка и с перекосившимся лицом прижался к перилам, которые определённо рисковали раскрошиться от скопления маны в его пальцах. Теперь уже Мимозе стало неловко, а ещё у неё слегка закружилась голова — прямо как когда она, сжимая в руках стальную розу, мысленно приготовилась с ним целоваться.       — З-здравствуй, Мимоза… — он кашлянул, против всех правил такта упорно глядя ей в плечо, и явно хотел провалиться куда-нибудь, перед этим выругавшись так, как ругался только в критических ситуациях. Мимоза прекрасно видела это и, исполненная сочувствия, решила сдвинуть с мёртвой точки их неуклюжий диалог — приподнялась на мыски, поймала его за рукав на сгибе локтя и доверительно шепнула в возле уха:       — Клаус, всё хорошо. Я ни на что не обижаюсь.       Видимо, совершив какую-то ошибку в расчётах, ибо Клаус начал стремительно багроветь, готовый отпрянуть от неё, перевалившись прямо через перила.       — Нам нужно поговорить, — и голос у него стал сдавленно-сиплый, а ещё он под шумок избавился от её руки, которой она прежде ухватила его рукав на сгибе локтя. Мимоза даже вздрогнула от того, какими холодными были его пальцы. — Я подожду тебя в беседке. Приходи, когда отчитаешься капитану.       После чего, мягко отстранив её за плечи, устремился вниз по лестнице, провожаемый подозрительными взглядами присутствующих. Мимоза же, наблюдая за ним вплоть до момента, пока он не исчез в раскрытых дверях, вновь подумала, что неловкий, только на первый взгляд суровый Клаус был куда милее коварного ваятеля цветов из стали.       А потом отправилась с докладом к капитану Вандженсу, безуспешно стараясь подавить улыбку, предвещавшую щекотавший горло смех.

***

      Мимоза даже не удивилась, обнаружив его мерившим шагами дорожку возле беседки. Очки он держал в руке и агрессивно растирал то глаза, то переносицу, навернув, скорее всего, не меньше тридцати кругов. Это было бы смешно, не кажись оно очаровательным, и она решила заранее окликнуть его, дабы не пугать.       На лице Клауса появилось знакомое загнанное выражение, но в этот раз он не превратился в мраморное изваяние — только нервными движениями посадил очки на нос, а Мимоза, не спеша приближаясь к нему, задавалась вопросом, почему чувствовала себя настолько свободно, в то время как он словно сотворил с ней всё, что на досуге красочно обрисовало её воображение!       Они опустились на лавку. Мимоза села ровно, сложив руки на коленях, а он, сгорбившись и сжав пальцы в замок, сначала просверлил взглядом дырку в столе и лишь после этого с обречённым вздохом резко откинулся назад.        — Мимоза. Я клянусь, словами не передать, как мне жаль.        О да, сцена обязывала к драматичности, ибо он, похоже, отлично помнил поведение своего альтер эго. Но сама Мимоза отнюдь не была склонна разреветься от нанесённого ей морального ущерба, поэтому лишь пожала плечами, задерживаясь взглядом на его остром, с тонкими линиями, профиле. Теперь, когда у него не плясали в глазах искры дьявольского искушения, он выглядел сильно измотанным, но больше вины здесь, вероятно, лежало на тревоге перед их разговором.       — Клаус, пожалуйста, не волнуйся об этом, — естественно, она не собиралась его укорять. Наоборот, ей хотелось поскорее перемахнуть стену возникшей натянутости, поэтому Мимоза, надеясь, что на сей раз Клаус не отскочит, точно облитый кипятком, ласково коснулась его плеча. — Я ведь понимаю, что ты не специально.       Клаус встряхнул головой, снова снимая очки и едва ли не бросая их на столик. А затем перехватил её руку и прижал ту к столешнице, забыв, правда, разжать пальцы.       — Нет, я так не могу. Я должен услышать, что ты меня прощаешь после всего, что оно... то есть я!.. натворил!        — Ну-у-у… — Мимозе очень вовремя вспомнилась сцена с эклерами, и она, разумеется, признала, что идёт на некое лукавство, но такое пылкое извинение заслуживало награды. Тем более, по-хорошему, виноват был Клаус только в том, что его душа временно выпустила тело из-под контроля. — Ничего неприличного же не произошло...       «Да ты святая...» — сказало его исполненное праведного возмущения лицо, и Мимозу, взглянувшую на эти вытянувшиеся, замершие черты, некстати пробрало на смех.        — Господи, почему ты ни разу меня не ударила… — убитым голосом простонал Клаус, покраснев до кончиков ушей. Мимоза, смахивая слезинки из уголков глаз, поколебалась секунду, а потом коснулась его спины, не решаясь, правда, утешительно по ней похлопать. — Я вел себя, как чудовище, а тебе от этого смешно!       От пальцев к плечу ползло знакомое покалывание, и она сочла разумным убрать руку. Ей вдруг захотелось обнять его, как она бы сделала, будь на его месте Ноэль или даже Кирш, но в нынешней ситуации это выходило за рамки приличного, хотя у неё в голове и зашеборшилась физически осязаемая мысль, какой теплой, наверное, была его спина.       — Ты просто так отличаешься от того себя. Он бы не стал за что-нибудь извиняться после того, как я обманула его с поцелуем.       — Спасибо… Ты хочешь окончательно похоронить меня… — Клаус пропустил сквозь пальцы сероватые у корней, а ближе к кончикам выгоревшие до белёсого волосы. Они забавно встали торчком, и Мимозе пришлось прикусить губу, чтобы не заулыбаться ещё шире. Как же она скучала по нему — будто вечность прошла, — а сейчас они снова сидят вместе, и ей ни капельки не неловко и не страшно.        Спасибо Клаусу: он стыдился за двоих.        — Это всё та девица, чтоб её… Кхм, вырвалось, извини — он, кашлянув, в очередной раз растёр уже покрасневшие глаза, а потом наконец принял менее скованную позу.        — Ты мисс Мэлтон имеешь в виду? — уточнила Мимоза, надеясь, что Клаус не станет изумляться, почему это имя отпечаталось у неё в памяти.        — Да, — с нажимом отозвался он, нахмурив брови. — Я понятия не имел, что это за особа, пока она не попыталась меня… — его взгляд, увы, некстати остановился на ней, и это положило конец волнующим откровениям. — Лучше обойдёмся без подробностей.        Однако в Мимозе, на беду или нет, помимо негодования уже вспыхнуло любопытство, что именно и каким образом эта мисс Мэлтон решила предпринять, покушаясь на Клауса. В конце концов, она имела право знать, ибо была непосредственной жертвой её всевозможных ухищрений.       — Н-нет, расскажи, как есть! Я уже всё равно догадалась!        Он определённо не ожидал от неё подобной горячности, но так и не высказал возникшие вопросы, лишь пристально посмотрев Мимозе в глаза. Поняв, что спорить нет смысла, помассировал пальцами морщины на лбу и устремил негодующий взгляд в невидимую точку перед собой.       — Мне не очень приятно вспоминать это. Чёрт побери, да вряд ли за тот месяц у меня вообще осталось хоть одно хорошее воспоминание! По-моему, её отец просто боялся, что такую девушку, даже со всем приданым, просто замуж не возьмут из-за её развратных нравов. Уж не знаю, правда, понравился ли я ей, или она просто вознамерилась сделать меня очередным трофеем.       — Ужас какой… — пролепетала Мимоза, перед мысленным взором которой нарисовалась сцена в лучших традициях романной интрижки: зимний сад в поздних летних сумерках, густые заросли из кашпо и подвешенных горшков с пышно цветущими растениями и белое пятно в виде девушки и Клауса. На ней — тонкая длинная сорочка с наполовину соскользнувшим халатом, а у него — свободная рубашка с незастёгнутыми манжетами.       Всё это, разумеется, дополнялось фривольной позой, а Мимоза, видимо, находилась на месте служанки, в поздний час некстати (а может, хозяйка подстроила) наткнувшейся на это зрелище. Устыдившись своего богатого воображения, она чуть не хлопнула себя по щекам, однако вовремя вспомнила, что находится в беседке не одна.       — Настоящее логово разврата, — между тем невесело хмыкнул Клаус, и в его голосе затрещала брезгливость. — Я пытался просто выполнять свою работу, но, как ты понимаешь, было сложно делать это, не общаясь с ней сутками напролёт. Она что только ни перепробовала, а потом, видимо, решила подлить мне какую-то дрянь. Подозреваю, её количеством можно было поставить на колени штук двадцать несчастных вроде меня.        — То есть оно… не подействовало? — не без изумления и одновременно с надеждой спросила Мимоза, вдруг задумываясь кое о чём, но пока не торопясь озвучивать это.        — Судя по тому, что я помню, нет. Она, наоборот, ещё сильнее стала меня раздражать, и один раз, кажется, я сказал ей что-то очень грубое насчёт её посягательств.        — Вот как… — Мимоза вопросительно посмотрела на Клауса, а у того только чётче обрисовалась складка между бровей. — Странное зелье какое-то… Должно же было быть любовное, разве нет? А почему-то не сработало, зато от меня ты просто не отлипал…       Приличнее, конечно, было бы назвать это «не отходил», но они покончили с изяществами, когда заговорили о коварных попытках мисс Мэлтон совратить добропорядочного рыцаря. И тут ей либо показалось, либо Клаус вздрогнул и отозвался куда более натянуто.       — Что уж она мне там подливала, не знаю. Честно говоря, я вообще не горю желанием разбираться, из-за чего несколько дней меня невозможно было выносить.       — Ну, в любом случае повезло, что ты в неё не влюбился, — Мимоза тяжело вздохнула, окончательно отказываясь от идеи, пару секунд назад пронзившей было сознание. Уж очень она показалась странной: когда-то где-то ей запомнилось, что подобные вещи могут не сработать, если человек уже влюблён. Но она не была мастером по ведьминским снадобьям, а так подумать, это получается, что Клаусу нравится она.       Поэтому наверняка мисс Мэлтон всего-навсего не повезло заполучить просроченное или некачественное зелье из-под полы.       — Я бы не смог, — серьёзно заметил Клаус, но сквозь его спокойный, решительный тон снова мелькнула некая недосказанность. Так, будто фразе недоставало крайне важного «потому что». — И да, её мужу стоит посочувствовать.       Приподнятые уголки его губ образовали мягкие складки у рта, а стискивавшая кулаки Мимоза смутилась, обнаружив, что невольно опять изучала его, особенно задержавшись на линиях век, кончике носа и губах.        «Ой».       — Мимоза?        Дело плохо: она потерялась просто от того, что он внимательно посмотрел на неё, и в этом как будто сквозило нечто от другого Клауса. Мимоза нервно засмеялась, отчаянно теребя несчастную прядь волос и силясь подавить опасный трепет при мысли об упущенных вероятностях вроде невинного поцелуя или возможности запредельно близко посмотреть в его фиалковые глаза со светлыми ресницами.        — Прости, задумалась! Никак не верится, что всё это безумие так благополучно закончилось!       «Не всё. Ой не всё», — коварно напевал внутренний голос, однако она предпочитала до поры до времени не прислушиваться к нему, иначе её сердце снова зачастило бы от того, как близко к ней сидел Клаус.        — Сомневаюсь, что абсолютно всё, но по крайней мере большая его часть, — задумчиво заметил он, дёрнув уголком губ и потянувшись за очками. — Есть у меня стойкое ощущение, что с Джорджем мы без надобности разговаривать точно больше не будем.       — Ох нет! Вы же не подрались? Клаус, скажи мне, что ты с ним не дрался! — ахнувшая Мимоза, которую будто встряхнули от оцепенения, схватила его за локоть, напрочь забывая про свои моральные томления. Она уже успела воочию убедиться, чем могла закончиться подобная стычка, и если эти двое в её отсутствие превратили тренировочную площадку в поле для магической дуэли… боже, какое им обоим должны были за это вынести наказание!        Клаус удивлённо изогнул бровь, покосившись на её пальцы, и на его щеках, кажется, выступила лёгкая краска.        — Разумеется, нет. Я имел в виду, что он ещё с того раза в открытую меня ненавидит.       Ладно, значит, здесь тоже можно было выдохнуть. Слава богу, она тогда хоть не зря позорилась на публику, вне всяких приличий буквально повиснув на Клаусе. И, пожалуй, даже хорошо, что ему застилало глаза фальшивыми чувствами, ибо в обычном состоянии он, вырвавшись, отстаивал бы свою позицию до конца...       — Кстати, спасибо, что ты тогда вмешалась, — теперь уже очевидно покраснев, заметил он, явно принимая близко к сердцу тот факт, что его, во-первых, видели в таком неадекватном состоянии, а во-вторых, с ней в объятиях. — Для полного счастья мне бы сейчас не хватало лишь дисциплинарного взыскания.        — Разве я могла остаться в стороне? — встряхнув неприятный осадок в душе, она с добродушной улыбкой вознамерилась положить конец копанию в не самых достойных воспоминаниях. Как говорится, было и прошло: главное, что теперь жизнь возвращалась в привычное русло, а виновница всех событий надёжно скована узами брака. Впрочем, её-то они вряд ли остановят. — Ну, хорошо то, что хорошо кончается! Может, отпразднуем это за чаем?       При слове «чай» Клаус внимательно посмотрел на неё, и Мимоза поздно сообразила, что его симпатии к такому времяпрепровождению должны были сильно охладеть после провального плана Давида.        — С сэндвичами! Никаких эклеров! — щёки мучительно заалели, а он то ли кашлянул, то ли фыркнул, опершись подбородком о ладонь: так же, как делал, когда пытался очаровать её мыслимыми и немыслимыми способами.        — Уж пожалуйста. Я, конечно, не в том положении, чтобы возмущаться, но на них мне пока противно даже смотреть.       — Прости. Ничего лучшего нам не пришло в голову… — беспокойные руки опять взялись мусолить волосы. Боже правый, стоило хотя бы попытаться отучить себя от привычки мельтешить по поводу и без!       «Ладони на колени. Всё. Спокойно. Вот так».        — Не извиняйся, вы сделали, что могли. Но я, говоря откровенно, по-прежнему под впечатлением от твоих актёрских талантов.       — Клаус, ну не надо… — Мимоза нервно засмеялась, честно говоря, удивляясь, почему он так легко касался темы того нелепого, в какой-то степени издевательского свидания, хотя это было едва ли не самым позорным событием их краткого псевдоромана. — Ничего в этом не было забавного!        — Согласен. Абсолютно. — Призрачность его улыбки — то ли грустной, то ли усталой, — не укрылась от неё, но Мимоза постеснялась спрашивать о причине. — Действительно очень не смешно.       — И всё-таки… — она, сцепив пальцы в замок, вкрадчиво посмотрела на него. — Роза мне, если честно, очень понравилась.       Брови Клауса сделали несколько выразительных движений, выдавая его сложные чувства по поводу её скромного заявления, но он так ничего и не ответил, с неудовольствием покосившись на свою руку. Наверное, рассуждал, что ещё та могла выкинуть, пока он за ней не следил, а потом, пошевелив пальцами, щёлкнул.       Вокруг них появилось слабое серебристое свечение, и из крохотного бесформенного сгустка постепенно распустился маленький бутон пиона. Мимоза от удивления ахнула, прижав ладони к губам.       — Так ты правда умеешь такое!        Клаус молча протянул ей цветок, и она, бережно подхватив тот, с восторгом повертела его в пальцах, обводя тонкие грани лепестков. Он был удивительно естественный, слегка холодил кожу и играл на рассеянном свету серебристыми переливами.        — А я думала, это всё проделки другого тебя…       — Сомневаюсь, что он умел что-нибудь, чего не могу сделать я, — скептически отозвался Клаус, и в его тоне мелькнула нотка обиды.       — Красивый… Правда, очень! Можно я его себе оставлю? — она оторвалась от разглядывания крохотных тычинок в сердцевине цветка и, получив утвердительный кивок, тотчас спрятала пион в сумку к гримуару. — А других у тебя нет случайно?       — Ты собираешь коллекцию из безделушек? — из его поведения наконец-то исчезла прежняя натянутость: голос выровнялся, став бархатным, несмотря на проблески иронии, и во взгляде появился ласковый оттенок.       А возможно, это бликовали очки.       — Для тебя они безделушки, а ими, между прочим, можно комнату украшать!        — Может быть, но я их все выбра… То есть я вообще почти этим не занимаюсь! — он вдруг как подорвался, вытянувшись в струнку и замахав руками. Повисла неловкая пауза — Мимоза, прикусив губу, заметила, как у него постепенно занимаются жаром уши, и, прыснув, рассмеялась в голос, чуть не угодив лбом прямо в столешницу.       Как это было похоже на Клауса: только серьёзные занятия, никакого баловства с магией, и упаси бог кого-нибудь подумать, будто он, рыцарь-чародей, развлекается по вечерам подобными сувенирами. Только вот Мимоза, на его беду, любила «безделушки», а ещё ей нравилось шутить над ним, поэтому она уже размышляла, что не зазорно будет как-нибудь попросить его наколдовать, к примеру, витое колечко.       В качестве подарка на праздник, разумеется: так он не посмеет отказаться, сославшись на отговорку в духе «неподобающего занятия».       — Ох, ну как же жаль… — лукаво протянула она, вздыхая с притворной досадой. — Хорошо, что этот пион я у тебя отобрала. Теперь он в любящих руках.        Клаус покраснел. Самую каплю — вспыхнули кончики ушей да на скулах появился лёгкий розовый оттенок. Мимоза, невинно взмахнув ресницами, молча записала на свой счёт победу в поединке «Кто кого больше вгонит в краску» и, дабы закрепить успех, изящно поднялась со скамьи.        — Ну, пойдём? Нам ещё надо порадовать Летуа с Давидом, что мы снова лучшие друзья!       «Ты так говоришь, а сама с него глаз не сводишь», — пророкотало в подсознании, и, если бы Мимоза не владела собой настолько, чтобы продолжать улыбаться, она бы запищала от смущения, спрятав лицо в руках.        Однако теперь Клаус, само собой, не будет вечно бросать на неё пылкие взгляды, и, возможно, благодаря этому она скоро абстрагируется от своих слишком ярких впечатлений. Поэтому даже то, что он ласково улыбался ей сверху вниз, пока она болтала с ним, идя по дорожке, не заставляло сердце сходить с ума.       — Кстати, ты не поверишь, что со мной во время мис… Ой, — она как раз собиралась рассказать ему про историю с сорванной свадьбой в маленькой церквушке, когда в их поле зрения возникло поистине неожиданное трио: Давид с Летуа и Дейзи чуть поодаль. И если первые были заняты друг другом, то последняя заметила их, и её прежде нейтральное выражение лица сменилось сначала ступором, а потом ревнивой злобой.       «И вот что мне делать? Ну не любит он тебя, я-то чем виновата?»       — А вот за неё я тоже должен извиниться перед тобой, — негромко проворчал Клаус, слегка надавив ей на плечо и увлекая в сторону с дорожки. Мимоза удивлённо посмотрела на него, с замиранием сердца заподозрив, не успела ли Дейзи предпринять новые заигрывания, пользуясь отсутствием «госпожи» его сердца.       — Бедная. Мне её даже жаль. Она, наверно, и правда сильно в тебя влюблена, если на что-то ещё надеется.       — Ничем не могу ей помочь, — сухо заметил он, сложив руки на груди. Мимоза знала этот взгляд, равно как знала недосягаемость Клауса для женских чар, поэтому могла с уверенностью сказать: все усилия Дейзи обречены на сокрушительный провал. — А уж то, что она терпеть не может тебя, меня и вовсе не устраивает, поэтому, если опять начнёт допекать, обязательно скажи.       — Ой, нет! Ты её только сильней разозлишь! — ибо такая забота больше походила на объявление войны несчастной, хоть и зловредной девице, а насаждать вокруг новую смуту Мимоза не собиралась от слова «совсем». — И так нам с тобой ещё слухи развеивать, что мы встречаться начали.       — Ну… О слухах не беспокойся, — отозвался он, бесстрастно глядя в сторону Дейзи, которая внезапно сменила маршрут, проложив его прямо по газону мимо старой липы. При этом она даже не покосилась в их сторону, но её поза кричала о глубоком негодовании, вызванном, видимо, плохо скрытой неприязнью Клауса. — Пока тебя не было, я успел всё объяснить. Шуток наотпускали, конечно, но поверить поверили.       «Неужели хоть тут наладилось без меня…» — с облегчением подумала Мимоза, оборачиваясь в сторону Давида и Летуа и успев заметить, как тот поймал её ладонь обеими руками. А она не только не возмутилась, но и заулыбалась, что в совокупности могло означать только одно: Давида больше не считали просто другом, который на свою беду отличался излишней непосредственностью.       — Хоть у кого-то всё тихо и мирно, — с не совсем понятной ей интонацией пробормотал Клаус, и, возможно, это даже не предназначалось для её ушей. Поэтому Мимоза на всякий случай промолчала, любуясь тихо сияющей подругой, а Давид, наконец возвращаясь в ту часть мира, которая не замыкалась на Летуа, бодро помахал им свободной рукой.       — Какие люди! Мимоза, привет! Ты так внезапно уехала, что даже с нами не попрощалась!       — Простите! Капитан задание дал срочное, — было непонятно, шутит он или действительно удивляется, почему она буквально испарилась из штаба, но тут Давид понимающе покивал и весело подмигнул ей, прежде чем продолжать иронизировать.       — Ну, мы так и подумали, да, Клаус?       Клаус, наверное, очень хотел попросить его умолкнуть, но только закрыл на секунду глаза, раздражённо приподняв брови. Мимоза великодушно решила прийти ему на помощь, отвлекая внимание главного шутника на свою собственную персону, и, сцепив пальцы за спиной, с самым невинным видом поинтересовалась:       — А вы наконец-то теперь встречаетесь, да?       Давид даже обомлел, видимо, забыв, что его рука по-прежнему не отпускала руку Летуа. Последняя с улыбкой покосилась на него, не вмешиваясь в диалог, а Клаус громко сглотнул, прикрывшись ладонью, и Мимоза заметила, как засмеялись его сощурившиеся глаза, когда он серьёзно сказал:       — Пойдёмте обедать. По-моему, уже пора.       И, если у кого-то всё благополучно подошло к концу, у некоторых оно только начиналось.