Трудно быть Ангелом

             Азик растерянно пялился на резко ставшего серьезным Даниэля, пытаясь понять, что именно в его коротко брошенной фразе так сильно впечатлило юного врача.       — В-всмысле? Бля, Мурзилка, да это ж дежурная фраза чтобы проверить, норм ли тебе все это. С чего ты взял, что я так считаю? Я так не думаю.       — Врешь,— внимательно вглядываясь в лицо бывшего наемника спокойным голосом отчеканил Даня,— у тебя самого в глазах страх. Ты почему-то подумал, что я тебя боюсь, и от этого сам же испугался. И это уже далеко не первый раз, Азик. Я же вижу, поэтому повторюсь: почему ты думаешь, что я тебя боюсь?       Блять. Азик совсем растерялся. Он никогда не сможет привыкнуть к этой скрытной и такой хладнокровной проницательности молодого человека. Он может мило улыбаться и смущаться, а потом выдать вот такое, одной фразой выбивая воздух из легких и выворачивая наружу все годами спрятанное говно из его души. Где-то там на задворках сознания красноволосый понимал, что юноша прав. Он сука боялся.       — Блять...— нервно вздохнув, парень запустил пятерню в волосы, собираясь с мыслями. Наверное, когда-нибудь этот разговор должен был состояться, учитывая удивительную наблюдательность Даниэля,— я....ладно, ты прав. Я действительно думаю, что тебе стоит меня бояться.       — Почему?— голос блондина не выражал никаких эмоций, а внимательный взгляд серых глаз не отрываясь блуждал по лицу Азика.       — Блять, да....сука, да потому что меня стоит бояться, понимаешь?— последнюю фразу парень выплеснул остервенело, вглядываясь в лицо юноши, пытаясь найти там понимание. Но Даня лишь молча наблюдал, ожидая пояснений.       — Дань, я плохой человек. Я очень плохой человек. Я, блять, самый опасный человек для тебя. Ты хоть знаешь, что я делал?!— взгляд черных глаз метался, а дыхание участилось. Вся ебаная жизнь сейчас пролетала у него перед глазами, обнажая самые страшные и постыдные сцены,— я людей убивал, Дань. Убивал, понимаешь? Я сука такие вещи вытворял, что в твоей наивной доброй головушке даже родиться не могут. Я выполнял приказы, жестокие приказы. Я воевал и уничтожал. Вся моя ебаная жизнь состоит из огромного пиздеца, который я совершал своими собственными руками!       Голос Азика становился все громче, пока он, словно яд, выплевывал всю правду о себе и своей жизни. Даниэль же, не двигаясь и не моргая, просто внимательно слушал.       — Ты хоть знаешь, как давно я начал всем этим заниматься? Я с детства в этом дерьме варюсь, Мурзилка. Я, блять, ебаное чудовище. Всю свою жизнь я не жил, а тупо выживал. Выгрызал себе место в этом сраном мире через пот и кровь. Я не жалел своих товарищей, предпочитая выживать одному, понимаешь? Я этими самыми руками убивал людей! Можно сейчас начать корчить из себя охуенных моралфагов и сказать, что террористы не люди и их можно убивать. Но это не отменяет того, что я, по сути, такой же убийца, как и они. Эти руки уже давно по локоть увязли в крови, Дань.       Азик взглянул на свои дрожащие руки, которые сейчас казались ему отделенными от тела и живущими своей собственной жизнью. Эти руки были все в татуировках, с черными как ночь окрашенными ногтями, испещренные мелкими шрамами. Один большой рассекал правую ладонь от фаланги большого пальца до самого ребра, ярко выделяясь на фоне бледной тонкой кожи. Эти руки были самым настоящим олицетворением покоцанной души их хозяина. Не отрываясь от лицезрения живших своей жизнью и дрожащих рук, бывший наемник продолжил уже тише охрипшим от настигающих эмоций голосом:       — Я помню каждого. Каждого, кого отправил на тот свет. Я не человек, я ебаный, мать его, Ангел Смерти, Дань. Иногда я думаю о том, что этими руками мне вообще никого касаться не стоит — особенно тебя. Поэтому — да. Я считаю, что меня и моих ебаных порывов тебе стоит бояться. Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор меня нахуй не послал.       Азик с силой сжал в кулаки собственные ладони, переводя уставший и полный выплеснутых эмоций взгляд на юношу. Тот выглядел уничтожительно спокойным. Выдержав молча зрительный контакт некоторое время, он, не разрывая его, бережно накрыл напряженные кулаки своими теплыми нежными ладонями и тихим вкрадчивым голосом спросил:       — И какие эмоции в тебе это все вызывает?       Сжав челюсть, парень сквозь зубы процедил:       — Как какие…хуевые. Самые блять мерзкие.       — Тогда почему ты считаешь себя чудовищем?       Азик не сразу нашелся, что сказать в ответ. Не давая парню времени прокомментировать, Даниэль продолжил:       — Азик, то, что ты считаешь те вещи плохими, уже говорит о том, что ты не чудовище. Азик, послушай меня, пожалуйста,— юноша чуть сильнее сжал подрагивающие, выдающие эмоциональное состояние их хозяина, руки,— ты погряз в своем прошлом и из-за этого не можешь увидеть всю картину целиком, понимаешь? Мы все совершаем в своей жизни ошибки, мы же люди. И то, что ты их совершал — абсолютно нормально, понимаешь? Это лишь еще раз подтверждает, что ты самый настоящий живой человек. Ты ведь сам говоришь, что тебе плохо от того, что произошло, так? Значит ты хороший. Я более чем уверен, что у тебя были свои причины, чтобы решиться на подобный выбор. Это нормально, что ты оступался и делал что-то не так. Это нормально — ошибаться. И я тебя не осуждаю, не презираю и уж тем более — ни капли не боюсь. Ты — самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал, Азик. Я бы так хотел отдать тебе свои глаза, чтобы ты увидел себя таким, каким я вижу тебя,— на этих словах он слегка улыбнулся, вглядываясь в нарастающую эмоциональную бурю в черных глазах,— ты погряз в самобичевании и ненависти к себе, и мне больно смотреть на это. Ты не плохой человек. И ты заслуживаешь быть счастливым. Но для этого ты должен сделать самый страшный первый шаг сам.       —.....и какой же?— тихим хриплым голосом спросил красноволосый растерянно.       — Ты должен простить себя, Азик.       — Чего, блять?       Излучая поддержку и теплоту, юноша слегка поглаживал костяшки татуированных рук.       — Ты должен простить самого себя,— приподняв руки обоих в воздух, Даниэль аккуратно приложил их к груди Азика, слегка прижимая, и нежным голосом тихо сказал:       — Закрой глаза.       Находясь в каком-то непонятном гипнотическом трансе от всего происходящего, бывший наемник повиновался указаниям юного врача, закрывая в миг отяжелевшие веки. Сидя в гробовой тишине, красноволосый, погружаясь в пучину своих эмоций и мрачных воспоминаний, вновь увидел перед собой маленького мальчика, смотрящего на него ощетинившимся взглядом, сцепив в замок окровавленные маленькие ручки.       — А теперь повторяй за мной...Я.       —...я....       — Себя.       —....себя...       — Прощаю.       —...п...п-прощаю....— собственный голос казался ему каким-то незнакомым — слишком хилым и обессиленным он был. Маленький мальчик заинтересованно смотрел на него.       — За страх.       —...я....себя прощаю...       — За слабость.       —...я себя прощаю.....— перед глазами пролетала вся жизнь, что-то трескалось на подкорке его сознания, странный шум в ушах усиливался, а глаза предательски защипало. Мальчик перед ним выглядел на грани истерики.       — За силу.       —...я себя прощаю...       — За слезы.       —...я-я....с-себя прощаю...— он уже не говорил, а просто хрипел, трясясь всем телом и ощущая собственное тепло рук, поддерживаемое другими заботливыми, на уровне груди, не дающее сойти с ума.       — За отчаяние,— голос Даниэля обволакивал, занимая собой все пространство вокруг, словно согревая в больших медвежьих объятиях — он успокаивал и придавал сил продолжать.       — За причиненную боль.       — Я...себя прощаю,— слеза предательски собралась в уголке глаза, так и норовясь вырваться впервые за десяток лет, Азик просто из последних сил цеплялся за мягкий голос юноши, словно за спасательный круг, придавая все большее значение воспроизводимым его собственным ртом словам.       — За свое тяжелое прошлое.       — Я себя прощаю...       — За надежду.       — Я себя прощаю,— последняя фраза звучала уже уверенно и спокойно. Азик глубоко вздохнул. Что-то резко оборвалось где-то глубоко внутри, разбиваясь тысячами осколков по всей черной комнате, разрушая ее изнутри, преобразовывая во что-то новое и совершенно неизведанное. Маленький мальчик плача прыгнул в его объятия, глупо улыбаясь. Слеза все-таки проскользнула, очерчивая острую скулу, пробираясь по гладкой щеке к остро очерченной челюсти, теряясь в длинной бледной шее. Парень глубоко дышал, ощущая впервые в жизни....облегчение. Такое странное и непонятное, возникшее от каких-то трех глупых словечек. Трех из сотни миллионов, но оказавшихся вернее любой бутылки алкоголя и пачки сигарет. Ничто не давало ему такого ощущения легкости, словно с его тела сняли огромный груженый бронежилет, отпуская на волю ослабевшее от долгой нагрузки тело.       — Азик, посмотри на меня.       Медленно приоткрыв слегка опухшие зудящие глаза, красноволосый взглянул на сидящего напротив юношу: во тьме небольшой комнатки в старой хрущевке, Азику показалось, что в глазах Даниэля переливались золотистые всполохи звёзд, купаясь и расцветая золотыми лепестками в радужке бывших когда-то пленительно-серыми. Даня с трепетной нежностью во взгляде улыбнулся и обнял теплыми ладонями лицо бывшего наемника, фиксируя взор на своем светлом лице. Сократив дистанцию, блондин оставил невесомый поцелуй на губах и прошептал:       — Поздравляю, теперь ты свободен от своего прошлого, Азик.       Какое-то время тупо пялясь на улыбающееся до мурашек на кончиках пальцев лицо, Азик вдруг осознал, что такое настоящая свобода. Та самая свобода, о которой он так много лет мечтал. Та самая свобода, о которой он, каждую ночь вгрызаясь в подушку раненым зверем, грезил. Разве все могло быть настолько просто?       Парень глупо улыбнулся, глядя в родные глаза с ответной нежностью и благодарностью, на какую только был способен. Подавшись вперед, он схватил похолодевшими ладонями лицо юноши и впился в пухлые губы в каком-то отчаянном жесте. Блондин с радостью ластился, оглаживая большими пальцами острые скулы парня, отвечая и принимая.       —...блять,— выдохнул Азик, улыбаясь прямо в приоткрытые напротив губы,—....спасибо....       — Я....так счастлив,— также глупо улыбаясь промямлил юноша.       — Я тоже,— ухмыльнувшись пропел бывший наемник, вглядываясь в счастливое лицо напротив,— бля, че ты творишь со мной, а? Ну как тут удержаться? Или ты специально дразнишься?       Даниэль, оперевшись о матрас руками, с непонятно откуда взявшейся кошачьей грацией слегка выгнулся в спине и игриво наклонил голову, глядя шальным взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц и прошептал:       — Возможно?       От этой картины что-то с диким взрывом разорвалось в голове Азика, опускаясь по телу вниз, собираясь горячим комом внизу живота. Дико оскалившись и облизнувшись, он резко опрокинул юношу головой на подушку, уселся сверху, оседлав длинные стройные бедра и наклонился, исступленно целуя. Блондин удивленно простонал прямо в поцелуе, вызывая у красноволосого новую стаю мурашек. Приобретенная минуту назад легкость призвала в его тело волну энергии и неописуемой радости, от которой хотелось громко смеяться и наконец вылизать этот охуенный волшебный ротик. Воспользовавшись ошарашенностью Дани, парень блуждал в податливом рту, проводя горячим языком по ровному ряду зубов, кусая и сразу же вылизывая губы, вызывая у блондина дрожь по всему телу, побуждая его с такой же остервенелостью неумело отвечать.       Не удержавшись, Азик на секунду разорвал поцелуй и резко снял мешающую белую футболку Даниэля, представляя своему жадному взору упругий голый торс. Прикусив нижнюю губу, парень экстатически провел горячим языком дорожку от низа живота до самой шеи юноши, вызывая у того тихий приглушенный стон. Слегка прикусив нежную кожу у ключицы, он удовлетворенно вслушивался в прерывистое дыхание Даниэля. Охуенно. Поднявшись вновь к его лицу, он вкрадчиво поинтересовался:       — Ты...уверен? Может, отложим до следующей "ночевки"?       Даниэль, сверкая блестящими глазами на раскрасневшемся лице, нервно покачал головой и прикусил от нетерпения нижнюю губу. Дабы продемонстрировать свою уверенность, он резко приподнялся и (не без помощи красноволосого) стащил с него одолженную серую футболку. Заинтересованным взглядом блондин изучал испещренное шрамами тело, провожая взгляд легким прикосновением кончиками пальцев, оглаживая каждый из них. Азик, затаив дыхание, наблюдал за неловкими движениями изучавших его тело рук. В какой-то момент Даниэль резко остановился, в упор глядя на широкий шрам на левом боку бывшего наемника. Тот самый шрам. Слегка поглаживая его пальцем, юноша тихо спросил:       — Болит?       — Ни капли,— в тон ему тихо ответил замерший красноволосый.       — Я тогда так испугался за тебя. Я думал....что не смогу тебя спасти....— вкрадчивым голосом завороженно глядя на выпуклый уродующий гладкую кожу разрез произнесло это чудо.       — Хах, что, трудно быть ангелом, да?— слегка поддразнил его Азик.       — Это у тебя спросить надо,— закусив губу и взглянув в лицо парня снизу-вверх пролепетал улыбающийся юноша,— это ведь ты мне жизнь тогда спас.       Завороженно глядя на обрамленное золотыми кудрями счастливое лицо, красноволосый слегка изогнул бровь и иронично произнес:       — Будем считать, что у нас ничья?       — Меня устраивает такой расклад,— усмехнувшись прокомментировал Даниэль.       Не прерывая зрительный контакт и глупо улыбаясь, парни, словно понимая друг друга без слов, одновременно потянулись навстречу, сливаясь в жарком поцелуе и соприкасаясь оголенными участками тела. Азик вновь опустил юношу на матрас, спускаясь поцелуями по такой соблазнительной шее, оставляя несколько засосов, слыша тихие охи над головой. Опустившись к часто вздымающейся юношеской груди, он вдруг на секунду замер, разглядывая едва виднеющийся в темноте узор россыпи родинок на гладкой светлой коже.       — Бля, а смазки-то у меня нет. Не, так дело не пойдет, Мурзилка. Без смазки нельзя,— сказать, что он был раздосадован этим неожиданным открытием — не сказать ничего, конечно. Это полный пиздец и провал. Но он же не знал, что сегодня все обернется ВОТ ТАК. Из разочарованных раздумий и изучения узоров на лежащем под ним теле его вывел очень тихий шепот:       —...у...меня есть...       —....что?— не поверив своим ушам, он резко поднял голову и уставился на скрытое за ладонями лицо Даниэля. Тот, не убирая рук от пунцовеющего лица, приглушенно пролепетал:       —...с-смазка...есть у меня...в комоде справа....       Переварив за пару секунд информацию, Азик с по-истине дьявольской ухмылкой уставился на красного как рак юношу под ним. Наклонившись, он развел скрывающие смущенное лицо руки в стороны и пугающе-интригующим голосом прошептал:       — Где-где, говоришь, у тебя смазка лежит?       — Н-не издевайся! В комоде...в верхнем ящике...        Ехидно наблюдая за прячущим в подушке лицо Даниэлем, красноволосый все-таки отпустил его руки и, порывшись в указанном ящике, нашел заветный тюбик.       Положив его рядом с бедром Дани, он снова обратил свой хищный взгляд на пунцового блондина, не смея удержаться от маленького поддразнивания.       — И зачем наш правильный мальчик приобрел такую интересную штучку?       — В-вообще-то я не маленький, и знаю, что да как в отношениях работает,— все еще пряча взгляд в подушке пробормотал смущающийся Даня,— мне просто интересно было...       —Хммм, вот как~       Азик искренне наслаждался открывшейся его взору картиной: смущенный раскрасневшийся полуголый юноша лежал прямо под ним, весь такой нежный и безумно сексуальный в своей невинности, тяжело дышащий, на светлой коже которого уже начинали проступать небольшие красные отметины засосов, оставленные на податливой шее.       — И как, уже протестировал?— продолжал подначивать бывший наемник, поглаживая ладонью выступающие ребра в интимной ласке, слегка задевая кончиками пальцев розовые соски.       — Н-нет...я постеснялся...— Даниэль думал, что сейчас просто взорвется от кипящих внутри эмоций и ощущений.       — Что, даже видеоуроки не смотрел?       — Это...слишком смущающе,— проныл юноша, вновь закрывая лицо руками.       Усмехнувшись, Азик наклонился вслед за своими руками, оставляя легкие невесомые поцелуи на нежной чистой коже блондина, опаляя его своим горячим дыханием.       — Ну, тогда сейчас и протестируем.