Другая жизнь. Одинокий путь

***

— Посмей только еще хоть раз посмотреть на мою сестру! — гневно бросил молодой господин в фиолетовых одеждах, повернулся спиной и зашагал прочь.       Вэй Ин подумал, что от такой ярости его изящные сапоги должны были бы высекать искры из дорожки, отсыпанной белыми камушками. — Да, что я сделал-то?.. — пробормотал мальчик, плюхаясь прямо там, где стоял.       Он еще не утратил этой детской привычки: досадуя или негодуя на непонимание окружающих, Вэй Ин падал на пятую точку и, раскинув ноги, сидел так с самым упрямым и непреклонным видом. — Что произошло?       Вэй Ин обернулся, незамедлительно выпалив: — Я лишь хотел познакомить молодую госпожу Цзян с Сяоюэ. — Это не твоя забота, — чуть поджав губы, заметил ему Лань Чжань. — Почему, нет? — со всей прямотой выплескивал свое возмущение Вэй Ин. — У молодой госпожи Цзян маленькое приятное лицо и добрые глаза. Они с А-Юэ непременно подружатся! — Юноши и девушки обучаются порознь, — напомнил ему Лань Чжань одно из элементарных правил Облачных Глубин. — Конечно. Но я же не учиться туда шел. Просто познакомить их, — возразил Вэй Ин. — Молодая госпожа Цзян. Маленькая луна, — проговорил он, поочередно показывая руками на воображаемых девушек. — Вот и всё. Пара слов — и я бы исчез восвояси. Только вот стоило мне тихонечко взять за запястье и потянуть за собой А-Ли, как… — Дерзость. — Да, брось ты! — Домашнее имя — только для родных и близких. Прикосновения — тем более. — Но мы подружились! Она сама мне позволила! Я сначала спросил! — Из вежливости. — Какая разница, если позволила?! — Не шуми. Ты всякий раз ведешь себя вызывающе и еще удивляешься, что тебя опять выбранили. — Не занудствуй!

***

      Впервые в Облачных Глубинах Вэй Ин появился половину своей еще совсем недолгой жизни назад, в возрасте пяти лет. Он тяжко болел. Не в силах справиться с недугом сына, его родители проделали большой путь, чтобы попросить помощи у целителей Обители, известных на весь мир своим мастерством. Если не они, то и никто уже не спасет.       Поначалу напавшая на ребенка хворь выглядела, как обычная простуда. Как ни странно, и в самую большую летнюю жару можно простыть. Его мама, Цансэ Саньжэнь, неплохо разбиралась в травах, но они не дали должного эффекта. Тогда она убедила супруга отказаться от намеченной охоты, и вся семья поспешила в Гусу.       И все же, за время пути жар и летний зной вымотали маленького Вэй Ина настолько, что в Облачные Глубины его принесли уже без памяти. Положение было критическим. Чтобы укрыть от жары, мальчика устроили в пещерах, выше в горах, там, где в вынужденном, о чем Лань Чжань конечно не знал, уединении познавал бессмертие его старший дядя Лань Вэньян. Дети вместе с отцом нередко поднимались к старшему дяде, чтобы вместе изучать медитацию под звуки лунной лютни во всегда уютной и постоянной прохладе горных гротов. Только здесь даже в самый пик лета воздух оставался освежающим и легким.       Цинхэн-цзюнь извинялся перед младшим братом за беспокойство, предупреждал, что ребенок страдает от непонятной болезни, которая может быть опасна. Но Лань Вэньян только кивнул и уверенно, совсем без опаски, взял мальчика на руки, от чего тот сразу же затих и перестал метаться. Это выглядело, как настоящее чудо. Вдали от зноя, под звуки Юэцинь и благодаря неусыпной заботе лекарей, жар начал отступать, Вэй Ин пошел на поправку, восстанавливая силы. Целители Лань использовали для его леченья отвар, который готовили и выдерживали по особому тайному рецепту.       Цансэ вовсе и не собиралась совать нос в чужие секреты, и без того безгранична признательная ордену Лань за неоценимую услугу. Зато сам Вэй Ин оказался полнейшим сорванцом. Едва ощутив силы, он, неведомо как, выбрался из грота, убежав от заснувшей подле него матери. История могла бы закончиться плохо, если бы он не устал так же быстро, как внезапно среди ночи воодушевился. Его нашли спящим поблизости среди валунов.        За все время его пребывания в Облачных Глубинах ни у кого не появились признаки непонятной хвори, поэтому после инцидента в горах семья странствующих заклинателей с сыном заняла один из гостевых домиков в Обители. Там для день ото дня крепнущего Вэй Ина было и вовсе раздолье. Он совершенно не сидел на месте, совал свой нос тут и там. Тогда-то глава ордена Лань и познакомил его со своими сыновьями, надеясь, что дети займут друг друга. «Лань Чжань, ты вообще умеешь говорить?» «Лань Хуань уже ходит на занятия в класс. У них там весело?» «Давай влезем на дерево и подглядим за ними в окно?» «Лань Чжань, где твое настроение? Опять хмуришься.»       Очень быстро вся доступная для гостей территория Облачных Глубин была избегана Вэй Ином вдоль и поперек. А, когда уставал, он совершенно не стесняясь, вис на ноге у любого проходящего мимо. Его брали на руки, катали на спине.       Лань Чжань сердился, ничего не говоря. Его учили вести себя правильно, держать дистанцию, проявлять уважение. Глядя же на Вэй Ина, он тоже хотел поступить, как он. Однако одергивал себя, считая, что некоторые поблажки и снисхождение можно проявить для гостей, тем более что Вэй Ин только-только поправился, но для сына главы ордена вести себя подобным образом — неприемлемо.       Чтобы развлечь непоседливого сынишку Цансэ иногда брала его с собой в женскую часть Обители. Там-то Вэй Ин и познакомился с Маленькой Луной из клана Чан, Чан Сяоюэ. Ей было семь, и она тоже прибыла в Облачные Глубины совсем недавно.       Родом из малого уязвимого клана, девочка всю свою небольшую жизнь провела затворницей. Ее прятали дома, хотя стоило бы сразу передать другим людям на воспитание. Отец жалел дочь и, зная, что ее ждет участь нелюбимой совсем не первой жены, а то и наложницы в клане Хэ или Фу, а, может, и того хуже, — в Вэнь, мечтал уберечь ее и дать прожить свободно и счастливо. Он все уговаривал супругу взять в дом дитя из простолюдинок, ведь в семьях заклинателей иной раз рождаются обычные люди. Такой ребенок мало кому интересен. А даже если и вынудят на брачный союз, жизнь в соседних орденах — все же не каторга, всегда будет сыта и одета. Родную же дочь, пока не поздно, лучше пристроить где-нибудь подальше. Вот Облачные Глубины, например, — вариант, что журавль в небе. Но если уж браться попытать счастья на чужбине, то наверняка только там. Этот клан благодетелен, его адепты известны праведностью и красотой. Свою Сяоюэ родители конечно тоже считали красавицей, и не зря, она обладала удивительной внешностью: серебристо льняные волосы, нежное открытое лицо, большие, бархатно синие, как цветы горечавки, глаза. Мать не могла наглядеться на дочь и отпустить тоже была не в силах.       Прошло семь лет. Вроде бы еще слишком рано, но о брачном договоре совершенно без обиняков заговорили сразу два клана из ближайших трех. Тут-то госпожа Чан и решилась наконец уступить мужу. Не без опаски, рискуя, он все-таки смог переправить дочь в Облачные Глубины к давно ожидавшему Цинхэн-цзюню, с которым глава клана Чан сумел договориться заранее.       Так Сяоюэ оказалась в чужом месте совсем одна. Не привычная к обществу, она держалась стороной ото всех, как маленькая настороженная дикая горная козочка. Тоскуя и тревожась о родных, она то и дело беззвучно плакала, пока ее никто не видел. Именно в один из таких моментов маленький Вэй Ин, отпущенный матерью с рук, и натолкнулся на нее.       Цансэ старалась соблюдать дисциплину и, встречаясь со знакомыми заклинательницами ордена Лань, не отпускала сына слишком далеко от себя, чтобы не шалил и никому не мешал. Но присматривать за Вэй Ином всегда было непросто: стоит только отвернуться, увлечется чем-нибудь и убежит. Вот и в этот раз Цансэ не углядела за ним, и мальчик пошел из простого любопытства осматривать окрестности: ухоженные древесные посадки, кустарник и редкие клумбы. Он и не подозревал, что за небольшой пушистой сосенкой катайя встретит кого-то. — Привет, — выпалил Вэй Ин шепотом, помня все же о правиле не шуметь и подскочил ближе.       Девочка приглушенно ахнула, прикрыв рот тыльной стороной руки, и совсем прижалась к деревцу. На Вэй Ина смотрели большие синие глаза, полные слез. Его глаза в панике тоже сразу же распахнулись: — Ты плачешь? Одна? Почему? — затараторил он приглушенно, не зная, как справиться с бедствием, и чувствуя, что к его собственному горлу тоже подступает комок. Вэй Ин протянул к девочке руку, уговаривая ее. — Не надо. Не надо.       Его рука дрожала и она тоже вздрогнула, когда он коснулся ее плеча, опять повторяя: — Не надо.       Она все еще смотрела в его лицо, не отвернулась и больше не пыталась отстраниться, удивляясь, что и на его серые глаза вдруг тоже навернулись слезы.       Она молчала, а Вэй Ин во что бы то ни стало хотел утешить ее. Если он огорчался, мама брала его на руки и обнимала. Он потянулся к девочке второй рукой, но, чувствуя ее страх, не решился обвить руками за шею и прижаться изо всех сил, вместо этого он обнял ее руку, потерся щекой о ткань ее рукава. — Не надо, не надо, — все повторял он, не находя других слов, пока немного не успокоился сам.       Тогда он поднял голову и снова посмотрел ей в лицо. Слезы на ее ресницах и щеках успели высохнуть. Обрадованный этим, мальчик улыбнулся ей и спросил: — Как тебя зовут? — А тебя? — тихо переспросила девочка. — Я — Вэй Ин — Чан Сяоюэ, — еще тише прежнего шепнула девочка. — Чан? — Лань, — поспешно поправилась она.       Заклинательницы вскоре обнаружили обоих детей, и Цансэ хотела забрать сына, но подруга отговорила ее. С тех пор Вэй Ин и Лань Сяоюэ, не слишком часто, но временами все же играли вместе.

***

      Лань Чжань вскоре узнал об этом, еще одном, нарушении правил, скрепил сердце и снова списал все на подобающее гостеприимство. Он был даже рад, что Вэй Ин играет с кем-то еще. Однако, вскоре обнаружил, что ему как будто бы даже стало не хватать его не прекращающегося «ланьчжанькания» и впал в уныние, несмотря на то, что Вэй Ин исправно находил время и продолжал донимать и его. «Лань Чжань, ты что такой кислый?» «Лань Чжань, как можно вставать в такую рань?» «Лань Чжань, я могу медитировать, стоя на руках, а ты?» — Лань Чжань… Ты не сказал мне. Твоя мама… Ты поэтому…       Едва ли не впервые в жизни Лань Чжань резко вскинул взгляд и посмотрел Вэй Ину прямо в лицо. — Она у тебя тоже болеет, да? Давно? — С чего ты взял? — совсем не приветливо и невежливо ответил вопросом на вопрос Лань Чжань. — Я видел, как несли лекарство. Для первой госпожи. Это ведь для твоей мамы? — Что ты видел, малыш? — внезапно прозвучал голос главы ордена Лань рядом с ними.       Он задал еще несколько уточняющих вопросов и увел Вэй Ина с собой.       Вскоре после того странствующие заклинатели с сыном покинули Облачные Глубины. Говорят, в ордене полетели головы. Лань Чжань еще не знал, что это значит. С мамой было все хорошо и она наконец прекратила свое уединение. Детям всегда повторяли, что совершенствование в одиночестве дает лучшие результаты, помогает достичь необходимой отрешенности. Умом, несмотря на возраст, они с братом воспринимали суть, но сердцами конечно всегда стремились к родной матери, им было мало редких встреч с ней. Поэтому, когда она сказала им, что именно они, а не познание бессмертия, для нее важнее всего, Лань Чжаню и Лань Хуаню показалось, что они вот-вот оторвутся от земли и воспарят как на крыльях.       За этими радостными событиями они почти не заметили, как ушел на ночную охоту и уже слишком долго не возвращался домой их младший дядя — Лань Цижэнь. Отец одно время в тревоге искал его, но потом успокоился. И дети приняли новую данность вместе с ним. В это же время один из наследников другого крупного ордена тоже предпочел оседлой жизни странствование.

***

      С тех пор прошло пять лет, и Цинхэн-цзюнь решил попробовать собрать в Обители детей более младшего возраста, чем обычно. Раньше к обучению могли присоединиться юные заклинатели из других семей и кланов, достигшие возраста пятнадцати лет, получившие имя в быту, и уже имеющие базовое образование. В этот раз глава ордена решил открыть двери Облачных Глубин для тех детей, кто еще знал совсем мало или и вовсе не приступал к обучению. Другие ордена и кланы встретили предложение с осторожностью, но Цинхэн-цзюнь и не стремился собрать сразу большой класс, как раз наоборот.       Узнав о новой возможности, родители Вэй Ина прибыли с ним заметно раньше назначенного срока и оставили сына, чтобы спокойно отправиться на очень серьезную и важную для них ночную охоту.       Лань Чжань успел убедиться, что характер Вэй Ина в целом за прошедшее время ничуть не изменился.       И вот сегодня в Облачные Глубины начали прибывать дети из других орденов и кланов. — Лань Чжань, скажи, тебе ведь тоже нравится Сяоюэ? — спросил Вэй Ин, шебурша пятками в камешках дорожки. — Нет, — буркнул в ответ Лань Чжань, отвернувшись.       Вэй Ин посмотрел на него: — Не верю. Ты не такой черствый. Прикидываешься. А-Юэ очень милая. И совсем не грустит больше. Я этому очень рад. Ну, как она может кому-то не нравиться?       Лань Чжань молчал, упрямо поджав губы. — Вот, если бы только правила твоего ордена позволяли, мы бы непременно жили все вместе. — Вряд ли, — пробормотал Лань Чжань.       В комнате Вэй Ина в тот же день, как он занял ее, воцарился ужасный беспорядок, будто бы он не то что бы был не способен, а нарочно не клал вещи на место, не складывал одежду, как положено и вообще все бросал, как попало. — Почему это? — возмутился Вэй Ин, но вдруг замолчал.       Мимо них как раз проходила группа заклинателей в золоченых одеждах. Им пришлось посторониться, чтобы обойти детей, усевшихся на дорожке. Послышался тихий шепот неодобрения.       Вэй Ин молча посмотрел им вслед, потом — на Лань Чжаня. Ткани их одежд струились, мягко светясь на солнце, украшенные вышивкой, он же носил самое простое, скорее даже грубоватое ханьфу неброского цвета. — Когда начнутся занятия, всем раздадут одинаковую форму, — попытался утешить его Лань Чжань, будто поняв его мысли. — Мне и моя одежда нравится, — шепнул Вэй Ин, вставая и отряхивая полы от пыли. — Дело не в этом. Я просто беспорядочный. Поэтому никто и не хочет пожить со мной хоть денек. Кого бы я не спрашивал… — его голос прервался.       Чуть помолчав, он добавил: — Просто это не по правилам.       Вздохнув, Вэй Ин достал из кармана бумажную бабочку, вывел на ней заклинание и запустил в небо. Это была бабочка-вестница. Перед тем, как уйти, мама оставила ему таких целый ворох, и они пересылали их друг друг по несколько десятков за день.       «Он ведь просто скучает,» — наконец догадался Лань Чжань.       Он представил себе: у тех, кто в странствии, нет своего постоянного дома, они останавливаются то здесь, то там. Тогда имеет значение лишь то, кто будет рядом с тобой под новой крышей и кто разделит с тобой очередной путь. Менять места Вэй Ин привычен. Но сейчас он остался без тех, кто обычно всегда был рядом. Один в пустой комнате, у него еще не было даже соседей.       Лань Чжань вдруг понял, что и люди за стенкой — это совсем не то, что в одной комнате, вместе.       Он взял Вэй Ина за запястье и решительно потянул за собой: — Идем. — Куда это? — не удержался от вопроса опешивший Вэй Ин. Раньше Лань Чжань никогда не брал его за руку первым. — Поживешь у меня. — Что… Это же… П-правда? А… А, нам разрешат? — Попробую договориться.       Как ни странно, после того, как Лань Чжань все, как есть, рассказал воспитателям, ему позволили забрать Вэй Ина в цзиньши.       На месте тот даже как-то неожиданно присмирел, внимательно выслушал, где ставить обувь, куда складывать вещи, когда и за каким столиком можно пить чай, согласился не таскать письменные принадлежности с отдельного специально для них отведенного места, не трогать гуцинь и курильницу для благовоний.       Когда Лань Ванцзи сел заниматься каллиграфией, Вэй Ин устроился по правую руку от него и тоже взял бумагу и кисть. Штрихи иероглифов у него выходили просто ужасные: смазанные, норовящие расползтись или наехать один на другой. Он быстро бросил это скучное дело, скомкал и отбросил лист, взял новый и принялся на нем рисовать.        Ему сильно не хватало сноровки, но это занятие явно куда больше увлекало его, чем чистописание. От усердия прикусив кончик языка, и подавшись всем телом левее, как будто случайно поближе к Лань Чжаню, Вэй Ин аккуратно и бережно касался кистью бумаги. Под его руками через некоторое время появился ослик, на нем — ласково улыбающаяся красивая женщина, в которой оказалось несложным узнать его мать, Цансэ. Ослика за веревку вел строгий мужчина, его отец, Вэй Чанцзэ, а уж у него на плечах, весело болтая ногами, смеясь и путаясь руками в его волосах появился и сам Вэй Ин, совсем еще крошечный карапуз.       Лань Чжань невольно засмотрелся на рисунок и перестал писать.       До самого вечера Вэй Ин вел себя смирно. А, когда пришло время ложиться спать, не стал жаловаться, что еще не хочет, покорно отправился за ширму и даже аккуратно сложил вещи возле доставшейся ему кушетки, прежде чем лечь.       Лань Чжань тоже лег, в правильной позе, как и всегда.       Уже глубокой ночью его разбудили внезапная возня и пихание под боком. Вэй Ин копошился рядом и угомонился только, когда закинул на него и руку, и ногу. Зарывшись лицом в плечо Лань Чжаню, он мирно засопел, размеренно дыша во сне. Такое впечатление, что он вообще все это проделал не просыпаясь.       Лань Чжань лежал смирно, как маленькое поленце, осторожно дыша. Ему доводилось слышать о том, что иногда люди ходят во сне и будить их в таком состоянии очень опасно: можно сильно испугать и повредить дух, или от резкого пробуждения душа заплутает и потеряется на пути к бренному телу — тогда всё, конец.       Лань Чжань изо всех сил смирял себя и прислушивался к дыханию Вэй Ина. Пусть он и был крайне возмущен сложившимся положением, но ненароком убить беспокойного мальчишку совсем не хотел, он же ведь сам и пригласил его к себе в дом.       Конечно, малышом, Лань Чжань тоже, бывало, спал с мамой и старшим братом, свернувшись гордым неприступным калачиком. А мама всякий раз обнимала и его, и Лань Хуаня. С тех пор прошло время. Мальчики подросли, получили по отдельному домику: ханьши и цзиньши, учились сами поддерживать порядок, познавали уединение.       Лань Чжань еще раз напомнил себе, что в отличие от него, у Вэй Ина постоянного дома нет, только родители, которые раньше, по-видимому, не оставляли его одного так надолго. Пытаться отыскать привычное и удержаться за это — в порядке вещей.       Вэй Ин, похоже, действительно, был полностью доволен возможностью крепко прижиматься к кому-то живому и теплому и продолжал тихонько сопеть во сне. Уговорив сам себя, Лань Чжань тоже смог в конце концов задремать в навязанных ему объятиях.       Проснувшись в положенный час, он обнаружил Вэй Ина уже с другой стороны от себя, все также мирно сопящего. Вздохнув, он мысленно обругал его «недотепой» и «наказанием», в основном из-за того, что хотел встать, но теперь не знал, как это сделать. И все же колебался Лань Чжань недолго, пошевелился, делая попытку отодвинуться и выбраться из-под одеяла и Вэй Ина. — Еще немного, — буркнул тот. — Мгм, — передало весьма противоречивую гамму чувств.       Своих попыток выбраться Лань Чжань не оставил и в итоге практически преуспел, только край просторного рукава его ночного одеяния все еще был плотно прижат Вэй Ином.       Лань Чжань сидел на краю кровати, глядя на спящего. Тот улыбнулся во сне, как будто довольный очередной проделкой. Напротив нахмурившись, Лань Чжань решительно потянул рукав на себя и, наконец, полностью освободился.       Вздохнув с облегчением, он отправился медитировать, а после занимался чтением и каллиграфией, всячески коротая время.       Вчерашний рисунок Вэй Ина остался лежать на столике и Лань Чжань снова задержал на нем взгляд, всматриваясь в лица мужчины, женщины и ребенка. Даже мордочка ослика, и та, имела свое выражение: сосредоточенно шагая по узкой тропке, он с вожделением косился на сочную травку вокруг. Рисовать у Вэй Ина получалось определенно лучше, чем выводить штрихи иероглифов. Пожалуй, сейчас перед ним лежал немного небрежный, но вместе с тем самый живой рисунок, какой Лань Чжань когда-либо видел.       Вэй Ин наконец зашевелился, разлепил веки, выпустил из цепких рук одеяло и подголовный валик. Протерев глаза, он сел, огляделся и еще сонным голосом протянул: — Лань Чжань, а почему я на твоей кровати? — Так вышло, — исчерпывающе отозвался тот. — Одевайся. Скоро обед. — Обед? — переспросил Вэй Ин и прислушался в себе.       В желудке жалобно заурчала изголодавшаяся пустота. Он опустил голову, раздумывая, надо ли ему извиниться и пропустил ли Лань Чжань из-за него завтрак или занятия, попадет ли ему за нарушение режима…       Предпочитая действовать, а не говорить, Лань Чжань принес и положил рядом с Вэй Ином новую белую ученическую форму. — Теперь носи это. Уроки начинаются завтра. Не поднимешься вовремя сам, разбужу.