Другая жизнь. Одинокий путь

***

      Сянь-Сянь явился в цзиньши на следующее же утро. — А-Сянь, ты? Где пропадал? Я беспокоился, — встретил его Лань Ванцзи, оценив заметно помятый вид юноши.       Сянь-Сяню не хватало самообладания, чтобы изображать хладнокровие, и все же такой прием сбил его с толку. Не мог же Лань Чжань совершенно не переживать о том, что… и уж тем более он не мог так искусно притворяться.       А-Сянь схватил ртом воздух, не находя слов. — Тебе, что, снова прохода не дают? — чуть нахмурился Лань Ванцзи.       К тому времени за Сянь-Сянем уже давно закрепился нелицеприятный статус господской подстилки, понятное дело — среди слуг. Ему с детства позволялось больше и многое сходило с рук. Зависть людей иной раз сыпалась на него тумаками. Правда с тех пор, как он буквально прилип к Лань Ванцзи, возможность затеять с ним ссору почти не представлялась. Вероятно поэтому второй Нефрит Лань решил, что редким случаем могли неприминуть воспользоваться. — Нет, ничего такого, — спохватившись, заверил Сянь-Сянь. — Что с тобой? — не отставал от него Лань Чжань, вглядываясь в лицо. — Ничего-ничего, — замахал руками Сянь-Сянь. — Все нормально. Заснул в библиотеке. Читал допоздна. — Ммм, — все еще недоверчиво протянул Лань Ванцзи. — Ты не собираешься сегодня проведать брата в ханьши? — как можно непринужденнее поинтересовался Сянь-Сянь.       Вэй Усянь оценил его стремление ковать железо горячим. — Можем зайти к ним на утренний чай, если ты хочешь, — легко согласился Лань Ванцзи. — Но мне казалось, ты не очень-то рад бывать там. — Отнюдь, — возразил Сянь-Сянь. — Я вполне способен спокойно сидеть, чинно попивая из пиалы, мне там вовсе не скучно. И чай всегда приятный и вкусный. — Сюнчжан — искусный целитель, — напомнил ему Лань Ванцзи. — Он знает толк в травах и способах заваривания напитков. — Конечно, — закивал Сянь-Сянь. — Так, пойдем? — Сначала приведи себя в порядок и поешь, — потребовал Лань Ванцзи. — Стоит подкрепить силы, особенно если не выспался толком. — Я уже успел забежать на кухню, — заверил Сянь-Сянь, скрываясь в дальней части цзиньши в поисках смены одежды.       Он беззастенчиво врал, просто после случившегося накануне ему даже кусок в горло не лез и теперь, юркнув за ширму, чтобы умыться и переодеться, он хотел немного поразмыслить, скрывшись от глаз Лань Ванцзи.       «Он ведет себя так, будто ничего не было. Это не притворство. Ни капли. Он искренен. Разве мог бы он так запросто смотреть на меня, после того, как провел ночь в других объятиях? Но… Я ведь не ошибся! Мне не показалось!»       Сянь-Сянь умылся и поежился, но не от того, что вода для умывания была холодной, он вспомнил, как буквально кожей, несмотря на отделяющую его от происходящего дверь, ощущал порывистые вдохи, стоны, страстные влажные соприкосновения. И всё, что внутри процесса лишь распаляет, со стороны воспринималось грязным и омерзительным.       Переодевшись, Сянь-Сянь присел на кушетку и все не мог взять в толк, что же случилось. Именно поэтому он решил пойти в ханьши. Лань Чжань согласился на это совершенно естественно просто, как обычно. Юноша прикрыл глаза. Ему очень хотелось верить, что Лань Чжань честен с ним, что он просто не может оказаться таким… Сознавая свое стремление оправдать его, А-Сянь чувствовал, что готов и обману поверить, лишь бы не ощущать себя преданным и растоптанным. — А-Сянь? — Лань Ванцзи бережно тронул его по плечу.       Юноша дернулся всем телом, он не заметил, что заклинатель успел зайти за ширму и приблизиться к нему.       Увидев, как вся краска разом сбежала с лица Сянь-Сяня, Лань Ванцзи снова забеспокоился: — Тебе нехорошо? Болит что-нибудь? — Нет, — едва выговорил тот. — Нет. Все в порядке. — Приляг, если устал. Отдохни. На тебе лица нет, — уговаривал его Лань Ванцзи. — Я хочу сначала немного пройтись и выпить вкусного чая, — настоял на своем Сянь-Сянь. — Отдохну после.

***

      В ханьши Сянь-Сянь, как слуга, был все-таки связан правилами. Вести себя совсем уж вольно в присутствии обоих Нефритов Лань он не мог. Слугам строго запрещалось смотреть в лица девушек и женщин, поднимать на них взгляд считалось непростительной грубостью.       Вэй Усянь недоумевал, как А-Сянь собирается выкручиваться.       Но оказалось, что тот достаточно внимателен и способен оценивать настроение другого человека, и не видя выражения лица.       К тому же Лань Цин выдала себя почти с головой, едва они встретились. Ее смущение было заметно. Она стояла справа и чуть позади своего будущего супруга, полагая, что он достаточно скрывает ее. Лань Ванцзи действительно смотрел в этот момент на старшего брата, а вот Сянь-Сянь пришел с вполне определенной целью, поэтому даже склонившись в почтительном поклоне замечал малейшие детали.       Когда все устроились за столиком, и Лань Сичень, как старший, принялся неспешно разливать чай, у Сянь-Сяня появилось еще больше возможностей наблюдать за Лань Цин из-под опущенных ресниц.       При этом ему совершенно не требовалось смотреть на Лань Ванцзи или касаться его, чтобы наверняка знать, что тот абсолютно спокоен. Сянь-Сянь окончательно уверился в том, что его любимый господин Лань ничего не помнит о случившемся накануне вечером. Коварные намерения и нечистый умысел Лань Цин стали для него налицо. К тому же девушка очевидно избегала смотреть на младшего брата своего будущего супруга.       Непредвзятые взгляды обоих Нефритов Лань воспринимали это, как вполне подобающую молодой заклинательнице скромность.       А-Сянь же в добавок улавливал внимание Лань Цин непосредственно на самом себе. Просто ли ей было легче иногда посматривать на него, чем на братьев-заклинателей рядом или же она в чем-то подозревала его — юноша вдоволь забавлялся предположениями.       Он знал, что его внешность сама по себе привлекает взгляды. Нельзя сказать, чтобы он отличался небесной красотой, особенно рядом с лучшими заклинателями, коими несомненно были оба Нефрита Лань. Незаурядным в Сянь-Сяне было то, что его черты и стать оказались аккурат на грани между женскими и мужскими. Чуть более плавные движения и радушное выражение лица делали его почти неотличимо похожим на юную девушку, прелестный распускающийся бутон. Но если он хмурился, скучал или был задет чем-то, мужественность брала верх и уже нельзя было усомниться, что перед вами дерзкий озорной юнец.       Отпив из пиалы немного чая, он провел кончиком языка по нижней губе и, чуть прикусив ее, вскинул быстрый взгляд на Лань Цин. Улучив момент очень удачно так, что остальные не видели его выходку. Он успел заметить, как краска бросилась в лицо молодой заклинательнице, которая одна в этот момент смотрела на него. Сянь-Сянь приложил все силы, чтобы сдержать приступ смеха, но в следующий миг его захлестнула волна ярости.       «Вот же лживая тварь!» — мысленно воскликнул он.       Вэй Усяню показалось, что юноша буквально готов броситься на Лань Цин, таким сильным, стихийным был всплеск его чувств.       Но в итоге Сянь-Сянь, стараясь сдержаться, подвинулся ближе к Лань Ванцзи и приник к его плечу. Это прикосновение сразу же вернуло его в равновесие. Он поднял голову, встречая недоуменный взгляд своего любимого господина Лань. — Прости, пожалуйста, — тихо выдохнул он, отстраняясь.       Но Лань Ванцзи обнял его за плечи притягивая назад. — Устал? — спросил он и пояснил старшему брату. — А-Сянь не выспался сегодня. — Ммм, — протянул Лань Сичень. — Так вот почему ты так молчалив? — Нет! — поспешил возразить ему юноша. — Мне просто… Почти ничего не понятно из разговора. Вы говорите о медитации, фехтовании, снадобьях. Я совсем ничего не понимаю в этом. — Ты кое-что знаешь о травах, — в своей манере ободрил его Лань Сичень. — Если захочешь, я могу научить тебя большему. — Цзэу-цзюнь? — Сянь-Сянь вскинул голову, широко восторженно раскрыв глаза. — Правда?       Он рванулся из рук Лань Ванцзи и всем телом устремился к Лань Сиченю. Амплитуда была не очень большой, но само движение — пружинисто резкое и неожиданное. — Вы возьметесь учить меня?! — выдохнул Сянь-Сянь с таким воодушевлением, будто перед ним возник небожитель, приглашающий его в свои небесные чертоги.       Его взрывной энтузиазм заставил Лань Цин вздрогнуть. Было ясно, что именно этого Сянь-Сянь и добивался, намеренно пугая ее и наслаждаясь эффектом. К тому же предложение Первого Нефрита Лань давало Сянь-Сяню основание чаще посещать ханьши. Да и честно говоря сама возможность учиться у заклинателя действительно вдохновляла и радовала юношу. Ему не пришлось особенно притворяться, изображая азарт от прозвучавшего предложения.       Лань Сичень мягко улыбнулся ему и согласно кивнул, жестом подтверждая свое озвученное ранее намерение.

***

      Уверившись, что Лань Ванцзи не предавал его, Сянь-Сянь успокоился. И тогда еще было не сказать, что юноша уже попал в круговорот губительных для него страстей.       Он не смел никому обмолвиться о том, чему стал свидетелем, понимая, что не сможет ничего доказать. Но его душа болела о том, как посмели поступить с его любимым господином.       Будучи впечатлительным ребенком, он и в юности не утратил веры в чудесное. Заклинатели были для него воплощением волшебства, Сянь-Сяня радовало их сияние. Своим поступком Лань Цин разбила прекрасный мираж, показав, что никому не чужды пороки. В сердце юноши вскипела и разгорелась настоящая ненависть. Не имея возможности высказаться и излить душу прямо, он проклинал ее мысленно, желал, чтобы обретенное обманом, стало для нее ядом.       Проводя много времени в компании обоих Нефритов Лань, Сянь-Сянь по крупицам смог сложить свою версию произошедшего.       Братья Лань не говорили при нем совсем уж прямо, но и не наводили излишней таинственности, полагая, что юноша вправе представлять картину, частью которой является, хотя бы в общих чертах. Дух падающей жар-птицы — ценный ресурс для заклинателей. Сянь-Сянь может делиться им по своему выбору, добровольно. Поскольку именно Лань Ванцзи привел его в орден и всегда опекал, закономерным представлялось, что А-Сянь выбрал именно его и делился с ним щедро. Лань Ванцзи в свою очередь мог делиться полученным даром с другими.       Сянь-Сянь не обдумывал тонкостей в роде способа передача этой неосязаемой сущности, но представлял вполне закономерным, что улучшая свои навыки и способности, Лань Чжань наверняка захочет помочь и родному старшему брату в совершенствовании. Что до Лань Цин, она не была урожденной Лань и, по-видимому, имела мало шансов прикоснуться к духу падающей жар-птицы. Только вот смириться с этим она не хотела, тем более, что чудесный дар витал совсем рядом с ней.       Сянь-Сянь знал, что молодая заклинательница тоже практикует целительство, как и Цзэу-цзюнь. Конечно, ей не составило труда сварить нужное зелье. Только вероятно она опасалась подступиться непосредственно к носителю духа падающей жар-птицы, ведь он все-таки человек, а не заклинатель. Мало ли что могло бы пойти не так...       Однако более или менее понимая ситуацию, Сянь-Сянь ни на шаг не приблизился к прощению, отказываясь мириться с тем, что заклинатели способны на столь низменные поступки.       Жар ненависти полыхал в его сердце то ярче, то чуть смягчаясь до тех самых пор пока Лань Цин не заболела. Перестав видеть ее воочию, А-Сянь поостыл, но болезнь заклинательницы не отступала, а после довольно длительного периода казалось бы успешной борьбы, началось постепенное неуклонное ухудшение ее состояния.       Лань Сичень с каждым днем все сильнее впадал в уныние. Часто бывая в ханьши, Сянь-Сянь смог добиться возможности повидать вторую госпожу Лань, от чего исполнился отчаяния и ужаса. Ругая ее, проклиная ее в мыслях, он на самом деле не хотел, чтобы молодой заклинательнице пришлось так тяжко. Тем более порицая ее и желая ей поплатиться сполна, Сянь-Сянь вовсе не думал о Цзэу-цзюне, которому теперь тоже так горько приходилось, совсем незаслуженно.       Старший брат его любимого господина ведь действительно обучал его свойствам трав и искусству варить отвары. Сянь-Сяню нравилось учиться. Пусть за нескрываемые воодушевление и рвение слуги в ханьши прозвали его нефритовым зайчиком, который, похоже собрался сварить зелье бессмертия, А-Сянь не обращал на это никакого внимания, даже немного веселился.       Теперь юноша вздрагивал и холодел, представляя, что беда с Лань Цин случилась именно из-за него. Он ругал себя за жестокость и глупость. Но вскоре поняв, что, казнясь, не сможет ничего вернуть, принялся донимать Лань Сиченя рассказами о поистине всемогущих бессмертных целителях и горе Баошань.       На тот момент сердце первого Нефрита Лань так измучалось, что он уже был готов поверить в любые легенды. И Лань Ванцзи конечно не мог не поддержать старшего брата. В итоге и гору, и целителей действительно нашли. С ними даже удалось договориться о помощи, совсем, конечно, небезвозмездной. Но когда речь идет о жизни, любящее сердце о тратах не сожалеет. У Лань Сиченя появилась надежда. Лань Цин отправилась в Илин на гору Баошань. Сянь-Сянь выдохнул с облегчением. Все принялись ждать добрых вестей.       Только вести эти приходить не спешили.       А-Сянь же жил вполне довольный жизнью и тем, что Лань Цин нет рядом до тех пор, пока не стал замечать, что Лань Чжань как будто бы стал сдержаннее с ним и прохладнее.       Промаявшись несколько дней подозрениями, Сянь-Сянь снова принялся внимательнее наблюдать и подслушивать разговоры. Как-то он услышал, как братья Лань говорят о Лань Цин и образ заклинательницы снова ожил в воспаленном сомнениями сознании юноши.       Он вдруг задумался, а каково Лань Чжаню было с ней? С женщиной, с заклинательницей? Раз пошла на такой шаг, наверняка, искусна в постели.       В его сны стали вторгаться видения: Лань Цин, оседлав бедра его любимого господина, выгибается все телом на пике удовольствия и гортанно смеется над ним, над Сянь-Сянем.       Он тоже любил позу наездника. И теперь, заставляя Лань Чжаня стонать в сладких муках, доводя его собой буквально до исступления, начал думать, что это все потому, что тогда ему было бесконечно приятно внутри нее.       Лань Ванцзи действительно сделался совсем хмурым в то время. Для переживаний хватало причин: состояние саоцзы стабилизировалось, но заметных улучшений не наблюдалось, Сянь-Сянь стал чаще болеть, у него резко менялось настроение — признаки тревожные, а на Баошань нужно было регулярно отправлять часть его духа. Сюнчжан тоже заметно нервничал.       Сянь-Сянь не замечал, но добился уже того, что и простым движением плеча мог пробудить в Лань Чжане темный огонь вожделения, заставить мечтать сорвать одежды, гладить и ласкать его обнаженную кожу, совпадать с ним, как можно полнее и глубже.       Всего этого оказывалось все еще мало, чтобы развеять сомнения, подтачивающие его дух юноши. Лань Ванцзи же терпеть не мог терять контроль над собой, к тому же считал, что излишне изводит Сянь-Сяня, потакая соблазну.       А-Сянь же не находил в себе сил рассказать своему любимому господину, что с ним происходит, не смел спросить его прямо, потому что боялся возможного ответа. Он продолжал пить все более кислый уксус, да к тому же узнал, что дух его по частям передается на Баошань для Лань Цин.       Вэй Усянь сразу же задумался, а так ли бессмертны целители на легендарной горе, и чем они интересно там вообще занимаются? Хороший между прочим способ регулярно получать часть чудесного духа падающей жар-птицы в собственное безграничное распоряжение.       Сянь-Сянь же решил, что Лань Ванцзи держит его при себе только для того, чтобы иметь возможность поддерживать Лань Цин. Он почувствовал себя вещью, которой беззастенчиво и бесстыдно пользуются. Но, стремясь оправдать любимого господина, он все еще мог сделать это, и потому окончательно запутался и измотал себя, все еще не говоря Лань Ванцзи ни слова, хотя тот не мог уже не замечать его состояния и сам донимал вопросами. Увы, тем сложнее становилось Сянь-Сяню честно признаться в изводящей его ревности. Очевидно же, что Лань Чжань внимателен и заботлив, что он обеспокоен, разве можно подозревать? Какой неблагодарной дрянью нужно было быть, чтобы питать подозрения на его счет?       Все это происходило как раз накануне дня середины осени.       На празднике Сянь-Сянь опрокидывал чарку за чаркой, но вино не унимало мыслей, не избавляло его от терзаний и не пьянило, как раньше.       Лань Ванцзи видел, что тот вытворяет и присматривал за ним, но недостаточно внимательно: Сянь-Сянь успел прыгнуть в холодный источник.       Вода сомкнулась над ним, крепко сдавила со всех сторон. Он погружался, тонул и не предпринимал никаких попыток удержаться на поверхности. Это был действительно смертельный прыжок, только легкие разрывало инстинктивным стремлением сделать вдох. Когда же из горла вырвался вопль, сдержать который не осталось сил, ледяной поток хлынул внутрь. Пульс в его теле полностью замер.       В этот момент сильные руки выхватили его из воды и подняли на берег. Но Сянь-Сянь не дышал.

***

— А-Сянь! А-Сянь! — Лань Чжань, скажи… Только правду, пожалуйста. Она тебе нравится?       На последнем вздохе, А-Сянь не испытал страха, а подумал лишь о том, что так и не решился спросить его. Он не хотел уходить, не узнав, и теперь, возвращаясь в себя, озвучил это свое последнее сокровенное желание. — Кто? — машинально спросил Лань Ванцзи, приподнимаясь не локте и еще не понимая, что происходит.