Другая жизнь. Одинокий путь

***

      Вэй Усянь проснулся через пару часов, чувствуя себя немного лучше, чем утром.       Лань Ванцзи не стал медлить с вопросами, точнее он задал всего один, и Вэй Усянь охотно рассказал ему всё, не желая скрывать, к тому же довольный возможностью отвлечься за разговором от ощущения внутренней пустоты, столь голодной, что, окажись сейчас поблизости бесхозная частица чьего-либо духа, Вэй Усянь бы незамедлительно приютил ее у себя только чтобы наконец вернуть себе чувство целостности.       Он был словоохотлив, но формулировал мысли просто.       Слушая про холодок по спине, пробравший его на опушке леса у костра, и о том, как он положил ладонь на землю, чтобы удостовериться, Лань Ванцзи не подумал о том, что Сянь-Сянь в такой ситуации должен был знать, что ищет. Чтобы безошибочно опознать древесного духа, нужно было повстречаться с ним раньше. Впрочем, дух падающей жар-птицы и духи деревьев — все были одной иньской природы, поэтому Ханьгуан-цзюня совсем не удивило притяжение подобного к подобному.       Наговорившись вволю и заручившись разрешением приютить древесных духов среди деревьев, растущих в Обители, Вэй Усянь остался доволен собой и в то же время понял, что пустота у него внутри дополняется и вполне естественным чувством голода. — Хочешь поесть? — опередил его просьбу Ханьгуан-цзюнь. — Да! Очень! — подтвердил Вэй Усяня, не евший с утра ничего кроме фруктов. — Садись к столу, — пригласил его Лань Ванцзи.       Вэй Усянь сообразил, что, поскольку руки у него до сих перевязаны, второму молодому господину Лань снова придется снизойти до того, чтобы кормить его. Предвкушая это, он устроился у столика, широко улыбаясь.       Когда же он увидел кушания, которые Лань Ванцзи доставал из корзины, просто не смог удержаться от восхищения: — Ханьгуан-цзюнь, ты — самый лучший!       Наконец-то он видел в пиалах и на тарелках не пресную лечебную кашу, а сытные блюда с мясом и пряными специями. Его радость омрачило лишь то, что ему не позволили досыта наесться за один присест. Но, поскольку Лань Ванцзи предложил сыграть на гуцине, Вэй Усянь не мог отказать, понимая, что умиротворяющая музыка нужна также и древесным духам в мешочке-ловушке.

***

      Лань Ванцзи оставался крайне мил, внимателен и заботлив к Вэй Усяню весь день. А на следующее утро не отказался и от совместной прогулки.       Темно-красное верхнее ханьфу Вэй Усяня оказалось к тому времени не только тщательно вычищено и аккуратно починено, на него были нанесены защитные заклинания, как подобает одеждам заклинателей и учеников ордена. Тонкие белоснежные нити, легшие вязью на темную ткань, напоминали легкий налет инея.       Вэй Усянь захотел погладить рукав, ощутить под пальцами фактуру и узоры, но спохватился. Его ладони перед выходом на улицу снова были заботливо перевязаны, поэтому сейчас прикасаться к одежде было бессмысленно.       После довольно долгой прогулки они вернулись обратно в цзиньши.       Наскоро скинув сапоги и теплую верхнюю одежду, Вэй Усянь обернулся и только тогда заметил, что Лань Ванцзи не спешит проходить в комнату, оставаясь у порога. — Тебе нужно уйти? — спросил его Вэй Усянь. — Мгм, — прозвучало в ответ. — Ладно. Тогда иди спокойно. Я подожду тебя здесь, — все еще воодушевленный прогулкой бодро пообещал Вэй Усянь.       Лань Ванцзи молча кивнул ему и ушел.       Двери цзиньши с легким стуком закрылись.       Сердце Вэй Усяня отмерило ровно четыре удара до того, как он явственно ощутил до боли натянувшуюся внутри невидимую нить. Сделав несколько глубоких судорожных вдохов, он, не помня себя, рванул к дверям и распахнул их. Лишь поток холодного воздуха немного остудил его, не дав завопить, что есть мочи: «Лань Чжань, вернись!»       Вместе с холодом Вэй Усянь снова ощутил и внутреннюю пустоту. Зато туго натянутая нить исчезла. Пустота показалась ему все же не столь мучительной, поэтому он шагнул назад в дом и, немного помедлив, снова сдвинул, закрывая, дверные створки.       Всё было так хорошо весь прошлый день, ночь и утро до этого момента, что обрушившаяся внезапно опустошенность оглушила его. На ватных ногах Вэй Усянь, будто в одно мгновение окоченевший мертвец, проволочился по комнате и плюхнулся на край кровати.       Его взгляд упал на руки, безвольно упавшие на колени. Машинально он подцепил кончиками пальцев узелок на перевязочной ленте, ослабляя его. Сняв повязку с ладони, Вэй Усянь присмотрелся к следам от ожогов. Они заживали быстро, просто кожа оставалась еще совсем свежей и тонкой, поэтому Лань Ванцзи сделал ему новую перевязку перед выходом на улицу в мороз.       Освободив от повязок обе ладони, и немного придя в себя за этим занятием, Вэй Усянь еще раз нанес на следы ожогов живичную мазь и решил оставить руки, как есть, без перевязки.       Явственно ощущая тянущую пустоту внутри, он снова подумал о тех днях, последних в его предыдущем воплощении, когда Лань Ванцзи был не в силах отпустить его далеко от себя. Наверное, он ощущал что-то подобное. В сердце Вэй Усяня шевельнулись печаль, сочувствие, горечь. Он поспешил заглушить размышления о том, привел ли он в самом деле себя и своего любимого человека к гибели?       Вместо этого он заметил себе, что до сих пор не признался заботливому и явно любящему его сейчас и здесь Лань Ванцзи в том, кто он такой. От этого наблюдения пустота внутри шевельнулась, будто была живым существом, к тому же ненасытным и только и мечтающим расти.       Зажмурившись, Вэй Усянь потряс головой, желая прогнать усугубляющие и без того тягостное состояние мысли. Открыв глаза, он посмотрел на кисточки поясной подвески, которую успел машинально сжать в руке. Заметив, что немного испачкал ее мазью с ладони, Вэй Усянь поспешил раздобыть тряпицу и отереть подвеску.       Это была та самая вещь, которую он купил в Цайи, когда они были там с Яньли. Его сердце тут же согрелось воспоминанием, и он улыбнулся.       Цвет шнура подвески напоминал лазурь небесную, а небольшой чуть зеленоватый нефрит порождал в мыслях образ лазури морской.       Но не только сочетание цветов радовало глаз, интерес представляла и форма нефрита, заключенного между пары узелков.       Едва взяв камень с прилавка, Вэй Усянь ощутил легкую угловатость стеночек небольшого цилиндра. Присмотревшись, он понял, что это вовсе не случайность и не небрежность изготовителя. Нефрит на этой подвеске представлял собой ни что иное как цилиндр цун — символ земного начала, в противовес небесному, которое как раз зачастую и красуется на подобных поясных подвесках в форме диска би с большим отверстием в центре.       Узелки по обе стороны цилиндра цун не давали ему скользить вверх-вниз, но толщиной шнур подвески заполнял цилиндр не полностью, поэтому тот легко вращался. Чуть оттянув верхний узелок в сторону, Вэй Усянь поднес цилиндрик цун к губам и легко дунул внутрь. Его взгляд затуманился задумчивостью, после чего он повторил свое на вид несуразное, дурашливое действие еще раз. Прикрыв кончиком пальца противоположную от себя сторону цилиндрика, в следующий раз Вэй Усянь сделал медленный глубокий вдох сквозь отверстие, от чего создалось ощущение, что его палец с обратной стороны цилиндра плотнее прижимается к нему.       Позволив вещице свободно упасть на колено, будто наконец наигравшись ею, Вэй Усянь прищелкнул пальцами, стараясь сконцентрироваться на зарождающейся идее: цилиндр цун содержит в себе элемент пустоты, полость. Тем временем Вэй Усянь некоторое время назад пришел к выводу, что для помощи тем, что не смог поладить с частичкой его духа, эту самую частицу нужно, как можно полнее и чище, из чужой духовной сущности изъять.       Каким бы простым ни выглядело такое решение, возможности для его реализации в текущем своем положении Вэй Усянь не видел, впервые основательно сомневаясь в том, что преуспеет в убеждении высокопоставленных заклинателей. Попросту говоря, он с немалой долей вероятности предполагал, что его вовсе не станут слушать.       К тому же он также не был уверен в том, что сможет отыскать эту самую частицу именно своего духа в заклинателе и забрать только ее. Поэтому он пришел к выводу, что ему нужен артефакт или талисман, способный осуществить необходимое вместо него. Символ земного начала — небольшой цилиндр цун на обычной поясной подвеске вполне подходил на эту роль.       Вэй Усянь решил, что механизм действия создаваемого талисмана должен быть простым: достаточно как следует приучить вещицу вмещать в себя часть духа падающей жар-птицы. Если после лишить цилиндр цун привычного наполнения, он примется искать его в окружающем, пока не найдет и не наполнится. Так заключил Вэй Усянь исходя из собственных ощущений.       Теперь ему оставалось лишь подтвердить теорию практикой.

***

      Ощущая смутную тревогу на сердце, Лань Ванцзи выкроил время и вернулся в цзиньши едва за полдень.       Едва заслышав, как отворяются двери, Вэй Усянь метнулся к вошедшему заклинателю и крепко обнял его. Он не подумал ни о том, что вообще-то в этот дом мог явиться не только его хозяин, ни о том, что его ладони обработаны заживляющей мазью.       О последнем, впрочем, он все-таки почти сразу спохватился и заговорил быстро, при этом вовсе не ослабляя объятий. — Ох, Лань Чжань, прости! Извини, пожалуйста. Я… Я правда нечаянно. Прости-прости.       У Лань Ванцзи от столь внезапной и горячей встречи перехватило дыхание.       Однако дело было не только в том, что он оказался в мгновение ока обнят по приходу и даже не успел заметить, откуда А-Сянь выпрыгнул на него столь стремительно.       Гладя его, явно взволнованного, по спине, второй молодой господин Лань обводил взглядом комнату, подмечая царящий в ней безукоризненный порядок. Сянь-Сянь конечно же умел прибирать дом, но не отличался щепетильностью в расстановке предметов, скорее даже любил тут и там нарушать идеальную симметрию. Сейчас же аскетичная обстановка являла собой пример столь идеального порядка, что и самому Лань Ванцзи, возьмись он за дело своими руками, пришлось бы приложить все старания, чтобы достичь подобного результата. — Что у тебя случилось? — мягко спросил он Сянь-Сяня, который все еще не переставал бормотать непонятные извинения. — Я, должно быть, испортил тебе одежду. Ладони в живице, а я… — объяснил Вэй Усянь, пытаясь говорить медленнее и перестать жаться к Лань Ванцзи столь отчаянно. — Ничего, — ответил тот, поцеловав его волосы. — Это неважно. — П-правда? — переспросил Вэй Усянь, немного отстранившись и заглядывая заклинателю в лицо.       Светлые глаза смотрели тепло. Лань Ванцзи чуть кивнул вместо ответа. Вэй Усянь приподнял брови, вглядываясь пристальнее, но не успел понять, что привлекло его внимание, потому что Лань Ванцзи наклонился, накрывая его губы своими.       От поцелуя стало тепло. По телу разлилось долгожданное умиротворение, и Вэй Усянь наконец ощутил себя расслабленно. Он закинул руки на шею Лань Ванцзи и приподнялся на цыпочки, не желая отпускать его.       Чуть прикусив напоследок краешек его губы, Лань Ванцзи все-таки ненадолго прервал приятную ласку. Легким движением он подхватил Сянь-Сяня на руки. Тот же не замедлил продолжить целовать его, вместе с тем расслабляя завязки теплой накидки, которая соскользнула на пол, нарушая идеальный порядок в комнате, пока Лань Ванцзи нес А-Сяня к кровати.       Безукоризненно заправленная постель приняла на себя падение двух тел и сразу сменила свой неественно возвышенный вид на более подобающий — чувственный. Лань Ванцзи в итоге оказался внизу, приняв на себя Сянь-Сяня, который, несмотря ни на что, ни на миг не прерывал поцелуй, будто желая достичь в этом процессе бесконечности.       Одежды оказались сначала нещадно измяты, а после — сорваны прочь, чудом в целости. Поверх белых упали яркие алые.       Нельзя же в самом деле допустить, чтобы играть с падающей жар-птицей дозволялось только под покровом ночи. Всякое чистосердечное нарушение запрета однажды может само превратиться в правило.