Другая жизнь. Одинокий путь

***

      Вэй Усяню наконец удалось полностью расслабить мышцы и выровнять дыхание. Но сон совершенно не шел к нему. Слишком свежо было осознание, что блуждающий дух может покинуть тело и переселиться в другое. До сего дня он не беспокоился этим, поэтому только что едва не совершил по истине роковую ошибку.       Теперь, продолжая лежать поверх Лань Ванцзи, он отчаянно опасался даже случайно задуматься о духовной близости с ним. Он тщательно разделял свое и его дыхание, свой и его пульс. И не смыкал глаз.       Однако потребность в отдыхе после сильной эмоциональной встряски брала свое. На грани между сном и бодрствованием Вэй Усянь услышал негромкое: — А-Сянь…       Этого было мало, чтобы сразу привести Вэй Усяня в чувства. Но низкий голос Лань Ванцзи прозвучал снова, чуть громче и с легкой дрожью волнения: — А-Сянь…       Вэй Усянь распахнул глаза.       Лань Ванцзи бормотал во сне. Прежде за ним такого не водилось.       Вэй Усянь чуть нахмурился. — А-Сянь, не надо! — совсем четко выговорил Лань Ванцзи. — А-Сянь!       Вэй Усянь было приподнялся над ним, но Лань Ванцзи схватил и прижал его так, будто опасался, что он сейчас испарится. У Вэй Усяня перехватило дыхание. Он протянул оставшуюся свободной руку и коснулся сначала волос Лань Ванцзи, потом виска и лобной ленты. — Тише, — шепнул он, насколько хватало воздуха. — Я здесь. Все хорошо.       Напряженная хватка Лань Ванцзи немного ослабла, но лишь на мгновение. — А-Сянь, — снова позвал он.       Вэй Усянь использовал краткую передышку, чтобы передвинуться немного выше и заглянуть ему в лицо. Уголки бровей Второго Нефрита Лань чуть вздрагивали, приподнимаясь. Совсем едва, но для Лань Ванцзи и это было невероятно живой мимикой, ведь обычно его лицо оставалось невозмутимо спокойным. — Лань Чжань. Лань Чжань, не тревожься, — шепнул ему Вэй Усянь.       Только все равно остался недостаточно убедительным. Он и не мог быть убедительным, ведь того, к кому обращается Лань Чжань, на самом деле здесь нет и уже никогда не будет.       Голос Вэй Усяня предательски дрогнул: — Лань Чжань, прости. Я — не твой Сянь-Сянь. Я — Вэй Ин.       Он шепнул это так тихо, что и сам едва расслышал свой голос. — Прости, — повторил он.       И все же назвавшись, он почувствовал себя увереннее. Опасение случайно выскользнуть из своего нового тела наконец отпустило его. Он опустил голову, медленно вздохнул, насколько позволяли порывами стискивающие его руки.       Немного смирив сердце, он принялся тихонько насвистывать мелодию Очищения. Этот мотив всегда помогал заклинателям Лань восстановить внутреннее равновесие.       Приноровившись, Вэй Усянь увлекся и принялся привычно вплетать в звук немного собственной внутренней энергии. Наконец Лань Ванцзи успокоился и задышал глубоко и ровно. Вэй Усянь прекратил насвистывать, полежал немного, прислушиваясь к его мерному дыханию, потом поднялся.       Он двигался медленно, но инстинктивно помнил обстановку комнаты, поэтому не опасался натолкнуться на что-нибудь в темноте.       Несколько раз плеснув холодной воды на лицо, Вэй Усянь подумал, что, если засветит один фонарик, что все же пожалуй не потревожит спящего заклинателя. Но стоило ему только поджечь фитилек, как он ощутил поглаживающее прикосновение ладони по спине: — Тебе не спится? — негромко и участливо прозвучал голос Лань Ванцзи. — Я разбудил тебя? — в унисон с ним спросил Вэй Усянь, оборачиваясь.       Лань Ванцзи подошёл совсем бесшумно и стоял уже буквально вплотную к нему. Вэй Усянь вгляделся в его лицо и подался вперёд, кладя руку ему на грудь, ловя взгляд светлых глаз: — Лан Чжань, послушай меня? Этот дух падающей жар-птицы, это же дух Вэй…       Лань Ванцзи приложил пальцы к его губам, мешая договорить и предупреждая медленным отчётливо отрицательным движением головы.       У Вэй Усяня от этого жеста выдох замер в груди, в горле немедленно пересохло, а уголки глаз защипало. Всего лишь имя. И, кажется, он и прежде был готов к тому, что его нещадно растопчут. Он ведь едва не стал тварью. Не стал благодаря самоотверженному шагу Лань Ванцзи, который ради его спасения разделил собственную душу и его дух на части, чтобы заново соединить и распределить их равномерно, восстанавливая равновесие, давая Вэй Усяню еще один шанс.       Лань Чжань всегда называл его именем, данным при рождении, как и положено самому близкому. То, что теперь он и отзвука его слышать не хотел, ощущалось как холодный удар прямо в сердце.       «А его старший брат, Лань Сичень, — припомнил Вэй Усянь. — Напротив ведь сказал, что запрет — это напоминание. Старший Нефрит Лань с легкостью произнес и первое имя Вэй Усяня и один из титулов. Так почему же?.. Что ж… И в прошлой жизни Лань Чжань был весьма буквален и упрям в следовании правилам. Наверно, в этой ему еще не довелось также измениться.» — Лань Чжань, этот дух и правда силен, — проговорил Вэй Усянь, мотнув головой, тем самым освобождаясь от его руки. — А сильный дух подчиняется плохо. Поэтому он может не поддержать, а навредить или даже вытеснить исконный дух из тела совершенствующегося.       Лань Ванцзи вместо ответа притянул его к себе в объятия.       Вэй Усянь услышал заметно учащенный пульс, не понять только от его слов или от его близости. Он тоже обнял Лань Ванцзи: — Лань Чжань, прошу тебя, подумай о том, что я сказал. Разве ты не видишь опасности? Ведь в случае несовместимости, чем больше от моего духа получит заклинатель, тем больше вероятность того, что он просто… погибнет.       После этих слов руки Вэй Усяня сами собой вцепились в Лань Ванцзи, будто в последнюю спасительную соломинку.       Лань Ванцзи же лишь потер и похлопал его по спине и наконец произнес: — Идем, я сыграю тебе. О сложности духа падающей жар-птицы известно. Не беспокойся.       Дыхание Вэй Усяня от этих сдержанных слов прервалось. Очевидно, что достучаться словами до Лань Ванцзи у него не выходило. Придется придумывать что-то еще. — Хорошо, — насилу выдавил он, заставляя себя отстраниться. — Сыграй, пожалуйста.       Лань Ванцзи пожал ему плечо и отошел к треножнику, на котором покоился его гуцинь. Он опустился перед ним, как всегда приняв безупречную позу, и коснулся струн.       Вэй Усянь отметил, что навыки игры и сноровка Второго Нефрита Лань по-прежнему идеальные, а мотивы ордена Лань абсолютно четко передаются из поколения в поколение.       Мелодию Очищения Сердца он узнал с первых звуков и думал теперь, не успела ли и Забыть о Сожалении стать такой же — одной из многих, почитаемых и благотворных для духа, души и тела, но уже, увы, не личной, не созданной когда-то двумя на одном пути исключительно друг для друга.       Лань Чжань был немногословен и его лицо чаще оставалось спокойным, но мелодии он исполнял от сердца, и Вэй Усянь заслушался его музыкой. — Жаль мне не на чем подыграть тебе, — вздохнул он, негромко.       Чарующие звуки продолжали литься, игнорируя очередное нарушение правил.       Также и Лань Ванцзи не дрогнул и ни капли не сбился с ритма, когда Вэй Усянь присел позади него и прислонился спиной к его спине.       Откинув голову и коснувшись затылком его лопаток, Вэй Усянь наконец осознал, что в этом теле заметнее, чем прежде, уступает Лань Ванцзи в росте.       Хотелось ужом скользнуть ему на колени, обвить руками за талию, закопаться лицом в складки тонких нательных одежд, вдыхая его запах, но теперь он не смел.       «Я — Вэй Ин», — почему-то так сильно хотелось сказать это вслух. Но вместе с тем своим жестом Лань Ванцзи будто наложил на него печать безмолвия, и Вэй Усянь и сам принялся думать, что нужно дать себе и ему больше времени, не действовать с наскока, дождаться более подходящего момента.       А еще лучше для начала найти способ помочь тем, с кем часть его духа уживаться не пожелала.       Теперь он был уверен, что заклинательница, инкогнито ненадолго похитившая его, — мать Лань Ванцзи, и что она ушла в уединение именно из-за неудачного эксперимента с духом падающей жар-птицы.       Если уж начистоту, то женщинам в принципе не было нужды пытаться обогатить свой дух подобным способом, ведь они от природы весьма хороши. Их совершенствование, при верном подходе и без того куда ближе к равновесию. Недостаток энергии инь в духовной сущности — может быть только мужской проблемой.       Вэй Усянь и в прошлой жизни размышлял на подобные темы. Только, сочтя выводы довольно очевидными, не делал записей.       Судя по всему — напрасно.       Гуцинь Ванцзи все звучал, переходя от одной мелодии к другой, наполняя комнату своим насыщенным, плавным и глубоким тоном, умиротворяя и убаюкивая.       Глаза Вэй Усяня закрылись.       «Вэй Ин», — как будто как прежде звал голос ближайшего к его сердцу человека.       «Лань Чжань,» — отвечал ему Вэй Усянь.

***

      Почувствовав, как задремавший Сянь-Сянь соскользнул на пол, Лань Ванцзи прервал мелодию, накрыв ладонью струны своего инструмента.       Он медленно развернулся и, приподняв Сянь-Сяня, уложил его головой к себе на колени. — Лань Чжань, — шепнул тот. — Я с тобой, — негромко отозвался Ханьгуан-цзюнь. — Тише.       А-Сянь успокоился и лежал расслабленно, но едва Лань Ванцзи начало клонить в сон, и он уронил руку, которой мерно гладил его то по волосам, то по плечу, заметался опять, да так, что скатился на пол с его колен.       Со вздохом Второй Нефрит Лань приподнял его за шею и вернул на место, заодно начав напевать Забыть о Сожалении. Он успел заметить, что эта песня особенно действенно утихомиривает и радует А-Сяня.       Вот и сейчас он снова лежал спокойно, мерно дыша во сне.       Лань Ванцзи продолжал тихонько петь для него, размышляя.       К использованию подчиняющего заклинания и последовавшей полубессознательной попытке прервать его жизнь Ханьгуан-цзюня подтолкнуло отчаяние. Личность Сянь-Сяня распадалась у него на глазах. Он стал забывать прошлое и уже совсем недавние события. Помнил лишь несколько имен и по счастью — окрестности. Его здоровье стало хрупким. А последнее время он и вовсе провел в забытьи. В то время как ребенком и подростком он был вполне нормальным, пусть и совершенно непокорным мальчишкой.       Видя, что делает с ним пылающий дух падающей жар-птицы, Лань Ванцзи все пытался найти способ сберечь его сознание. Для этого-то он и использовал аконитовое зелье, оно помогало обуздать могущественный дух. Но принимая его, следовало исключить алкоголь, а в этом Сянь-Сянь не желал подчиняться, ведь ему было страшно.       Конечно, можно сколько угодно притворяться беспечным, но понимание, что твой дух отбирают по частям, никому не добавит спокойствия и уверенности в завтрашнем дне.       Лань Ванцзи заметил не сразу, только став однажды случайным свидетелем, убедился воочию, Сянь-Сянь пил горячее вино, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Дух действительно может восстановиться. Внутреннее спокойствие очень способствует этому. Разливающийся по телу жар от подогретого вина, вероятно, придавал Сянь-Сяню сил пережить те первые часы, когда он чувствовал себя ослабленным из-за того, что пришлось отдать часть духа, ослабленным и напуганным.       Несколько раз, еще не поняв этого, Лань Ванцзи отчитывал его за пьянство. И вместе с тем не переставал давать ему аконит, потому что с его помощью А-Сянь дольше сохранял ясность ума. Только от этого, пожалуй, чувствовал себя лишь более одиноким и несчастным.       А потом его сознание помутилось и аконит уже почти не помогал.       Второй Нефрит Лань дошел до того, что регулярно стоя на коленях в храме предков молился о том, чтобы рассудок Сянь-Сяня снова прояснился. Но и это не помогло. А, может, душам далеких предков просьба молодого их потомка казалась недостаточно важной.       Удрученный ситуацией, теряя надежду с каждым днем и к тому же оглушенный новой информацией, Лань Ванцзи всерьез подумал, что смерть для Сянь-Сяня может стать долгожданным избавлением, ведь впереди его едва ли ждет что-то лучшее.       Кто бы мог подумать, что А-Ли, проведя с ним несколько дней поспособствует его выздоровлению настолько существенно?       Сянь-Сянь определенно связно помнит все эти дни, и те, что провел с ней, и после. Он размышляет, делает выводы, оценивает.       Лань Ванцзи успел запамятовать, насколько у того на самом деле цепкий ум и упрямый характер.       Прежде Сянь-Сяня было не вывести на разговор о духе падающей жар-птицы, не рискуя лишить его душевного равновесия. Теперь он уже несколько раз говорил об этом сам. И этот дух… Действительно невероятно сильный.       Лань Ванцзи до минувшего вечера никогда не ощущал подобного его напора. Пожалуй, вполне достаточного, чтобы конкурировать в теле заклинателя с исконным духом. Только доверие и убежденность в их совместимости позволяли Лань Ванцзи сохранять спокойствие и уверенность в том, что ему ничего не угрожает.       Тем более теперь, когда Сянь-Сянь обуздал свою силу и может контролировать ее.       В книге, которую дал Ханьгуан-цзюню его отец, Цинхэн-цзюнь, упоминалось, что дух падающей жар-птицы — самостоятельное явление, а не слепой дух-ресурс.       Лань Ванцзи понимал это как наличие собственной воли, с которой носителю такого духа необходимо совладать. Ему и в голову не приходило, что на самом деле многосотлетний неупокоенный дух хранит черты личности, способные пробудиться в определенных обстоятельствах.       «Вэй Усянь».       После того, как принес клятву не произносить его имени вслух, Второй Нефрит Лань тщательно старался не допускать о нем ни единой мысли и не связывать его с духом падающей жар-птицы, носителем которого оказался его любимый человек-приятель Сянь-Сянь.       Вэй Ин — основатель Темного Пути, не почивший в мире. Разве может он, разъяренный и обезумевший до того, что решился проучить весь заклинательский род ценой собственной бессмертной жизни, содержать в себе хоть толику созидательной энергии, способную поддерживать на пути совершенствования? Слова и доводы Цинхэн-цзюня оказались для его младшего сына недрстаточно убедительными.       К несчастью в веках и молва за Вэй Усянем закрепилась именно злая. Поэтому только Цзэу-цзюнь Лань Сичень, отважный сердцем и душой открытый невозможному, мог разгадать под всем этим нагромождением омерзительных сплетен и жутких кривотолков общее стремление не придать забвению одного из самых сильных, талантливых и неординарных заклинателей прошлого. Ведь только он и мог бы повернуть мир заклинателей обратно к расцвету.